Глава 17

– Мисс Виктория… – Хопкинс подвинул ее стул к кухонному столу. – Я имел счастье беседовать с доктором Эшем, и мне удалось узнать, что он проводил вскрытие, в том числе и тела Молли.

– Как же вам это удалось?

Виктория села за стол, намазала тост маслом, и Хопкинс сразу же подал ей обычный завтрак – яичницу-глазунью.

– Дело в том, что вчера вечером, после того как дамы покинули нас, я поехал в клуб, где регулярно бывает доктор Эш. Я застал его там, и он совершенно добровольно рассказал мне о том, что я хотел знать. Мне даже удалось узнать подробности убийства. – Хопкинс налил чашку чаю сначала Виктории, затем себе и тоже сел за кухонный стол. Виктория только теперь заметила на столе в вазе подснежники, такие красивые с зелеными листьями.

– Как вам уже известно из рассказа обеих дам, – продолжал Хопкинс, – Молли перерезали горло. Во рту у нее был кляп.

– Она была связана?

– Нет, ведь Скотленд-Ярд утверждает, что Молли стала жертвой ограбления, однако я предполагаю, что убийца искал не деньги и украшения, а заметки, спрятанные у Молли. Он заставил ее отдать их ему, а затем убил, – Хопкинс отпил чай.

– Я тоже считаю, что убийца искал у Молли информацию, – кивнула Виктория.

– По словам доктора Эша, она была убита между тремя и пятью часами утра. Что вполне соответствует обычному для Молли распорядку дня, как нам и говорили мисс Кейтлин и мисс Орла.

– Надеюсь, Кейтлин удастся провести нас в здание незамеченными.

– В этом я почти уверен. По моему мнению, мисс Кейтлин обладает многими талантами. – Хопкинс подлил еще чаю и лишь после этого указал на утренний выпуск «Таймс», лежавший рядом с тарелкой Виктории. – Кстати, в газете опубликована ваша довольно интересная фотография.

– Моя? – удивилась Виктория.

В следующий миг она поняла, о чем идет речь, и поспешно развернула газету. В разделе, посвященном общественной жизни, была опубликована ее фотография крупным планом в брючном костюме для верховой езды рядом с Рэндольфом. Девушка в ужасе застонала, поскольку под фотографией было написано следующее:

– Я уверена, что это Изабель рассказала фотографу о том, что я общаюсь с суфражистками, – с горечью в голосе произнесла Виктория. – Полагаю, бабушка Гермиона как раз просит дедушку подать прошение о передаче права опеки ему.

– Хм, полагаю, ваша бабушка несколько смягчится, понимая, что герцог отнесся к вашему экстравагантному наряду снисходительно, – улыбнулся Хопкинс.

– Очень надеюсь на это.

Виктория вздохнула, затем снова внимательно посмотрела на фотографию.

«Как приятно было кататься верхом вместе с Рэндольфом…»

Девушка решила, что, несмотря на то что эта фотография принесет ей неприятности, она все равно вырежет и сохранит ее.

– Я вижу Кейтлин и Орлу.

Виктория указала на окно кареты. Как они и договаривались, обе женщины ждали их на углу Ист-Смитфилд и Док-стрит – улиц, на которых находились в основном складские помещения с почерневшими от копоти и осыпающимися фасадами, где мужчины всех национальностей разгружали самые разные товары. До ушей Виктории донеслись сленг кокни, русский, немецкий и итальянский говор, когда она поднялась и постучала в маленькое окошко над козлами. Карета тут же остановилась, и в нее забрались Кейтлин и Орла. Кейтлин была броско накрашена, губы и щеки Орлы тоже были ярко-красными.

– Я раздобыла ключ от дворовой калитки. – Кейтлин ликующе улыбнулась Виктории и Хопкинсу. – Со двора прямо в комнаты Молли ведет лестница черного хода. Я состроила глазки слуге и украла у него связку ключей. Мужчины так предсказуемы!

