Глава 62
Войдя в тронный зал в особняке Контарини, Бенедетта почувствовала, что все взгляды благородных дам и куртизанок устремились к ней, недоброжелательные, высокомерные взгляды.
Она шла под руку с патрицием, пытаясь расправить плечи и не сбиться с шага из-за хромоты своего спутника. Бенедетта знала, что каждая из присутствующих в комнате женщин втайне насмехается над нею и презирает за то, что она стала любовницей этого калеки – калеки не только телом, но и душой.
Бенедетта старалась ни с кем не встречаться глазами. Ее украшения были столь же дорогими, как и у других женщин, прическа столь же модной, и накрасили девушку с той же изысканностью, как и всех остальных. Короче говоря, она выглядела в точности как и все остальные женщины в зале. Но что-то все же выделяло ее.
Бенедетта была намного красивее большинства из них. Это читалось во взглядах всех мужчин.
И у нее было потрясающее платье. Такого ни у кого больше не было. Платье, на которое с любопытством поглядывали все дамы в зале.
И Бенедетта надеялась, что этот наряд станет источником их зависти.
Возможно, именно из-за этого платья дамы с ней и заговорят.
Наряд был удивительно необычным. Из-под рукавов с буфами, расширявшихся к предплечью, выглядывали два рукава поуже, сшитые из столь нежного прозрачного шелка, что под ним чарующе поблескивала кожа. Лиф был не таким жестким, как у других дам, он мягко облегал грудь и подчеркивал женские формы тем, что переход к талии был не ровным, а складчатым, и поэтому грудь казалась выше. Когда Бенедетта впервые увидела этот хоть и простой, но оригинальный крой, ей сразу же подумалось, что любому мужчине захочется провести ладонью по столь открыто выставленным напоказ прелестным округлостям. Сзади и спереди платья на уровне бедер в ткань юбки были вшиты по две негнущиеся палочки, подчеркивающие талию. Такое построение каркаса юбки и стройнило, и делало Бенедетту грациознее. Сама же юбка лишь отдаленно напоминала традиционный крой колокольчиком, при котором наряд полностью скрывал нижнюю часть тела; она состояла из множества слоев тонкой ткани, а потому хоть и принимала форму, соответствующую требованиям моды, но при этом облегала ножки, и их очертания проступали под нарядом при каждом движении.
Рядом с Бенедеттой шел патриций Контарини, весь в белом с позолотой. В центре огромного зала, залитого светом бесчисленных свеч и лампад, пара остановилась. Патриций неуклюже поклонился гостям, и все разразились аплодисментами. Повернувшись к музыкантам, Контарини кивнул, оглашая начало бала. Пританцовывая, он подвел Бенедетту к стоявшему в некотором отдалении от всех остальных креслу и усадил там, сам же подошел к обтянутому синим шелком помосту, на котором красовалось кресло, скорее напоминавшее трон. Там-то он и уселся. Один.
Бенедетта услышала вздох облегчения, пронесшийся над залом. Присутствующие благородные дамы оценили жест Контарини – патриций представил им свою любовницу, но не поставил ее на один уровень с дворянками.
Некоторые гости встали в круг в центре зала и начали танцевать. Остальные встали у стен, хлопая в ладони и наслаждаясь зрелищем. Многие проходили мимо Бенедетты, но никто ей и слова не сказал, а некоторые даже не удостоили ее и взгляда.
Девушка сидела в кресле, расправив плечи и вздернув подбородок. Она смотрела прямо перед собой.
С изумлением Бенедетта выяснила, что от дворян, невзирая на все их роскошные духи, омерзительно воняло. От них несло потом, немытыми волосами, гнилыми зубами.
Через какое-то время Бенедетта отважилась присмотреться к гостям повнимательнее и улыбнулась, подумав, что единственная разница между залом для приемов и хлевом состоит в том, что здешние козы обливают себя духами. Эта мысль лишила Бенедетту страха, и теперь она нисколько не смущалась.
Повернувшись к патрицию, девушка демонстративно послала ему воздушный поцелуй, а затем расправила складки платья и стала ждать.
