IV. Собирать осколки, рискуя самой разлететься вдребезги

Заслышав скрежет подъемной двери гаража, Биби потянулась под блейзер к пистолету в кобуре, размышляя, сможет ли она наброситься на того, кто сюда войдет, обезоружить, связать и допросить. Если придет только один, то, вполне возможно, ответ будет утвердительным. Если два, то нет. Если их будет больше двух – они ее наверняка убьют и расчленят куда тщательнее, чем Калиду. Храбрости и хладнокровия недостаточно, когда тебе противостоит банда социопатов, после плотного обеда ты весишь 110 фунтов, в обойме твоего пистолета – всего несколько пуль, а ты не склонна к самообману. Она не мешкала ни секунды, дожидаясь, пока дверь гаража закончит свое движение. Выскочив из кухни, Биби направилась прямиком в гостиную и покинула дом через парадную дверь.

Девушка повернулась спиной к восточному краю веранды, за которым мимо дома к гаражу тянулась подъездная дорожка. Не решившись воспользоваться ступеньками, Биби побежала к западному краю веранды, перепрыгнула через перила и ловко приземлилась на ноги. Она пересекла лужайку перед домом, проезжую часть улицы и нашла убежище в «хонде» Пого, стоящей в густой тени под калифорнийским дубом.

Положив фотографию Эшли на приборную панель, девушка выудила из-под водительского сиденья свою сумочку. Она сумеет сыграть неподдельный ужас и панику. Нет проблем. Если она позвонит 9-1-1, полиция может успеть в дом Калиды вовремя, пока они не успели оттуда уехать. Кровь на половиках. Отрезанные пальцы. Убийство. Коль такой звонок не заставит примчаться сюда лучших из лучших во всей полиции Коста-Меса, значит, копы сейчас снимаются в очередном телевизионном реалити-шоу. Только когда Биби расстегнула змейку на своей сумке, она вспомнила, что лишилась мобильника прошлой ночью, бросив его в «эксплорере» вместе с джи-пи-эс.

Если она теперь выскочит на улицу и поднимет крик, чтобы привлечь внимание соседей, то ничего этим не добьется. Убийцы лишь узнают, где она в данный момент находится, а также на какой машине ездит. Пару минут Биби тушилась в собственном раздражении, однако ничего этим тоже не достигла. Тронувшись с места, она развернула «хонду» на сто восемьдесят градусов, чтобы не проезжать мимо дома.

Съеденные перед рассветом полпинты мороженого не то что не поддержали ее силы, а наоборот, привели к сахарному кризису. Биби направилась прямиком к ресторанчику «Нормс». В такое место сейчас ходят одни только работяги. Пища здесь вполне качественная и вкусная, а плохие люди не появятся в «Нормсе», даже если они будут умирать с голоду, а ресторан останется единственным местом на планете, где они смогут наесться от пуза. Из непродолжительного разговора с Биркенау Терезином (Друзья называют меня Бирком) Биби сделала вывод, что он сноб и страдает нарциссизмом. Его друзья должны быть вылепленными из такого же теста кукловодами, презирающими скромность в достатке. Если твои враги – элегантные снобы, мнящие себя элитой, один из способов от них отделаться – обедать в «Нормсе» и покупать одежду в «Кмарте».

Официантка провела Биби к небольшому столику за перегородками в глубине зала. Биби предпочла усесться спиной к большинству посетителей. Больше, чем есть, ей хотелось сейчас выпить кофе. Мысли ее путались от недосыпания и таинственности происходящего с ней. Надо прочистить мозги. Милая проворная официантка принесла вторую чашку крепкого черного кофе, а также заказанные Биби деруны и яичницу-глазунью с беконом. Эта еда обещала смазать мысли девушки, так что ближайшие часы ее голова будет работать как надо.

В фильмах у спасающихся от убийц людей, которые только что видели отрезанные человеческие пальцы, просто не остается времени позавтракать. Кроме того, эти персонажи не принимают ванну, не задумываются о том, как мало жизнь напоминает кино.

Взяв из сумочки небольшой блокнотик, Биби ручкой сделала запись, чтобы не забыть использовать промелькнувшую мысль в своем романе: кино и жизнь. Пока девушка ела, все ее внимание занимал список того, что ей следует купить и сделать, чтобы как можно дольше поддерживать замкнутое существование. Биби не удивило, что, помимо прочего, она записала свою мысль, которую использует в романе. В конце концов, она не вечно будет в бегах, пытаясь остаться в живых и спасти жизнь другому человеку, а вот писательницей останется навсегда.

Ладно. Ей нужен одноразовый сотовый телефон. Хотя у него нет нужных ей функций смартфона, идущие по ее следу гончие не смогут выследить Биби с помощью джи-пи-эс. Если в продаже до сих пор имеются электронные джи-пи-эс-карты, никаким образом не связанные с любым электронным устройством, ранее принадлежавшим ей, она купит одну.

Биби вновь принялась строчить в блокноте. На сей раз запись девушки касалась трех случаев, когда, используя трюк, которому ее научил Капитан, Биби избавлялась от мучительных для нее воспоминаний. Эти случаи произошли на протяжении десяти лет. Девушка считала такую подробность важной.

В первый раз Биби с помощью Капитана сожгла в пламени свечи воспоминание о ползающем нечто. Существо испугало ее всего в пять лет и десять месяцев. Когда Биби исполнилось шесть с половиной, она превратила это воспоминание в пепел.

Второй раз подобное случилось с ней в возрасте десяти лет, на тот момент Капитан уже четыре месяца как находился в могиле. Она сожгла воспоминание о том, что произошло на чердаке над его квартирой. Она до сих пор не может вспомнить, что же там случилось. В тот раз Биби подробно все написала на листке бумаги, а затем, встав перед керамическими дровами в гостиной бунгало родителей, скормила свое воспоминание огню.

Пока девушка записывала все, что помнила, «Нормс» наполнился гомоном, звоном вилок и ножей, звяканьем тарелок и стаканов, даже какой-то отдаленно звучащей музыкой. Источник ее Биби определить не сумела и вскоре вообще позабыла о ней. Она настолько сосредоточилась на записывании, что до ее слуха не долетало даже собственное чавканье и скрип, издаваемый кончиком ручки при соприкосновении с бумагой.

В третий раз это случилось, когда Биби исполнилось шестнадцать лет. После смерти Олафа она едва не тронулась. Горе и горечь повлияли на нее невероятным образом, поэтому в голову ей пришла ужаснейшая мысль, намерение настолько мерзкое, что трудно было поверить, будто такое вообще могло зародиться в ее мозгу. Хотя замысел, зреющий в головке девочки, являлся совершенно чуждым ее характеру, Биби одновременно осознавала то, что будет трудно сопротивляться искушению осуществить его. Если она поддастся соблазну, то разрушит жизни, как собственную, так и родителей. И Биби записала все, что думала, на странице в своем блокноте, затем разорвала ее на мелкие клочки и скормила огню в камине, действуя наверняка, уверенная в том, что, лишь после того, как она выльет все на бумагу и сожжет ее, можно добиться такого же успеха, как прежде.

В этих трех забываниях коренятся теперешние неприятности Биби. Что ползало по полу ее спальни? Что случилось на затканном паутиной чердаке, когда туман начал проникать сквозь чердачные оконца? После кремации Олафа она хотела смягчить нестерпимую боль разбушевавшихся чувств, и ее разум охватила ненормальная идея. Какая? Какое преступление или гнусность она настолько боялась совершить, что сожгла собственную память?

Биби удивилась: пока она писала, не отдавая себе отчета, все съела. Девушка положила вилку на пустую тарелку. Звуки и приятные ароматы вновь достигли ее ушей и носа.

Сидя в обыденной обстановке ресторана «Нормс», Биби задумалась о сложной природе собственного «я», хранящей много тайн. Теперь было достаточно доказательств того, что какая-то темнота все же затаилась в ее сердце, хотя сама Биби всегда считала, будто она дитя моря, песка, морского бриза и летнего солнца. Девушка знала: мало людей могут похвастаться тем, что полностью или хотя бы в основном понимают самих себя. Прежде, впрочем, она думала о себе как об этом меньшинстве, воображала, будто может прочесть Биби Блэр от корки до корки, разобрав в тексте каждое слово.

После того, как она сказала официантке, что ничего больше заказывать не будет, Биби оставила чаевые, взяла счет, намереваясь оплатить его на кассе, и вышла из-за перегородки, за которой сидела. Закинув ремень сумки на плечо, девушка повернулась и увидела Чаба Коя, разместившегося в самом дальнем от нее углу ресторана, где сейчас было полным-полно народу. Начальник охраны больницы завтракал, заняв место возле огромного окна. Кажется, мужчина даже не заметил ее. Все внимание Коя поглощали оладьи на тарелке и сидевшая напротив него Соланж Сейнт-Круа, богоматерь университетской программы писательского мастерства.

Биби не знала, стоит ли причислять Чаба Коя и доктора Сейнт-Круа к плохим людям или их связывал свой собственный заговор, но профессорша разглядывала окружающую обстановку с явным презрением. По мнению Биби, именно так должны были бы вести себя Терезин и его приятели, очутись они в ресторане, где нет белых скатертей и фарфоровой посуды от известного дизайнера. Перед Сейнт-Круа стоял стакан с водой, которую она даже не пригубила. Выражение лица казалось кислее обычного. За столом она сидела выпрямившись, надменно приподняв подбородок, словно собиралась вступить в поединок с каждым, кто сочтет ее пребывание в этой «таверне» недостойным доктора Сейнт-Круа. Ее презрение, впрочем, не было направлено на Коя. Мужчина поедал свои оладьи и вел с профессоршей оживленную беседу, что, судя по всему, его забавляла, но отнюдь не оскорбляла.

Желая остаться незамеченной, Биби отвернулась к ним спиной, присела за столик, вытащила деньги из кошелька и положила рядом с чаевыми. На оплату счета хватит. В глубине зала она заметила две створки дверей с круглыми, как иллюминаторы, стеклами, ведущие на кухню. С самоуверенным видом, так, словно у нее дело к кому-то из персонала и она имеет на то полное право, Биби направилась туда, держась спиной к Чабу Кою и его спутнице.