Хопкинс негромко откашлялся.

– А слуги нет в… хм… заведении?

– Не-е, ни ему, ни девочкам по-прежнему нельзя входить в дом. – Кейтлин вынула из потрепанной бархатной сумочки связку ключей, позвенела ими, а затем показала ключ с зубчатой бородкой. – Орла говорит, что это ключ от калитки, а это, – она показала на длинный ключ с одним-единственным зубцом, – от черного хода.

– Совершенно верно, – согласно кивнула Орла, все еще робея перед ними.

Карета замедлила ход: они ехали через рынок. На покосившихся лотках продавали поношенное платье и старую посуду. Даже сквозь закрытые окна кареты в нос Виктории ударил запах дешевого мяса. Небо снова было безоблачным, и яркий свет беспощадно освещал запущенность и бедность этого квартала.

– Однако есть у меня и плохая новость: прилипалы наблюдают за борделем, – голос Кейтлин заглушал доносившийся с улицы гул голосов и крики хозяев ларьков. – Стоят по одному у главного входа и у выхода во двор. Но я кое-что придумала, чтобы отвлечь их.

– Что ты задумала? – полюбопытствовала Виктория. Она волновалась и даже немного нервничала. Девушка никогда еще не проникала в здание тайком, никогда не бывала на месте преступления. Прежде она видела их только на фотографиях, которые показывали ей отец и Хопкинс.

– Увидишь.

Кейтлин небрежно закинула ногу на ногу. Ее синие глаза заблестели. Виктория снова невольно задумалась о том, что если бы они с Орлой родились в других семьях, то стали бы записными красавицами.

– Мы с другими девушками поможем Кейтлин, – негромко пояснила Орла.

– Дело в том, что девчонки не слишком любили Молли. Но страх, что могут произойти новые убийства, вроде тех, что устроил Потрошитель, въелась в плоть и кровь любой ист-эндской шлюхи. – Кейтлин посерьезнела, глаза ее потемнели.

Хопкинс обернулся к Орле.

– Так что, знал ли кто-то из ваших коллег маркиза Блейкенуэлла? – приветливо поинтересовался он.

– Не-е, к сожалению, нет, – снова ответила вместо нее Кейтлин. – И эту мисс Уилкокс никто из девочек тоже не вспомнил, хотя Орла показывала им фотографию. – Кейтлин наклонилась к окну и указала на узкую улицу, по обе стороны которой возвышались кирпичные заборы, отходившие в сторону от Хупер-роуд. – Вон там находится вход во двор. Пусть кучер проедет чуть дальше, чтобы прилипалы не видели нас вместе. Как думаете, сколько времени вам понадобится?

– Чтобы осмотреть место преступления и обойти остальные комнаты, должно хватить пары часов, – сообщил Хопкинс.

– Ладно, тогда я позабочусь о том, чтобы парня у черного хода снова отвлекли. Но сначала вы пойдете на небольшом расстоянии от нас с Орлой и будете делать вид, что просто идете по улице. Хорошо, что вы немного приспособили свою одежду к Ист-Энду.

Кейтлин окинула критическим взглядом Викторию и Хопкинса, а затем постучала в окошко кареты. Виктория подсчитала, что они отъехали от узкой боковой улочки метров на сто.

Прежде чем отправиться в Ист-Энд, Хопкинс сходил к старьевщику, торговавшему поношенной одеждой, и купил старые штопаные пальто, а для Виктории – вдавленную шляпу с вуалью. Виктория думала, что Хопкинсу будет неловко в потрепанном пальто, однако он носил его с той же легкостью, с какой носят свои костюмы актеры.

Они вышли из кареты, Хопкинс расплатился с кучером, и Виктория взяла корзину, в которой спрятала фотоаппарат. Кейтлин и Орла шли впереди.