Справа от Бенедетты вокруг одной из женщин собралась небольшая толпа. Женщина эта оказалась очень яркой, она выделялась на фоне остальных гостей. Она красила волосы в синий цвет, а платье было с таким глубоким вырезом, что видны были темные жемчужины сосков. Вокруг красавицы сгрудились только мужчины, но ее это не удивляло. Она читала из тонкой книжицы стихи, принадлежавшие ее перу. Стоило ей умолкнуть, и кавалеры захлопали в ладони, но аплодисменты вышли довольно тихими – их глушили перчатки.
Красотка спрятала книгу в сумочку на левом запястье и повернулась к Бенедетте. Ничуть не смущаясь, она внимательно осмотрела необычное платье.
Когда женщина встала и направилась в сторону Бенедетты, та заметила, что красавица намного выше окружавших ее мужчин. Одного ее взгляда было достаточно, чтобы молодой дворянин, сидевший неподалеку от Бенедетты, вскочил и уступил ей место. Красавица присела, не поблагодарив его. Бенедетта увидела, что на красавице туфли с невероятно высокими каблуками, чуть ли не котурны, и тогда она поняла, что перед ней не аристократка, а куртизанка: такие туфли надевали, чтобы пройти по грязным улицам и не запачкать подол.
Куртизанка с улыбкой повернулась к Бенедетте.
– Другие тоже подойдут к вам, дорогая. – Голосок у нее был нежный, точно шелк.
В ответ Бенедетта только улыбнулась.
– Им, как и мне, не терпится узнать все об этом платье.
– Это всего лишь платье, – пожала плечиком Бенедетта.
– У вас прекрасно выходит, дорогая, – рассмеялась куртизанка.
– О чем вы?
– Притворяться, будто все в порядке.
Бенедетта промолчала, но она прекрасно понимала, о чем говорит ее собеседница.
Куртизанка подалась вперед.
– Право же, оставьте благопристойность для глупых куриц, – шепнула она Бенедетте на ушко. – Я такая же шлюха, как и вы.
Бенедетта улыбнулась.
– Что бы вам хотелось узнать?
– Это платье той евреечки, о которой сейчас говорит вся Венеция?
– Именно так.
– Я так и думала. – Красавица протянула руку. – Вы позволите? – Она пощупала ткань. – Шелк лучшего качества.
– Да.
– Какой нежный! Он столь же нежен между ног?
Бенедетта прыснула.
– Но, могу поспорить, не настолько, как чресла иного юноши. – Куртизанка заговорщицки опустила ладонь на руку Бенедетте.
Мимо них одна за другой проходили женщины, и Бенедетте показалось, что они придерживаются строгого иерархического порядка. Вначале к ней подошла куртизанка, затем – камеристки, потом жены купцов и молодые дворянки. Под конец к Бенедетте приблизилась пожилая женщина с суровым непроницаемым лицом и узким носом. На ее длинных узловатых пальцах сверкали дорогие кольца, на запястьях красовались роскошные браслеты.
Куртизанка наблюдала за всем происходящим. Ее глаза широко распахнулись от удивления, и Бенедетта поняла, что синеволосая красотка потрясена участием в этом действе пожилой аристократки.
Когда даме оставалось пройти еще два шага до кресла Бенедетты, девушка встала и поклонилась.
Дворянке, похоже, это понравилось, и на мгновение ее неприязненно-брезгливое лицо смягчилось. Но только на мгновение.
– Как можно купить платье у еврейки? – осведомилась она.
Бенедетта медлила с ответом, чувствуя, что ее голос может дрогнуть. А ведь она должна казаться совершенно спокойной, даже дерзкой, чтобы ее план сработал. Но Бенедетта была мошенницей и знала, что лучшая защита – это нападение.
– Как и везде, – ответила она, превозмогая смущение перед этой столь могущественной и богатой женщиной из благородной семьи. – Нужно достать деньги из кошелька и заплатить.
Дворянка оцепенела, возмущенная таким ответом. Ее камеристка захихикала, но тут же зажала себе рот вышитым шелковым платком, чтобы сдержать смех.