Поваров и прочий персонал привело в замешательство не столько ее появление на кухне, сколько та стремительность, с которой девушка ворвалась через двери, будто хотела устроить здесь грандиозный скандал. Когда же Биби начала протискиваться между металлическими разделочными столами, мимо гридлей, грилей и духовок, один человек спросил, что ей здесь нужно, а другой указал, где тут находится женский туалет. Заметив заднюю дверь, выходящую наружу, Биби отмахнулась от них.

– Свежий воздух, мне нужно на свежий воздух, – сказала она с таким видом, словно зал у нее за спиной вдруг превратился в безвоздушное пространство.

На автостоянке Биби развернула «хонду» так, чтобы иметь возможность лучше видеть вход в ресторан, ссутулилась, сидя за рулем и жалея о том, что у нее нет бейсбольной кепки на голове. Спустя минут двадцать из ресторана вышли Кой и профессорша, еще постояли с минуту, о чем-то болтая, а потом, пожав друг другу руки, расстались. Он направился к своему черному «лексусу». Она села в «мерседес».

Заведя мотор, Биби не знала, за кем последовать, а потом решила воздержаться от такого поступка. Чаб Кой – бывший полицейский. Учитывая это, ему понадобится пара минут, чтобы понять, что за ним хвост. Куда бы профессорша ни ехала, это уже второстепенно по сравнению с тем, что Биби сейчас застукала ее вместе с Коем. Увиденное убедило девушку: они играют в лиге ее врагов и ей нужно всегда помнить об этой встрече. Если возникнет необходимость перекинуться парой слов с Соланж Сейнт-Круа, она теперь знает, где искать стерву.

«Лексус» и «мерседес» скрылись из виду, а Биби все сидела и размышляла над совпадением. Она не верила в совпадения. Было ли им известно, где ее искать? Хотелось ли, чтобы она их заметила? Не могут же они представлять собой всезнающих властителей Вселенной в человеческом обличье… «Ради бога, Бибс! – сказала она сама себе. – Ты с ума сходишь». Если им даже известно, на какой машине она сейчас передвигается, узнать, что намерена перекусить в «Нормсе», они уж никак не могли. За ней никто не ехал. В этом Биби была убеждена. С другой стороны, в случайности она как не верила, так и продолжала не верить.

От «Нормса» девушка отправилась в три отделения своего банка и сняла по двести долларов из каждого банкомата. Теперь у нее было 814 долларов наличными. В гипермаркете купила дешевый мобильник и электронную карту с джи-пи-эс. В другом отделе приобрела бейсбольную кепку и солнцезащитные очки на случай, если ситуация вынудит немного замаскироваться.

На автостоянке она открыла дверцу «хонды» и положила свои покупки на пассажирское сиденье рядом с водительским. Она начинала ощущать себя бывалым агентом ЦРУ, с необыкновенной ловкостью уходящим из расставленной на нее ловушки.

– Это ты, Биби? Биби Блэр! – прозвучал голос за ее спиной.

Биби резко развернулась. Перед ней стояла женщина, чье лицо было смутно ей знакомо, между тем она никак не могла вспомнить, кто это такая. На вид ей было лет тридцать. Копна завитых осветленных волос. Лицо без единой морщинки, словно сырая курятина без кожи. Элегантный нос. Губы порноактрисы. Белоснежные зубы – глядя на них, кажется, можно ослепнуть. Пышный бюст, на котором свободно могли бы присесть несколько ворон.

– Надеюсь, ты не настолько теперь знаменита, чтобы забыть нас, маленьких людей, Краля. Еще даже шести лет не прошло…

– Мисс Хофлайн! – вырвалось у Биби.

Нет, ничто во внешности этой женщины не могло натолкнуть на такую мысль, просто никто среди ее знакомых, за исключением учителя английского языка и литературы в одиннадцатом классе, не называл ее Кралей.

– Сейчас я Марисса Хофлайн-Воршак. Вышла замуж уже года два как. Его зовут Леопольд. Застройщик.

Биби хотелось пошутить: «Если это его фамилия, то почему вы не зоветесь Марисса Хофлайн-Застройщик?» Однако она вовремя спохватилась, вспомнив, что имеет дело с язвой мирового уровня, способной необыкновенно ловко унизить тебя, а затем успешно выкрутиться, доказывая, что ты либо превратно истолковала ее намерение, либо не так интерпретировала все сказанное ею. Лучше не вступать в поединок с миссис Хофлайн-Воршак, соревнуясь в злословии.

– Вы… замечательно выглядите, – вместо этого промолвила Биби.

– Четыре года назад я немного себя… освежила. С твоей стороны очень мило, что ты заметила это.

До «освежения» мисс Хофлайн была тридцатипятилетней брюнеткой с волосами мышиного цвета, кривыми зубами и грудью шестнадцатилетнего мальчика. Ее преображение не обошлось без индустрии пластической хирургии, по крайней мере кварты ботокса и немалой доли магии вуду.

– Теперь я, разумеется, не преподаю. Мне это просто не нужно, – заявила миссис Хофлайн-Воршак. – Видишь тот «бентли» цвета кофе с молоком? Это мой. Но я всегда говорю людям, что первой разглядела твой талант.

Это было, мягко выражаясь, не совсем правдой. Мисс Хофлайн чаще и жарче критиковала Биби, чем любого другого ученика в классе, особенно если речь шла о сочинениях. Девушка много чему научилась от хороших учителей в старших классах, но мисс Хофлайн относилась к той категории преподавателей, из-за которых когда-то ученики придумали шарики из жеваной бумаги.

Словно заметив вспышку негодования в глазах своей бывшей воспитанницы, миссис Хофлайн-Воршак заявила:

– Я неизменно проявляла по отношению к тебе небольшую строгость, дорогуша, ведь тебя надо было периодически подгонять, чтобы ты смогла со временем достичь всего, на что способна.

Биби выдавила из себя улыбку куклы чревовещателя.

– Я это очень ценю. Ну… приятно было с вами встретиться.

Подавшись всем телом вперед так, что ее героических размеров грудь, казалось, вот-вот притянет ее к земле и бывшая учительница потеряет равновесие, миссис Хофлайн-Воршак спросила:

– Можно задать один вопрос?

Биби хотелось поскорее отсюда уехать, а заодно окончательно соскочить с крючка преследователей. Если она согласится, то, пожалуй, это произойдет быстрее.

– Да, конечно, – сказала Биби, ожидая какую-нибудь колкость насчет старой «хонды».

Вместо этого миссис Хофлайн-Воршак сказала:

– Ты что, нажила себе врагов своим романом? Почему ты при пушке?

На мгновение Биби оторопела из-за слова «пушка», а потом промолвила:

– Пистолет… Но я не…

– Ну, Краля! Иногда моему Лео угрожают. Человеку с его положением в обществе просто необходимо иметь разрешение на ношение скрытого оружия. Если у тебя опытный глаз, а у меня глаз острый, ни один портной не сможет пошить такую одежду, чтобы не видно было этой выпуклости.

Никакой выпуклости не было. Пистолет в кобуре уютно прижимался к ее боку в самом широком месте блейзера.

– Ну, тогда должна сказать, что на сей раз вы ошиблись. У меня нет повода ходить с оружием.

Биби хотела отвернуться, но женщина схватила ее за руку.

С заботливостью в голосе не более подлинной, чем ее грудь, «освеженная» бывшая учительница воскликнула:

– Черт! У тебя нет разрешения? Биби! Ты можешь попасть в большие неприятности. Если ходишь с пушкой без разрешения, тебя посадят в тюрьму.

На автостоянке сновали туда-сюда люди, то заходя в гипермаркет, то выходя из него. Голос миссис Хофлайн-Воршак отличался громкостью аукциониста, впрочем, без его изящных модуляций. Люди, удивленно глядя на них, хмурились.

– У меня нет пистолета, – стиснув зубы, сказала Биби. – Отпусти меня.

Женщина отпустила руку девушки только затем, чтобы схватить ее за левый отворот блейзера и, стянув, выставить на всеобщее обозрение кобуру с пистолетом.

– Ты всегда любила нарушать правила, девочка… всегда, но я первой распознала в тебе талант. Я не хочу видеть, как ты разрушаешь свое будущее.

Биби сжала руку миссис Хофлайн-Воршак, вцепившуюся в ее блейзер.

– Леди! Что с вами такое? Отстаньте от меня!

– Коль у тебя нет разрешения на ношение скрытого оружия, ты должна сейчас же снять пистолет, немедленно, и положить в багажник.

Несколько человек, остановившись, принялись наблюдать за ссорой. Они, должно быть, никогда не смотрят новости по телевизору. В наши дни, если в подобной ситуации ты не поспешишь убраться подобру-поздорову, то вполне можешь попасть в число жертв.

– У меня есть разрешение, – прошипела Биби и пошла вокруг «хонды» к месту водителя.

Бывшая учительница английского нагнала ее, когда девушка миновала первую головную фару.

– Если у тебя на самом деле есть разрешение, почему ты с самого начала не сказала? Почему соврала?

Бросив убийственный взгляд на преследовательницу, Биби произнесла, чеканя каждое слово:

– По-то-му, что я не хо-те-ла, что-бы каж-да-я ду-ра зна-ла!

Миссис Хофлайн-Воршак встретила ее взгляд с твердостью гранита.

– Не кричи на меня, юная леди. Если у тебя есть разрешение, покажи, и я не буду беспокоиться о том, что ты разрушишь свою жизнь. В противном случае я позвоню твоим родителям.

– Ради бога! Мне двадцать два года!

– Для меня ты всегда останешься девчонкой.

Биби дошла до двери. Ее бывшая учительница не отставала. Один из зрителей сделал пару шагов вперед. Высокий мускулистый с изможденным лицом и усами как у моржа. Голова повязана банданой. Фуфайка-безрукавка совсем не подходила для утренней прохлады. На его шее извивались татуировки рептилий и пауков. Мужчина показался ей героем «Человека в картинках», вот только в этой реальности Рэй Брэдбери, садясь за компьютер, употреблял ЛСД.

– Прошу прощения, леди. Могу я внести немного мира в вашу беседу?

Биби на секунду замерла на месте.

– Эта женщина настаивает, что знает меня. Я никогда ее прежде не видела. Она сумасшедшая.

Задетая такими словами, миссис Хофлайн-Воршак повернулась к незадачливому миротворцу и принялась защищаться от клеветы Биби. Отступив от «хонды», женщина указала рукой на свою машину в первом ряду.

– Видите вот тот «бентли»? Он мой. Сумасшедшие не ездят на «бентли» цвета кофе с молоком.