– Как я уже говорил, мисс Кейтлин обладает замечательными талантами, – произнес Хопкинс, когда они шли по Хупер-роуд. – К сожалению, она невысокого мнения о нас, мужчинах. Ну, да что поделаешь, полагаю, это издержки ремесла, которым она занимается. – Он снова откашлялся.

– Я тоже так считаю, – улыбнулась Виктория.

Перед главным входом в бордель расхаживал взад-вперед широкоплечий полисмен. Кейтлин устроилась у стены неподалеку от него, выставив вперед бедро и расстегнув пальто, так что стали видны ее глубокое декольте и внушительная грудь.

Виктория и Хопкинс остановились на углу улицы у пыльной витрины торговца скобяными изделиями. Виктория краем глаза наблюдала за Кейтлин.

– Эй, леди, проходите дальше, – накинулся на нее полисмен.

– Чего это? Ты выполняешь свою работу, а я – свою, – и Кейтлин вызывающе улыбнулась ему.

– Если вы немедленно не уйдете, отправитесь в тюрьму.

– Обслужить тебя бесплатно? Может быть, тогда ты оставишь меня в покое?

Однако полицейский не успел ничего ответить, когда на улице появились Орла и другие проститутки и окружили Кейтлин и полисмена.

– Эй, Кейтлин, проваливай отсюда! – прошипела одна из женщин.

– Ты же прекрасно знаешь, что это наша территория, – фыркнула другая.

– Ну и что? Вашей жирной маман перерезали глотку, теперь лавочка закрылась, полагаю, – и Кейтлин оттолкнула женщину.

– Леди, проходим дальше, – полисмен снова попытался привлечь к себе внимание.

Но остальные женщины в ярости набросились на Кейтлин. Их крики заглушил полицейский свисток. Вскоре с боковой улицы прибежал второй полицейский.

– Вперед! – прошептала Виктория Хопкинсу. Они пробежали по узкой улочке до двери в стене. Хопкинс вставил ключ в замок и повернул его. Дверь открылась, и они с Викторией оказались на заднем дворе.

Дворик был узким, каменные плиты на полу – затертыми, но их подметали, в щелях не росли сорняки. С Хупер-роуд еще слышались крики возмущенных проституток.

– Впечатляющая сценка, – сказала Виктория, обращаясь к Хопкинсу, рассматривавшему полицейскую печать на задней двери. Дворецкий осторожно поддел печать ножом, не повредив ее.

– Действительно, – согласился он, открывая дверь длинным ключом. Сразу же за дверью обнаружилась устланная ковром лестница, ведущая наверх. Стены здесь были обтянуты темно-коричневой выделанной кожей.

Из кармана Хопкинс вынул фонарик – довольно дорогой предмет – и включил его.

– Респектабельная обстановка для черного хода, на мой взгляд, – заметила Виктория, когда они поднимались по лестнице.

– Полагаю, Молли хотела дать понять своим посетителям, что услуги ее девочек и то, что она еще может предложить, совсем недешевы, – сухо отозвался Хопкинс.

Лестница закончилась площадкой. За ней с одной стороны обнаружилась дверь, с другой – проход в форме арки, закрытый тяжелой красной бархатной шторой.

– По описанию Орлы, комнаты Молли находятся здесь.

Хопкинс нажал на ручку двери. Перед ними оказалась прихожая с большим зеркалом и крючками на стенах. На одном из них висел бархатный халат цвета охры с пышным черным меховым воротником, от которого пахло мускусом.

Как стены прихожей, так и стены прилегавшей к ней гостиной были оклеены шелковыми фиолетовыми обоями. Бархат низких диванчиков и кресел был того же цвета. Поскольку окна были закрыты и свет у них был только от карманного фонарика, в комнате было весьма мрачно. На отполированном до блеска секретере с инкрустациями, как и у миссис Грант, стоял портрет королевы Виктории – такие продавались по случаю ее шестидесятой годовщины на троне. Веки королевы были наполовину прикрыты, словно она не хотела смотреть на то, что происходило в этих комнатах. В углу комнаты стоял большой папоротник, над камином висела картина, на которой была изображена молодая женщина в тонкой муслиновой сорочке, сидевшая на диване в довольно фривольной позе. Рубашка скорее подчеркивала, нежели скрывала ее наготу. Секретер и стол напротив диванчика были обсыпаны порошком графита, с помощью которого полиция искала отпечатки пальцев.

