Когда Джудитта вернулась в квартиру, Исаак уже встал.

– Где ты была? – рассеянно поинтересовался он.

– На крыше…

– Зачем?

Джудитта выглянула в окно и увидела, как Меркурио, переодетый в девушку, направляется к воротам. Она еще чувствовала тепло его тела, ощущала желание, которое казалось ей неутолимым.

– Я хотела посмотреть, рассветает ли там раньше, чем тут.

– Зачем?

Джудитта увидела, как Меркурио остановился на набережной Ормезини и, прежде чем скрыться в толпе, повернулся к ее дому и помахал рукой, хотя оттуда и не мог заметить возлюбленную в окне. Но что-то подсказало ему, что Джудитта смотрит ему вслед. По крайней мере, так девушке подумалось. Потому что она поступила бы так же.

– Когда наступает рассвет, это означает, что мы свободны. Еще на один день. До вечера, конечно, но хотя бы днем мы свободны.

Исаак понурился, поджав губы, и со злостью стукнул кулаком о белую стену комнаты.

– Это настолько угнетает тебя?

Джудитта отошла от окна. Меркурио больше не было видно.

– А тебя нет?

Исаак посмотрел на дочь и со вздохом отвернулся, делая вид, что ему нужно что-то поправить на столе.

– Меня это угнетает вдвойне, – признал он. – Потому что это я притащил тебя сюда.

Только сейчас Джудитта поняла, что отец винит себя в случившемся. Об этом она не думала.

– Я рада, что ты привез меня в Венецию, – заверила отца Джудитта. Она была ошеломлена своей догадкой.

– Потому что тут ты познакомилась с этим мош… – Исаак прикусил губу. – Потому что тут этот мальчишка? – Он посмотрел на дочь.

Джудитта промолчала.

Исаак не спускал с нее глаз.

– Ты считаешь меня плохим отцом? – серьезно спросил он. – Думаешь, твоя мать поступила бы иначе?

Джудитта покачала головой.

– Я никогда не знала мою мать. Как мне ответить на этот вопрос?

Исаак вздохнул.

– Хотел бы я, чтобы она была здесь.

– И для тебя каштаны из огня таскала? – улыбнулась Джудитта.

– Да, и это тоже, – рассеянно пробормотал Исаак. – Я так по ней скучаю. Все эти годы, с тех пор как ее не стало, мне ее очень не хватает.

– С тех пор как она подарила мне жизнь, – печально добавила Джудитта.

Эти слова вернули Исаака в настоящее.

– Прекрати упрекать себя в этом. Ты просто внушила себе вину за случившееся и теперь носишь ее за плечами, точно тяжелый камень. Отбрось эти мысли, они не нужны тебе.

У Джудитты слезы выступили на глазах.

– Мы так цепляемся за свои страхи, а все для того, чтобы нам не пришлось ничего менять, – говорил Исаак. – Ты знаешь, что многие мошенники как раз этим и пользуются? – Он задумчиво улыбнулся. – Вообще-то мне не следовало бы тебе ничего об этом рассказывать из-за этого… ну, ты сама знаешь кого… Но… Дело в том, что когда ты знаешь привычки своей жертвы, ты можешь воспользоваться ими, ведь человек, которого ты хочешь обвести вокруг пальца, сделает все, чтобы ничего не менялось, и сам же себя загонит в ловушку.

– Хорошо, буду знать. – Джудитта улыбнулась.

– Ты не ответила на мой вопрос. Ты считаешь меня плохим отцом?

– Нет, конечно!

– Что мне делать, Джудитта? – Встав, Исаак подошел к ней.

Отвернувшись, девушка отступила к печке.

– Я приготовлю завтрак. Садись.

Доктор сел во главе стола.

– А что случилось с капитаном? – спросила Джудитта, ставя на огонь кастрюлю с супом.

– Ничего. – Исаак смущенно подвигал по столу свою деревянную миску.

Джудитта молча мешала бульон, пока еда не подогрелась. Затем она отрезала ломоть хлеба и намазала его маслом. Налив отцу теплый суп, она швырнула перед ним тарелку с хлебом и маслом.

– Знаешь, что тебе нужно делать? – прошипела она. – Хочешь, я тебе честно скажу?

– Да.

