Глава 17
Танец ангела
Ясный и теплый, близился к концу сентябрь. Элен вышла за покупками, и Вероника осталась дома с отцом и маленьким братом. Для Клемана это было время полуденного сна.
Когда мать уходила по делам, Веро обычно сидела у кровати «своего больного». Александр, которого кома отрезала от мира, казался тенью того мужчины, каким он был в более счастливые времена. Однако это ничуть не смущало девочку. Он, пусть и недвижимый, оставался ее папочкой. Подойдя к кровати, она погладила его по лбу.
– Папа, это я, твоя дочка, твоя Веро! Я люблю тебя, папочка, и тебе пора проснуться!
Девочка очень серьезно относилась к этим односторонним беседам с отцом. И не раз рассказывала матери, что у Александра при этом дрогнули пальцы, но ни медсестра, ни Элен ей не верили.
– Папа, сейчас я для тебя станцую! Подожди немного, я скоро вернусь!
И Веро убежала переодеваться. Надела балетную пачку, пуанты, длинные волосы собрала на затылке. В комнату, где лежал отец, она вернулась с магнитофоном под мышкой. Прежде ей не представлялось возможности исполнить свою задумку. Сегодня же все складывалось идеально – мама сказала, что придет не раньше чем через час.
Она поставила фрагмент из «Лебединого озера», который ей очень нравился, и сделала несколько антраша, после чего перешла к более сложным танцевальным движениям. С сердцем, исполненным надежды, и с по-детски чистой верой Вероника танцевала для отца, поправ всякую логику и безучастные теории. Она так давно мечтала продемонстрировать ему результаты своего упорного труда! Того, что талантлива от природы, она еще не осознавала, просто любила этот изящный вид сценического искусства, который хотя бы на время, но дарил ей крылья.
Вероника танцевала, смежив веки, забыв обо всем. Поэтому не увидела, как Александр открыл глаза. В первые минуты он просто не понимал, где находится и что происходит. И кто эта красивая девочка, которая танцует? Такое обычно можно увидеть во сне… И тут нахлынули воспоминания – яркие, ужасающие, в которые не хотелось верить. Он снова увидел грузовик с зажженными фарами, услышал скрежет тормозов, вопль Магали. Где она? Где сын? Наверное, умерли, как и он сам…
Красивая девочка вдруг замерла на месте и уставилась на него с удивлением и радостью, а потом бросилась к нему. И раньше, чем она успела воскликнуть «Папа!», Александр ее узнал. Веро! Его маленькая Веро, обожаемая девочка, которую он бросил!
– Папа! Папочка! Ты к нам вернулся!
Восклицание было спонтанным – первое, что пришло в голову. И действительно, в этот осенний день, когда Александр вышел из комы, он по-настоящему вернулся в жизнь своей дочки.
– Папа, это же я, Веро!
Он еще не мог говорить, но смог улыбнуться – слабой, недоверчивой улыбкой. В этот момент из соседней комнаты послышался тонкий детский голосок. Вероника выбежала из комнаты и минуты через три вернулась, неся на руках маленького мальчика.
– Папа, а вот и Клеман, мой маленький братик! Теперь он живет с нами. Клеман, смотри, наш папа поправился!
Александр закрыл глаза, словно это видение было слишком прекрасным, чтобы оказаться правдой. Нет, этого не может быть, это – иллюзия! Он умер, и угрызения совести даже сейчас не дают ему забыть о своих детях… Но до него по-прежнему доносился лепет Клемана, которому вторил ласковый голосок Вероники. Так что ему пришлось поверить в реальность происходящего, тем более что дочка проговорила радостно:
– Вот мама удивится, когда придет домой, да, Клеман? Хочешь поцеловать папочку?
