– Сегодня в порту мне рассказали о македонском корабле. Недавно моряки с этого корабля хотели ограбить двух евреев, какого-то мужчину с дочерью. Отобрали у них сундуки, а там оказались только булыжники. – Смех Эстер перезвоном хрустального колокольчика разносился по пляжу, заглушая шум волн.

Шимон остановился, чтобы полюбоваться ею, и ноги сразу увязли в песке на морском берегу. Эстер тоже остановилась. Нисколько не смущаясь, она заглянула ему в глаза.

Ветер трепал ей волосы, выбивая локоны из кос. У Эстер была очень сложная прическа – две косы, закрученные на висках, удерживали тонкие шпильки из слоновой кости. Порывом ветра с женщины сорвало шелковый шейный платок с вышивкой. Эстер попыталась поймать его, но ветер унес тряпицу с собой. Полы платка трепетали в воздухе, словно крылья бабочки. Женщина вновь рассмеялась. Но Шимон не отвлекся на летящий прочь шарфик. Он засмотрелся на зеленые глаза Эстер, на ее полные розовые губы.

– Разве тебе не кажется, что это смешно? – спросила женщина.

Барух кивнул. Но он не смеялся вместе с ней. Шимон еще не научился этому.

И все же он знал, что Эстер и не ждет от него веселья. Не ждет, что он побежит за ней по пляжу, точно мальчишка.

Они встречались тут и отправлялись гулять у кромки моря – каждый вечер с тех пор, как Шимон решил задержаться в Римини.

Под его пристальным взглядом Эстер покраснела. «Она даже не ждет от меня, чтобы я был счастлив», – подумал Шимон.

Повернувшись, женщина засмотрелась на платок, качавшийся на воде, точно кувшинка, а затем посмотрела на Баруха и с улыбкой пожала плечами, словно показывая, что это не важно.

Эстер хотела пойти дальше, но вдруг Шимон, не раздеваясь, зашел в воду, достал платок и вернулся. Отжав шелковую тряпицу, он передал свою добычу Эстер.

Женщина не знала, что и сказать. Она остановилась в нерешительности, посмотрела на мокрую одежду Баруха, на капли воды, падавшие на песок… и рассмеялась.

Шимон смотрел на нее. Смотрел и думал о том, что смерть каждую ночь ложилась с ним в постель, и от ее черепа веяло ему в лицо разложением. Так было с тех самых пор, как тот мальчишка полностью изменил его жизнь. С тех самых пор Шимон был точно камень, брошенный в пропасть и покатившийся по склону вниз. Камень катился все быстрее, обреченный на вечное падение в бездну. И он ничего не мог с этим поделать.

И в этом падении в пропасть Шимон узнал, что он не такой, как думал раньше. В нем давно уже зрела та самая жестокость, что пугала его в окружающем мире. Шимон узнал, что может убить, не испытывая ни малейших угрызений совести. Не испытывая страха. Ничего не испытывая. Узнал, что может жить без Бога. Более того, может жить Богу вопреки.

Тем временем он прожил в Римини уже почти пять месяцев и снова изменился. Всецело изменился. Вот уже почти пять месяцев он каждый вечер говорил себе, что завтра отправится в путь, но вместо этого оставался. «Но почему?» – Вновь и вновь Шимон задавал себе один и тот же вопрос и не мог найти на него ответа. Не хотел найти ответ, ибо знал, что это вызовет лишь неловкость. Намного проще было каждый вечер притворяться, будто он готов уехать в любой момент. У Баруха был план мести, была важнейшая цель в жизни, и он избегал неприятнейшего ответа на этот вопрос. На вопрос «Почему?».

«Я устал, – говорил он себе вновь и вновь. – Мне нужно отдохнуть».

Но рано или поздно ему придется принять правду. Пять месяцев назад, приехав в Римини, он познакомился с Эстер. Женщиной, чье имя значило: «Я скроюсь». Женщиной, одним именем своим показывавшей, что ей известна истинная история человека, называвшего себя Алессандро Рубироза.

Увидев ее в первый раз, услышав ее голос, голос лучшей из певиц его овеянной легендами родины, Шимон почувствовал облегчение, точно кто-то избавил его от тяжкой ноши. И в то же время на него обрушилась усталость, словно пришлось в тот самый миг признаться себе во всем, что он взвалил на себя. Тогда Шимон смотрел на Эстер, зная, что прощен. Зная, что принят. Эстер не ждала, чтобы он был счастлив. Она даже не требовала от него, чтобы он пытался стать счастливым.