Затхлый воздух и мрачная удушливая атмосфера вызвали у Виктории нехорошее чувство. Хопкинс направился к следующей двери. Когда он открыл ее, в нос девушке снова ударил запах мускуса. К нему примешивался и другой запах, запах засохшей крови, как она поняла почти сразу. Виктория решила дышать ртом, а затем вошла в спальню вслед за Хопкинсом.

Свет карманного фонарика осветил рубиново-красные обои с отливом, рубиновый бархат табурета, стоявшего перед туалетным столиком, и кресла перед камином. Даже толстый ковер был такого же насыщенного оттенка. Хопкинс направил луч фонарика на широкую кровать. На таком же рубиновом шелковом покрывале виднелись большие темные пятна: судя по всему, засохшая кровь. Полиция нарисовала мелом очертания тела Молли, что показалось Виктории весьма странным.

– По словам доктора Эша, разрез на горле Молли был не совсем ровным, – нарушил молчание Хопкинс. Он говорил приглушенным голосом, словно тяжелая атмосфера случившегося насилия давила на него. – По всей видимости, в последний миг Молли поняла, что именно задумал убийца – что он хочет убить ее, а не просто ограбить. Она пыталась защищаться. Под ногтями у нее были волокна ткани, по всей видимости, от черного пальто ее убийцы.

– Перерезать горло человеку, который на тебя смотрит… – Виктория судорожно сглотнула и поняла, что не может произнести больше ни слова.

– Мы действительно имеем дело с весьма хладнокровным и безжалостным убийцей, – кивнул Хопкинс. Он переместил луч фонарика в сторону, и Виктория была благодарна ему за это, и тот скользнул прочь от кровати, переместился на прикроватный столик и замер на трубке, которую Хопкинс осторожно взял в руки платком. От нее исходил тяжелый сладковатый аромат. – В трубке находятся остатки шарика опиума, – пояснил Хопкинс. – По всей видимости, Молли курила, когда пришел убийца. Возможно, это слегка приглушило ее страх.

– Желаю ей этого от всей души, – негромко произнесла Виктория. – А вон там сейф, – добавила она и указала на углубление в рубиново-красной стене.

Девушка почувствовала, что ей снова трудно дышать. Она чувствовала, что долго в этой комнате находиться не сможет.

– Весьма вероятно, что Молли хранила свои записи именно там.

Хопкинс исследовал внутренности сейфа. Он был пуст, отпечатков пальцев видно не было. Затем дворецкий открыл дверцу сейфа ровно настолько, чтобы рассмотреть посыпанную порошком графита внутреннюю сторону с помощью увеличительного стекла.

– Судя по размеру, эти отпечатки пальцев принадлежат женщине, предположительно Молли, – заметил он.

Виктория вынула из корзины фотоаппарат, установила увеличительную линзу и посыпала металлическую планку порошком для вспышки.

– Сфотографировать отпечатки, хотя они, скорее всего, принадлежат Молли? – поинтересовалась она.

– Да, никогда нельзя сказать наверняка, – отозвался Хопкинс.

Пока Виктория фотографировала отпечатки пальцев, он держал металлическую планку и поджигал порошок для вспышки.

– Вот, полагаю, и все, – наконец произнесла Виктория.