Почувствовав едва ощутимое прикосновение маленьких детских губок и более ощутимое касание губ Веро, Александр пробормотал:
– Любимые мои дети…
Элен вошла в квартиру и вздохнула с облегчением. В последнее время необходимость выходить по делам и в магазин стала для нее тяжким бременем. Сначала ей показалось, что в доме совершенно тихо, и она подумала, что дети, должно быть, играют в гостиной. Потом из комнаты Александра донесся приглушенный гул голосов. Как будто с ними был кто-то взрослый… Молодая женщина вбежала в комнату и первое, что она увидела, – черные глаза своего мужа. Он впился взглядом в ее лицо – встревоженный, почти испуганный. Эти глаза… Сколько лет она их не видела! Ноги у нее задрожали, сумка упала на пол. По обе стороны от отца с торжествующим видом восседали Вероника и Клеман.
– Александр! – пробормотала Элен, прижимая руку к сердцу, словно это могло сдержать его бешеное биение. – Александр!
Справившись с волнением, Элен вызвала доктора, наблюдавшего ее мужа. Она даже не подумала расспросить дочку, как это произошло, – так была потрясена случившимся. Оказалось, что ухаживать за Александром в бессознательном состоянии для нее было гораздо проще, чем с ним заговорить, попытаться установить контакт. Между ними оставался этот невидимый барьер – минувшие годы и драмы, которых в жизни у каждого было с избытком. Еще ей предстояло рассказать Александру о трагической гибели Магали. Как он отреагирует? Он ведь наверняка любил эту женщину и теперь тревожится о ее судьбе…
Доктор нашел состояние больного удовлетворительным. Сделал новые назначения, дал советы по питанию и уходу, объяснил, как можно помочь больному наладить контакт со своими близкими, и удалился. После него явилась медсестра. И уже гораздо позже, когда уснули дети, Элен нашла в себе силы присесть возле постели мужа.
– Ну, как ты себя чувствуешь? – спросила она тоном, в котором угадывались неловкость и в то же самое время искренняя забота. – Нам о многом надо поговорить! Но, если ты слишком устал, дай знак, и мы это отложим.
– Элен!
Это было первое слово, которое Александр произнес за весь вечер. Он выглядел растерянным, все время смотрел по сторонам.
– Ты в Ангулеме, в Шаранте. Я преподаю в местной музыкальной школе. Наша Веро так выросла, ты не находишь?
Он несколько раз моргнул, соглашаясь. В комнате надолго стало тихо. Элен включила свет и легла на диванчик, который купила специально для того, чтобы иметь возможность здесь спать. Какое-то время она прислушивалась к прерывистому дыханию больного, будучи уверенной, что он не спит. И вдруг, следуя внутреннему импульсу, она встала, ощупью добралась до кровати Александра, взяла его за руку. Несмотря на свою слабость, он обхватил ее запястье пальцами. Она прошептала:
– Спи, любовь моя! Спи спокойно!
Она осторожно устроилась рядом, прижалась головой к его плечу. Он чуть повернул голову, и его губы коснулись щеки молодой женщины. Так они и уснули – успокоенные тем, что снова вместе. То было краткое перемирие, потому что им предстояло столкновение с воспоминаниями и с будущим. Благословенная передышка перед возможной бурей…
– Магали умерла, да?
– Да, Александр. Но она совсем не мучилась, если это тебя утешит. Мне очень жаль…
Прошло две недели. Александр нормально ел, и последнюю неделю ему не ставили капельниц. Поразительно, но уже на следующий день после пробуждения больной мог совершенно нормально разговаривать, и сознание в полной мере к нему вернулось. Но задавать вопросы он не спешил, довольствуясь банальной болтовней с детьми. С Элен они разговаривали только на бытовые темы: о том, что приготовить на ужин, о погоде. Этот период недомолвок дал возможность обоим привыкнуть к совместному существованию. Они вместе смотрели телевизор, вместе слушали музыку…
Однако этому времени покоя должен был рано или поздно прийти конец. Александр с первого дня догадывался, какой услышит ответ, но все-таки спросил у Элен о Магали. За этим вопросом последовало еще множество:
– Как ты узнала про аварию?
– К нам приехали жандармы. Они разыскали нас по документам.
– А что было у Клемана?