Пока она доказывала свою вменяемость, Биби села в «хонду» и включила зажигание. С места она стартовала резковато. Миссис Хофлайн-Воршак даже отскочила прочь, словно опасалась, что ее могут сбить. А вот Человек в картинках застыл на месте, явно уверенный в том, что его накачанному телу не повредит столкновение с каким-то там седаном.

Отъехав от гипермаркета на улицу, Биби заорала настолько громко, как не орала во время странного происшествия:

– Какого хрена?!

Это явно не было случайностью. Не могла она вот так просто встретить свою бывшую учительницу. Во всем произошедшем ощущались тщательное планирование и расчет. Надо будет на досуге хорошенько обо всем этом поразмыслить.

Проехав несколько кварталов от гипермаркета, Биби нашла убежище на парковке перед торговым комплексом. Помимо выстроившихся в один ряд магазинчиков, разделенных общими стенами, рядом находилось отдельное здание «Донат Хейвен», на крыше которого над гигантским глазурованным пончиком вращался золотой нимб.

Хотя при покупке дешевого мобильника была обещана «мгновенная активация», Биби не удивилась, когда пришлось ждать ответ.

Коротая время в ожидании, девушка читала инструкции к электронной карте и попутно размышляла по поводу неправдоподобной встречи с миссис Хофлайн-Воршак. Сбрасывать случившееся со счетов не стоило. Эта встреча обязательно должна иметь какое-то отношение к ее теперешним неприятностям. С другой стороны, допустив, что ее бывшая учительница принимает участие в заговоре против нее, Биби сходила с тропинки оправданной паранойи и делала шаг на пути к мании. Если Хофлайн-Воршак, то почему не безымянный миротворец с усами как у моржа и татуировками? Если он, то почему бы не заподозрить каждого посетителя «Донат Хейвен»? А как насчет тех, кто проезжает сейчас по улице в машинах? Можно ведь подозревать всех и везде…

«Лучше остынь», – посоветовала Биби самой себе.

Когда карта с привязкой к джи-пи-эс была загружена и активизирована, девушка попыталась определить, где же находится дом № 11 по Мунрайз-вей. Этот адрес был выложен буквицами на столе в кабинете Калиды. Биби не знала названия города или небольшого городка, в котором есть эта улица, но поиск можно было проводить по округáм. В округе Ориндж и в девяти соседних не было ни улицы, ни дороги, ни переулка, ни авеню, ни бульвара, ни аллеи, ни проспекта с таким названием. Не зная, в каком городе проводить поиски, Биби повторяла одно и то же по несколько раз. Довольно утомительно. Если бы она воспользовалась своим лэптопом, процесс значительно ускорился бы, но это рискованно. Плохие люди могут засечь ее, как только она войдет в свою учетную запись в интернете.

Купив мобильный телефон, Биби задумалась, стоит ли звонить родителям. После вчерашней ночи у них, должно быть, похмелье, но не сильное. Вероятно, они еще ей не звонили, однако вскоре обязательно позвонят, встревожатся и начнут засыпать ее сообщениями, отправляемыми на голосовую почту.

Вот только если Терезин и его люди на самом деле обладают связями и возможностями, на которые претендуют, они в состоянии прослушивать телефоны Нэнси и Мэрфи с такой же легкостью, как органы национальной безопасности. Тогда после звонка Биби родителям Терезин сможет определить сигнал ее телефона. А затем она опять окажется у них под колпаком. Чтобы оставаться невидимой для врага, надо звонить лишь тем людям, которых Терезин не догадается поставить на прослушку.

В округе, где проживает более трех миллионов человек, она временно, если не навсегда, очутилась в полнейшем одиночестве.

Биби неохотно выключила телефон, сунула его себе в сумочку и вытащила книгу, принадлежавшую Калиде. Когда девушка открывала ее, ей почудилось, что пантера из тисненой кожи на обложке пришла в движение и прыгнула в сторону корешка. Испугавшись, Биби едва не выронила книгу, но, когда захлопнула ее, пантера осталась такой же застывшей в прыжке, как и прежде.

Девушка принялась листать чистые страницы, надеясь краешком глаза вновь увидеть дрожащие, призрачные строчки скорописи, что возникали на бумаге, слишком неясные и ускользающие, чтобы их можно было прочесть. Но на этот раз она ничего не увидела, сколько ни мелькали в ее руках страницы взад-вперед подобно тому, как свет сменяется тьмой, а тьма светом.

Когда Биби оторвала взгляд от книги, то поняла, что прошло гораздо больше времени, чем несколько минут. Ей показалось, будто она только что очнулась ото сна, который продлился несколько часов. Девушка зевнула, заморгала ресницами и тяжело сглотнула. Рот ее пересох. Биби казалось, что она впала в транс и ей приходится сбрасывать оковы гипноза, но все это было иллюзией. Желудок наполнял съеденный ею завтрак, а мышцы тела не затекли и не болели после долгого сидения за рулем. Она взглянула на часы: и впрямь провела за рулем не более пяти минут. Как бы там ни было, девушка предпочла, стараясь не смотреть на книгу, засунуть ее обратно в сумку.

– Что-то здесь не то, – сказала она сама себе.

Был один из тех дней, когда туман подражает океанским волнам, но все же гораздо медленнее, постепенно отступая в теплом утреннем свете, хотя никогда полностью он не покидает бéрега. Спустя час-другой туман вновь начинает наползать на землю, не достигая, впрочем, тех же пределов, а затем отходит, чтобы опять вернуться.

Биби ехала обратно в район Ньюпорт-Бич, и ей пришлось включить головные фары автомобиля задолго до того, как «хонда» достигла моста, ведущего на полуостров Бальбоа. Выехав на эту длинную полоску земли, укрепленную валами и служащую защитой гавани, девушка включила дворники в наиболее медленном режиме, чтобы они стирали с лобового стекла капли конденсата.

Дом, где проживал Келси Фолкнер, располагался на самой оконечности полуострова, в коммерческой зоне, ставшей таковой после того, как цены на недвижимость здесь взлетели до небес. Эта полоска суши в два-три квартала шириной с домами, что выходят окнами как на гавань, так и на океан, становится объектом повышенного внимания со стороны туристов в теплые месяцы года. Благодаря Дику Дейлу и «Дель-Тоунс», создававшим музыку серфингистов в пятидесятых годах прошлого века, это место овеяно легендами, несмотря на то что у нервных типов полностью пологий ландшафт вызывает боязнь, связанную с опустошительными последствиями цунами, случись такое.

Биби оставила «хонду» на платной стоянке, оборудованной паркоматом, и сквозь пропахший морем туман направилась искать нужный ей дом. Что ни говори, а в качестве средоточия секты сумасшедших убийц это место совсем не подходило. Магазин назывался «Серебряные фантазии». Здесь продавали серебряные украшения ручной работы, начиная от недорогих брелоков-сувениров в виде прыгающих дельфинов и заканчивая ожерельями и браслетами эксклюзивной работы ценой в несколько тысяч долларов. Учитывая, что магазин был открыт утром рабочего дня в межсезонье, можно было сделать вывод – местные часто заходят сюда.

Биби нередко проходила мимо этого магазинчика, но вследствие своего полнейшего равнодушия к украшениям ни разу не переступала его порог. Изделия подешевле висели на латунных подставках. Более дорогие побрякушки были выставлены в витринах.

Женщина тридцати с хвостиком лет сидела за столиком в углу и полировала браслет. Внешне она вполне походила на человека из шестидесятых: длинная шелестящая хлопковая юбка, окрашенная вручную блузка, вязанный крючком высокий воротник и болтающиеся серебряные серьги в виде символа мира. Если бы ее поставили на сцену в составе любой из тогдашних групп и дали в руку бубен, все приняли бы женщину за свою.

Оторвавшись от работы, незнакомка улыбнулась Биби и сказала:

– Не о таком дне люди мечтают, когда думают о Калифорнии.

– Туман лучше, нежели цунами, – ответила Биби, хотя никогда прежде не относила себя к излишне впечатлительным особам. – А Келси здесь?

– У себя в мастерской, – указывая на дверь в глубине магазина, промолвила женщина. – Ступайте к нему.

Хотя шансы на то, что ее убьют и расчленят в мастерской ювелира, были минимальными, Биби засомневалась.

– Не тревожьтесь, он там ничего сейчас не отливает, – заверила ее женщина, – просто разрабатывает дизайн нового украшения… – Она нахмурилась. – Вы знакомы?

Биби не знала, что ответить, но все же сказала:

– Нет, мой отец его знает.

– А кто ваш отец?

– Мэрфи Блэр, он владелец…

– А-а-а… Мэрфи! Он в порядке. Проходи.

Мастерская Фолкнера оказалась оборудована куда лучше, чем можно было ожидать от кустаря – небольшая, но очень удобная. Здесь было чисто, пахло только полиролью металла и смазочным маслом. Свет проникал через четыре небольших высоких окна, к которым своим ничего не выражающим лицом прижимался туман.

Мужчине было лет пятьдесят на вид. Седые волосы походили на всклокоченную гриву, что напоминала шевелюру Бетховена. Келси Фолкнер сидел на табурете у кульмана чертежника. Он рисовал ожерелье. При виде девушки мужчина улыбнулся.

– Нежданный луч света в пасмурный день, – сказал он.

Если бы даже та женщина из первой комнаты постаралась морально подготовить Биби к тому, что она сейчас увидит, шок все равно не стал бы от этого меньше. Одна половина его лица была красивой, другая – как у Призрака оперы: грубая маска келоидных рубцов и изодранной плоти, местами красной, словно тело под сорванным волдырем, местами – маслянисто-белесой. Ужасные шрамы ненадолго отвлекали от деформированной челюсти и перекошенной щеки. Создавалось впечатление, что мужчина пережил чудовищный удар, когда мчался на большой скорости. Бóльшую часть его уха будто срезали, а оставшееся походило на грибковую плесень.

Несмотря на то что Биби первым делом заявила о красоте украшений, которые делает мастер, и ей казалось, она сумела скрыть реакцию замешательства, Фолкнер правильно понял мысли девушки. Он выговаривал слова медленно, с отменной дикцией, вопреки тому, что, судя по всему, это требовало от него определенных усилий.

– Извините. Как я понимаю, Рита не подготовила вас?

– Продавщица? Я сказала, что вы знакомы с моим отцом. Она, думаю, решила, будто я должна…

– А кто ваш отец?

– Мэрфи Блэр.