К стене стояло прислоненное большое зеркало в широкой золоченой раме. Оно тоже было посыпано графитовым порошком, хотя отпечатков на нем видно не было. То же самое можно было сказать о столешнице небольшого столика из красного дерева, стоявшего рядом, и бутылке бренди, а также двух граненых хрустальных стаканах на нем. Виктория вынула из корзины кожаную сумку с мягкой внутренней подкладкой и уже собиралась упаковать фотоаппарат, когда что-то заставило ее остановиться.

– Хопкинс, посветите, пожалуйста, на основание под столешницей, – попросила она.

Дворецкий послушался.

– Я вижу здесь пять отпечатков пальцев, – удивленно произнес он через некоторое время. – Их не посыпали графитовым порошком. Подождите… – рассмотрев отпечатки через увеличительное стекло, он добавил: – Судя по размеру, они принадлежат мужчине. Вероятно, убийце. Три отпечатка видны совершенно отчетливо, два размазаны, скорее всего, заляпаны кровью, – в его голосе послышалось едва сдерживаемое волнение.

– Но ведь убийца наверняка был в перчатках… – Виктория не совсем понимала, к чему клонит Хопкинс.

– Полагаю, перчатки испачкались в крови Молли, – пояснил мужчина. – Поэтому, думаю, убийца снял их. При этом на руках, по всей видимости, остались следы крови. Полагаю, он споткнулся и оперся на подстолье.

«С помощью этого мы могли бы доказать личность убийцы. Несмотря на все свое хладнокровие, он снова допустил ошибку».

Виктория опустилась на колени на ковер и сфотографировала и эти отпечатки пальцев. Когда со снимками было покончено, Хопкинс взглянул на карманные часы.

– У нас осталось не так много времени, – встревоженно произнес он. – Предлагаю не заниматься отпечатками пальцев в гостиной Молли – наверняка там убийца их все равно не оставил – и вместо этого пройтись по другим комнатам заведения.

Виктория была рада наконец уйти из комнаты Молли. Проход в форме арки за красным бархатным занавесом вел в длинный коридор. От него в разные стороны расходились двенадцать дверей с номерами на них. Шаги Виктории и Хопкинса приглушал густой ковер винного цвета. Все комнаты были выдержаны в оттенках красного, некоторые больше с уклоном в розовый, другие – в бордовый или фиолетовый. В большинстве комнат было убрано, постели застелены покрывалами.

Однако на некоторых простыни были смяты, повсюду стояли грязные стаканы, словно уборка была прервана известием о смерти хозяйки борделя. В одной из этих комнат тоже обнаружилась трубка с опиумом. В другой Виктория и Хопкинс нашли фотоаппарат, стоявший на штативе у самой стены. Удивительно, но он был повернут объективом к стене. Поглядев в видоискатель, Виктория увидела соседнюю комнату с такими же рубиново-красными стенами, как и в спальне Молли. Над широкой кроватью на потолке висело большое зеркало.

Скривившись, Виктория обернулась к Хопкинсу.

– Судя по всему, эта комната предназначалась для особых клиентов Молли. В стене есть небольшое окошко, через которое их могли фотографировать, – и она подпустила Хопкинса к фотоаппарату.

– Вполне вероятно, – сухо отозвался он, тоже заглянув в видоискатель. – Я не удивился бы, если бы мы обнаружили там плети и веревки.

Войдя в соседнюю комнату, они обнаружили, что это так и есть. Принадлежности для самых разных развлечений хранились в шкафу. Маленькое окошко пряталось в картине, найти его можно было, только ощупав холст.

«Интересно, а мой отец бывал в этой комнате с проститутками?» – Виктория поежилась. Впечатления от борделя были отвратительными. Хопкинс откашлялся.

– Что такое? – наклонившись, Виктория выглянула из-за спины дворецкого. Стена вдоль лестницы, которая вела от холла к комнатам проституток, была украшена рисунками обнаженных мужчин и женщин. – Нечто подобное я видела в античном борделе в Помпеях, – пробормотала Виктория.

Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не захихикать от напряжения.

