Его узнали, в этом не было никаких сомнений. Но почему-то старик не заявил на него страже. Пока что не заявил. Шимон сделал вид, что ничего не заметил, и пошел дальше, но краем глаза он наблюдал за слугой, чью жизнь он сохранил той ночью. Ночью, когда он убил ростовщика Карнакину, вознамерившегося отобрать у Эстер дом. Возможно, слуга испугался и потому не обратился к страже. Но, может быть, он хотел шантажировать Шимона. Следя за стариком, он увидел, что слуга подошел к двум мрачного вида мордоворотам, покрытым татуировками. Барух наблюдал за происходящим из-за угла дома и увидел, как старик приказал громилам проследить за убийцей его хозяина. Быть может, размышлял Шимон, этот слуга еще более жаден, чем Карнакина.

Нужно было все толком проверить.

Барух вышел из своего укрытия, и мордовороты в татуировках пошли за ним, думая, что он их не заметил.

С той ночи, когда он убил Карнакину, Шимон не мог спокойно спать. Ему не снилась кровь, не снились свершенные им злодеяния, но в кошмарах его преследовал потрепанный розовый куст. И всякий раз, увидев срубленные под корень стебли и мятые лепестки, Шимон просыпался в холодном поту. Эти сновидения стали для него чем-то вроде предупреждения о том, что вскоре случится несчастье. И напоминанием о том, что от судьбы не уйдешь.

На самом деле случай с Карнакиной потряс Шимона до глубины души. Не само убийство как таковое, не моральный аспект произошедшего. Дело было в том, что давала о себе знать его новая сущность, его безжалостная, кровожадная самость. И тут в игру неожиданно вступил кое-кто еще. Эстер. Из-за нее все перепуталось. И Шимон вдруг начал действовать по любви. Страсть управляла им. То, что раньше он совершал из чистой жестокости, влекомый жаждой мести, теперь приобрело видимость справедливого возмездия. И этот новый поворот вывел Шимона из равновесия. Барух, считавший себя совершенно бесчувственным человеком, вдруг оказался способен на сочувствие и такую нежность. И он не понимал, как такое возможно.

«Кто ты на самом деле?» – каждое утро спрашивал себя Шимон, едва проснувшись. Еврей, без малейших сожалений бросивший свою жену? Убийца, запятнавший руки кровью, но кровь эта так и не растопила его ледяное спокойствие?

«Кто ты на самом деле?» – вновь и вновь спрашивал себя Шимон.

И каждое утро ответ виделся ему в улыбке Эстер. С радостью он думал о предстоящей встрече вечером, встрече, исполненной покоя. О том, как они поужинают вместе. Как он будет любоваться ее красотой. Как страстно сольются их тела.

«Кто ты на самом деле?»

И вот, встретив на улице слугу Карнакины, Барух вновь задался этим вопросом. Слуга увидел его. И узнал. У Шимона остановилось сердце. Оно пропустило два-три удара, прежде чем забиться вновь.

А теперь за ним по улице плелись эти мордовороты. Что они задумали? Убить его? Шантажировать? Сейчас Шимон мог думать только об этом. Но постепенно он успокоился. На мгновение в его душе приоткрылась дверца в бездну сильных чувств, но теперь Шимон вновь обрел покой. Он провел своих преследователей по городу и неподалеку от таверны решил перейти к делу. Свернув за угол, Барух спрятался, а когда громилы дошли до поворота, преградил им путь, бесстрашно глядя им в глаза. На мгновение мордовороты опешили, и Шимон понял, что они не собирались его убивать.

– Один наш друг хотел тебя кое о чем расспросить, – наконец заявил один из громил. – Но не здесь, у всех на виду.

Шимон кивнул. Похоже, этот слуга еще ненасытнее своего хозяина.

– Сегодня вечером. После заката, – заявил мордоворот. – Мы за тобой зайдем. Где ты живешь?

Шимон зашел за угол и указал на таверну «У Тодески».

Оба громилы молча смотрели на него, пытаясь запугать. Но Шимон и бровью не повел.

– После заката, – повторил второй, и оба ушли.