– Приятный и очень энергичный человек. Он иногда покупает у меня украшения для вашей матери.

– Значит, так вы с ним познакомились?

– Да. Уже много лет я предпочитаю ни с кем не вступать в близкий контакт помимо магазина и лишь тех заказчиков, кто настаивает высказать свои пожелания лично мастеру, – вымолвил он и указал рукой на рисунок. – У меня есть моя работа, квартира наверху и книги. Этого достаточно, иногда с избытком.

По тому, как держал себя ювелир, Биби предположила, что он ждет, когда она спросит.

– А что произошло?

Мужчина приподнял голову и оглядел гостью с бóльшим интересом, чем прежде.

– Вы не похожи на других, как я погляжу…

– На кого конкретно?

Бросив на девушку пытливый взгляд, Фолкнер произнес:

– Вообще ни на кого.

– Я – это я. Я такая же, как все.

– Нет, вы другая, – возразил он. – Вами движет не дешевое любопытство.

Догадавшись, что мастер оценивает ее и пока не пришел к окончательному выводу, Биби не ответила, хорошо понимая, что давлением она ничего не добьется.

– Вы меня не жалеете, вы сочувствуете, это я вижу, но не жалеете. А еще я не заметил отвращения и пренебрежения, которые часто примешиваются к жалости.

Биби терпеливо ждала.

Фолкнер зажмурился на секунду, затем кивнул, словно отвечал самому себе на невысказанный вопрос. Открыв глаза, он промолвил:

– Один молодой человек ударил меня обрезком стальной трубы. Пока я лежал, умирая, он изнасиловал мою жену Бетт и нанес ей двадцать три ножевых ранения. Пока я лежал, умирая… Пока она лежала, умирая, – поправил себя мастер, – он облил кислотой ее, а затем мое лицо. Боль, вызванная ожогом кислоты, вывела меня из забытья. Мне удалось выжить, Бетт не смогла.

Биби охотно упала бы сейчас в кресло, если бы оно оказалось рядом.

– А кто это был?

– Роберт Уоррен Фолкнер, Бобби, наш сын. Ему тогда было шестнадцать лет.

– Господи!

Теперь изувеченное лицо уже не тревожило Биби. Куда страшнее было выражение глаз этого человека. Ей хотелось, но она не могла отвести от него взгляда.

– Я вам сочувствую, – произнесла девушка.

Мужчина отвернулся.

Главным элементом наброска на чертежной доске был стилизованный образ вздымающейся птицы с распростертыми крыльями. Должно быть, это феникс.

– А ваше лицо… – промолвила Биби, – можно же что-то сделать… исправить…

– Ну да. Пластические операции, восстановление хирургическим путем, ионизирующее облучение и кортикостероидные инъекции, чтобы не давать образовываться новым шрамам там, где хирурги удалили старые. Но зачем? Бетт этим не вернешь.

Биби не нашлась с ответом, впрочем, даже если бы знала, что сказать, говорить это не следовало.

– Дело в том, – продолжал ювелир, – что он был одержим нацистами, войной и лагерями смерти.

– Аушвиц-Биркенау, Терезин… – произнесла Биби.

– Дахау, Треблинка и другие. Это животное Гитлер интересовалось оккультизмом. Роберт тоже этим заинтересовался, что встревожило Бетт. Она хотела обратиться за помощью к специалисту. Я возражал, утверждал, что в его возрасте многих интересуют разные ужасы. Это часть взросления. Если не нацисты, то ходячие мертвецы или вампиры. Какая разница? Он перерастет свое увлечение. Так я ей говорил. На самом деле я понятия не имел, что происходит в его голове. Бетт предчувствовала беду, а я был в полном неведении, пока…

Туман слепо тыкался в высокие окна. До их слуха долетело едва слышное гудение самолета, вылетевшего из аэропорта имени Джона Уэйна и набирающего высоту над океаном.

Из помещения магазинчика донесся приглушенный голос Риты. Видимо, пришла покупательница.

– А что с ним случилось потом? – спросила Биби.

– Его так и не поймали. Он забрал наши деньги и еще кое-что ценное. Думаю, Роберт давно это планировал… Мне кажется, он мертв.

– Почему вы так решили?

– За столько лет он обязательно мне позвонил бы, чтобы помучить. Под конец Роберт стал очень заносчивым и был несдержанным на язык. Ему нравилось меня шокировать.

– Давно это произошло?

– Семнадцать лет назад.

– Значит, теперь ему тридцать три.

Из другого помещения доносились говор и тихий смех, сопутствующие хорошему бизнесу.

– Зачем вы сюда пришли, мисс Блэр? – раздался голос ювелира.

– Вы боитесь, что он может вернуться? – осматривая мастерскую, спросила Биби.

– Нет. Его жестокость настолько огромна, что он предпочтет, чтобы я жил и страдал.

Девушка посмотрела ювелиру в глаза.

– Но если он вернется? Что тогда?

С полки под наклонно стоящей чертежной доской Келси Фолкнер взял пистолет, который, по-видимому, всегда там лежал.

Однако Биби еще сомневалась.

– Но он же ваш сын.

– Был когда-то. Теперь я не знаю, во что он превратился. – Полюбовавшись оружием, мужчина вновь положил его на полку. – Этому не бывать. Я не заслужил право на отмщение.

Девушка не считала, что ее последний вопрос будет уместным, однако серебро все же являлось здесь связующим звеном, поэтому она спросила:

– Вы когда-либо изготовляли серебряные мисочки, мистер Фолкнер?

– Нет, я делаю только украшения. Мой талант ограничен. Я не Георг Йенсен, – грустно произнес он, скрывая за улыбкой свою печаль. – Но вы не ответили на мой вопрос. Зачем вы сюда пришли, мисс Блэр?

– До свидания, мистер Фолкнер. Надеюсь, вы будете отомщены.

Сидя за рулем «хонды» на автостоянке, Биби никуда не спешила. За те четвертаки, которые закинула в паркомат, она может позволить себе не торопиться. Несколько минут девушка внимательно разглядывала фото Эшли Белл, хотя не понимала, что еще такого собирается увидеть на снимке. Острее, чем прежде, Биби ощутила близость к этой девочке. Ей ужасно захотелось полностью посвятить себя поискам Эшли. Казалось, ее кто-то подталкивает к этому… Нет, не вполне правильно… Это не было похоже на внешнее воздействие, скорее на мощную внутреннюю силу, куда превосходящую любое желание или потребность. Кажется, само ее рождение и двадцать два года жизни – всего лишь подготовка к тому, чтобы отыскать Эшли Белл, избавив ее от той горькой участи, на которую обрекут девочку похитители.

Биби отложила в сторону фотографию, открыла лэптоп и рискнула отправиться в непродолжительное путешествие по сети в поисках чудовища. Она быстро нашла упоминание в прессе о том преступлении. В то время убийство стало настоящей сенсацией. Самой Биби тогда было лет пять. Девочка не обращала внимания на все то, что происходило вне пределов ее семьи. Семнадцать лет назад Фолкнеры жили дальше по берегу, в Лагуна-Бич. Об изуверском поступке Роберта по отношению к родителям Биби уже и так знала больше, чем хотелось. Ей нужна была его фотография. На разных сайтах девушка нашла таких семь. Шесть из них были переданы властям посторонними людьми, а не отцом.

На двух снимках Роберт был слишком мал, поэтому для поисков убийцы они явно не годились. На остальных пяти – запечатленный в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет. Симпатичный парень, возможно, даже красивый. Он смотрел прямо в объектив камеры. На всех фото, за исключением одного, выражение лица Фолкнера казалось очень серьезным. На единственном снимке, где Роберт широко улыбался, ему было лет четырнадцать. Подросток стоял на фоне морского берега, обрамленного пальмами. Биби подавила в себе искушение увидеть жестокость в изгибе его губ или безумие в блеске прищуренных глаз. Роберт выглядел так, как любой другой мальчик. Внешне он скорее походил на будущего святого, чем на убийцу.

Две фотографии были сделаны незадолго до ночи преступления. На первой ему лет пятнадцать, на второй – шестнадцать. Роберт изменился. Без сомнения, его поза теперь казалась более агрессивной. Отношение к окружающим тоже, вероятно, изменилось. Биби не представляла себе переходящее в презрение высокомерие – это читалось на его лице. Теперь он стригся короче, нежели прежде. Особенно коротко – с боков. Волосы были разделены пробором справа, как и раньше, но более тщательно, так, что белая кожа скальпа казалась линией, проведенной на голове мелом. Зачесаны волосы были налево, спадали на лоб и доставали до виска. Биби заметила в его прическе что-то знакомое. Через секунду она поняла, что паренек копирует Гитлера.

Девушка подумала о том, что следовало бы послать лучшую фотографию Роберта своим родителям. Пусть будут настороже, пусть остерегаются опасного человека, похожего на этого подростка, но вовремя поняла: спустя семнадцать лет Роберт настолько сильно изменился внешне, что этот снимок ничем родителям помочь не сможет. А еще Нэнси и Мэрфи захотят знать, чем этот мужчина может быть опасен, какую угрозу он несет непосредственно Биби и в какую неприятность впуталась их дочь. Если она ответит на все их вопросы, они скорее подвергнутся опасности, чем если ничего не станет рассказывать им…

Или она не права?

Автомобили на бульваре Бальбоа катились вдоль побережья в сторону Клина, одного из самых знаменитых среди серфингистов мест на планете, к тому же довольно опасного. По мере удаления от океана туман становился все гуще и гуще. Белесые клубы вились вокруг «хонды». Могло показаться, что мир, который знала Биби, начинает таять, а из молекулярного супа его распада образуется новый, который при любом раскладе будет враждебен по отношению к ней.

Роберт Уоррен Фолкнер, он же Биркенау Терезин, теперь должен жить под другим, вполне буднично звучащим именем, и Биби его пока не знает. Он угрожал ей, что расправится с ее родителями, если она выйдет с ними на связь. Он хочет, чтобы она держалась обособленно от своего окружения. В таком случае, когда враг обнаружит Биби, ему будет проще уничтожить ее. Вот только она подозревала, что, независимо от ее поступков, Нэнси, Мэрфи, Пого – все, кого она любит, уже находятся в списке потенциальных жертв Терезина. Подражая маньяку, устроившему геноцид, своему кумиру, Терезин возжелает глобального исхода. Он убьет не только Биби, но и всех людей, которым она не безразлична, всех тех, кто будет задавать вопросы и требовать правосудия.

