Многие месяцы прошли в покое и умиротворении, они сложились в годы. Элен по-прежнему преподавала игру на фортепиано. Вероника посредственно училась в школе, но подавала большие надежды в своем танцевальном классе. Между Кентеном и Элен установились спокойные взаимоотношения, основывающиеся на взаимопонимании, доверии и нежности.

Вероника в итоге смирилась с присутствием судьи рядом со своей матерью. Объяснения, которые дала ей Элен, были исчерпывающими и искренними:

– Веро, милая, твой отец нас бросил, потому что мы с ним слишком часто ссорились. Когда ты подрастешь и будешь в состоянии понять, я расскажу тебе нашу с ним историю. Но теперь я вольна жить, как считаю нужным. Быть одинокой для женщины тяжело и невесело, уж поверь мне. И ты не можешь не признать, что Кентен прекрасно к нам относится. Однако он никогда не займет место твоего отца, об этом не переживай!

Девочка внимательно ее выслушала, но проницательный взгляд ее черных глаз буквально впился в лицо Элен, когда она проговорила:

– А если папа вернется, что ты станешь делать? Вы ведь так и не развелись… Это Сандра мне сказала! Если ты больше его не любишь, вы должны развестись!

– Мы с этим разберемся. Все не так просто, Веро. И ты прекрасно знаешь, что у меня даже нет его теперешнего адреса!

Для Вероники, которой вскоре должно было исполниться одиннадцать, это был единственный серьезный повод для огорчений – затянувшееся молчание Александра. Конечно, со временем образ обожаемого отца утратил четкость и она вспоминала о нем реже, чем раньше, однако он оставался ее идолом, ее добрый и такой красивый папочка. Узы, связывающие отца с дочерью, оказались куда прочнее, чем подозревала Элен…

Александр на высокой скорости вел машину по дороге на Сен-Этьен. Они выехали из Лиона на рассвете, направляясь в Клермон-Ферран, где планировали провести выходные. Магали давно мечтала увидеть Овернь… Сейчас молодая женщина дремала, подперев голову рукой. На заднем сиденье их сын Клеман крепко спал, завернутый в одеяло, а рядом лежал плюшевый мишка. По радио передавали классическую музыку – одну из симфоний Бетховена.

Александр думал о том, что эту же мелодию когда-то играла Элен. Когда-то… С тех пор прошло уже много времени. И это не в первый раз воспоминания о жене возвращались к нему внезапно – яркие, мучительные. Невзирая на то что он четыре года прожил с другой женщиной, Элен оставалась для него единственной, самой любимой. В это было трудно поверить, однако его любовь к ней была все так же сильна. Что же касается дочери, Александр так по ней скучал, что даже думать о Веронике было для него невыносимо больно. Но вслух он говорил об этом редко. Но и такая сдержанность не могла ввести его молодую спутницу жизни в заблуждение – Магали понимала, что так и не сумела завоевать его сердце.

Простыми их отношения назвать было нельзя. Когда поутихли чувственные порывы, заставившие их броситься друг другу в объятия, угасли эмоции, вызванные появлением на свет малыша Клемана, они продолжали жить вместе, не испытывая от этого настоящей радости. Их отношения нельзя было назвать гармоничными – слишком они оказались разными… Это разница и в возрасте, и во вкусах. Магали хотелось развлекаться, бывать на людях, танцевать, Александр же любил вечером посидеть дома в тишине, с книгой. Только ребенок оставался для них поводом для общения и проявления нежности, и забота о нем их сближала.

Новый вираж… И еще один… Дорога превратилась в серпантин, и Александр все свое внимание сосредоточил на ней. Главным дорогам он предпочитал второстепенные, находящиеся в ведении департаментов, – они позволяли полюбоваться прекрасными пейзажами.

Магали очнулась от дремы и посмотрела на сына. Малыш спокойно спал и улыбался во сне. Этот очаровательный мальчуган трех с половиной лет был единственным, что связывало ее с Александром.

– Клеман спит сном праведника, – с улыбкой сказала она.