– Незначительный перелом левого предплечья, ушиб головы, но без последствий. У него ведь есть дедушка и бабушка по материнской линии. Я дала свой адрес отцу Магали, но он сразу показался мне странным – даже не спросил, может ли повидать мальчика… Это он занимался ее похоронами.
– А больше у нее никого и нет…
Александр закрыл глаза. Казалось, его терзает жестокая боль. Элен восприняла это как выражение глубокого горя. Стараясь не выдать своей ревности, она спросила:
– Ты так сильно ее любил?
– Магали? Нет, Элен, я ее не любил! – ответил он твердо. – Это муки раскаяния. Я проклят! Проклят! Из-за меня человек лишился жизни!
– Не говори так! Я понимаю, ты чувствуешь себя ответственным за ту аварию, но в наши дни столько людей гибнет на дорогах! Ты наверняка был утомлен, и…
– Нет, я не был утомлен, я был зол! Я проявил преступную халатность! Магали была славной девушкой, но меня многое в ней раздражало. Вот и в то утро ее сюсюканье меня злило, потому что я думал о тебе… Как всегда!
Элен побледнела, внутри у нее все сжалось. И все же она не осмелилась прервать поток откровений Александра.
– Да, я думал о тебе и о Веро! По радио передавали симфонию Бетховена, которую ты играла когда-то, еще в Вендури. Я чувствовал себя чужим в этой жизни, которую презирал. Клеман спал на заднем сиденье. Магали подтрунивала надо мной, называла глупыми уменьшительными словечками, потому что знала: я этого терпеть не могу. На какую-то секунду я отвлекся – и поперек дороги уже этот громадный грузовик! Удар, наверное, был страшной силы…
– Твой сын остался жив и цел, это просто чудо!
– Мой сын! Сын проклятого священника и его любовницы! Знаешь, Элен, пока мы были в разлуке, я много думал. И слова епископа преследовали меня все эти годы – изо дня в день, месяц за месяцем! Да что там, каждый час моей жизни! Он ведь предостерегал меня, ты помнишь?
– Я помню, – едва слышно проговорила молодая женщина.
– Но я не послушался, я был ослеплен страстью, которую к тебе испытывал. И дорого заплатил за свое отступничество. С тобой я могу говорить откровенно, Элен… Думаю, я не создан для мирской жизни. И если бы все можно было переиграть…
Александр упал на подушку, и лицо его было искажено страданием. Элен же не могла ни шевельнуть рукой, ни вымолвить хотя бы слово. Может, он не так уж и заблуждается?
– Когда я вспоминаю, как жил после того, как отказался от сана, – продолжал Александр, – я вижу только длинную череду ошибок, неисполненных обязательств и дурных поступков. Смерть нашего первого ребенка, наши с тобой ссоры, измены… Твоя боль и моя… Те годы в Ульгате, когда мы старались сохранить семью, а она рассыпалась… хотя, конечно, у нас есть Веро – роза, расцветшая посреди хаоса!
– Александр, подумаем лучше о будущем. Нам нужны силы, чтобы любить…
– О, только не говори мне об этом маскараде – о любви! Если ты поверила, что я люблю Магали… Это была всего лишь похоть, плотское влечение. Безумие стареющего мужчины. Постой, как говорят в народе? Демон полудня?
– А я? – пробормотала молодая женщина, бледнея. – Со мной у тебя тоже было «плотское влечение» и ничего больше?
– С тобой? О нет! С тобой я поверил в любовь. Поверил, что две души, два сердца могут раствориться друг в друге, говорить друг с другом. А потом пришло разочарование…
Горечь, которая вибрировала в голосе Александра, уязвила чувствительную натуру Элен. Как узнать любимого в этом исхудавшем мужчине с горестно сжатыми губами?
– Александр, но я же люблю тебя! – воскликнула она. – Люблю, как и раньше!
– Только не надо врать! Ты жалеешь меня, потому что у тебя доброе сердце, но не может быть, чтобы ты меня любила. Я изменил тебе, другая родила от меня ребенка, и, если бы не эта авария, ты бы никогда больше меня не увидела! Слишком мне было стыдно, как ты не понимаешь? Я думал, что не смогу посмотреть в глаза Веронике, а она бросилась мне на шею! Она не знает, какой я мерзавец!