– Пойдемте! – сказала она. – Вы не можете гулять в таком виде, еще простудитесь. – Эстер протянула ему руку.

Шимон отпрянул, уставившись на ее ладонь.

Эстер убрала руку.

«Но она не кажется смущенной», – подумал Барух.

Они вместе пошли к таверне «У Тодески».

Но Эстер не могла оставаться серьезной так долго. Уже через пару шагов она вновь расхохоталась.

– Простите. – Женщина сконфуженно прикрыла рот ладонью, точно маленькая девочка, и со смехом указала на башмаки Шимона. При каждом шаге из них со странным звуком вытекала вода. – Они так квакают, будто у вас полные башмаки лягушек. – Эстер никак не могла отсмеяться. Ее щеки раскраснелись, косы упали на плечи. – Вы не обиделись?

Шимон покачал головой. Он не знал, что произошло. И почему. Знал только, что после его встречи с Эстер стена, воздвигнувшаяся вокруг его сердца, начала разрушаться. И в этот миг ему стало ясно, что он не уедет из Римини. Не станет преследовать Меркурио. По крайней мере пока. Не сможет отказаться от общения с Эстер. Не сейчас.

Вечерами, когда Шимон укладывался спать в своей комнате в таверне, его иногда одолевали мрачные мысли, и тогда он вновь чувствовал дыхание смерти. Но эти мысли не тревожили его. Они исчезали, таяли, словно облака в ветреный день, ибо тогда Шимон сосредотачивал все свои помыслы на Эстер. Он думал о прошедшем дне и представлял себе следующий. И посредине, в этом парении между вчера и завтра, Барух обретал высшее наслаждение. И покой. Ибо тогда Шимон знал, что не одинок.

– Вас не тревожат взгляды людей? – Эстер отвлекла его от раздумий.

Шимон оглянулся и только сейчас заметил, что они уже ушли с пляжа и теперь двигались по улицам города. Прохожие оглядывались на них, удивляясь мокрой одежде Баруха.

Шимону подумалось, что Эстер – единственный человек, общению с которым не мешает его немота. Женщина задавала ему только вопросы, предполагавшие ответ «да» или «нет». В ее обществе Шимону не приходилось писать или объясняться жестами, надеясь на то, что его поймут. С Эстер все было просто.

Он покачал головой.

– И меня нет, – удовлетворенно кивнула она.

Шимон посмотрел на нее, и Эстер с улыбкой ответила на его взгляд.

«Она хорошая женщина, хоть и еврейка, – недавно сказал ему трактирщик, заметив, что Шимон каждый вечер ходит с ней гулять. – Но она не из тех, кто может сменить веру, господин, – заговорщицки прошептал он. – Поэтому можете не беспокоиться и… заполучить то, о чем мечтаете. – По его лицу скользнула улыбка, свойственная всем мужчинам, когда они говорят о том, как бы переспать с понравившейся женщиной. Впрочем, увидев презрение на лице Шимона, трактирщик тут же пожалел о сказанном. – Только не поймите меня неправильно, господин…»

– Не хотите ли зайти в мой дом обсохнуть? – вдруг спросила Эстер, останавливаясь у двери, у которой они прощались каждый вечер после прогулки. – Вы могли бы надеть вещи моего мужа, пока ваши не высохнут.

Шимон был ошеломлен. Он растерянно оглянулся. В тот день, когда трактирщик полез к нему с пошловатыми советами, Шимон впервые задумался о том, как Эстер выглядит без одежды. А сегодня, когда они гуляли по пляжу, Баруху захотелось поцеловать ее.

– Я уже говорила вам, мне все равно, что болтают обо мне люди, – заявила Эстер.

Шимону сразу вспомнилась девушка из трактира неподалеку от Нарни. Невзирая на ее красоту и разгоревшуюся в нем страсть, Барух не смог овладеть ею. Впервые за все это время Шимон подумал о том, что все-таки стоит уехать и продолжить охоту на Меркурио. «Ты не обретешь покой, пока не отомстишь этому проклятому юнцу», – подумал он. Шимон чувствовал себя в ловушке. Точно его прижали спиной к стене, загнали в угол. В нем начала подниматься злость.