– Вы весьма остроумны, – отметила дворянка.
– Вы весьма великодушны, ваша милость.
– Хорошо. А теперь ответьте на мой вопрос как полагается. – В ее голосе слышался лед.
Бенедетта почувствовала, что ей и правда становится холодно. За этой женщиной стояла вся власть ее предков, столетнее славное прошлое и огромное состояние. Бенедетта знала, что в глазах этой дворянки она ничто. Не будь на Бенедетте потрясающего платья, аристократка ее бы и взглядом не удостоила. Поэтому нужно было продолжать игру, сколь бы Бенедетте ни хотелось сбежать.
– Вам нравится? – почтительно переспросила Бенедетта.
– Вас не учили, что нельзя отвечать вопросом на вопрос?
– Как сделали только что вы? – Эти слова сами сорвались с ее уст. Бенедетта чувствовала себя окрыленной. Да, она справится. Справится с этой дворянкой.
– Иногда от остроумного до невежливого замечания – один шаг, – недовольно заметила аристократка.
Вокруг них толпились любопытствующие, в том числе и синевласая красотка, поддержавшая Бенедетту улыбкой.
– Прошу прощения, ваша милость, – Бенедетта слегка поклонилась, – но ответ содержался в моем вопросе. Я спросила у вас, нравится ли вам платье, и если бы вы ответили мне «да», как я предполагала, то я сказала бы вам, что купила это платье у еврейки именно потому, что оно мне понравилось. Несмотря на происхождение этой девицы я вынуждена признать, что она весьма талантлива. Мне нет дела до нее, зато есть дело до самой себя. И это платье, простите мою нескромность, мне очень идет, вы не находите?
Дворянка смерила Бенедетту долгим взглядом.
– Иногда я думаю, что есть кое-какие преимущества в том, чтобы не получить должного воспитания. Такие люди, как вы, могут не соблюдать целый ряд правил, от которых мы не можем отказаться. Наверное, в какой-то степени это можно рассматривать как выгоду от неотесанности. – Она посмотрела на дам своего сословия.
Аристократки заулыбались, радуясь тому, что эта пожилая женщина поставила Бенедетту на место.
– Итак, милое дитя. Это платье и правда вам к лицу. – Теперь, когда иерархия была восстановлена, дворянка вела себя намного приветливее. – И все же мне представляется, что в этом заслуга не только сшившей его еврейской девушки. Надо отдать правде должное, все дело в вашей… красоте.
Аристократка повернулась к своим спутницам и о чем-то заговорила с ними. Тем временем куртизанка вновь склонилась к уху Бенедетты.
– Я потрясена, дорогая. Со мной она так еще не разговаривала. И, пожалуй, вообще ни с кем из здесь присутствующих.
«Я справилась», – подумала Бенедетта. У нее как гора с плеч свалилась. «Рыба проглотила наживку», – сказала себе Бенедетта, когда дворянка вновь повернулась к ней.
– Поди прочь, каланча. – Аристократка отодвинула куртизанку в сторону. – Я не могу себе позволить пойти в жалкую лавчонку в еврейском квартале. Но я тут поговорила с моими подругами, – она указала на женщин, увешанных роскошными украшениями, – и мы подумали, может быть, эта еврейская девушка могла бы, не поднимая особой шумихи, прийти к кому-то из нас и продемонстрировать нам свои наряды?
Бенедетта кивнула. В ней бурлила радость.
– Как вы полагаете? – Аристократка заглянула ей в глаза.
– Ваша милость, не хотелось бы, чтобы вы вновь упрекнули меня в ответе вопросом на вопрос, но не могу не спросить, насколько для вас важно, что я думаю по этому поводу?
– Я полагала, вы просто одна из очередных потаскушек патриция, а оказалось, что вы умная девушка. И при этом знаете, чего хотите, – улыбнулась женщина.
Бенедетта глубоко поклонилась.
– Да, это платье на самом деле чудесно. Особенно в движении.
Девушка улыбнулась.