Пэкстон Торп сейчас помочь ей не сможет. Биби и на минутку не позволила себе предаться фантазии, будто он теперь прискачет к ней на помощь с противоположного полушария планеты и спасет ее. Но девушка все же ненадолго погрузилась в воспоминания о красоте его тела, уме и добром сердце. Это несколько уняло ее тревоги и оживило надежды.

Заведя автомобиль, Биби вырулила на улицу. Она знала, куда теперь направится, однако понятия не имела, что будет делать на месте. Соланж Сейнт-Круа жила в Лагуна-Бич. Это Биби знала и раньше, но во время поисков в интернете фотографии сына Келси Фолкнера девушка поняла, что профессорша теперь живет в том же доме, где произошло убийство.

В глубинах плавучего города Гибб лежал без сна.

Морских котиков подготавливают к тому, чтобы они выдерживали такое, на что не способны другие люди. Если ты не в состоянии физически, психически и психологически вынести все ужасы войны, тебе следует забыть о спецназе и стать полицейским в торговом центре, библиотекарем либо выбрать любую другую профессию поспокойнее. Морской котик видит и сталкивается с такими ужасами, после которых большинству людей годами пришлось бы обращаться за помощью к психиатру. При этом ему ни в коем случае непозволительно превращаться в равнодушного ко всему циника. Если ты избрал путь доблести, это станет твоим навсегда. Нельзя избавиться от выбранной тобой судьбы, продать ее, как продаешь дом, или перестроить в нечто поскоромнее без риска потерять самого себя. Если настанет день и ты откажешься следовать по избранной дороге, ты больше не сможешь жить в созданном тобой мире.

Впрочем, морские котики не лишены страха, а иногда им, как другим людям, снятся кошмары. Первую ночь после уничтожения Абдуллаха аль-Газали и его людей Пэкс Торп разговаривал во сне, даже тихо вскрикивал в четырехместной каюте, в которую их заселили после возвращения с задания. Дремавшие Перри и Денни никак не реагировали на шум, издаваемый старшиной.

Гибб и Пэкс лежали на нижних койках. Их разделял узкий проход. Гибб сейчас не мог заснуть и вслушивался в странные слова, слетавшие с губ старшины. Некоторые из них он даже запомнил.

Утром, позавтракав, он сказал:

– Пэкс, вчера ночью ты во сне снимал триллер в духе Хичкока. Кто кому вылил на лицо кислоту?

Пэкстон, побледнев, оторвал взгляд от своего грязного подноса с едой.

– Безумный сон. Все очень сумбурно, но впечатляет.

– Это Гитлер изнасиловал свою мать? – допытывался Гибб. – И чьи пальцы он отрезал? Старик, когда ты уйдешь в отставку, ты всегда сможешь найти себе работу. Будешь писать сценарии для самых безумных телевизионных шоу по кабельному.

Дом убийцы, расположенный в Лагуна-Бич, оказался трехэтажным зданием. Постройка занимала место на взбирающейся круто вверх улице, что брала начало у Коуст-хайвей. Окна особняков здесь выходили на север и юг. В обоих случаях океана видно не было, но цены на недвижимость все равно кусались. Здесь росли высокие деревья, а палисадники перед жилищами были небольшими. Взгляд поражала мешанина различных архитектурных стилей, зачастую совсем не сочетающихся. Дом, в котором убили Бетт Фолкнер, был построен в стиле модерн: штукатурные и лепные работы, опрятные балкончики-террасы из тика, расположенные рядами, словно коржи в свадебном торте для обескровленной невесты и жениха не краше вареной морковки.

Утром в рабочий день доктор Соланж Сейнт-Круа, скорее всего, должна быть в университете. Сейчас она выступает там хранительницей современной американской литературы и пытается лишить уверенности начинающих писателей. Остановив автомобиль у обочины на противоположной стороне улицы, Биби с полчаса наблюдала за домом. Никто не появился ни на веранде, ни на одном из длинных балконов-террас, ни в каком-нибудь из дорогих окон.

Здесь туман был не такой густой, как в Ньюпорте, но все же довольно приличный. По крайней мере, снимать тут городскую версию «Собаки Баскервилей» можно. Нехватки в охотничьих псах также не чувствовалось. Местные жители разгуливали с четвероногими питомцами разнообразных пород, то поднимаясь, то опускаясь по идущей под наклоном улице. Никого, кажется, не удивило обстоятельство, что девушка в бейсбольной кепке и солнцезащитных очках сидит ссутулившись за рулем машины, годной лишь для свалки, и кого-то высматривает. Жители Лагуна-Бич всегда гордились тем, что здесь проживает множество художников. Город не только принимает все классы и культуры, терпимо относится к экстраординарному, он даже приветствует эксцентричность в горожанах.

Наконец, расставшись с кепкой и солнцезащитными очками, Биби храбро направилась к двери дома Сейнт-Круа. Когда никто не ответил на ее звонок, девушка ленивой походкой прошествовала за угол здания, при этом напустив на себя беспечный вид заправского взломщика. Двери и окна были закрыты, хотя задняя, ведущая в гараж, оказалась заперта изнутри лишь тонкой на вид щеколдой. Если даже дом находится под охраной сигнализации, гараж почти наверняка не подключен к ней. Она сможет, просунув кредитную карточку между дверью и косяком, приподнять щеколду… Вот только сумочку Биби оставила у себя в машине.

Девушка уже хотела вернуться к «хонде» за кредиткой «Виза», когда что-то в ней надломилось. Нет, надлом не был серьезным. Нельзя было сказать, что толстый ствол ее жизненной философии раскололся надвое и рухнул наземь. Нет, но обломившимся сучком дело также не ограничилось. Негодование, вызванное тем, что ее жизнь перевернули вверх дном, тревога, раздражение и замешательство последних восемнадцати часов ее бытия довели Биби до состояния, когда что-то должно было сломаться. Лишь одна ветка на ухоженном дереве, являющемся Биби Блэр, треснула. Ветку эту называли «осторожность». К черту карточку «Виза»! Обойдемся без нее. Девушка ударила ногой в дверь. Звук от удара не встревожил Биби. Наоборот, она была довольна. Наконец-то хотя бы что-то сделала. Девушка ударила во второй раз. Третьим ударом сорвала щеколду. Ее приветствовала тьма гаража.

Биби нащупала выключатель. Машины здесь не оказалось. Биби прикрыла за собой дверь. Из гаража в дом вела другая, солидная на вид, оснащенная массивным ригелем замка. Такую дверь можно сколько угодно пинать ногой, пока не упадешь без сил. Результата все равно не добьешься. Кредитка тут также бесполезна.

На стене висел садоводческий инвентарь. Рядом стоял верстак с выдвижными ящиками, расположенными сбоку от рабочего места на уровне коленей. Девушка обнаружила там множество инструментов, включая отвертку и молоток.

Она склонилась над нижней из четырех дверных петель. Засунула кончик отвертки между головкой и стержнем шарнира и подвинула его примерно на полдюйма. Биби стучала молотком по рукоятке отвертки до тех пор, пока не высвободила стержень. Вскоре все четыре были сорваны и, отброшенные, со звоном упали на бетонный пол.

Каждая шарнирная бочка состояла из пяти цилиндров. Два составляли часть створки, прикрученной к дверному косяку, три – часть створки, что крепилась к двери.

Без стержней цилиндры вместе не держались, а слегка расходились, но дверь все же оставалась на месте.

– Не трусь! – приказала она сама себе.

Отверткой, а затем заостренной стороной головки молотка Биби расширила щель между дверью и косяком. Теперь она сможет засунуть в щель пальцы. Девушка ломала преграду до тех пор, пока цилиндры петель, скрипя и скрежеща, не разошлись. Дверь под углом наклонилась вглубь дюйма на два и сейчас нависала над порогом. Звона сигнализации слышно не было. Мило. В данный момент все держалось на замке. В отличие от петель вращаться он явно не собирался. Девушка навалилась на дверь всем телом. Дерево затрещало вокруг винтов, крепивших врезной замок. Всунутый ригель лязгал в металлической накладке на косяке. Биби скрипела зубами, ругалась и вкладывала всю себя в эту битву с дверью. Дерево трещало и ломалось. Щель увеличилась. Теперь уже Биби смогла протиснуться через нее на кухню. Здесь девушка застыла и вслушалась в тишину, царящую в доме. Она вытерла пот со лба рукавом куртки.

Иногда Биби сожалела, что она не Пэкстон. Он бы сейчас воспользовался кубиком взрывчатки Си-4. Таким образом жених легко вынес бы дверь вместе с частью стены. Соседи в Лагуна-Бич – покладистые. Они, скорее всего, не станут жаловаться до второго или даже третьего взрыва.

Утренний свет пробивался в окутанный океанскими испарениями городок, проникал в высокие, от пола до потолка, окна, оставляя по углам тени. Освещение было вполне приличным, но немного таинственным и мрачноватым, словно свет позднего дня в заснеженном ландшафте зимы.

Девушка двинулась вперед по первому этажу. Планировка была анфиладной. Из одной комнаты Биби попадала в другую. Коридоров здесь просто не было. Она подумала, что внутри дом выглядит намного богаче, нежели снаружи. Бледные полы, выложенные известняковой плиткой, почти лишенные ковров. Нигде не видно штор. Облицованные мрамором камины. Зеркала замечательной глубины. Расставленная под острыми углами мебель из стали и кожи всем своим видом производила угрюмое впечатление. По идее каждый шаг Биби по плитке должен был отдаваться эхом, но она двигалась в совершенной тишине, подобно духу в храме, столетия назад погребенному под сотней футов песка пустынь.

Иногда Биби верила, что никого, кроме нее, здесь нет, но порой девушке начинало казаться, будто ее поджидает засада, а в доме прячется паук-каменщик, предвкушающий момент, когда она сделает фатальный шаг.

Первый этаж, очевидно, предназначался для коктейль-приемов и литературных вечеров, которые стали легендой для факультетских сотрудников, приглашенных лекторов и студентов доктора Сейнт-Круа. Биби не задержалась в колледже надолго, чтобы ее сюда хоть раз пригласили. Она обследовала комнату за комнатой, вещь за вещью. Как ни странно, все увиденное девушкой здесь представлялось ей неуловимо знакомым. Она могла наперед сказать, что ожидает ее за следующим углом, за следующей дверью.

