Неподалеку от церкви Сан-Кассиано дочь больной проститутки ускорила шаг, указав на несколько высоких зданий, словно прижавшихся друг к другу. В нос Исааку ударил странный запах, смесь и приятных ароматов, и вони, и каждая нотка этого запаха была сильной и яркой, не было в нем ни переливов, ни полутонов. Доктору хотелось повернуться и убраться отсюда подальше.

Но, словно предвидя это, Доннола подхватил его под руку и заглянул в глаза. На лице Исаака еще виднелась печать последних дней, когда врач предался своей тоске и пьянствовал без укорота: он выглядел, точно старик. Потребовался почти час, чтобы обогнуть выжженные руины Старых торговых рядов и оказаться за Риальто. Исаак брел медленно, не глядя по сторонам. С каждым шагом Доннола все больше боялся, что врач остановится и передумает.

Девочка, показывавшая им дорогу, от нетерпения переходила на бег и все время обгоняла их. Ей приходилось останавливаться и дожидаться, пока Доннола и Исаак дойдут до нее.

– Моя мама живет здесь. – Девочка шмыгнула во двор одного из зданий.

Доннола повернулся к Исааку и заметил раздражение на его лице.

– Пойдемте, доктор…

Исаак помедлил, но затем сдался.

– Ладно, пойдем убьем еще и эту женщину… – наконец пробормотал он.

Доннола промолчал. Вот уже несколько дней Исаак никого к себе не подпускал, виня себя в смерти жены и Марианны. Но теперь лед тронулся. Доктор пришел сюда и готов был взяться за свою работу.

Может быть, на этот поступок его толкнула девчонка, подумал Доннола. А может, его вела любовь к Джудитте. Наверное, Исаак заметил гордость во взгляде дочери, когда девочка неустанно расхваливала его. Мол, Марианна незадолго до смерти рассказала своей подруге о том, что в городе появился умелый врач, добрый и без предубеждений.

– В Венеции двенадцать тысяч шлюх, – сказал Доннола, проходя вслед за девочкой в ворота. Створы были выкрашены в густой ярко-красный цвет.

– Ага, значит, я могу сколько угодно свести на тот свет. Не перемрут, – проворчал Исаак.

– Когда вы уже прекратите ныть, доктор? – осведомился Доннола.

– А с чего мне радоваться?

– Ну, например, с того, что в Венеции двенадцать тысяч шлюх.

– И что?

– Вместо того чтобы подсчитывать, скольких из них вы убьете, вам стоит вспомнить о своей еврейской крови и задуматься над тем, сколько денег вы можете на этом заработать.

Исаак молча уставился на него. Он знал, что никто, кроме Доннолы, не сделал бы для него такого.

– Спасибо, Доннола, – произнес он наконец.

– За что?

– Да так… – Исаак печально улыбнулся. – И все же спасибо.

– С вами с ума можно сойти, доктор, – покачал головой коротышка. – Но вы бы лучше постарались не рассказывать своей первой пациентке всякую чушь. Вам стоит произвести на нее хорошее впечатление.

– Иди к черту, Доннола.

– Вот теперь я вас узнаю, – рассмеялся Доннола. – Пойдемте, пока бедная девочка не умерла от нетерпения.

Встряхнувшись, Исаак перешагнул три ступеньки, поднимаясь во внутренний дворик здания. Тут эта странная смесь запахов была еще сильнее. Пахло кориандром и вербеной, восточными пряностями, деревом, воском, миррой и ладаном, экзотическими цветами, пахло потом, мочой и экскрементами, плесенью и гнилыми овощами. И все эти запахи, приятные и отвратительные, стремясь превзойти друг друга, объединялись в какофонию вони, отчего у Исаака закружилась голова и ему пришлось схватиться за поручни лестницы.

– Вам плохо? – забеспокоился Доннола.

Доктор посмотрел наверх. В паре ступенек от него, привалившись к поручням, лежала в обмороке какая-то толстуха. Маленький ребенок мочился на стену. Вокруг сновали какие-то мужчины и женщины, смеялись, ругались, спотыкались, плевали на пол, лапали друг друга, запуская пятерни под одежду, ссорились, целовались, дрались, убегали и догоняли. Как и запахи, все звуки сливались в единый, невыносимый, чудовищный шум.