Он неприязненно посмотрел на Эстер, развернулся и в ярости зашагал прочь.

Женщина не произнесла ни слова. Она не пыталась остановить его.

Дойдя до переулка, куда ему нужно было свернуть, Шимон оглянулся.

Эстер, понурив голову, пыталась открыть дверь, но ключ выпал у нее из рук. Нагнувшись, чтобы поднять его, женщина провела по глазам тыльной стороной ладони, словно отирая слезы.

И вновь перед его внутренним взором предстало потрепанное жизнью личико и развратное тело девчонки из Нарни, так унизившей его. У Шимона болезненно перехватило горло. Он сжал кулаки и стиснул зубы. Ногти впились ему в ладонь, челюсти скрипнули.

Эстер уже собиралась закрыть дверь, когда увидела мчащегося к ней Шимона. Лицо у него раскраснелось, глаза широко распахнулись от злости. Он грубо втолкнул женщину в дом и захлопнул за собой дверь.

Эстер ни на шаг не отпрянула от него. Ее розовые губы были слегка приоткрыты.

Барух замер. Он дрожал от страсти.

А затем безудержно, без тени нежности набросился на нее. Кровь ударила ему в голову, а затем, столь же быстро и внезапно, бушуя в венах, устремилась к его чреслам. Похоть затмила собою все. Прижавшись к Эстер, он схватился за ее спину и грубо притянул к себе. Женщина чувствовала его возбужденный член, когда Шимон прижался к ней бедрами. Он задрал ей юбку и прижал женщину к стене, затем сунул руку ей в льняные трусики, порвал ткань, и его пальцы скользнули ей между ног. Зажмурившись, Эстер открыла рот в немом крике. Барух нащупал жесткую поросль, а под ней – теплую плоть, вдруг подавшуюся под его пальцами, открывшуюся влагой.

Эстер тяжело дышала, ее глаза вновь распахнулись. Рука Шимона двигалась в теплых влажных складках у нее между ног, палец нащупал небольшой вырост, выдававшийся из мягкой плоти. Тело Эстер менялось от его прикосновений. Шимон больше не прижимал женщину к стене, его левая рука потянулась к ее вырезу и разорвала ткань платья, обнажив груди, нащупала сосок. Рот Эстер открылся в страстном стоне, и Шимон впился в ее уста поцелуем, так крепко, словно пытался укусить ее, его язык грубо проник к ней в рот.

Запыхавшись, мужчина отстранился. Он смотрел на губы Эстер, влажно поблескивавшие от его поцелуя, и понимал, что сейчас она смотрит на его уста.

И вдруг Эстер застонала. Схватив Шимона за руку, она с силой вдавила его пальцы себе в промежность, сжала бедра и выгнулась дугой.

Шимона объяло необычайно сильное чувство, словно его разрывали и радость, и ярость одновременно. Он грубо швырнул Эстер на пол, так что ее голова ударилась о плитки пола, задрал ей юбку и уставился на черные волосы у нее на лобке. Эстер медленно раздвинула ноги, обнажив пульсирующую влажную щель. Было видно, как сокращаются мышцы внизу ее живота.

Поспешно расстегнув штаны, Шимон вошел в нее, словно пытаясь заколоть ее возбужденной плотью. Он смотрел, как входит в нее его член, и чувствовал незнакомое тепло. Эстер двигалась ему в такт, она обхватила его всем телом. Буря бушевала в теле Шимона, кровь ударила ему в чресла. Эстер взяла его руки, поднесла их к своей груди. Шимон с такой силой стиснул зубы, что у него хрустнули челюсти. Он двигался все быстрее, все сильнее.

– О да… Да… – стонала Эстер.

Но Шимон ее уже не слышал. До него доносилось только собственное дыхание, разум точно растворился во всепожирающей страсти, похоть ползла вверх по позвоночнику, словно смертоносный паразит. И за мгновение до того, как мощнейший оргазм сотряс его тело, Шимон отдался этому блаженству.

И вдруг что-то оборвалось в нем. Впервые с тех пор, как Барух онемел, он заметил, что может проявлять свои чувства.

– Поплачь, – прошептала ему Эстер. – Поплачь…