– Ты должен обращаться со мной как со взрослым человеком, – заявила Джудитта. – Я уже не маленькая девочка.

– Но я с тобой и говорю как со взр…

– Что случилось с капитаном Ланцафамом? – перебила его дочь.

– Ну… у нас возникли кое-какие проблемы в Кастелетто…

– Какие проблемы?

Исаак вяло повел рукой.

– Да так, ничего особенного…

Джудитта повернулась к нему спиной.

– Поставишь посуду в мойку, когда доешь, – рявкнула она. – А мне нужно постирать.

– Джудитта…

Девушка решительно направилась к выходу.

– Знаешь что, отец… – Она выскочила за дверь, не оборачиваясь. – Иди ты к черту!

Исаак обмакнул хлеб в бульон и раздраженно принялся есть.

– Проклятье! – время от времени вскрикивал он.

Затем доктор оделся и с мрачной физиономией поплелся к капитану. В отличие от него, Ланцафам пребывал в прекрасном расположении духа.

– Я решил, что и сегодня пить не буду, – заявил капитан, когда они, как и каждое утро, пошли в Кастелетто.

– Прекрасно.

– Но что будет завтра, я не знаю, – рассмеялся Ланцафам.

– Прекрасно.

– У тебя отличный метод, – продолжил капитан. – Знаешь, что мне это напоминает?

– Нет.

– Когда я был маленьким, мой отец постоянно ходил в трактир. И там у них болталась вывеска с надписью: «Бросить пить можно и завтра». – Он рассмеялся от всей души. – Всякий раз, когда отец брал меня с собой, я думал, что с завтрашнего дня отец откажется от вина. Но на вывеске было написано «завтра». Понимаешь, доктор?

– Да.

– Всегда «завтра». И никогда «сегодня», – заявил Ланцафам. – Как с твоим методом.

– Да. Смешно.

– Черт меня раздери, да ты отличный друг, который всегда готов приободрить! – не унимался капитан. – Весельем так и брызжешь!

У Исаака дрогнули уголки рта.

– Ненавижу женщин!

– В содомиты решил податься?

– А в особенности я ненавижу мою дочь!

– Ага. А за что?

– За то, что с ней я постоянно чувствую себя последним идиотом!

– И какие выводы ты из этого делаешь?

– А какие выводы я должен сделать?

– Ну, может быть, что ты и есть последний идиот, – ухмыльнулся Ланцафам, входя в ворота Торре-делле-Джендайя.

Они вместе поднялись на шестой этаж, и там их пути разошлись. Ланцафам пошел к Серравалю, чтобы обсудить время дежурств, а Исаак первым делом зашел к Кардинальше. После того как люди Скарабелло ранили ее, она уже успела набраться сил. Проститутка сидела на стуле и явно была преисполнена жаждой деятельности.

– Неужели так трудно соблюдать постельный режим? – упрекнул ее Исаак, осмотрев раны.

– У меня полно дел. – Глаза Кардинальши бегали.

– Что случилось? – вздохнул Исаак. – Почему ты не можешь провести день в постели?

– Сегодня ночью умерла Златороточка.

Вот уже двадцать седьмой раз болезнь приводила к смерти. В каждой комнате на шестом этаже лежало по восемь-десять больных проституток. Мор ширился со страшной скоростью. По просьбе Исаака всем проституткам, работавшим в Кастелетто и в районе Карампани, сообщили о том, что следует обращать внимание на нарывы на теле клиента, особенно на члене. Но было не так просто предупредить почти одиннадцать тысяч шлюх, да еще и объяснить им, что нужно сделать, чтобы не заразиться. А многие из них ко всему были настолько бедными, что даже невзирая на опасность не могли себе позволить отказать клиенту. И болезнь распространялась.

– Мне очень жаль. – Исаак принес Кардинальше свои соболезнования.

Поразительной была атмосфера взаимовыручки и единства, царившая в Торре-делле-Джендайя. Многие из здоровых проституток помогали заболевшим, тратя свое свободное время: оттирали полы, готовили еду, приносили напитки. А главное, они болтали без умолку, не давая больным пасть духом. Им удавалось поддерживать на шестом этаже хорошее настроение. По крайней мере, до тех пор, пока кто-то не умирал.