– Возможно, вы могли бы послать в лавку этой еврейки одного из ваших слуг… то есть, слуг патриция? – спросила дама. – Я предпочла бы, чтобы даже мои слуги не имели никаких дел с такими людьми.
– Конечно, ваша милость.
– Пускай приходит в следующий понедельник в палаццо Вендрамин.
– Как прикажете.
– Этим вы окажете мне услугу.
– Это мне в радость.
Аристократка уже повернулась, собираясь уходить, и вдруг остановилась.
– Но вы ведь понимаете, что я не могу пригласить вас туда, верно?
Бенедетта почувствовала, как нарастает в ней злость, но сдержалась.
– Конечно, ваша милость.
Аристократка еще раз внимательно осмотрела платье.
– Потрясающе.
– Да, так и есть. Эта еврейка околдовала меня своими платьями.
– Околдовала? Какое странное слово, – рассмеялась дворянка.
– Вы полагаете? Но так и есть. Сейчас у меня три ее платья, и я не хочу носить другие. – Девушка будто бы невзначай потеребила подол платья, так что стала видна подкладка. Невзирая на то что Бенедетта тщательно спланировала это, она приложила все усилия, чтобы ее жест показался случайным. – Поглядите. – Она показала дворянке красное пятнышко на шве. – Это ее знак. Кровь влюбленных. – Бенедетта засмеялась. – Конечно же, я в такое не верю, но…
Дворянка промолчала, но Бенедетта успела заметить, как она покосилась на мужчину ее возраста, пристававшего к молоденькой камеристке. И тогда Бенедетта поняла, почему эта женщина стала такой суровой. На самом деле она была обманута, унижена и одинока. Ее душа озябла, и ей нужно было платье с капелькой крови влюбленных, чтобы согреться. Чтобы обрести надежду.
– Такой наряд вам будет к лицу, – шепнула ей Бенедетта.
На мгновение маска невозмутимости спала, и в этот миг дворянка не показалась Бенедетте такой уж старой. Да, у нее были славные предки, а ее украшения стоили целое состояние, но она чувствовала себя, как и любая нормальная женщина. Она была высокомерна и считала себя лучше других, но ее нельзя было назвать сильнее, чем девочку, выросшую в лачуге гробокопа.
Но мгновение пролетело, и дворянка вновь приняла личину светской женщины, которая превыше всех людских страданий.
Праздник был в самом разгаре, когда патриций подошел к Бенедетте и пригласил ее на танец. Встав, она прошла за кавалером в центр зала. Все замолчали, глядя на странную пару.
И тогда Бенедетта зажала ладонью вырез и охнула. Лицо ее сделалось пунцовым, и девушка потеряла сознание. На помощь ей бросился лекарь. Бенедетта тряслась всем телом и что-то бормотала.
– Моя душа… Она ворует… мою душу… Я задыхаюсь… Платье… Снимите с меня платье… Задыхаюсь… Платье… Платье…
Ее отнесли в спальню, где две служанки раздели ее и уложили в постель.
Когда к ней чуть позже заглянул врач, чтобы проверить состояние больной, Бенедетте было уже лучше.
– С меня сняли это платье, и теперь я уже пришла в себя, доктор, – заявила она.
– Вероятно, лиф был слишком узким, – предположил врач.
– Может быть… Но знаете, что странно… Мне показалось, словно бы…
– Словно бы что?
– Словно бы платье… Ах, нет, право же, все это глупости… Наверняка это все мне лишь померещилось. – Она рассмеялась. – Только представьте себе, мне почудилось, будто бы платье высасывает из меня душу.
Врач улыбнулся в ответ, но служанки, как раз развешивавшие платье на стуле, отдернули руки и испуганно вышли из комнаты.
На следующее утро Бенедетта как раз проходила мимо особняка семьи Вендрамин, когда оттуда вышла пожилая аристократка со своими подругами. Вежливо поздоровавшись с дворянками, Бенедетта спросила, как прошел показ платьев.
– У этой девочки талант, вы совершенно правы, – горячо заверила ее аристократка. – Мы уже заказали ей несколько нарядов. Вы знали, что ее магазинчик называется «Психея»?