– Она тебя любит, вот и все. Мы тебя любим…
Шли дни, и неприятные темы для разговоров все равно время от времени возникали. У Вероники начались занятия в школе, Клемана Элен после обеда отводила в садик. Оставаясь одни, супруги подолгу беседовали. Тогда-то Александр и узнал, что может на всю жизнь остаться прикованным к постели.
– Что ты такое говоришь, Элен?! Я – инвалид? Это неправда, скажи!
– Александр, нужно надеяться на лучшее, этот диагноз не является окончательным. Врачи говорят, что все в твоих руках. Если ты захочешь выздороветь, у тебя получится!
– Ну да, конечно! Вера горы двигает! Лучше бы я умер на месте аварии… А ведь я уже пообещал Веро повести ее в горы Эстерель! Но этого не будет, я – паралитик…
– У тебя получится, Александр! Я тебе помогу.
Но все ее уговоры были тщетны. На следующий день, ни словом не обмолвившись об этом мужу, она пригласила домой священника из церкви Сен-Андре – того самого, который сумел ее утешить. Александр посетителю не обрадовался, но, вопреки ожиданиям Элен, их встреча прошла прекрасно. Вечером Александр казался уже более спокойным, даже умиротворенным, и молодая женщина увидела в этом доброе предзнаменование. Еще через неделю Александр приступил к выполнению восстановительной программы. Однако гроза могла разразиться в любую минуту, что и случилось совершенно неожиданно для всех. Однажды утром, когда Элен занималась домашней бухгалтерией, Вероника, у которой в эту среду не было занятий в школе, вдруг заявила:
– Знаешь, мам, мне все равно, что ты продала дом в Ульгате, но я хочу, чтобы мы оставили себе Дё-Вен! Я так люблю этот дом!
Александр, который к этому времени уже передвигался по дому в инвалидной коляске, как раз въезжал в гостиную.
– Что ты такое говоришь, Веро?
Элен поспешила вмешаться:
– Не обращай внимания, дорогой. Это касается только меня.
В первый раз она назвала его так, и Александр испытал огромную радость, хотя это и не избавило его от некоторых сомнений.
– Элен, давай поговорим начистоту! Почему ты продала наш дом в Ульгате?
Молодая женщина взглядом попросила дочку выйти. Встревоженная Веро прихватила с собой и малыша Клемана. Она сказала не подумав, и эта ситуация в очередной раз навела ее на мысль, что мир взрослых очень сложный и соткан из недомолвок, лжи, объяснений и примирений.
Едва они с женой остались в комнате одни, Александр повторил вопрос:
– Так почему? И у тебя в планах продать Дё-Вен?
Элен опустила голову. Положение было безвыходным. Как рассказать о финансовых проблемах мужу, который по большей части и является их причиной? Ей не хотелось говорить, что все сбережения пошли на переоборудование квартиры, чтобы ему было в ней удобно, и на оплату медицинских услуг, связанных с операцией и восстановлением. А если добавить налоги и другие расходы… Она ушла с работы, это было ее собственное решение, и больше не могла рассчитывать на помощь Кентена, который прежде занимался вопросами управления ее собственностью. Судья даже ни разу не позвонил ей, что ее немного разочаровало.
– Почему ты молчишь, Элен?
– Я не собираюсь возвращаться в Дё-Вен! И этот ветеринар, который сейчас арендует дом, горит желанием его купить. Так что я могу получить приличные деньги…
Александр подъехал ближе. Она не могла без боли видеть его в этом кресле, предназначенном для инвалидов… человека, который в молодости был таким активным, ловким, подвижным, как все горцы!
– Дорогой, позволь мне закончить заполнять бланки. Осталось совсем немного…
– Это из-за меня, признайся! Посмотри мне в глаза, Элен! Это я тебя разоряю…
У молодой женщины сдали нервы. Забыв, что дети в доме, она сорвалась на крик:
– Дело не в тебе! Все, что я делаю, я делаю из любви к тебе! И я не могу иначе, Александр! Я люблю тебя… Мне плевать на прошлое, я хочу, чтобы ты оставался со мной!