Шимон же отправился в лавку оружейника и купил там кинжал с длинным, слегка изогнутым лезвием. Придя в таверну, он закрылся в комнате, взял точильный камень, воду и масло и целый день острил клинок. Этим вечером он не пошел к Эстер.

Незадолго до заката в дверь комнаты постучали. Шимон сунул кинжал под куртку и открыл.

Перед ним, приветливо улыбаясь, стояла Эстер.

– Я зашла, чтобы узнать, не случилось ли с тобой что-нибудь. – В ее голосе не было и тени упрека. – С тобой все в порядке?

Шимон знал, что Эстер всегда старалась задавать вопросы так, чтобы на них можно было ответить только «да» или «нет». Так Барух не чувствовал себя беспомощным. Но этим вечером он не мог обойтись простыми «да» и «нет». Поспешно подойдя к столу, он взял лист бумаги и обмакнул в чернила гусиное перо. Затем Шимон что-то написал и передал Эстер лист.

«УХОДИ».

Улыбка Эстер погасла, в ее взгляде читалось удивление. А еще боль и обида.

Увидев это, Барух настойчиво постучал пальцем по бумаге. «УХОДИ».

Отпустив бумагу, Эстер отпрянула. Она едва заметно качнула головой, словно собираясь возразить ему.

И тогда Шимон изо всех сил захлопнул дверь у нее перед носом. Он сжал кулаки и зажмурился, пытаясь совладать со своей болью. Приложил лоб к двери и замер, как вкопанный. Вскоре он услышал, как Эстер идет по коридору таверны. Ее ноги медленно-медленно шаркали по деревянному полу. Шимон вновь принялся острить клинок. Затем он привязал кинжал к запястью и спрятал в длинном рукаве рубашки.

Трактирщик сообщил ему, что снаружи ожидают двое мужчин. Шимон вышел на улицу и пошел за мордоворотами к складу в порту. Прежде чем войти в помещение, громилы прижали Баруха к стене и обыскали его, пытаясь найти оружие. Но они ощупали только пояс и грудь. Затем они открыли дверь и втолкнули Шимона в темную сырую комнату.

Слуга сидел на ящике у противоположной стены. На другом ящике стояла сальная свеча.

– Подойди поближе, – медовым голосом произнес старик.

Шимону показалось, что он пытается подражать своему ныне покойному хозяину. Несомненно, слуга ненавидел Карнакину за все унижения. Но теперь, освободившись, старик только и мог, что следовать примеру бывшего господина.

Шимон медленно приблизился. Один из татуированных громил нетерпеливо подтолкнул его вперед. Барух не сопротивлялся. Перед его внутренним взором вновь предстал срубленный розовый куст из сада Карнакины. Возможно, этот образ действительно обладал важным значением: Шимон так и не научился любить жизнь.

Он остановился посередине, думая об Эстер. Ее любовь и душевное тепло подарили ему новую надежду. И все же Барух ее потеряет. Если еще не потерял ее той ночью, оставив в живых этого старика, который теперь сидел у стены напротив. Шимон намеренно сохранил ему жизнь. Чтобы обрести повод покинуть Римини. Чтобы предаться новой жизни, уготованной ему судьбой.

– Кто ты? – спросил слуга.

Шимон улыбнулся. Этот вопрос он задавал себе каждое утро.

– Ты украл довольно много. Я хочу получить половину от всего этого, иначе я сдам тебя страже, – с вызовом заявил слуга.

Шимон подался вперед, сорвал кинжал с запястья и повернулся. Он выбросил руку вперед, держа лезвие на такой высоте, чтобы оно достало до горла одного из громил. Еще не доведя движение до конца, он почувствовал, как клинок вошел в плоть. Послышался стон, мордоворот упал.

Старик испуганно вскочил с ящика и попытался броситься наутек.

Шимон хотел помчаться за ним, но второй мордоворот подставил ему подножку. Барух упал, и противник обрушился на него, сжимая в руках короткий обоюдоострый кинжал.

Шимон успел подтянуть ноги к груди и ударить изо всех сил. Он попал мордовороту в пах. Отлетая назад, противник еще успел нанести удар, и клинок пронзил ногу Шимона. Барух разинул рот в немом крике. Выдернув кинжал из икры, он попытался подняться.

