Сквозь арку императора Августа Шимон Барух въехал в Римини. Устав от перехода по Аппенинам, его арабский скакун едва волочил ноги. Шимон, бросив поводья, неспешно продвигался по небольшому городку. Перейдя мост Тиберия, он очутился в центре города. Справа раскинулись белые песчаные пляжи адриатического побережья, вдалеке виднелся порт. Доехав до таверны под названием «У Тодески», Шимон выбрался из телеги, и к нему сразу же подбежал конюший. Поприветствовав гостя, мальчик принялся возиться с конем.

Шимон же тем временем вошел в таверну.

Трактирщик заговорил с ним очень приветливо и обходительно, а когда понял, что его гость нем, сразу же принес бумагу, перо и чернила.

– Но я не умею читать, господин, – сказал трактирщик. – Если вы не против, неподалеку живет одна женщина, вдова, которая могла бы прочесть мне то, что вы напишете. Но должен предупредить вас, что она еврейка.

Шимон оцепенел.

– Если вы не любите евреев, господин, то мы найдем другой выход из этой ситуации, – поспешно заверил его мужчина.

Шимон покачал головой.

– Так значит, вы не против этой женщины?

Барух кивнул.

Трактирщик повернулся к своей жене, толстухе с багряно-красным лицом:

– Приведи Эстер. И скажи, чтобы она поторопилась.

Услышав это имя, Шимон вздрогнул. Как и каждому еврею, ему была известна история Эстер, ибо в память об этой женщине иудеи ежегодно праздновали Пурим. Но дело было не в этом. На древнееврейском имя Эстер означало «Я скроюсь». А Шимон скрывался.

– Я рад, что вы ничего не имеете против евреев, господин, – говорил тем временем трактирщик. – Странные времена настали сейчас в Римини. В прошлом месяце в городе разгромили две лавки ростовщиков. А почему? Потому что открылось две церковных ссудных кассы, тут их называют Сакри Монте ди Пьета. Сакри – значит священные. Священные… обхохочешься просто. И эти ссудные кассы – то же самое, что и лавки ростовщиков, только ведает ими Церковь, у которой и без того много власти и… если позволите… ладно, впрочем, оставим это… Нет, я скажу! Священники поливают грязью евреев, а сами только того и хотят, что из нас деньжат выжать, вот что я думаю. Но, к несчастью, народ этого не понимает, и его тянет в эту церковь, будто…

– Прекрати трепаться! – прикрикнула на него жена, входя в зал с худенькой, хрупкой на вид женщиной.

Расхохотавшись, трактирщик набрал побольше воздуха в легкие и выпалил:

– Простой народ тянет в церковь, как…

– Не смей!

– …как мух тянет на дерьмо! – с триумфом завершил мужчина, разразившись оглушительным смехом.

– Когда папские палачи будут жечь тебя на площади, посмотрим, будешь ли ты тогда смеяться, – проворчала его жена. – Эстер, помоги моему мужу-дураку.

Шимон заметил, как женщина улыбнулась в ответ на слова трактирщицы. Эстер, без сомнения, была очень красива. Благородные черты лица, точеный нос, темно-зеленые, словно скарабеи, глаза, полные розовые губы. Как и требовал обычай, она склонила перед Шимоном голову.

– Итак, господин, – сказал трактирщик. – Теперь, будьте добры, напишите, что вам будет угодно. Мы постараемся выполнить все ваши желания.

Шимон посмотрел на Эстер. Та подошла поближе. «Я скроюсь», – подумал он. Поймав его взгляд, Эстер отвела глаза, и Барух вдруг смутился. Он выбросил из головы все мысли о девчонке из Нарни и обо всем, что было с ней связано, начиная с его мужской слабости. Но сколько бы Шимон ни пытался позабыть об этом, он знал, что тот случай пробил брешь в его душевной броне. Холод никуда не делся, напротив, он стал еще крепче. И в то же время – одиночество.