– Ну да, конечно! За мужем-инвалидом удобнее надзирать! И еще есть Веро. Ты готова на все, лишь бы у девочки был отец, пусть даже и инвалид, который всем портит жизнь!
Александр толкнул колеса своего кресла, и оно покатилось к двери. Элен следила за ним, пока дверь его комнаты не захлопнулась и из-за нее не донеслись рыдания.
В отчаянии она расплакалась, уронила голову на руки. На мгновение она даже пожалела о том спокойном времени, когда жила с Кентеном. И вот Александр вернулся, но он стал еще более ожесточенным и отстраненным, чем пять лет назад. Счастье, к которому она шла так долго, впервые показалось ей абсолютно недоступным. Никогда она не сумеет вернуть мужу радость жизни, никогда он не сможет ей полностью довериться… Сознательно перечеркнув собственные интересы, Элен старалась восстановить семью, но ее усилия ни к чему не привели. За четыре месяца от Александра – ни доброго слова, ни намека на нежность. Он был с ней вежлив, временами даже весел, но их взаимоотношения оставались прохладными. Элен и сама привыкла вести себя с ним как давняя подруга, преданная, понимающая.
Иногда вечером, сидя за чашкой травяного чая в гостиной, они вспоминали прошлое. Александр чаще всего говорил об их первой встрече в Вендури, Элен – о счастливых днях в Ульгате, когда они пили собственный сидр и обедали в саду, под старой грушей. Сами того не осознавая, они заново учились жить вместе, но уже на новых принципах, и только беспристрастный свидетель мог это заметить. Но ведь никто не ходил к ним в гости…
В этот вечер Элен укладывала Веронику и Клемана спать с тяжелым сердцем. Она чувствовала, что все сильнее привязывается к этому милому, ласковому ребенку. У мальчика были грустные глаза, и он стал часто звать маму и плакать. Элен утешала его, успокаивала ласковым словом. Клеман еще такой маленький, разве можно отнимать у него надежду? Со временем, по истечении многих месяцев, он все забудет. Она сама поражалась тому, что ее чувства к мальчику лишены намека на обиду. Он ни в чем не виноват, и он – сын Александра…
Убедившись, что дети крепко спят, она постучала в дверь комнаты мужа. От Веро она узнала, что от ужина Александр отказался. Девочке хотелось поболтать с отцом, и она сама отнесла ему поднос. Через час Вероника заглянула к матери, чтобы поцеловать ее на ночь – этой традиции они никогда не нарушали, – и шепнула ей на ухо:
– Папа ничего не ел! И вид у него грустный…
Элен хотела было уйти, потому что слишком устала, чтобы выдерживать дурное настроение или изъявления тоски со стороны мужа, и все-таки стукнула в дверь еще раз, очень тихо. Ей нужно с ним поговорить, нужно оправдаться…
– Входи, Элен!
Она вошла. Александр лежал на кровати, подпирая голову рукой. Его лицо освещала прикроватная лампа под розовым абажуром. В голове у молодой женщины промелькнула мысль, что он со многим научился справляться сам: к примеру, мог уже перебраться с инвалидной коляски на кровать или в кресло. Однако ноги его по-прежнему были будто мертвые… Еще она подумала, что сейчас, в своих черных джинсах и свитере, он совершенно не похож на инвалида. И что когда-то этот человек был ее любовником, возлюбленным, которого невозможно забыть… Смутившись, она проговорила тихо:
– Александр, я хотела тебе сказать…
– Что сказать, Элен? Что я совершенно тебя не обременяю, что ты делаешь все это от души и рада заботиться о моем сыне? И еще кучу вещей, которые ты для себя навоображала?
– Нет! Выслушай меня!
