Скарабелло осторожно прикоснулся к своей губе – от плоти остался один нарыв.

Меркурио присел к нему на лежанку в углу хлева. Вокруг кипела работа.

Беловолосый указал на Ланцафама.

– Он с меня глаз не спускает, – заметил он.

Повернувшись, Меркурио наткнулся на мрачный взгляд капитана.

– Полагаю, он не хочет пропустить мою смерть, – улыбнулся Скарабелло.

Рана на его губе кровоточила. От боли альбинос поморщился. Точно такой же нарыв был у него на внутренней поверхности губы, еще один – на предплечье, и четвертый – в паху. Узлы подмышками воспалились, увеличились в размерах и болели. Меркурио видел, что Скарабелло с каждым днем становится все слабее и бледнее.

– А знаешь, что самое неприятное? Боль от ран я еще мог бы вынести, но я заметил, что моя голова может сыграть со мной злую шутку. Иногда я чувствую, что уже не могу ясно мыслить.

Меркурио молча смотрел на больного. Совсем недавно ему хотелось убить Скарабелло. И вот, теперь он сидит у его постели и слушает его, точно друг. Единственный друг.

– Я спросил у доктора, – продолжил Скарабелло. – Он мне объяснил, что многие сходят с ума перед смертью. – Его глаза затуманились. – Да, доктор меня не жалеет. Он подробно описывает течение болезни. Как и смерть, что меня ожидает. Каждую подробность. Он заботится обо мне так же, как и обо всех других, но… – Беловолосый покачал головой. – Но он не может забыть, что я убил его друга. Я восхищаюсь этим врачом. Каждый раз, когда он осматривает меня, ему приходится вновь и вновь одерживать победу в борьбе с самим собой. Я действительно восхищаюсь им. Я бы так не смог.

Меркурио кивнул.

– Но почему ты так поступил? – спросил Скарабелло.

– Как?

– Помог мне.

Меркурио пожал плечами.

– Других дел у меня не было.

Скарабелло тихонько рассмеялся, но тут же закашлялся, прижимая руку к груди.

– Ты и правда сентиментален, мальчик мой.

На это Меркурио ничего не ответил.

– Когда буду умирать, скажу тебе, где храню деньги, – продолжил Скарабелло. – А ты поделишься ими с травником Паоло, договорились?

Меркурио молча смотрел на него.

– Я когда сдохну, власть перейдет к Одноглазому. Но он ее и пару месяцев не удержит. Одноглазый, считай, уже труп. А когда его прирежут, все мои люди переубивают друг друга. – Он протянул Меркурио руку. – Ты понимаешь, почему я не могу попросить об этом никого другого?

Юноша едва заметно кивнул.

– Так значит, мы договорились? – повторил Скарабелло.

– Договорились.

– Остальное возьмешь себе. На эти деньги можешь привести в порядок то жалкое корыто, которое ты купил. В общем, сделай, что наметил.

– Этот корабль мне больше не нужен, – мрачно покачал головой Меркурио.

– Как хочешь. Но деньги все равно заберешь.

– Почему?

– Потому что деньги – соль жизни.

– Нет, я имею в виду, зачем это тебе?

– Понимаешь… – Скарабелло помолчал немного, глядя на парня. – Может быть, я тоже немного сентиментален.

Меркурио кивнул, поднимаясь.

– Я еще кое-что хотел сказать тебе, мальчик мой.

Он остановился, ожидая.

– Если… – Скарабелло помедлил. – Если я вдруг превращусь в идиота, что только слюни годен пускать да лопочет всякую несуразицу… Ты должен положить подушку мне на лицо и надавить посильнее.

Меркурио покосился на Ланцафама.

– Он не столь милосерден, – покачал головой Скарабелло. – Я хочу, чтобы ты дал мне слово.

Меркурио внимательно посмотрел на него. Скарабелло оставался сильным, но в его глазах читалась плохо скрываемая боль.

– Это подождет, – сказал Меркурио.

– Ты стал настоящим мужчиной, – кивнул Скарабелло. – Мне жаль тебя, ведь это значит, что ты страдал и пережил поражение. Но это поражение пойдет тебе на пользу.

– Чушь, – отмахнулся Меркурио.

