Вот уже несколько дней Шимон ходил вокруг моста Риальто, прочесывая местность с утра и до вечера. Здесь заключались важные сделки, проходили встречи с деловыми партнерами, производился обмен товара, да и торговцы предлагали любые изделия, от маленьких партий для повседневного использования до оптовых закупок – такие товары потом переправляли судами на Восток. Для вора не было места лучше, чем этот торговый район с его замкнутым лабиринтом переулков, площадей и соттопортего. Каждый день здесь покупали и продавали товары, здесь осуществлялись мечты и строились планы. И, конечно же, здесь воровали. Все, что можно было стянуть. Возле Риальто, в этом небольшом райончике, так и кишевшем людьми, величайшее богатство уживалось с жуткой нищетой. Попрошайки и торговцы стояли плечом к плечу в толпе, их тела, затянутые в столь разную одежду, соприкасались, их голоса, их запахи, их тепло – все это смешивалось воедино.

Шимон знал, что в этом бурлящем районе он рано или поздно встретит Меркурио.

В тот день он наблюдал копошение толпы у Джиро, банка, куда приходили все торговцы. Богатые купцы, продававшие специи и восточные ткани, шли в сопровождении верзил, которые должны были защищать своих нанимателей. Но вряд ли при таком скоплении народа это было возможно: толпа, точно повинуясь необъяснимому позыву, вдруг растягивалась или, напротив, сжималась, словно то был единый организм, и даже самый крупный из верзил ничего не мог поделать с этой силой. И вот толпа невольно отрезала купцов от их охранников, и умелый вор, окажись он неподалеку, мог бы воспользоваться таким моментом.

На заходе солнца, когда спал полуденный жар, начала остывать вода в иссушенных палящим зноем каналах, а запахи Венеции и ее людей стали сильнее, Шимон ушел от Джиро и направился к Старым торговым рядам. В последнее время он заметил, что там по вечерам, когда стройка закрывалась и рабочие расходились по домам, собирались отверженные мира сего, нищие и беззаконники.

Они забирались в руины Торговых рядов, на еще не отстроенные и даже не огороженные участки, где до сих пор видны были следы ужасного, разорившего эти места пожара.

Они селились в руинах, строя из обугленных досок, валявшихся на земле, хижины и лачуги.

Они разводили костры и собирались вокруг них стаями, препираясь из-за глотка кислого вина или куска сала, которое можно поджарить над огнем.

Беззубые старики. Молодые парни с остекленевшими глазами. Девушки, предлагавшие всем желающим свое тело. Дети, у которых не было времени для игр. Мужчины и женщины, бесстыдно совокуплявшиеся у всех на виду, точно бездомные псы, и те, кто смотрел на них. Самые юные учились тому, чем и сами когда-то займутся. Самые старые вспоминали о том, чем больше не займутся никогда.

Шимон осторожно шел по руинам. Тут царил кисловатый едкий запах человеческих тел и испражнений, но Баруха это не сбивало со следа. Он внимательно и терпеливо искал свою добычу. Отправляясь в подобные места, Шимон никогда не выпускал из руки длинный нож с обоюдоострым лезвием. Он прятал оружие в рукаве накидки, которую никогда не снимал, невзирая на жару.

Какой-то молодой парень с чумазым лицом и злобой в глазах двинулся в сторону Шимона, сжимая в руке короткую дубинку. Правая сторона лица у него опухла, глаз почти не открывался.

– Отдавай все, что у тебя есть! – Его зловонное дыхание коснулось щеки Баруха.

Шимон выхватил нож из-под накидки и приставил лезвие к горлу незадачливого грабителя. Парень выронил дубинку и отшатнулся.

– Иди ты к черту, старик, – ругнулся он. Приложив ладонь к опухшей щеке, он застонал и отступил в тень.