Взяв перо, Шимон обмакнул его в чернила и, помедлив немного, начал писать. Передавая бумагу Эстер, он заметил, что теперь она смотрит на него немного по-другому.

– Господина зовут Алессандро Рубироза… Он христианин. Он направляется в Венецию. Ему нужна комната…

Шимону подумалось, что голос Эстер – как у лучшей из певиц его далекой родины.

– …а перед ужином ему хотелось бы принять горячую ванну.

– Все сделаем, – поспешно заверил Баруха трактирщик.

– На ужин у нас жареный поросенок, пальчики оближете! – объявила его жена. – С айвой и каштанами.

Шимон уже собирался кивнуть, когда заметил взгляд Эстер.

Махнув рукой, он написал: «Я ПЛОХО ПЕРЕВАРИВАЮ СВИНИНУ. ПОДАЙТЕ КУРИНЫЙ БУЛЬОН». Эстер передала его слова трактирщику, и Баруху показалось, что она прочла их с облегчением. Толстуха принялась расхваливать поросенка, но Шимон лишь покачал головой.

– Не докучай господину, – остановил ее трактирщик и подозвал к себе служанку. – Отнесите в комнату господина чан для купания и подогрейте воду. Господин желает ванну.

– Ванну? – опешила девушка.

– Он же не такой грязнуля, как ты, – бросил ей трактирщик.

Поклонившись Шимону, он направился к стойке, и только тогда заметил, что Эстер все еще здесь.

– Спасибо, Эстер, ты очень помогла нам.

Украдкой покосившись на Шимона, Эстер направилась к двери. В дверном проеме она оглянулась. Барух встал и вышел за ней на улицу.

– Ты еврей, верно? – сразу же спросила Эстер.

Шимон вздрогнул и энергично покачал головой. Женщина молча смотрела на него. Ее умные зеленые глаза сияли, роскошные губы растянулись в немного детской улыбке.

– Когда ты взял перо в руку, то приставил его к бумаге, точно собираясь писать справа налево, как пишут на нашем языке, – объяснила она. – Если ты не хочешь, чтобы кто-то еще узнал о том, что ты еврей, тебе стоит следить за такими мелочами. – Она улыбнулась.

Шимон чувствовал, что она ни в чем его не упрекает.

– И когда пишешь свое имя, не указывай, что ты христианин. – Она ослепительно улыбнулась. – Христианам не нужно оправдываться.

Барух смотрел на нее, ничего не отрицая. У него точно гора с плеч свалилась, и это было странно. И в то же время на него обрушилась усталость. «Я скроюсь», – вновь подумал он о переводе имени Эстер.

– Не бойся, я никому тебя не выдам. – Женщина с пониманием смотрела на него.

И тогда Барух понял, что до этого момента ему даже в голову не пришло, что Эстер может его предать. Эта женщина делала скрытые чувства явными. Она отпускала грехи… Жестом он предложил ей провести ее домой. Эстер кивнула и медленно пошла вперед. По дороге Шимон украдкой коснулся ее платья.

Женщина не произнесла ни слова, пока они не дошли до скромного, но вполне пристойного трехэтажного дома, в котором она жила. Остановившись, она проникновенно посмотрела на Баруха.

– То, что ты отказался от свинины… Это было очень мило.

Шимон удивленно приподнял брови, словно прося ее прояснить эти слова.

Но Эстер лишь молча улыбнулась. Она открыла дверь, а потом, опустив голову, тихо произнесла:

– Надеюсь, тебе еще не раз придется что-то писать трактирщику. – Не краснея, она подняла взгляд на Шимона.

«Значит, мы еще увидимся», – подумал он. И эта мысль не пугала его. Как не пугала его Эстер.

На следующий день Шимон написал на бумаге одну фразу и передал лист трактирщику. Тот позвал Эстер.

«Я ОСТАНУСЬ ЕЩЕ НА ПАРУ ДНЕЙ», – прочитала она, и ее зеленые глаза осветились радостью.