Скарабелло смерил его взглядом и рассмеялся.

– Ты ошибаешься.

Меркурио повернулся, собираясь уходить.

– Дай мне слово, что…

– Это подождет, – повторил юноша и вышел наружу.

Коровник все больше приобретал сходство с настоящей больницей, работа продвигалась неплохо. Выздоровевшие проститутки и некоторые женщины из Местре помогали на кухне или стирали постельное белье и бинты. Мужчины замешивали штукатурку, укрепляли расшатавшиеся кирпичи, красили стены, мастерили кровати и чинили крышу. Тонио и Берто без устали возили сюда из Венеции лекарства, новых заболевших и тех, кто хотел проведать больных. Меркурио все это раздражало. Вокруг кипела бурная деятельность, а он чувствовал себя вне всего этого. Сейчас он ни к чему не испытывал интереса, не мог строить планы. Не было ничего, ради чего стоило бы шевелиться. Раньше Меркурио надеялся и правда верил, что сможет вырваться из зыбучих песков собственной судьбы, сможет жить как все нормальные люди. Но это оказалось не так. Такие, как он, были прокляты. И чем чаще Меркурио повторял это себе, тем сильнее становились в нем ярость и ненависть и тем слабее боль. Чудовищная боль, от которой можно было умереть.

– Тебя кто-то ищет. – Анна незаметно подошла к нему сзади.

Меркурио повернулся.

– Какая-то девушка…

Он вздрогнул.

– Где? – нетерпеливо воскликнул он. Сердце быстрее забилось в груди. – Где? – Меркурио повысил голос.

– Она ждет тебя на кухне.

На мгновение Меркурио оцепенел, а затем рванулся к дому. Он говорил себе, что это не может быть Джудитта. Не может.

И все же он мчался со всех ног. Какая-то крохотная частичка его души хотела верить, что это Джудитта. Да, это просто-таки обязана оказаться Джудитта.

Запыхавшись, он вбежал на кухню, готовый к величайшей радости. Или величайшему разочарованию.

Девушка стояла к нему спиной. Из окна бил яркий свет, и в его лучах Меркурио смог различить лишь ее темные очертания.

У него замерло сердце.

Девушка была изысканно одета.

Меркурио сделал шаг вперед.

Ее волосы удерживала роскошная заколка, усыпанная жемчугом.

Девушка повернулась.

– Чао, Меркурио.

Юноша отшатнулся, разочарованно вздыхая.

– Чао, Бенедетта…

И вдруг он почувствовал, как горячей волной поднимается в нем ненависть. Ненависть к Джудитте. Потому что это была не она. Потому что она не пришла.

Бенедетта молчала, глядя на него. Она не двигалась.

– Что тебе нужно? – неприветливо осведомился Меркурио.

– Как ты неласков со мною, – улыбнулась девушка.

Меркурио раздраженно пожал плечами.

– Мы с тобой не одного поля ягоды.

– Да, похоже, что так. – Бенедетта все еще улыбалась. – Я могу присесть?

– Что тебе нужно? – повторил Меркурио.

– Мне ничего не нужно. Я пришла сюда предложить тебе мою дружбу.

– Почему?

Бенедетта шагнула вперед, и рука Меркурио едва заметно дернулась, точно юноша хотел остановить ее. Бенедетта сделала вид, что не заметила этого. Она подошла так близко, что Меркурио почувствовал нежный аромат ее кожи.

– Потому что я допустила ошибку.

– Какую?

– Я допустила ошибку, когда поцеловала тебя, – мягко сказала Бенедетта. – Это было неправильно.

– Да…

– Я хотела извиниться перед тобой.

– Ладно…

– Ну так что? Ты меня прощаешь?

– Да…

– Значит, мы можем вновь стать друзьями?

Меркурио отпрянул на шаг.

– Ты не хочешь присесть?

Но Бенедетта вновь подошла к нему.

– Ты помог мне сбежать от Скаваморто. Я этого никогда не забуду. Ты заботился обо мне, а я тебя предала. Теперь я хочу начать все сначала, стать тебе настоящим другом. Мы были отличной парой мошенников. Значит, и друзья из нас получатся хорошие, верно?

– Присядь, – немного повысил голос Меркурио.