– Златороточка была отличной шлюхой, – сказала Кардинальша. – И я не хочу пропустить ее похороны.

Труп заворачивали в белый саван и сдавали чиновникам Светлейшей Республики. По приказу Совета, умерших от мора сжигали. И всякий раз Исаак растроганно следовал за процессией проституток, провожавших товарку в последний путь к месту сожжения. Так они нарушали закон, запрещавший женщинам легкого поведения показываться на улицах Венеции во все дни, кроме субботы. И хотя вначале венецианские власти пытались настоять на своем запрете, проститутки не сдались, и в конце концов чиновники поняли, что их вмешательство не требовалось. Выказав последние почести умершим, девушки возвращались в Кастелетто, не заходя в трактиры и таверны и никоим образом не завлекая клиентов.

Исаак прошел в последние две комнаты, в которых размещались проститутки, уже вставшие на путь к выздоровлению. Когда он вошел, раздались громкие аплодисменты. Доктор с деланой веселостью поклонился. Он не хотел отнимать у них надежду на то, что лечение им поможет. Тем не менее Исаак не знал, по какой причине некоторые больные выздоравливают. Ему лишь удалось установить, что в течение примерно трех недель становится понятно, приведет ли болезнь к летальному исходу или же постепенно отступит. И всякий раз, когда Исаака поздравляли с успешным исцелением, его мучила совесть. Всю свою жизнь Исаак был мошенником, но впервые он устыдился обмана, пусть и совершенного из добрых побуждений. Увидев Доннолу, доктор улыбнулся. Его помощник удовлетворенно кивнул.

Именно благодаря Донноле Исаак стал венецианским врачом.

– Ты какой-то бледный, – сказал своему помощнику Исаак, подходя поближе. – Тебе нужно отдохнуть.

– Нет… Если у тебя есть время, не стоит его терять, всегда говорила моя бабка, – возразил Доннола.

– Как тебе что-то могла сказать твоя бабка, если ты даже матери своей не знаешь? – принялась подтрунивать над ним одна из проституток.

Остальные рассмеялись, но Доннола ничуть не обиделся. Он собрал грязные бинты и сложил их в узел.

– Пойду сожгу их, – громко, чтобы все слышали, сказал он.

Исаак кивнул. Глядя, как Доннола с мешком на плече выходит из комнаты, доктор подумал, что и в этом без обмана не обошлось. Доннола не станет сжигать бинты. У них не было денег, чтобы покупать новые. Бинты относили к одной женщине, которая щелочью выводила пятна, а потом вываривала бинты в большом котле, добавив туда листья самшита и ртуть.

– Республика, – торжественно произнес Исаак. – Ты заболела раньше всех остальных и стала первой, кто вылечился. Посмотри, все ли в порядке в Белой комнате.

Белая комната – так они называли помещение, в котором находились все проститутки, пошедшие на поправку. Сам Исаак пошел к лестничному пролету. На ступеньках Доннола болтал с двумя стражниками.

– Разве не ты только что сказал: «Если у тебя есть время, не стоит его терять»? – осведомился доктор.

– Разве не вы только что сказали: «Тебе нужно отдохнуть»?

– Я пошутил.

– Я тоже. Ладно-ладно, уже иду. – Нарочито медленно Доннола принялся спускаться по лестнице.

Но он не успел дойти даже до следующего пролета. Замерев, коротышка испуганно пролепетал:

– Ска… Скарабелло…

Едва заслышав это имя, капитан Ланцафам в сопровождении двух солдат ссыпался по лестнице. Исаак обеспокоенно последовал за ним.

– Да вы целую делегацию собрали, чтобы поприветствовать меня, как я погляжу, – ухмыльнулся Скарабелло. Похоже, оружие солдат нисколько не смущало его.

– Что тебе нужно? – спросил Ланцафам.

– Я слышал, что вчера здесь произошел один мелкий инцидент, – приветливо улыбаясь, сообщил беловолосый.

Из всех комнат башни посмотреть на это зрелище вышли проститутки и их клиенты. Скарабелло стоял перед ними, точно именитый актер, исполняющий свою лучшую роль в жизни.

– Мои люди слишком буквально восприняли мои приказы, когда я сказал, что хочу вернуть шестой этаж, – все еще улыбаясь, заявил Скарабелло. – Я думаю, пришло время нам поговорить и найти решение, которое устроит обе стороны. В конце концов, мы с вами приличные люди, как полагаете?