Ее неудержимо тянуло к нему, и с этим ничего невозможно было поделать… Но Александр снова ее перебил:
– Элен, поздравляю! После стольких несчастий, выпавших на нашу долю, у тебя хватило доброты меня простить, по крайней мере мне так кажется… Но я – я себя не прощаю! Я грешил больше, чем ты, я шел от отречения к отречению… Сначала я отрекся от Бога, потом – от тебя. Я не заслуживаю находиться здесь, не заслуживаю твоей заботы и чтобы Веро так искренне меня обожала!
Элен присела на кровать и ласково взяла его за руку.
– Александр, прошу, дай мне сказать! Когда я увидела тебя в больнице, в Лионе, я поняла, что ты – единственный, кто имеет для меня значение, единственный, кого я любила и всегда буду любить! Всю жизнь я хотела быть рядом с тобой. Ты – отец моего ребенка, и мы с дочкой тебя любим, мы не представляем свою жизнь без тебя! Умоляю, верь мне! Прими нашу любовь!
– Мне бы так хотелось ее принять… Когда сегодня ты назвала меня «дорогой», у меня сердце чуть не выскочило из груди от радости, как у подростка! Но я не подросток, моя нежная Элен. Мне почти пятьдесят…
– А мне – сорок! Какая разница? Увидев тебя, я снова ощутила себя девчонкой из Вендури, и мне захотелось крепко-крепко тебя обнять!
Искорка зажглась в черных глазах Александра – чарующих черных глазах, которые ничуть не утратили своего магнетизма. Элен узнала этот волнующий огонь, призыв мужчины, который желает женщину. Он сказал тихо:
– Элен, ты ни разу не попыталась меня обнять… И я понимаю почему: прикасаться к инвалиду – то еще удовольствие!
Внизу живота Элен ощутила странную пульсацию. Она вся дрожала от непонятного нетерпения, по телу разливалось пьяняще приятное тепло.
– Я не смела к тебе прикоснуться, так как боялась, что ты прогонишь меня, любовь моя…
– Мне – прогонять тебя? Тебя, Элен? Да я постоянно думал о тебе! Мысленно разговаривал с тобой, мечтал когда-нибудь к тебе прикоснуться… к твоим маленьким грудям, гибкой талии, ногам…
Элен прильнула к мужу, и их губы соединились в долгом жадном поцелуе. Страсть захлестнула их, зажгла огонь в крови, всколыхнула память тел… Руки Александра проникали во все потайные уголки ее тела и не могли насытиться. Он раздел жену, лаская ее жадно, почти с ожесточенным выражением лица. Она застонала, отдаваясь ему, но уже в следующее мгновение Александр отнял руку и отодвинулся. Часто-часто дыша, Элен взмолилась:
– Только не это! Не оставляй меня!
– Нет, Элен! Я не могу. Пойми, я уже не мужчина…
Она устремила на него взгляд, и в ее орехового оттенка глазах, которые огонь чувственности расцветил золотом, он прочел страсть – бесконечную и обжигающую. Видя, что он отказывается идти до конца, Элен решила сломить его сопротивление и все-таки привести его к наслаждению, как настоящая амазонка любви. Терпеливая, нежная, она увлекла его чувственной игрой, которой он не в состоянии был противиться. Александр отдался неизведанному прежде экстазу, почти не осознавая, что именно с ним происходит. Когда же тело жены, влажное и ласкающееся, упало на него, он издал глухой стон, выдававший всю силу испытанного им удовольствия.
Они долго еще лежали обнявшись, радуясь тому, что после стольких испытаний им было суждено познать абсолютное счастье.
– Любовь моя… – прошептала Элен. – Любовь моя!
– Моя милая, моя нежная Элен! – отозвался он, поглаживая ее по шелковистым волосам. – Этой ночью ты сделала мне чудесный подарок! Теперь я хочу выздороветь, хочу снова встать на ноги – ради тебя, Веро и Клемана. У тебя будет муж, а у моих детей – отец!
– Но ты и так для нас – муж и отец! – воскликнула она.