После короткой экскурсии по холлу, где стояли глубокие – конечно же, красные – бархатные кресла и диваны, а стены украшали картины эротического содержания, Виктория и Хопкинс вернулись к черному ходу и спустились по лестнице на задний двор. Хопкинс вернул на место полицейскую печать, затем снова бросил взгляд на карманные часы.

– Прошло ровно два часа, – сообщил он.

– А мне кажется, будто мы провели в борделе целый день, – простонала Виктория.

Она с благодарностью вдыхала свежий воздух, несмотря на то что снова пахло гарью. Девушка только задумалась, что сделает Кейтлин, чтобы во второй раз отвлечь полисмена от двери, когда со стороны перекрестка послышались раздраженные мужские голоса и свист плеток.

– Убирайся со своей чертовой повозкой, – кричал мужчина, – иначе получишь в морду!

– Эй, мистер, возьмите себя в руки! – крикнул мужчина неподалеку от двери, по всей видимости полицейский.

Послышались торопливые шаги по мостовой, удалявшиеся в сторону Хупер-роуд.

Хопкинс отпер дверь, осторожно приоткрыл ее и выглянул на улицу.

– Все чисто, – заговорщическим тоном прошептал он, обернувшись к Виктории.

Оказавшись на узкой улочке, они увидели, что перекресток перегородила повозка, доверху груженная бочонками. Полицейский и его коллега, стороживший главный вход, пытались растащить и успокоить двоих мужчин: рыжеволосого ирландца, руки которого были покрыты татуировками, и лысого обитателя Ист-Энда, судя по их акцентам.

Виктория закрыла лицо вуалью, и они вместе с Хопкинсом направились на Хупер-роуд. В это время ирландец, безбожно ругавший своего противника, вдруг крикнул:

– Ладно, ладно, я поехал, – и вскочил на козлы своей повозки. Виктории показалось, что она заметила, как он усмехнулся ей и быстро кивнул. Лысый обитатель Ист-Энда тоже направился к своей повозке, груженной мебелью.

На перекрестке скопилось несколько повозок и карет, которые теперь медленно тронулись с места. Виктория увидела, как мимо прокатил наемный экипаж. Взгляд ее задержался на окошке и четком профиле женщины за стеклом. Девушка вздрогнула. Сначала ей показалось, что она ошиблась, но тут лошади снова замедлили шаг.

Нет, она не ошиблась. В наемном экипаже сидела бабушка Гермиона.

– Хопкинс… – прошептала она, кивнув в сторону повозки.

– Господи боже мой, леди Гленмораг, – пробормотал он. – Что ж, наверное, ваша бабушка направляется на благотворительное мероприятие.

– В наемном экипаже? – скептичным тоном отозвалась Виктория. – Кроме того, ее социальная активность ограничивается тем, что она устраивает деревенские праздники и посещает благотворительные балы.

Девушка возблагодарила Бога за то, что надела шляпу с вуалью.

– Мисс Бредон!

Ненадолго забежав в квартиру, Виктория направилась в редакцию «Морнинг Стар», поскольку хотела принести мистеру Паркеру новые весенние снимки и заметку от миссис Эллингем. Обернувшись на зов, она увидела Джереми Райдера.

– Как хорошо, что я вас встретила, – улыбнулась она ему. – Все равно собиралась зайти к вам в «Спектейтор».

– Мне срочно нужен перерыв. – Джереми привычным жестом провел рукой по волосам. – Вы не согласитесь пойти со мной в паб – или это неприлично для девушки из хорошей семьи? – В брошенном на нее взгляде читалась неуверенность.

Виктория решила сдержаться и умолчать о том, что первую половину дня она провела в элитном борделе, что еще более неприлично для девушки.

– Как угодно, можем пойти в паб. Опасность того, что кто-то из посетителей узнает меня и доложит дедушке и бабушке, весьма невелика. Кроме того, отец учил меня не пасовать перед условностями.