Тем временем на крики старика на склад сбежались люди. Шимон увидел, как на него бросился какой-то долговязый мужик с короткой увесистой дубинкой. Удар проломил Баруху пару ребер, но ему удалось откатиться в сторону и встать. Тяжело дыша, он повернулся к двери. Какой-то другой мужик попал ему дубинкой по лицу. Шимон почувствовал, как лопнула кожа на брови и кровь хлынула в глаз. Его кулак сам собой дернулся вперед и проломил противнику трахею. В агонии ухватившись за горло, несчастный упал на пол.

Ценой почти нечеловеческих усилий Шимону удалось перепрыгнуть через безжизненное тело, добраться до двери, выскочить наружу и спрятаться в портовом переулке. Словно раненый зверь, он забился в угол, пытаясь совладать с болью. Когда голоса затихли, Барух выполз из своего укрытия и побрел в единственное место, где ему сейчас хотелось очутиться.

Он постучал в дверь Эстер. Ждать пришлось недолго. Увидев Шимона, залитого кровью с головы до ног, женщина зажала рот ладонью, сдерживая крик. Поспешно пропустив Баруха внутрь, она принялась обрабатывать его раны. За все это время она не произнесла ни единого слова, точно и сама была немой.

И вдруг Шимон приказал ей остановиться. С трудом подойдя к столу, он взял бумагу и чернила и принялся поспешно писать:

«МОЕ НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ – ШИМОН БАРУХ. Я ИЗ РИМА. Я БЫЛ КУПЦОМ…»

Шимон писал очень быстро, склонив голову над бумагой. Кровь из рассеченной брови капала на листы, которые он передавал Эстер. А женщина читала всю его историю.

«ЗАТЕМ Я ПОШЕЛ В КАТАКОМБЫ И НАШЕЛ ТАМ ЧЕЛОВЕКА ПО ИМЕНИ СКАВАМОРТО. ОН КАК РАЗ УНОСИЛ ВЕЩИ ЭТОГО МАЛЬЧИШКИ…»

Шимон тяжело дышал. Боль в груди была почти невыносимой – мужик с дубинкой сломал ему ребра.

«…ПЕРЕД СМЕРТЬЮ ОН СКАЗАЛ МНЕ, ЧТО ЭТОГО ВОРА ЗОВУТ МЕРКУРИО…»

Эстер читала так же быстро, как Шимон писал. И, дочитав до конца, она выпустила из руки лист, встала и подошла к Шимону, читая из-за плеча, что он пишет.

«…И КОГДА НА ПОВОЗКУ С ЗАКЛЮЧЕННЫМИ НАПАЛИ РАЗБОЙНИКИ, Я ПОДУМАЛ, ЧТО СЕЙЧАС УМРУ. НО Я НЕ БОЯЛСЯ…»

Кровь из брови лилась уже не так сильно. Шимон все писал, а Эстер читала.

«…А ПОТОМ ПОЯВИЛАСЬ ТЫ…»

Остановившись, Шимон повернулся к Эстер. Его лицо исказила гримаса боли.

«Я НЕ МОГУ СКАЗАТЬ ТЕБЕ, КАКИЕ ЧУВСТВА ИСПЫТЫВАЮ. Я И САМ НЕ ЗНАЮ».

Эстер заглянула ему в глаза и тихо произнесла:

– Ты спас меня от Карнакины.

У Шимона болезненно кольнуло сердце.

«ТЫ ЗНАЛА?» – написал он.

– Да.

Шимон отложил перо.

– Давай я позабочусь о твоих ранах, – сказала Эстер.

Шимон покачал головой. Притянув женщину к себе, он поцеловал ее. Его кровь испачкала ей платье. Эстер опустилась на пол, впуская его в себя, позволяя ему излить на себя и кровь, и слезы.

Наконец-то Шимон понял, какой смысл заложен в преследовавшем его образе. Сорванный розовый куст символизировал любовь, которой не суждено расцвести.

На следующее утро он ушел.

«БУДЬ СЧАСТЛИВА».

Такую записку Эстер нашла на следующий день на подушке. И чернила были красными, как кровь.