– Нет, – солгала Бенедетта. – «Душа»… Какое странное название.
– Психея и Амур. – Дворянка рассмеялась. – И кровь влюбленных. Какие глупости.
– Да, чушь, – повторила девушка.
– Дитя мое, послушайте мой совет. – Аристократка заметила, что на Бенедетте то же платье, что и на балу. – Не позволяйте людям видеть вас в одном и том же наряде два раза.
– Вы правы, ваша милость. – Бенедетта покачала головой. – Но я ничего не могу с собой поделать. Это платье меня так радует… Я ведь вам уже говорила, эта еврейка меня точно околдовала.
– Вы во второй раз повторяете это слово, дитя. Оно… компрометирует. К тому же в вашем доме… в доме патриция живет Святой. Будьте осторожны, ведь такие слова могут привести вас на костер. – Женщина рассмеялась.
– Я больше не буду так говорить, обещаю. – Улыбнувшись, Бенедетта раскланялась с дворянками и пошла прочь.
Но не успела она сделать и пару шагов, как упала на землю, завопила и принялась сучить ногами, точно одержимая.
Вначале благородная дама и ее подруги хотели удалиться, но пожилая дворянка решила немного задержаться. Она с любопытством смотрела на Бенедетту.
Девушка била себя руками по груди, лицо побагровело, глаза широко распахнулись, она несла какой-то бред:
– Нет! Тебе не заполучить меня! Помогите! Я горю! Разденьте меня! Снимите с меня это платье! Я горю! Я в огне! Прошу, не надо! Нет!
Вокруг сразу же собралась толпа зевак. Люди смотрели на представление, ничего не предпринимая. Бенедетта же тем временем порвала платье на груди, обнажив соски.
– О боже! – воскликнула аристократка.
– Помогите! – Тело Бенедетты сотрясали судороги, но девушка упорно стаскивала с себя наряд. Она задрала юбку, выставив на всеобщее обозрение ноги и пах. – Я горю! Горю!
Дворянка, не выдержав, все-таки позвала слуг и привратника палаццо, чтобы те помогли девушке. К этому моменту Бенедетта поднялась на ноги и с силой сорвала с себя остатки платья. Теперь она стояла на улице голой.
– Вы только посмотрите! Она же вся изранена! Это ожоги!
И все увидели, что спина Бенедетты покрыта фиолетовыми водянистыми язвочками.
– Внесите ее в дом, – приказала слугам дворянка.
Бенедетта повернулась к ней, ее взгляд был исполнен боли.
– Нет, теперь все хорошо… Все хорошо… – И с этими словами она потеряла сознание. Из уголка ее рта полилась струйка крови.
В толпе зашушукались. Дворянка прикрыла глаза ладонью.
Из дворца прибежали слуги, они подняли Бенедетту и внесли внутрь, а порванное платье так и осталось валяться в грязи. Какая-то женщина в одежде крестьянки нагнулась и что-то вытащила из складок платья. Это было воронье перо, на котором болталась гнутая иголка. Острие иголки было перепачкано кровью.
– Это проклятье! – воскликнула крестьянка. – На девочку навели порчу! Бедняжка!
И вновь над толпой пронесся гомон. Какая-то старушка поспешно пошла прочь, мелко крестясь.
– Какая чушь! – с укоризной обратилась к толпе дворянка. – Все это лишь суеверия!
Но ее взгляд вновь обратился к лежавшему на земле платью. Так и не прикоснувшись к нему, аристократка направилась в свой палаццо.
Из узкого бокового канала неподалеку выплыла плоскодонка, собиравшая отходы. На корме стояла огромная бочка для экскрементов, на носу – вторая для мусора. Жители домов выставляли ведра со зловонными отбросами на пороге дома, но если лодка не поспевала вовремя, они выбрасывали содержимое ведер в воды канала, и все это медленно гнило там, загрязняя воздух и воду. Над отбросами кружили чайки, и их крики, чем-то похожие на высокомерный смех, эхом отражались от стен жавшихся к каналу домов.
– Ведовство… – донесся сюда испуганный говор толпы на площади.