– Вы случайно не намекаете на фотографию, на которой вы изображены с герцогом в Гайд-парке в весьма нетрадиционном наряде? – усмехнулся журналист. – Я очень жалел, что мы не можем напечатать эту фотографию в «Спектейторе». Вы могли бы сообщить мне заранее, если вдруг задумаете что-то провокационное?

– Ни в коем случае!

– Кстати, костюм для верховой езды вам очень идет.

– Я бы обиделась, если бы вы сказали что-то другое.

Виктория все никак не могла забыть о царившей на месте убийства атмосфере. Девушка была рада, что может вести непринужденную беседу с Джереми. Они пересекли Флит-стрит возле поилки для лошадей. Молодой человек направился к пабу под названием «Фокс энд Хант». Виктория улыбнулась, решив, что это весьма абсурдное название для городского паба.

– Название осталось еще с тех времен, когда здесь были лес и поля, – пояснил Джереми, словно снова прочитав ее мысли. – В «Фоксе», как говорим мы, журналисты, подают лучшее пиво в округе.

Над входом в паб покачивалась вывеска, на которой – под стать названию – были изображены лиса и охотничий рог. Фасад дома был обшит деревом, первый этаж выкрашен в зеленый цвет, выше – побелен. Войдя внутрь, Виктория и Джереми услышали гул голосов. Воздух был густым и тяжелым из-за сигаретного дыма. Свободных мест почти не было.

– Если хотите, присаживайтесь, а я закажу нам что-нибудь выпить. – Джереми указал на стол у ланцетовидного окна, из-за которого как раз встали двое мужчин.

– Что вам принести? Вряд ли пиво.

Виктория выбрала сидр. Дожидаясь Джереми, она с любопытством оглядывалась по сторонам. Ей нечасто доводилось бывать в пабах. Все стены были увешаны карикатурами в рамках. На тех немногих свободных местах, где их не было, проглядывала настенная краска цвета берлинской лазури, а стойка была выкрашена в бордово-коричневый цвет. Большинство мужчин были одеты в свободные твидовые костюмы, верхняя пуговица рубашек была расстегнута, узлы на галстуках ослаблены. Кроме нее, в пабе было еще две женщины. Одеты они были в экстравагантные платья с яркими восточными узорами из птиц и листьев, курили сигареты, вставленные в длинные мундштуки. Виктория предположила, что это представительницы богемы.

«Пожалуй, Хопкинс не назвал бы этот бар респектабельным…»

Виктория улыбнулась. К столику подошел Джереми и протянул ей бокал с сидром.

– За встречу! – и он поднял свой бокал.

Виктория повторила его жест.

– На самом деле миссис Оливер звали мисс Уилкокс и она работала камеристкой в семье Кармайкл в Корнуэлле, в поместье Бликлинг-холл, – начала она, сделав первый глоток. – Хопкинс, мой дворецкий, ездил в Корнуэлл и беседовал с экономкой лорда и леди Кармайкл, которые, к сожалению, сейчас путешествуют на юге, и связи с ними нет. Поэтому мы ничего не знаем о жизни, которую вела мисс Уилкокс до и после ее поступления на работу в Бликлинг-холл.

– Интересно, а еще новости у вас есть?

– Вы наверняка слышали об убийстве проститутки по имени Молли, – сказала Виктория, – хозяйки борделя.

– Конечно, кроме того, мне известно, что сэр Френсис общался с ней и что дело расследует инспектор Эрмитейдж – об этом Скотленд-Ярд общественности не сообщает. – Джереми взглянул на Викторию, подняв брови. – А вам что, об этом уже тоже известно? Что-то в вашем вопросе навело меня на эту мысль.

– Да, кроме того, мне известно, что некий человек – причем, весьма вероятно, это был убийца – оставил на месте преступления окровавленные отпечатки пальцев.

– Да вы надо мной смеетесь.

– Вовсе нет, – покачала головой Виктория. – Обещаете никому не рассказывать об этом? Я попала туда не совсем легально.