Шимон заметил какое-то движение справа. Там мелькнуло что-то красное. Повернувшись, он увидел взлохмаченного мальчишку в накидке из хорошей ткани. В Шимоне проснулся инстинкт охотника. Он почти ничего не успел увидеть, накидка промелькнула и исчезла, поэтому он никак не мог объяснить себе, почему вдруг испытал такое беспокойство. Словно, сам того не сознавая, учуял что-то, недоступное сознанию. Шимон пошел за мальчиком в красной накидке, пробиравшимся по узким переходам в опаленных пожаром руинах.

Мальчик остановился под готовой вот-вот обрушиться крышей и оглянулся, поспешно, будто спасавшаяся бегством крыса. Только сейчас Шимон заметил, насколько паренек был худым и тщедушным.

Барух отступил в тень. Мальчик чем-то привлек его внимание, а Шимон привык доверять инстинктам – с тех самый пор, как утратил страх.

Щуплый мальчонка в красной накидке повернулся и посмотрел в сторону Шимона. И тот возблагодарил свое чутье. Нездорово-желтая кожа и грязные лохматые волосы навсегда впечатались в его память. Теперь Шимон понял, за кем погнался. Это был тот самый мальчишка, который еще тогда, в Риме, шел за ним от рынка, где Барух продал канаты. Тогда, в другой жизни. Мальчишка, заговоривший с ним и так привлекший к нему внимание своего юродивого подельника перед церковью Сант-Анджело-ин-Пескерия. Тот самый мальчишка из банды, ограбившей Шимона.

Барух мрачно улыбнулся. Он не знал, как звали этого мелкого крысеныша. Но Шимон его узнал.

Похоже, в Венецию прибыла вся банда.

О таком счастье Барух не мог и мечтать.

Этого тщедушного мальца легко будет изловить. Можно будет его связать. Пытать. Задать ему все интересующие Шимона вопросы. А впрочем, этот мелкий поганец наверняка не умеет ни читать, ни писать. И если Шимон откроется ему, то придется убить мальчишку, чтобы он не предупредил остальных. Нет, так рисковать было нельзя. Нужно отпустить гаденыша, чтобы он привел Шимона к Меркурио.

И только тогда Барух его убьет. Как тот и заслуживает.

Шимон увидел, как мальчишка устроился в углу под навесом, словно собирался здесь заночевать. Значит, придется набраться терпения. Близился час расплаты.

Шимон сел, достал из кармана кусок не кошерной солонины и принялся жевать. Соль приятно пощипывала язык. Мужчину объял невероятный покой. Он сидел и смотрел, как мальчишка что-то крутит в руках. Что это было, разглядеть не удалось. Вскоре паренек уснул.

Когда вокруг сгустилась ночная тьма, Шимон подошел к мальчишке поближе. Его ладонь сама собой опустилась на рукоять ножа. Как приятно было бы медленно-медленно перерезать крысенышу горло, глядя ему в глаза, пока его душа расставалась бы с телом! Но пока что, напомнил себе Шимон, нужно противиться этому соблазну. Мальчишка приведет его к Меркурио.

Барух заметил, что мальчик по-прежнему сжимает в руках предмет, с которым возился перед сном. Подойдя поближе, он наклонился и увидел, что то был игрушечный зверек, у которого поворачивалась шея.

Собственно, этот мальчишка был уже слишком взрослым для таких игрушек. Значит, эта деревянная зверушка была ему дорога. О чем-то напоминала. Или о ком-то.

Мальчишка спал крепко, с открытым ртом, тонкая струйка слюны текла у него изо рта. Мучительно медленно Шимон протянул руку, задержал дыхание и улыбнулся. Его пальцы коснулись игрушки и скрутили зверьку тонкую шею. Послышался тихий хруст. Игрушка сломалась.

Судя по всему, мальчик ничего не заметил.

Шимон забрал голову зверька, а остальное вложил мальчику в руку и вновь спрятался в своем укрытии шагах в десяти от мальчика, в тени от украшенной искусной резьбой и изъеденной пожаром лестницы.