– И слава богу! – отозвался Александр. – Поспи и ты, ехать нам еще долго.

– Не хочешь поболтать?

– Нет, я слушаю радио.

Молодая женщина, состроив многозначительную гримаску, пожала плечами:

– А я терпеть не могу такую музыку. Но тебе она навевает приятные воспоминания, не правда ли?

– Умолкни! – устало бросил Александр.

– Ну не сердись на меня, мой котик! Ты не обязан отказываться от своего прошлого, я тебе уже это говорила!

Магали хотела погладить Александра по волосам, но мужчина оттолкнул ее руку, при этом машина вильнула в сторону обочины.

– И прекрати называть меня «мой котик»! Мне это не нравится. И вообще, оставь меня в покое! – вспыхнул Александр.

Внезапно вся тщетность его существования открылась перед ним как на ладони, стоило ему увидеть насмешливую улыбку своей спутницы, которая как раз прикуривала сигарету. Он вспомнил, как был священником, как со спокойной душой читал проповеди в крошечной часовне недалеко от Кассиса…

Это было до Элен, до того, как в его сердце поселилась эта сумасшедшая любовь. Перед внутренним взором замелькали картины: они с Элен в горах Меркантура; Элен в цветастом платье в Ла-Транш-сюр-Мер; они обнимаются на песке, и ощущение экстаза, когда он делает ее своей…

С Магали он тоже познал много волнительных часов, много новых чувственных игр, которыми никак не мог насытиться. Жажда обладания этим соблазнительным телом толкнула его на банальную измену жене, но теперь у них был сын, Клеман, которого Александр любил так же крепко, как и свою Веро.

Александр снова вернулся мыслями к Элен. Незадолго до расставания она хотела родить еще одного ребенка. Должно быть, надеялась на чудо, на то, что это воспламенит их чувства друг к другу. Что с ней теперь? Одна ли она живет или… И Вероника… Этим летом девочке исполняется одиннадцать! Эти вопросы – сколько раз он задавал их себе по ночам, когда не мог заснуть! В первое время он еще писал Элен, но она не отвечала. Потом письма стали возвращаться с пометкой «Адресат больше не проживает по указанному адресу». Александр стиснул зубы. Сидящая рядом Магали что-то тихонько напевала. Она очень изменилась, эта симпатичная учительница из Вальфлора! После рождения малыша она чуть располнела и теперь была не такой кокетливой и ухоженной, как раньше. Впрочем, причиной этого могло быть и то, что денег хватало только на самое необходимое. «Итак, Магали – всего лишь инструмент в руках судьбы, – размышлял бывший священник. – Инструмент, разрушивший хрупкое равновесие, которое мы с Элен старались сохранить ради счастья Вероники…»

Никогда прежде его мысли и чувства не были такими ясными и такими жестокими. Быть может, причина тому – эта светлая и грустная музыка? Она невольно ассоциировалась с Элен. Александр несколько секунд смотрел на Магали, размышляя, стоит ли поделиться с ней своими мыслями. По сути, она хорошая девушка, прекрасно осознает их проступки и проблемы, умеет посочувствовать, всегда готова прийти на выручку…

Истолковав его взволнованный взгляд как призыв, она потянулась к Александру, чтобы погладить его по щеке, а может, и поцеловать. Александр невольно отстранился. Он был слишком поглощен воспоминаниями. Он терпеть не мог, когда его жалели, и ненавидел ласки, которые расточаются в силу привычки, а не как проявление чувств.

– Магали, мне сейчас не до этого!