– О, это интересно! – Джереми наклонился вперед, сгорая от нетерпения.

Виктория рассказала о том, как познакомилась с Кейтлин, как та, в свою очередь, познакомила ее с Орлой. И как обе они помогли им с Хопкинсом проникнуть в бордель.

– Я вполне представляю себе, что инспектор Эрмитейдж мог пропустить отпечатки пальцев, – едко заметила Виктория.

– Я попытаюсь выяснить это. Однако же ясно, что Скотленд-Ярд, а вместе с ним, вероятно, и правительство пытаются скрыть информацию относительно сэра Френсиса и этой Молли. – Джереми подвинул свой бокал с пивом. На темной столешнице остались влажные следы. – Но вы с дворецким действительно ведете себя довольно бесцеремонно. Взять и проникнуть в опечатанное полицией здание… – и он с улыбкой покачал головой.

– Поскольку, как вы сказали, Скотленд-Ярд утаивает информацию, что владелица борделя снабжала сэра Френсиса материалами для успешного шантажа, нам с Хопкинсом не оставалось ничего иного, – пожала плечами девушка. – В некотором смысле это была самозащита.

– Вы точно не собираетесь стать журналисткой? У вас отлично получилось бы расследовать скандалы и заговоры.

– Если не учитывать тот факт, что меня вполне устраивает профессия фотографа, я не представляю, чтобы «Спектейтор» нанял на должность репортера женщину, – отмахнулась Виктория.

Тем не менее она была польщена. Сделав еще глоток сидра, она заметила, что у нее немного кружится голова. Женщины, одетые как представительницы богемы, поднялись из-за столиков и направились к гардеробу вместе со своими спутниками. На миг девушке показалось, что по пабу промелькнула стайка птичек.

– Помните, когда мы, сидя на берегу Темзы, говорили о своих мечтах, я сказала, что иногда жалею, что не умею рисовать, вместо того чтобы фотографировать, – вдруг сказала Виктория.

– Я не забыл о нашем разговоре.

– Несколько дней тому назад мне приснился кошмар, в котором отец запретил мне рисовать. Причем так, что я его испугалась. Он кричал на меня. Как думаете, во сне я вспомнила реальные события или что-то надумала себе?

«Интересно, почему я рассказываю об этом Джереми Райдеру?» – тут же испуганно спросила у себя Виктория.

– Вам имя Фрейд о чем-нибудь говорит? – Джереми внимательно взглянул на нее.

– Да, конечно, – кивнула Виктория.

– Полагаю, Фрейд счел бы, что совершенно не важно, имели ли место эти события в действительности. Часть вашего подсознания хочет сообщить вам, что ваш отец мешал вам рисовать.

– Ах… – расстроенно произнесла Виктория.

– Вам следует снова начать рисовать. В субботу у меня выходной. Почему бы нам с вами – если погода будет хорошей, а на это весьма похоже – не поехать в Хемпстед и не взять с собой принадлежности для рисования?

– Очень мило с вашей стороны, вот только я не знаю… – нерешительно произнесла Виктория.

Она уже договорилась сходить на выставку с Рэндольфом. У нее было так много гораздо более важных дел, нежели ехать в Хемпстед. А потом девушка вспомнила, что Констанс убеждала ее радоваться жизни, поскольку она еще совсем юна.

– Поедем, – решительно заявила она.

– Отлично. За вами заехать?

– В субботу в квартире находится миссис Доджсон, наша приходящая прислуга. Она наверняка умрет от любопытства, если за мной зайдет молодой человек, – рассмеялась Виктория. – А где вы живете? Я могу зайти к вам. И нет, мне все равно, что обычно девушки за молодыми людьми не заходят, а все происходит совсем наоборот.

– Если вы так считаете… – улыбнулся ей Джереми. – Я живу в Кемдене – если ехать от вас, это по пути в Хемпстед.

– Договорились!