В этих холодных, скудно обставленных помещениях ничто не намекало Биби на роль профессорши в недавних событиях, не подтверждало, что она каким-то образом связана с Терезином. Если где-то и должен быть ключ к загадкам, то в кабинете или домашнем офисе. Искать надо на втором этаже.

Биби начала подниматься по открытой спиральной лестнице, сделанной из стекла и стали, мимо больших окон, к которым туман прижимался легионом наполовину сформировавшихся лиц.

Второй этаж был похож на первый. Лишенный пафоса домашний кинотеатр… Слабо оснащенный тренажерный зал… Наконец она обнаружила кабинет, который искала. По-спартански обставленная комната – вполне в духе кабинета Сейнт-Круа, где Биби бывала, когда училась в колледже. Два черно-белых абстрактных полотна. На книжных полках – мало книг. Отталкивающего вида диван. Черное офисное кресло от «Германа Миллера». Этот единственный удобный предмет мебели во всем доме стоял за столом из матовой стали с панелями, покрытыми серой эмалью.

И это было тревожно знакомо ей.

Только стол мог дать ответы на интересующие Биби вопросы, однако ее ждало разочарование. Здесь не было компьютера. На столе вообще ничего не лежало. В четырех выдвижных ящиках девушка не смогла обнаружить что-либо интересное для себя.

В юго-западном углу кабинета один пролет лестницы вел на третий этаж. Впервые она включила свет. Поднялась к покрытой черным лаком двери. Биби предполагала, что, когда в доме гости, дверь эта запирается. Уж слишком лестница и дверь походили на зловещий вход в запрещенное королевство. Замóк сейчас закрыт не был. Когда Биби схватилась за ручку, то уже знала, что именно скрывается за ней. Нет, о точных деталях она, конечно, не догадалась, но постигла главное: комнаты наверху окажутся совсем непохожими на все, что она видела на первом и втором этажах.

Биби переступила порог и щелкнула выключателем на стене. Зажглись несколько искусно расположенных ламп, сделанных из коричневого витражного стекла. Из сверкающего модерна девушка попала в изысканную эпоху королевы Виктории. Она ступила в светскую гостиную с обоями ручной работы, имеющими яркий, цветастый орнамент. Тонкие кружевные гардины обрамляли темно-бордовые бархатные шторы с бахромой и кисточками. На двух этажерках стоял коллекционный фарфор. Диван в стиле честерфилд. Кресло, обитое кожей, закрепленной гвоздями с широкими шляпками. Большой круглый стол, застеленный тканью, которую в свою очередь прикрывала вязаная скатерка. Сверху стояли портретные бюсты, эмалированные украшения и маленькие картины в рамках.

Биби испытывала чувства детей, нашедших путь в Нарнию, словно она попала в совершенно другой мир, но в то же время ощущала себя человеком, вернувшимся туда, где она прежде уже бывала. Контраст между роскошными тканями и нарочитым беспорядком свидетельствовал скорее не о любви к Викторианской эпохе, а о тревожной одержимости.

За гостиной большая спальня с ванной комнатой повторяла своим убранством то, что она уже прежде видела. Главным предметом мебели была кровать под опрятным балдахином, поддерживаемым четырьмя украшенными резьбой столбиками с вьющейся виноградной лозой и золочеными цветами. Биби стояла внутри спальни, очарованная, и пыталась перебороть сомнения. Вряд ли что-нибудь интересное можно найти в ящиках ночных столиков. Прежде чем девушка решилась следовать дальше, покрытая черным лаком дверь позади захлопнулась.

Когда Биби шагнула к двери, разделяющей спальню и гостиную, она поняла, что настало время вытащить из кобуры «Зиг-Зауэр».

Пэкс несколько дней обучал ее в стрелковом тире. Биби истратила сотни патронов, стреляя по бумажным мишеням с силуэтами людей, но все же опасалась, что, если дело дойдет до крайности, она примет неправильное решение, будет стрелять тогда, когда не следует, случайно подстрелит того, кого не намеревалась. Ее защита всегда состояла из слов. Если Биби отошьет не того, кого следует, она в любой момент может попросить прощения и попробовать объясниться, но смертельную рану в груди извинениями не вылечишь.

Биби никого не замечала в той части гостиной, которую видела в дверном проеме. Когда тишина стала настолько напряженной, что девушке показалось, будто ее проверяют, насмехаются над ней, она поборола нерешительность и выхватила пистолет. Биби держала его правой рукой, направляя дуло в потолок.

Она взглянула в окно, думая, не расположена ли за ним терраса из тиковых досок, на которую при необходимости можно сбежать. Пока бродила по дому, совершенно утратила ориентацию. Биби не знала, куда выходят окна, а туман, окутавший побережье, не давал ей понять, под каким углом падают солнечные лучи.

Соблюдение полной тишины не особо эффективная стратегия. Тишина изматывает нервы до тех пор, пока воображение не принимается сочинять один тревожный сценарий за другим. В конце концов ты начинаешь предвзято реагировать на малейший шум. Даже невиннейший звук теперь кажется сигналом к нападению. Это приводит к тому, что, когда фатальный момент настает, человек оказывается неготовым. С каждым шагом ее дурное предчувствие все заострялось, пока не достигло остроты бритвы.

В кинофильме героиня, измученная тягостной тишиной, говорит: «Здесь есть кто-нибудь? Кто здесь? Эй! Чего вам надо?» Ответ на этот последний вопрос всегда был вариацией ответа Терезина на ее вопрос по телефону о том, что ему от нее нужно: «Мы хотим вас убить». Затем тишина встречается с тишиной и… продуманным действием.

Девушка сжимала рукоятку пистолета двумя вытянутыми вперед руками. Так ее учил Пэкс. Биби быстро миновала дверь и очутилась в гостиной. Она стояла пригнувшись. Дулом пистолета водила слева направо и справа налево.

Никто не прятался за диваном и креслом. Никто не притаился позади спадающих пышными складками тканей.

Биби стояла одна, думая о том, не могла ли дверь захлопнуться от сквозняка. Однако дом был построен настолько основательно, что это абсолютно исключало проникновение в его стены малейшего сквозняка, как и какого-либо постороннего шума. Девушка верила во внезапно налетающие сквозняки не более чем в совпадения.

Теперь здесь царила какая-то особенная тишина, не похожая на обычную. Казалось, некая колдунья наложила на дом заклятие безмолвия. Биби не слышала ни собственного дыхания, ни биения своего сердца. Девушку встревожил не звук, а легкий запах, будоражащий ее почти на грани восприятия. Нет, это не был запах духов. Аромат казался более тонким, совсем не резким, похожим на вытяжку, сделанную из цветов или специй. Так должны пахнуть свежевымытые волосы, если женщина не пользуется шампунем. Так должно пахнуть свежевымытое тело, если она умудрится смыть весь пот без мыла. Запах не был ни приятным, ни неприятным. Он тревожил, несмотря на всю свою слабость. Он свидетельствовал о чьем-то холодном неумолимом присутствии.

Когда Биби развернулась, сжимая пистолет в обеих руках, она увидела Соланж Сейнт-Круа, находившуюся всего в семи-восьми футах от нее. Профессорша словно материализовалась из воздуха. Только спустя несколько секунд Биби заметила дверь, ведущую в ванную комнату с умывальником-стойкой и ванной на львиных лапах. В интересах доведения до совершенства духа Викторианской эпохи дверь была замаскирована под стену: нижней части с помощью лепнины и морилки придали форму обшивающих стену дубовых панелей, а верхнюю оклеили обоями.

Женщина была одета как обычно, в стильный строгий женский юбочный костюм, который больше подошел бы владелице бюро ритуальных услуг. Седеющие волосы, как всегда, она завязала на затылке в тугой узел. Кожа ее казалась бледнее, чем прежде. Губы – без кровинки. Эта женщина напоминала порождение тумана, лижущего завешенные гардинами окна.

Опасаясь, но не испугавшись пистолета, Сейнт-Круа не приближалась к Биби, но начала двигаться в сторону, словно ожидала, когда можно будет подойти ближе. Намерения профессорши не были очевидными. Биби не увидела где-либо оружия, однако она не удивилась бы, если бы нож самым волшебным образом возник в руке профессорши. В костюме Сейнт-Круа вполне можно было спрятать его.

Храня молчание, профессорша сделала полный круг. Биби, тоже молча, не спускала с нее глаз. Кто из них – планета, а кто – спутник, трудно сказать. Сейнт-Круа прикусила себе нижнюю губу, будто заглушая рвущиеся на волю слова. Все время, пока она кружилась вокруг своей бывшей студентки, профессорша смотрела на нее в упор, не отворачиваясь. Ее голубые глаза напоминали два драгоценных камня, сверкающих ненавистью.

Профессорша начала второй круг. Она натолкнулась на пристенный столик. На нем зазвенели безделушки и разные антикварные вещички.

– Очередное нарушение. Мисс Блэр, что вы здесь делаете? Что вы у меня хотели украсть? Или вы забрались сюда не для этого? Что за извращенную мерзость вы задумали?

Биби ответила вопросом на вопрос:

– Зачем вы завтракали с Чабом Коем?

Прищуренные глаза Сейнт-Круа сверкнули из-под опущенных ресниц.

– Значит, вы за мной следили? Столько лет прошло, а вы все за мной следите?

– Правда как раз в обратном, и вы это знаете.

– В чем в обратном?

– Это вы следите за мной. Я приехала в ресторан первой.

– Ты все та же лживая сука, что и раньше… больная маленькая лживая сука. Но ты даже наполовину не такая умная, как о себе возомнила.

Во внешности женщины не было ничего привлекательного. Профессорша дышала злобой, силой и безжалостностью дикой кошки, вышедшей на охоту.

– Какие у тебя дела с Терезином, с Бобби Фолкнером? – спросила Биби.

Не прекращая свое кружение, вероятно, выжидая удобный момент, когда она сможет, нагнувшись, броситься под пистолет, Сейнт-Круа сказала:

– Этот человек, которого, по-твоему, я должна знать, – он что, плод твоих фантазий или же интриг?

– Семнадцать лет назад в этом доме он убил свою мать и едва не лишил жизни отца.

Профессорша не стала опровергать такое утверждение. Она вообще никак на него не отреагировала.

– Ты готова признаться в том, что сделала, мисс Блэр?

– Я проникла сюда, чтобы узнать, что связывает тебя с убийцей Робертом Фолкнером, с Терезином.