Даже при свете дня мальчик не увидит его там. А вот от внимания Шимона ничего не скроется. Он вертел в руках отломанный кусок игрушки и думал: «Твоя голова принадлежит мне».

На рассвете мальчик открыл глаза. Шимон наблюдал за ним. Сна не было ни в одном глазу, пальцы крепко сжимали игрушечную голову.

Мальчик зевнул, сел и зябко передернул плечами – утро выдалось прохладное. Затем он посмотрел на игрушку и потрясенно разинул рот. Принялся обыскивать свою одежду, потом землю: встал на колени, сунул руку между досок, на которых спал, подхватился на ноги и отряхнул накидку. В конце концов, примирившись с мыслью о том, что ему не найти искомое, паренек присел на корточки и уставился на безголового зверька.

Шимон видел, как болезненная гримаса исказила лицо мальчика, на щеке блеснула слеза. Он плакал. Барух удовлетворенно улыбнулся, все еще сжимая в руке деревянный обломок игрушки. И вдруг зловонный дух этого построенного на болоте города показался ему великолепнейшим благоуханием. Однажды, когда его месть свершится, ему останутся только воспоминания. Поэтому нужно хорошенько все запомнить, во всех подробностях.

Мальчишка вытер слезы, отбросил сломанную игрушку и пошел прочь. Шимон как раз вышел из своего укрытия, когда мальчик повернул обратно. Шимон резко отвернулся, встав к нему спиной, и сделал вид, точно разглядывает что-то, лежащее на земле. Краем глаза он видел, как мальчик поднял игрушку, спрятал ее и удалился.

Барух пошел за ним.

Малец направился к рынку за мостом Риальто, неподалеку от рыбных рядов. Там он украл яблоко и краюху хлеба. Похоже, он был очень голоден – едва отбежав в переулок, мальчик жадно все съел. Выйдя на рынок, он стянул луковицу, но продавец его заметил и погнался за воришкой. Мальчик, петляя, помчался по переулкам, и Шимон испугался, что потеряет его из виду. Но затем Барух увидел мальца на небольшой площади с колодцем – паренек как раз набирал деревянным черпаком воду из ведра.

Шимон поспешно вжался в тень здания. Мальчик оглянулся, посмотрел на безголовую игрушку у себя в руке, оглянулся вновь.

Шимону показалось, что паренек и сам толком не знает, что ему делать. Он даже испугался, что этот крысеныш не выведет его к Меркурио.

Но затем мальчишка вновь двинулся в путь. Барух последовал за ним. Почти все утро мальчик бесцельно бродил по улицам, но в какой-то момент Шимон понял, что они описывают круги у какого-то совершенно определенного места. Но какого? Часов в девять мальчик, утомившись, остановился. Он окинул взглядом Гранд-канал и вдруг решительно двинулся вперед. Шимон заметил, как нарастает в парнишке напряжение. Он замедлил шаг, и Барух испугался, что мальчик может передумать. Но тот все же дошел до своей цели – какого-то четырехэтажного палаццо с потрясающим фасадом – и остановился перед огромной входной дверью. Шимон заметил, что привратник поприветствовал его, а не прогнал прочь, как поступили бы с беспризорником. Значит, привратник мальчишку знал.

Паренек стоял перед входом в особняк, пока привратник не вывел к нему монаха со странными ранами на руках. Шимон удивился, почему монах живет в таком роскошном особняке. Похоже, этот церковник знал мальчишку. Он злобно уставился на парня и принялся ему что-то выговаривать. Когда мальчик покачал головой, монах заговорил еще взволнованней. Но мальчик, похоже, все еще колебался. Шимон решил подойти поближе и выяснить, что происходит. Он предполагал, что мальчик пойдет к Меркурио в какую-нибудь жалкую лачугу или захудалый трактиришко, а может, нищенскую таверну, а теперь оказалось, что у мальчишки какие-то дела с монахом из богатого особняка. Все это казалось бессмысленным.

Приблизившись, он услышал разговор монаха и мальчишки.