– Я полагаю, что тебе стоит убраться отсюда, да поскорее, – прорычал Ланцафам.

– Вам явно не подошла бы карьера дипломата, – ухмыльнулся Скарабелло.

– Мало тебе того, что твои люди погибли? Ты что, еще не понял, что мы – солдаты и не позволим валять с нами дурака! – Капитан схватил Скарабелло за грудки.

Бинты на плече Ланцафама окрасились алым. А беловолосый и глазом не моргнул. Он невозмутимо постучал пальцем по плечу капитана, где вновь закровоточила рана.

– Возможно, вам не следует так волноваться, не правда ли, доктор? – Он посмотрел на Исаака.

– Пошел вон отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели! – Ланцафам перехватил его покрепче.

– Убери руки! – Теперь в голосе Скарабелло не было и тени былого дружелюбия.

И тогда Ланцафам ударил беловолосого кулаком в челюсть.

– Убирайся, гнида!

Скарабелло принял удар, даже не отпрянув. Медленно-медленно он провел языком по разбитой в кровь губе.

Это окончательно вывело Ланцафама из себя. Он изо всех сил набросился на беловолосого, удар сыпался за ударом. Когда Скарабелло упал, капитан принялся пинать его ногами. Ланцафам убил бы его, если бы солдаты не оттащили своего начальника.

Скарабелло встал. Он был весь в крови, черная рубашка порвалась. Приведя в порядок волосы, Скарабелло окинул Ланцафама холодным пронзительным взглядом и повернулся к зрителям в Торре-делле-Джендайя. Шлюхи задержали дыхание, словно смотрели театральное представление.

– Мы могли бы прийти к соглашению! – крикнул Скарабелло, широко разведя руки. Он обернулся вокруг своей оси, а потом медленно подошел к Ланцафаму. – Но тебе захотелось унизить меня, – прошипел беловолосый, и кровь на его губе смешалась со слюной. – Может быть, ты хороший солдат, но генерал бы из тебя вышел никудышный. Ты загнал меня в тупик. А это плохая стратегия. – Он отступил на шаг, осматривая свою публику. – Если такое сойдет тебе с рук, я потеряю лицо, и каждая из этих шлюшек, каждый из мужиков, даже последний сопляк, сегодня впервые в жизни купивший себе нож, подумает, будто может из меня веревки вить. Если я допущу это, мне придется сражаться с ними на тысяче фронтов. – Набрав побольше воздуха в легкие, он рявкнул: – Сегодня началась война!

Ланцафам вновь схватил его за грудки. Но Скарабелло не так-то просто было заткнуть рот.

– Вскоре ты узнаешь, что моя война – вовсе не те игры в бирюльки, к которым ты привык. Для таких людей, как я, война – дело серьезное. Тут правил нет. Все позволено!

Ланцафам оттолкнул его.

– Ты думаешь, ты бывалый вояка, – сказал Скарабелло. – Но вскоре ты поймешь, что ты новичок в этом кровавом деле. – Он демонстративно поклонился и пошел к лестнице.

– И чтобы ты тут больше не показывался, гнида! – рявкнул Ланцафам.

– Ах, в этом ты можешь быть уверен. – Скарабелло даже не оглянулся. Он тихонько рассмеялся, словно все происходящее его забавляло.

– Удвойте охрану, – приказал Серравалю Ланцафам.

Доннола посмотрел на Исаака и, когда доктор кивнул, поднял мешок с бинтами и пошел вниз по лестнице. Исаака охватили недобрые предчувствия. У него холодок побежал по коже. Доктору хотелось остановить Доннолу, но им срочно нужны были новые бинты. Глядя помощнику вслед, Исаак думал о том, как привязался к этому человечку.

Доннола чувствовал, что у него подкашиваются ноги. Вот уже несколько дней он требовал от своего тела большего, чем оно было способно. Но Доннола знал, что это последние дни, в которые он еще сможет помочь доктору. Он так и не заставил себя рассказать Исааку о случившемся. Может быть, потому, что ему было стыдно. Стыд и смущение охватили его, когда однажды утром несколько дней назад он обнаружил на своем теле столь знакомый ему нарыв. Вначале Доннола успокаивал себя тем, что это обычное раздражение кожи, но на следующий день нарыв никуда не делся, только стал больше. К тому времени Доннола уже прекрасно разбирался в таких ранках. В конце концов, он видел их каждый день, чистил, накладывал на них повязки. Это была французская болезнь.