Сейнт-Круа замерла на месте. Она затратила огромные усилия на то, чтобы поддерживать создаваемый ею образ. Она любила и лелеяла его. Именно поэтому Сейнт-Круа очень старалась подавлять свою природную красоту, хотя ей это никогда полностью не удавалось. Сейчас, однако, выражение презрения на ее лице достигло такой силы, что напрочь вытравило все симпатичное, еще сохранившееся в нем. Теперь оно превратилось в олицетворение злобы и омерзения.

– Я говорю о той мерзости, будь она проклята, из-за которой тебя вышвырнули из университета.

– Меня не вышвырнули, я сама ушла.

В прошлый раз, когда Сейнт-Круа и Биби схлестнулись и последняя обвинила свою студентку неизвестно в чем, профессорша слишком далеко не заходила в своем гневе. Теперь же он превратился в ярость и ненависть, совсем не украшающие холодную принцессу литературного слова.

– Ты ушла… Ты ушла потому, что, если бы заартачилась, я бы сделала так, что тебя выгнали бы из колледжа в три шеи.

Профессорша задела Биби за живое. Девушке ужасно захотелось выстрелить Сейнт-Круа в ногу, чтобы та перестала говорить недомолвками.

– Ладно, – произнесла Биби, – а теперь скажи мне, что я сделала.

– Ты сама, черт побери, знаешь!

Холодные глаза профессорши превратились в жгучее голубое пламя в печи крематория, где сжигают домашних животных.

– Предположим, не знаю. Ну же, скажи мне. Выскажись, унизь меня. Если все настолько плохо, заставь меня почувствовать себя полной дрянью. Ты же так обо мне думаешь?

– Кончайте с этим, – раздался мужской голос.

Распахнув покрытую черным лаком дверь, Чаб Кой ступил на третий этаж. Одет он был в черный костюм и серую рубашку. Без галстука. В руке мужчина сжимал пистолет с глушителем.

Биби направляла свой «П226» на профессоршу. Она стояла ближе, чем начальник охраны больницы… Кем, черт бы его побрал, на самом деле был этот человек?

Судя по реакции Сейнт-Круа, профессоршу столь неожиданный визитер удивил не меньше, чем саму Биби.

– Что вы здесь делаете? Вы не имеете права тут находиться. Это мой дом. Сначала эта подлая маленькая сучка, а потом вы… Я не потерплю…

Договорить она не успела: Кой дважды выстрелил ей в грудь.

Сначала Биби подумала, что Чаб Кой стрелял в нее, но, будучи мазилой, убил по ошибке профессоршу, однако бывший полицейский тотчас же прояснил свои намерения:

– Если бы нашелся человек, который каждое утро стрелял бы в эту стерву, из нее получилась бы намного более приятная женщина и преподавательница.

Биби доводилось видеть ужасные последствия убийства, но присутствовать при таковом, разумеется, случая еще не выпадало. Девушка не смогла справиться с шоком, вызванным зрелищем преждевременно обрываемой жизни. Душевная рана оказалась слишком глубокой и кровоточащей от осознания того, что весь внутренний мир этой женщины, весь ее опыт погибли вместе с ее телом. Каждая вонзившаяся в тело пуля вызвала ужасные конвульсии. Свет жизни моментально погас в ее взоре. Падение трупа разительно отличалось от падения тела того, в ком еще теплится искра жизни. Она тяжело рухнула на пол уже не человеком, а бездушным предметом. Соланж Сейнт-Круа не была ей другом, но Биби все же испытала жалость, не столько к самой профессорше, сколько к самой себе и всем другим людям, рожденным в мире, где правит смерть.

То, что у нее вообще возникла хоть какая-то жалость по отношению к Сейнт-Круа, удивительно, ведь, когда женщина упала, у нее из рукава выскользнул нож. Судя по кнопке на рукоятке, он был выкидным.

Приглушенный звук двух выстрелов не разнесся громом среди стен, а прошелестел шепотом на неизвестном языке. Он не породил эха, а впитался в многослойные матерчатые обои и плисовую обивку викторианской гостиной. В ту же секунду, как доктор Сейнт-Круа превратилась из человека в останки, Чаб Кой опустил оружие, давая Биби понять, что не собирается стрелять в нее, хотя в кобуру пистолет прятать не стал.

– Какого черта! – вырвалось из груди девушки. – Зачем?

– Слишком много ярости, – произнес Кой. – Дура потеряла над собой контроль. У нее такой болтливый язык, что вот-вот должен был вывалиться изо рта, а мне следовало защищать свои интересы.

– Какие интересы? Разве она не из ваших? Вы же завтракали сегодня утром!

Стальные глаза с голубоватыми вкраплениями, прежде острые, словно скальпели, полосующие плоть в поисках не опухоли, а лжи, теперь превратились в два ничего не выражающих люка в погребе, надежно скрывающих за собой все тайны.

– Вы понятия не имеете о действительном положении вещей, мисс Блэр. Существует много групп. Иногда мы можем действовать сообща, но не стоит думать, будто мы заодно. Ставки в этой игре слишком высоки, а когда ставки высоки, большинство людей играют сами за себя.

– И в чем смысл игры? – спросила Биби. – Где Эшли Белл? Что с ней собираются сделать?

Круглое дружелюбное лицо Чаба расплылось в обаятельной улыбке.

– Вам не нужно это знать.

– Нет, нужно. Меня хотят убить.

– И это им удастся, – заверил ее мужчина. – Ради сохранения тайны они убьют вас шестью разными способами.

– Какой тайны?

Мужчина лишь усмехнулся. Биби навела на него пистолет. Продолжая улыбаться, он спрятал свое оружие.

– Вы не сможете хладнокровно убить человека.

– Нет, смогу.

Кой отрицательно покачал головой.

– Моя интуиция копа меня не обманывает. В любом случае я скорее умру, чем что-либо расскажу вам.

Биби опустила пистолет.

– Эшли еще ребенок. Сколько ей? Двенадцать? Тринадцать? Зачем ей умирать?

Мужчина пожал плечами.

– А зачем люди вообще умирают? Кое-кто говорит, что мы никогда этого не узнаем. Для богов мы подобны мухам, которых дети убивают в жаркий летний день.

Она возненавидела его за нарочитое равнодушие.

– Что же вы за мерзавец?

Он вновь улыбнулся.

– Такой, каким вы хотите меня видеть, мисс Блэр.

Когда он уже собирался от нее отвернуться, Биби спросила:

– Вы с ним, с Терезином?

Тупое безразличие его глаз на секунду сменилось колючим блеском. Мужчина вновь повернулся к Биби.

– С этим злобным, фашиствующим паскудой и его тайной нацистской сектой? Мисс Блэр, не заставляйте меня желать вашей смерти. Я его презираю.

– Ну, тогда враг моего врага…

– Все равно мне враг. Примите как данность то, что вы легкая добыча. Когда Терезин был еще подростком, его можно было сравнить с собакой. Теперь пес окончательно одичал. Сейчас Терезин превратился в волка. Он похож и в то же время не похож на других волков. Он всегда бежит во главе стаи. Он мечтает вернуть мир обратно, в эпоху молодости этого самого мира. Его идеал – общество стаи. Рано или поздно они до вас доберутся. Вы считаете их сектой. Что ж, они и впрямь похожи на секту, но куда сильнее и больше, чем вам кажется. Их много, этих тараканов, и у них нет недостатка в средствах.

Мужчина вышел из викторианской гостиной. Биби последовала за ним, однако внезапно остановилась, заподозрив, что сейчас Чаб Кой дал ей подсказку, которую она просто не поняла. Не оставил ли он ей кончик нити? Если она начнет разматывать эту нить на катушке, то сможет разобраться в тайне, окружающей ее, размотает все составляющие этого безумного заговора. Девушка застыла рядом с трупом посреди цветастой викторианской обстановки, глядя, но не видя, вслушиваясь в воспроизводимый в ее памяти разговор, но, кажется, ничего не слыша…

Если Чаб Кой и оставил ей путеводную нить, Биби все равно не смогла найти ее на третьем этаже или вспомнить разговор достаточно ярко, чтобы разглядеть и выудить кончик нити. Сбитая с толку и рассерженная на саму себя, девушка положила в карман выкидной нож Сейнт-Круа. Она схватила декоративную подушку с дивана, расстегнула молнию на отделанной бахромой наволочке, вытряхнула оттуда подушку, а саму наволочку надела на правую руку, словно перчатку. Возвращаясь тем же путем через дом, Биби пыталась вспомнить все то, чего касались ее руки. Она останавливалась и тщательно вытирала предметы, уничтожая отпечатки пальцев, которые могли остаться на них.

Если Биби обвинят в убийстве Соланж Сейнт-Круа, это поставит точку на всех ее поисках Эшли Белл. С таким же успехом Терезин мог бы убить ее. А если приехавший за ней полицейский один из плохих людей, он всегда может сказать, что она оказывала сопротивление, вне зависимости от того, будет ли Биби на самом деле сопротивляться. Тогда ее ждет пуля в голову.

Девушка задумалась над тем, в кого превратится, оставшись в живых. Паранойя теперь у нее в крови. Она подобна вирусной инфекции. Не исключено, что болезнь неизлечима. Биби уже рисовала себе свое будущее в тисках агорафобии вкупе с социофобией, при которых человек страшится открытых пространств и людей, не в состоянии покинуть пределов собственной квартиры, живет за дверями, запертыми на замки, и опущенными жалюзи.

– Да пошло оно, – идя по гостиной, промолвила Биби.

В кухне, на круглом столике, стояла большая женская сумка от известного дизайнера. Когда Биби сюда проникла, сумки на этом месте не было. Должно быть, ее оставила здесь Сейнт-Круа, вошедшая из гаража в дом через расколошмаченную дверь. Нельзя не отдать должное храбрости профессорши. Она сама направилась на поиски взломщика, хотя, как подсказывала Биби интуиция, покойная знала, на кого охотится. Девушка взяла сумку и продолжила вытирать отпечатки пальцев в гараже, где теперь стоял «мерседес» мертвой женщины. Мотор слегка потрескивал, остывая.

Биби распахнула сумочку Сейнт-Круа. Как она и надеялась, там лежал смартфон. Она позвонит своему отцу. Если плохие люди прослушивают телефон Мэрфи, они не накроют ее мобильник.

Он ответил после второго гудка.

– Алло, это Мэрфи.

– Привет, папа.

– Биби! Мы тебе все утро звоним.