Бенедетта смерила его взглядом, не двигаясь еще мгновение, а затем взяла стул и уселась.

– Ты выглядишь усталой. – Меркурио заметил темные круги у нее под глазами.

– Да. Ничего страшного, – улыбнулась Бенедетта. – Скоро это пройдет. – Завтра она прекратит принимать мышьяк, который дала ей колдунья. – Думаешь, я уродина? – Она кокетливо склонила голову к плечу.

– Нет.

– Значит, я не уродлива? – немного по-детски спросила Бенедетта.

– Нет, ты… очень красивая, – прошептал Меркурио. Он чувствовал, насколько его все еще влечет к ней.

– Ты решил за мной приволокнуться, что ли? – рассмеялась Бенедетта.

Меркурио напрягся.

– Я шучу. У тебя никогда не было чувства юмора. – Она немного помолчала. – Я знаю, что твое сердце бьется для другой.

– Ни для кого оно не бьется, – грубо отрезал Меркурио. – Ты ошибаешься.

От волнения у Бенедетты мороз побежал по коже. Значит, эта глупая еврейская девчонка ее послушалась. Но нужно было все узнать наверняка.

– И все-таки ты устроил больницу для отца своей зазнобушки, – равнодушно, словно для нее это не имело никакого значения, произнесла Бенедетта.

– Никакая она мне не зазноба! – рявкнул Меркурио. – Мне на нее наплевать! Видеть ее больше не хочу!

У Бенедетты болезненно сжалось сердце. Злость Меркурио была столь же сильна, как и любовь, которую он все еще испытывал к Джудитте. Он не был холоден или безучастен. Бенедетта смотрела на него: сжал кулаки, стиснул зубы! Как же он прекрасен в своей ярости! Как красит его мука, разъедающая душу!

Бенедетта чувствовала, что Меркурио никогда не будет принадлежать ей. Да, его влекло к ее телу, его очаровывала ее чувственность. Может быть, Бенедетте удастся затащить его в постель. Но он никогда, никогда не будет так страдать из-за нее, как из-за этой проклятой еврейки.

Меркурио отвернулся от Бенедетты и подошел к окну. Он покраснел до ушей.

Девушка похлопала по лавке рядом с собой.

– Присядь.

«Значит, придется довольствоваться тем, что я разлучила их, – подумала Бенедетта. – И радоваться их боли». Большего ей не добиться.

– Расскажешь мне, что случилось?

Меркурио посмотрел на нее.

– Почему бы тебе не рассказать о случившемся своей подруге, которая так тепло к тебе относится? – прошептала Бенедетта.

«Придется довольствоваться малым. Придется привыкнуть к этому», – повторила она про себя.

– Ну же. – Девушка протянула ему руку. – Ты не одинок, помни об этом.

Медленно, точно прирученный дикий зверь, идущий к хозяйке, Меркурио двинулся вперед.

– Присядь. – Бенедетта взяла его за руку.

Юноша повиновался.

– Тебе плохо? – Она сжала его пальцы.

Меркурио понял, что у него нет больше сил держать всю эту боль в себе. Нет сил прятаться за стеной ярости. Ему было страшно. Меркурио казалось, словно бы он заперт в какой-то клетке. Хотелось сбежать, но юноша остался. Он ответил на рукопожатие Бенедетты.

– Да, мне плохо.

– Что ж, теперь я рядом.

И Меркурио почувствовал, как что-то оборвалось в нем. Ему так хотелось не сдерживаться больше, признать, что он не мужчина, а все еще ребенок. Как хорошо было бы, если бы можно было оказаться слабым. Оказаться испуганным. Возможно, тогда он избавился бы от этой боли, камнем лежавшей на его сердце. Меркурио почувствовал, как силы оставляют его, и сдался.

– Спасибо, Бенедетта, – выдохнул он.

Юноша опустил голову ей на колени и разрыдался. Он не мог больше сдерживать слезы, иначе они кровью вышли бы из его тела.

Бенедетта, торжествуя победу, смотрела прямо перед собой, а ее пальцы перебирали волосы Меркурио, распутывали их, точно нитки у марионетки.

– Теперь я рядом, – тихо повторила она, чувствуя, как Меркурио послушно прижимается к ней.