Девчушка стояла на ступеньке рядом с лужей блевоты и нетерпеливо притопывала ножкой.

– О господи… Где это мы очутились? – не сдержался Исаак.

– Ну же, поторапливайтесь! – воскликнула девочка.

– Мы в Торре-делле-Джендайя, в квартале шлюх Кастелетто.

– О господи… – повторил Исаак.

– Ну же, поторапливайтесь! – крикнула девочка.

Кивнув ей, Исаак пошел наверх. Какая-то тощая шлюха с кривым, как у беркута, носом вдруг встала перед ним и распахнула рубашку, обнажая обвислую грудь. Исаак прикрыл глаза рукой и, брезгливо морщась, пошел дальше.

– Содомит! – в ярости крикнула ему шлюха.

Исаак оглянулся. Женщина открыла рот, показывая желтоватые зубы.

– Девок не любишь, педик? – в исступлении вопила она.

Доннола расхохотался. Да и Исаак, впервые за эти дни, не сумел сдержать смех, пусть и слабый, но смех. Что-то всколыхнулось в его душе, что-то новое, важное. И доктор вдруг рванулся вперед, перегнал Доннолу и помчался к девочке, перепрыгивая по две ступеньки за раз.

– Чего смеешься, ты, содомит?! – кричала ему вслед проститутка. Ее голос срывался на визг. Женщина так и не прикрылась. – Содомит!

– Доктор, да подождите же вы! – Доннола начал отставать. – Вот и поди… поди пойми вас. Что на вас нашло?

– Поторопись, Доннола!

– С ума можно сойти, – проворчал коротышка.

На шестом этаже им пришлось протискиваться мимо толпы людей. Девочка провела Исаака в узкий темный коридор. Светильники на стенах в основном были разбиты, тут царил полумрак. Вдоль коридора тянулась дюжина дверей. Кое-какие из них были открыты, и Исаак, проходя мимо, заметил, что там на грязных простынях неуклюже возятся парочки. Не обращая на них внимания, девочка пошла дальше.

Наконец они добрались до узкой двери с приколотым к ней рисунком. Это был грубоватый набросок пышногрудой девушки с глубоким декольте.

Девочка стукнула три раза, потом еще два, и еще один, и только тогда сказала:

– Это я.

– Ты одна? – слабым голосом спросил кто-то изнутри.

– Я привела доктора.

Из-за двери донесся приглушенный всхлип.

– Входи.

Девочка сняла с шеи цепочку, на которой болтался ключ, сунула его в замок и отперла дверь.

– Вылечите мою маму, доктор… прошу вас. – Девочка прикусила губу, чтобы сдержать слезы. – И не говорите ей, что я плакала, – шепнула она.

Исаак кивнул. Он вновь ощущал свалившийся на него груз ответственности. На самом деле сейчас стоило бы повернуться и уйти. Стоило бы сказать девочке, что ее мать невозможно спасти. Что бедняжке придется вытерпеть адские муки, прежде чем смерть возьмет ее.

– А вот и я. – Доннола наконец-то взгромоздился на последнюю ступеньку.

– Что же нам теперь делать? – тихо спросил у него Исаак.

Девочка переводила взгляд с одного на другого.

Доннола не ожидал этого вопроса и не знал, что ему ответить.

– Сделайте то же, что делали с Марианной. – Глаза девочки покраснели от плача. – Даже если ей суждено умереть… – она подавила всхлип, – то пусть умрет счастливая, как Марианна.

Сунув руку в карман, девочка достала зеленый носовой платок, завязанный в узелок, развязала и протянула Исааку мелкую монетку, марчетто.

И в этот момент Исаак вдруг ощутил, как его голова отяжелела от выпитого за прошлые дни вина. Втянув полной грудью мерзкие запахи коридора, он взглянул на монетку на ладони девочки. Такие монеты были в ходу только у маленьких детей и нищих. Исаак сложил грязноватую ручку девочки.

– Оставь себе! – сказал он.

И вошел в комнату.