– Я не отвечала на звонки.

– Даже на звонки родителей? Что случилось?

– Ничего не случилось. Все в порядке.

– По твоему голосу так не скажешь.

– Не волнуйся за меня, пап. Два дня назад я умирала. Теперь мне нужно время, чтобы немного прийти в себя.

– Можешь мне не рассказывать. Все утро я то улыбаюсь, словно пес, то вот-вот готов расплакаться.

Заслышав, как голос отца вздрогнул от переизбытка эмоций, Биби сказала:

– Папа, не надо меня оплакивать.

– Я тебя очень люблю, дорогая.

– Я тебя тоже люблю, но… я спешу. У меня есть желание проехаться вдоль побережья, найти хорошее местечко и немного расслабиться.

– Вижу, тебе надо немного остыть.

– Вот именно. Я поеду в Карлсбад или Ла-Хойю… точно не знаю. Когда найду себе мотель, позвоню. Извини, что утром не вернула мамин «БМВ».

– Из-за этого мы и начали волноваться, но ничего страшного, детка. Мы сами заедем за машиной. Кстати, как там у вас вчера с Калидой?

– Интересно, – ответила Биби. – Мы об этом поговорим, но позже, когда я вернусь.

Ее подмывало задать вопрос о серебряной мисочке с буквами в его офисе, об упаковке с иглами и о куске белой хлопчатобумажной ткани, испачканной кровавыми пятнами, но она не знала, куда может завести ее этот вопрос, поэтому смолчала. Биби не станет сомневаться в своих родителях. Она просто не может. В трудные времена потрясений, которые на поверку часто оказываются не такими уж страшными, так как в дневном свете ретроспективного взгляда на прошедшие события все видится четче и яснее, человеку нужны люди, а также истины, сомневаться в надежности и верности которых нет ни малейшего повода. Биби знала о слабых местах своих родителей. Они были не особо взрослыми, между тем их легко можно было простить. Опираясь на собственный опыт, девушка верила в то, что коль уж в этом мире и есть кто-нибудь, на кого она может всецело положиться, так это ее родители. Если она вдруг обнаружит, что Нэнси и Мэрфи не такие, как кажутся, это знание опустошит ее. Люди часто злоупотребляют выражением «разбить сердце», но в ее случае оно будет соответствовать ядовитой сущности того, что с ней произойдет.

– Скажи маме, что я люблю ее.

– Она все равно будет за тебя переживать… я тоже…

– Я умею ходить по доске, папа.

– Если ты об этом, то никто лучше тебя по ней не ходит.

– Ладно. Не забывай об этом, пап. Пока.

Закончив разговор, Биби принялась вытирать мобильный.

Телефон зазвонил. Девушка приняла вызов, но ничего не сказала. Терезин сейчас точно не слезал с прослушивания телефона Мэрфи.

– А, вот ты где, милая Биби, – раздался его голос.

Желая хоть немного вывести из себя заносчивого ублюдка, она промолвила:

– Привет, Бобби!

– Вижу, девушка-детектив делает определенные успехи. Ты, должно быть, навестила моего отца. Когда я с тобой покончу, то схожу познакомиться с твоим.

Подойдя к двери, которую она прежде вышибла ударом ноги, Биби сказала:

– Тебе уже тридцать три года, а ты по-прежнему ведешь себя как подросток. У тебя остроумие, словно у ребенка. Ты никогда не вырастешь. Ты начинаешь меня утомлять своей банальностью.

– Тебе ведь нравятся банальности. Я только что прочел твой роман. Наскоро состряпанная пачкотня. Эту книгу, так же, как ее автора, надо сжечь. В любом случае послезавтра мне исполнится тридцать четыре года. Обещаю: к этому времени я повзрослею. Жаль, что я не смогу пригласить тебя на вечеринку, но там будет Эшли. Она моя почетная гостья. После этого ты лишишься последнего шанса найти ее живой. Все начинается сначала. Маленькая жидовка исполнит свою роль…

Биби казалось, что Терезин продолжает болтать для того, чтобы засечь с помощью джи-пи-эс местонахождение ее телефона, однако тот завершил звонок. Не исключено, он и так знает, где ее искать.

Биби еще раз вытерла отпечатки своих пальцев и запустила смартфоном в сумрак гаража.

Хотя подальше от побережья сейчас должен был уже установиться вполне ясный мартовский денек, здесь туман сдавать свои позиции явно не собирался. С наступлением полудня стало понятно, что яснее уже сегодня не будет.

Усевшись в «хонду», Биби положила сумку профессорши и декоративную наволочку на пассажирское сиденье рядом. Вытащив ключи из кармана, завела двигатель.

То, с какой легкостью Терезин выследил номер мобильника профессорши, Биби не на шутку пугало. Пожалуй, подобный трюк вполне под силу службе национальной безопасности, но девушка не понимала, какое отношение этот злобный убийца собственной матери может иметь к правительственным органам НБ. Его быстрота казалась почти сверхъестественной, а не вызванной обычными причинами технического превосходства. Девушка не предполагала, что Терезин может с помощью беспилотника или цирковой пушки забросить во двор по соседству парочку наемных убийц, но в то же время она помнила слова Чаба Коя: «Их много, этих тараканов, и у них нет недостатка в средствах». Биби, как говорят, хотела убраться отсюда еще вчера.

Преодолевая склон, машина покатила вверх по улице. Над «хондой» раскинулись ветви деревьев. Слева, на тротуаре, она заметила на углу высокого мужчину в толстовке с капюшоном, выгуливавшего золотистого ретривера. Девушка с трудом разглядела их в тумане. Мужчину и собаку вполне можно было принять за призраков… А потом они свернули за угол и пропали из виду.

В туманную, прохладную погоду люди надевают толстовки с капюшоном. Десятки людей предпочтут такую одежду, если надо выгулять собаку. Золотистых ретриверов держат многие. Этот мужчина не является тем, кто приходил к ней в больницу. Предположить такое просто смехотворно.

Она проехала перекресток на красный свет, свернула налево и оглядела улицу. Еще больше деревьев. По обочинам стояли легковушки, внедорожники и малотоннажные грузовики. Справа по тротуару, рассекая клубящийся у земли туман, шли мужчина и собака. Теперь они показались ей еще более призрачными, чем прежде. Если это ее ночной гость, он не может быть заодно с Терезином: психопат хочет смерти Биби, а незнакомец ее спас.

«Хонда» рванула вперед. Справа от бордюрного камня на проезжую часть выехал пикап. Биби резко ударила ногой по педали тормоза и нажала на клаксон. «Хонда», взвизгнув, содрогнулась всем корпусом. Водитель пикапа тоже нажал на клаксон и гудел чуть дольше, выражая тем самым свое мнение по отношению к Биби. К моменту, когда наездник на пикапе достиг следующего поворота и свернул вниз, девушка потеряла из виду мужчину с собакой.

Потом она увидела их через полквартала вверх по холму, на дальней стороне улицы. Незнакомец с собакой входил через ворота в низкой каменной ограде парка. Биби добралась туда и оставила «хонду» там, где стоянка была запрещена, однако парочка уже растворилась в тумане среди низко нависших над землей ветвей калифорнийских перечных деревьев.

Войдя в парк, девушка поняла, что небольшая рощица не имеет никакого отношения к туристическому бизнесу. Десять акров земли, на которой росли перечные деревья, ограждала каменная стена. Биби заметила здесь детскую игровую площадку со спиральной горкой и уродливым на вид пластмассовым игровым городком с повышенными мерами безопасности, а также большую, засеянную травой поляну, где собаки могут вволю побегать за летающими тарелками и теннисными мячиками. К северу земля плавно спускалась вниз, образуя овраг, по его бокам были установлены столы для пикников и две беседки, из которых в солнечные дни должен был открываться чудеснейший вид. Мужчины и собаки нигде не было видно. И вообще Биби никого в парке не встретила.

Стоя в стелющихся над землей полотнищах тумана, девушка позвала:

– Эй, вы, сэр, с красивой собакой!

Ответа не последовало.

Яр был глубоким. Внизу клубилось густое марево, поэтому Биби не смогла разглядеть, что там, даже не видно было, насколько овраг уходил вниз. Рельеф его был изрезанным, и склоны постепенно становились все круче. Настоящее королевство змей, рысей и койотов. Ни один здравомыслящий человек не полезет туда сломя голову.

Поросшие бородами из тумана деревья, покинутые всеми беседки и аттракционы на детской площадке вселяли в душу Биби иррациональный страх. Девушке начало казаться, что за ней кто-то наблюдает… не только наблюдает, но манипулирует ею, увлекает вперед. Она оказалась здесь одна, вдалеке от «хонды». Хотя у нее имелся при себе пистолет в подплечной кобуре, Биби больше не чувствовала себя в безопасности.

Развернувшись, девушка направилась через парк обратно. Ледяной палец страха прошел от ее поясницы к основанию шеи. Биби сорвалась с места и побежала, уверенная, что кто-то или что-то гонится за ней по пятам. Когда она выскочила в проход в каменной стене и увидела старую «хонду» Пого, то резко развернулась, готовая встретить врага, но никого позади себя не увидела. Прежде она всегда доверяла своим инстинктам и интуиции. Возможно, это еще одна разница между нормальным миром и тем, что сошел с ума.

Впрочем, такая мысль не успела зародить у Биби тревогу, так как девушка почти сразу же убедилась: она может доверять своей интуиции – в глубине парка, в пределах видимости, из холодной молочной пелены возник силуэт мужчины. Пес на поводке бежал чуть впереди своего хозяина. Они растворились в тумане, а спустя несколько секунд опять возникли, медленно бредущие между стволами перечных деревьев.

Собачник должен был ее услышать. Биби почти отважилась вновь его позвать, но вовремя остановилась. Неожиданно в ее сознании сформировалась железная уверенность, которая тотчас же проникла ей в сердце, кровь и кости: если это тот самый мужчина из больницы, то, столкнувшись лицом к лицу с ним в парке, она сама себя погубит. Вероятно, он ей не враг, но в то же время Биби почему-то чувствовала, что незнакомец представляет собой большую угрозу для нее. Внезапно девушку охватил такой ужас, что пару секунд ей казалось, что она задыхается. А потом Биби заскочила в машину, захлопнула за собой дверцу и укатила прочь, даже не зная, куда едет. Она катила на «хонде» до тех пор, пока не начала ощущать себя в относительной безопасности.