И он в гневе уставился на свою спутницу. Давний порок, с которым он никак не мог справиться, – склонность к внезапным вспышкам ярости. Элен так из-за этого намучилась… Элен…. Он вспомнил ее плачущей – в тот ужасный день, когда она потеряла их первого малыша. Скорбная, бледная, отчаявшаяся… А он не сумел ее утешить, поддержать. Они утонули каждый в своем горе, мучая друг друга…

Иногда жизнь меняется в считаные секунды: когда Александр снова перевел взгляд на дорогу, ему показалось, что из реальности он перенесся в кошмарный сон. Грузовик занял собой все пространство перед машиной – фары горят, клаксон надрывается… Он услышал пронзительный крик Магали, успел подумать, что она может разбудить Клемана… Клеман, бедный малыш! И больше он уже ничего не слышал и не видел. Небытие… Тишина…

Элен была занята приготовлением чая для себя и дочки. Вне всяких сомнений, это был для обеих самый лучший момент за весь день – момент возвращения домой. Веро расставила на подносе чашки из китайского фарфора, добавила сахарницу.

Их новая квартира с террасой окнами выходила на соседский сад.

– Мамочка, а можно взять к чаю песочные корзиночки с клубникой?

– Конечно, дорогая!

Девочка сделала изящный пируэт, выражая тем самым свою радость. Довольно высокая для своих лет, Вероника была очень красива. Черные волосы стягивала розовая лента, красивый, чуть выпуклый лоб и этот пламенный взгляд темно-карих глаз, который отличает южан…

Элен тоже вышла на террасу. Она чувствовала себя утомленной, что было не удивительно в конце учебного года… Ее ученики в музыкальной школе готовились к праздничному концерту, а Веронике предстояло солировать в танцевальной постановке, организованной ее преподавателем.

– Как ты себя чувствуешь? Готова к выступлению?

– Да, мамочка! И костюм у меня прекрасный. Скажи, а ты не забыла, что десятого июля мы едем к бабушке?

– Сказано – сделано! – пошутила Элен.

Летом в Кассисе, в самом сердце Прованса, мать и дочь бывали с огромным удовольствием. Там их с распростертыми объятиями встречала мадам Руфье… Вероника успела от всего сердца полюбить своих вновь обретенных дедушку и бабушку. А что уж говорить о том, что во время предыдущей поездки она отыскала у них в доме настоящее сокровище – фотографию отца. На этом фото Александру было всего двадцать: загорелый, улыбающийся, он стоял у подножия горы, и его черные волосы развевал ветер… Казалось, что впереди у этого юноши захватывающе интересная жизнь…

Кентен, увидев эту фотографию, уже оправленную в рамку, у Вероники на ночном столике, нахмурился. Его раздражало то, что девочка обожала отца. Однако он промолчал, чтобы ее не расстраивать. Они с Элен были в прекрасных отношениях, молодая женщина казалась счастливой. Чего еще желать? Естественно, он понятия не имел, что творится в душе его спутницы жизни. Ночами она с нежностью отвечала на его ласки, однако это не мешало ей вспоминать, как она страстно отдавалась Александру, таяла в его объятиях, ощущая дыхание вечности, – настолько полным было счастье, взаимным удовольствие, желанным безумство плоти и, в довершение всего, совершенным созвучие душ…

– Мама, в дверь звонят! Можно я доем твое пирожное? Ты же никогда не голодна…

– Конечно доедай, сладкоежка! Только помни: танцовщицам нужно беречь фигуру!

Сопроводив этот маленький укор ласковой улыбкой, Элен встала и подошла к домофону. Из аппарата донесся незнакомый мужской голос:

– Мадам Руфье? Национальная жандармерия!

– Поднимайтесь, пожалуйста!

Элен не скрывала своего удивления. Она представить не могла, что привело к ним в дом жандармов, поскольку не знала за собой никаких проступков. Она встретила двух полицейских на пороге, рассудив, что приглашать их в квартиру не стоит.

– Добрый вечер, мадам! Если не ошибаюсь, вы – супруга Александра Руфье? – с явным смущением спросил тот, что был повыше ростом.

– Да, но мы больше четырех лет не живем вместе.

У Элен мелькнула догадка: Александр как-то раздобыл ее адрес и обратился в суд по поводу опеки над Вероникой. Кентен предупреждал, что такое возможно. Она приготовилась возражать, защищаться, но тут жандарм произнес, старательно отводя взгляд:

– Мадам, ваш муж попал в аварию. Все очень серьезно. Власти департамента Верхняя Луара с трудом вас разыскали. При посредстве Академической инспекции департамента, которая занималась трудоустройством вашего супруга… то есть мсье Руфье, мы направили запрос сначала в Ульгат, потом…

Побледнев как смерть, Элен отступила к стене. У нее сжалось сердце, она едва держалась на ногах.