– Я приказываю тебе вернуться, болван! – сурово говорил церковник.

Но парнишка лишь качал головой.

– Ты нужен Всевышнему!

– Нет! Я нужен тебе! – заорал в ответ мальчик, но в его голосе не слышалось особой уверенности.

Монах, увидев сломанную игрушку, вырвал ее у мальчишки из рук, бросил на землю и растоптал.

Шимон с интересом наблюдал за происходящим. Страдания мальчишки дарили ему наслаждение.

– Мы уже несколько дней тебя ищем! – возмущенно рявкнул монах.

Замахнувшись, он влепил мальчишке звонкую пощечину.

– Оставь его, монах! – Из окна второго этажа высунулась какая-то женщина.

Шимон не видел ее из своего укрытия.

Мальчишка отпрянул, зажимая щеку ладонью, и печально посмотрел на уничтоженную игрушку.

«Он сейчас уйдет», – подумал Шимон, готовясь к очередной погоне.

– Цольфо! – позвала женщина.

«Значит, мальчишку зовут Цольфо, – подумал Барух. – Наверняка он из сиротского приюта. Только монахи могут быть столь неразборчивы в подборе имен. Цольфо – на здешнем наречии это значит “сера”, как Меркурио значит “ртуть”. Может быть, они из одного приюта?» Шимон улыбнулся. Почему-то эта мысль тронула его.

– Я приказываю тебе зайти внутрь и выполнить свой долг! – крикнул монах.

– Да иди ты в жопу! – в ярости заорал мальчик, но в его голосе слышалась не только злость, но и боль, и страх. Повернувшись, он побежал прочь.

– Цольфо! – крикнула женщина. Она уже была у входа в особняк.

Шимон хотел пуститься в погоню за Цольфо, чтобы не потерять его из виду, но вдруг остановился как вкопанный. От потрясения у него сперло дыхание, легкие болезненно сжались. Девушка выглядела иначе, чем в тот день на площади перед церковью Сант-Анджело-ин-Пескерия. Изящная одежда, на шее – дорогое ожерелье, косы изысканно переплетены и уложены на макушке, но те же медвяно-рыжие волосы, та же алебастрово-белая кожа. Шимон вспомнил, как при первой встрече с нею ему тут же представилась Сусанна, описанная пророком Даниилом, девушка, которую пытались совратить два старца. Уже тогда красавица потрясла его до глубины души. Не изменилось это впечатление и теперь. Шимон посмотрел вслед Цольфо, бежавшему к одному из боковых переулков за палаццо. Если не последовать за ним немедленно, то потом его уже не догнать. Но Барух нашел новое сокровище.

– Цольфо! – повторила девушка.

Шимон заметил, как она повзрослела. Возможно, в этот раз старцы все-таки одолели ее. Или она и сама не отвергла их посягательства, с ухмылкой подумал он.

– Какой же ты болван! – яростно напустилась на монаха красавица. Она явно не испытывала к нему почтения, как Цольфо. И нисколько его не боялась.

– Попридержи язык, женщина, – упрекнул ее доминиканец.

Девушка подошла поближе и уставилась на него. Какое-то время она молчала.

– Придурок! Неужели ты не понимаешь, что Цольфо может навлечь на нас серьезные неприятности, если начнет болтать?

Шимон прислушался еще внимательнее.

Монах поднял пробитую руку.

– Мальчишка вернется, – злорадно прошипел он. – Он слишком безволен, чтобы действовать на свое усмотрение.

– Настолько же безволен, как и ты? – презрительно осведомилась девушка.

Она посмотрела на переулок, в котором скрылся Цольфо, и, качая головой, вернулась в палаццо. Шимон смотрел, как она прошла, покачивая бедрами, и скрылась в полумраке, царившем за входной дверью палаццо. Мужчина вдруг ощутил сильное возбуждение.

«Как чудесно будет пытать тебя, – подумал он. – Мы непременно встретимся вновь».