– Да, но я хочу быть достойным вашей любви. Хочу, чтобы мы были счастливы, и первое условие – я должен быть в состоянии выполнять свои обязанности мужа и отца. Вот увидишь, дорогая, я стократно воздам тебе за ту радость, которую ты мне только что подарила! Но я больше не прикоснусь к тебе, пока полностью не поправлюсь. Это будет отличным стимулом, и я буду стараться как следует!
Элен вздохнула, все еще не веря в свое счастье, и прижалась к мужу. Наверное, Александр прав, и она должна позволить ему поступать по-своему…
Сила воли, упорство и мужество помогли Александру восторжествовать над недугом. Незадолго до Рождества он окончательно встал на ноги. Он прошел через множество страданий, поскольку каждое усилие непременно сопровождалось сильной болью. Источником силы для него стало желание искупить прошлые ошибки. В первые дни ему часто приходилось стискивать зубы и опираться на руку жены. Ему казалось, что каждый новый шаг стирает одно его прегрешение. И об этом крестном пути не догадывался никто – даже Элен.
В первый раз, когда он, опираясь на трость, смог до нее дойти, Элен разрыдалась. Александр обнял ее и стал баюкать, как ребенка.
– Это от волнения, дорогой, – попыталась она оправдаться. – Я так за тебя рада!
За время, которое ушло на восстановление его здоровья, Александр в разговорах с женой сознательно избегал некоторых тем. Поэтому он не знал, к примеру, что Элен помирилась с его родителями, и, услышав, что мадам Руфье приезжает в гости первого января, он совершенно растерялся:
– Мама приезжает сюда? И вы с ней уже виделись? Веро, какие же вы с твоей матерью скрытные!
– И с дедушкой тоже! – радостно заявила девочка. – Он тяжело болен, и, когда я приезжаю в Кассис, я за ним ухаживаю! И он меня очень любит…
Пришлось объяснять, рассказывать… Встреча с матерью имела привкус искупления. Мадам Руфье уронила слезу, обнимая Клемана и Веро. Перед первой совместной трапезой Александр попросил у всех прощения и пообещал, что отныне будет исполнять все свои обязанности перед семьей. Еще он позвонил отцу, оставленному под присмотром сиделки.
То были волнующие мгновения искренней радости. Правда, задерживаться в гостях у невестки мадам Руфье не стала. Ей не хотелось нарушать только-только обретенное семьей единение. Элен пообещала, что на Пасху они все вместе приедут к ним в Кассис. С огромным нетерпением ждала она обещанной Александром ночи любви и жила, ничего не страшась и упиваясь этой драгоценной гармонией, которая к тому же досталась такой дорогой ценой. Но ночи любви не суждено было случиться. Судьба, капризная и жестокая, была безжалостна к нетерпеливым любовникам.
Чтобы предотвратить несчастье, Элен достаточно было бы шепнуть Веро на ушко всего пару слов, но небеса, наверное, распорядились так, что эта любовь – любовь бывшего священника к женщине – была обречена. Это случилось третьего января. Александр задержался у постели дочери, которая уютно устроилась под цветастым одеялом.
– На пасхальные каникулы мы с тобой обязательно пойдем в поход в горы Эстерель! Милая моя Веро, я так люблю эти края!
– И я тоже, папочка! И я так рада, что ты вернулся к нам и уже совсем поправился… Я не любила Кентена, хоть он и хорошо ко мне относился… Он делал мне подарки, но я его все равно не любила.
Лицо Александра мгновенно омрачилось, и он спросил изменившимся голосом:
– Кентен Мейро? Он здесь, в Ангулеме?
Девочка покраснела – она поняла, что проговорилась. Но Александр продолжал расспрашивать:
– И они с мамой часто встречались?
– Но, пап, он же жил с нами! Я думала, ты знаешь…
– Нет, мама мне не сказала. А я ни о чем таком ее не спрашивал. Скажи, а она была с ним счастлива?
– Думаю, да. Он возил нас на море, на свою виллу. Но ты ведь не сердишься?
– Нет, милая, конечно нет! Спи спокойно!
Не прошло и четверти часа, как Александр ушел.