– Ну что, Доннола, не продолжить ли нам разговор?

Он как раз направлялся к лодке на Рива-дель-Вин, когда сзади послышался этот голос.

Доннола почувствовал, как кровь стынет у него в жилах. Ему даже оглядываться не надо было, чтобы понять, кто с ним заговорил. Чья-то рука схватила его за шиворот.

– Ты ведь не против прогуляться с нами, верно? – спросил его Скарабелло.

Одноглазый подхватил Доннолу под руку, второй охранник Скарабелло пристроился с другой стороны, заставляя коротышку идти с ними.

– Но мне нужно… сдать… – пробормотал Доннола, указывая на бинты.

Скарабелло вырвал у него мешок из рук и бросил посреди переулка.

– Вот видишь, все уже сделано.

Стоило им отойти, как к мешку подбежало несколько малышей. Достав бинты, дети принялись бегать с ними по улице, размахивая ими, точно флагами.

– Пожалуйста, Скарабелло… – пролепетал Доннола.

– О чем ты?

– Я ничего плохого ведь не делаю…

– Может, и так, Доннола, может, и так, – сочувственно протянул Скарабелло, погладив коротышку по лысине. – Но мне нужно преподать им урок, ты ведь понимаешь это, верно?

– Пожалуйста…

– Мне очень жаль, Доннола, но ты сам видел, что со мной сотворили. Ты только посмотри на мое лицо. Попробуй понять меня.

По мановению его руки охранники потащили Доннолу за церковь Сан-Джакомо.

Дойдя до Старых торговых рядов, они нашли укромный уголок и там остановились. Скарабелло достал из-за пояса длинный нож.

– Мне очень жаль, – повторил он.

Доннола смотрел на беловолосого с ножом в руках. Всю свою жизнь этот маленький человечек боялся всех и каждого, хотя и успел даже побывать солдатом на войне. Но теперь, глядя смерти в глаза, он не испытывал страха. И Доннола понял почему. Этот нарыв в последние дни помог ему привыкнуть к мысли о смерти. И не только. Не только. «Благодарю тебя, Господи, – подумал Доннола. – Я и не знал, какой чудесный дар ты преподнес мне». Он смотрел на лицо Скарабелло, на разбитую губу, до сих пор кровоточившую после удара капитана Ланцафама, на запекшуюся кровь по краям ранки. Улыбаясь, Доннола сунул руку себе в штаны и впился ногтями в нарыв. Его охватила жгучая боль, но Доннола стерпел.

– Что ты вытворяешь, придурок? – Скарабелло занес нож.

Доннола достал руку. Его пальцы были в крови. Крови, зараженной французской болезнью. Он бросился на Скарабелло в тот миг, когда нож вошел ему в печень. У Доннолы сперло дыхание, но он нашел в себе силы схватиться за Скарабелло, сунуть ему руку в рот и окровавленными ногтями сорвать корку по краям ранки.

– Ты… проиграл… – прошептал Доннола, оседая на землю.

– О чем ты говоришь, жалкий осел? – презрительно спросил Скарабелло.

– Тут правил нет… Ты сам сказал…

Доннола чувствовал, как смерть в темном облачении уже стоит за его спиной. И в то же время он понимал, что умрет как герой, хотя никто этого и не узнает. Его глаза закрылись, а на губах застыла умиротворенная улыбка.

Скарабелло смотрел, как он умирает. Беловолосый дотронулся до разбитой губы, и его охватило недоброе предчувствие.

– Отнесите труп к Торре-делле-Джендайя и оставьте там на лестнице.

– Сегодня же ночью будет сделано! – отозвался Одноглазый.

– Не ночью! Сейчас! – рявкнул Скарабелло.

– Но как нам нести тело по городу средь бела дня?

– Отрежьте ему голову.

На лице Скарабелло постепенно проступали синяки.

– Ты сможешь хотя бы, как ты сказал, «средь бела дня» отнести в башню голову в мешке, жалкий ты трус?