– Входите в дом, прошу вас! Но прежде я хочу отослать дочку в ее комнату. Будет лучше, если она узнает обо всем уже из моих уст.

– Разумеется!

Жандармы остались ждать в гостиной, со скукой рассматривая обстановку. До них донесся звонкий голос девочки, потом звук закрываемой двери. Вернулась Элен. Она присела на канапе и спросила с волнением:

– Как это произошло?

– Подробности нам не известны. Авария случилась в опасном месте, на повороте дороги. Машина вашего мужа врезалась на скорости в грузовик, который двигался по встречной полосе. Дама, которая была с ним… Словом, она мертва, умерла на месте…

– А мой муж? Что с ним?

В панике Элен вскочила и стала нервно теребить платок, наброшенный на плечи.

– Его отправили в лионскую больницу на вертолете. Он в коме, предстоит операция. Вы получите более подробную информацию, если позвоните туда…

В голове у Элен все перепуталось. За эти несколько минут забылось все, что отделяло ее от Александра, – пережитые страдания, его измена. Ее любимый мужчина сражается сейчас со смертью – ее Александр, каким он был в Вендури, такой молодой, такой красивый, отец Вероники, утраченный возлюбленный, по которому она никогда не переставала горевать! И вдруг ее пронзила мысль: по словам жандарма, женщина, которая была с Александром, погибла. Но была ли это Магали? И что стало с ребенком, с их ребенком? От одной мысли, что невинное создание тоже могло погибнуть, Элен стало дурно. Однако она собралась с силами и спросила:

– Скажите, а в машине был ребенок?

Жандарм с облегчением вздохнул и улыбнулся, а потом прочел написанное на листе бумаги, который держал в руках:

– Да, мадам. Сын пострадавшей молодой женщины, трехлетний Клеман Пикмаль. У него легкий ушиб головы, но врачи заверяют, что все обойдется. Его здоровью ничто не угрожает.

Сохраняя серьезность, жандармы удалились. Элен заперла за ними дверь и прижалась спиной к стене. Как рассказать о такой страшной трагедии Веронике? Но, к ее изумлению, девочка со слезами на глазах уже спешила к ней.

– Мамочка, я все слышала! Мне стало не по себе, и я вышла из комнаты и стояла в коридоре… Мамочка, нужно скорее ехать к папе!

Будучи в состоянии шока, молодая женщина не сразу нашлась с ответом. Она погладила дочку по волосам:

– Солнышко мое, я ведь хотела тебя поберечь, подготовить к такой страшной новости… Так ты все слышала?

– Да! – рыдая, созналась Веро. – И я теперь знаю, что у меня есть маленький брат. Он ушибся, и он в больнице один! Мамочка, пожалуйста, едем скорее!

Ей удалось наконец расшевелить Элен. Ехать в Лион? Пожалуй, ничего другого не остается…

Вернувшись около восьми вечера, Кентен Мейро с изумлением обнаружил, что квартира пуста. После недолгих поисков на комоде в их с Элен общей спальне он нашел записку, написанную явно на бегу, из которой следовало, что они с Вероникой уезжают в Лион на поезде, потому что Александра доставили в местную больницу и он в критическом состоянии. И больше ничего – ни единого ласкового слова, ни даже предположений относительно даты возвращения…

«Она не захотела мне звонить… Хотя я бы отнесся к этому с пониманием!» – подумал судья с обидой. Он заблуждался: во всей этой кутерьме у нее просто не оказалось ни одной свободной минуты, чтобы ему позвонить.

Лион… Летняя ночь – тихая, теплая. Под темно-синим небом город сияет тысячами ярких огней… Вероника проспала весь отрезок пути от Парижа до Лиона, но теперь проснулась и настаивала на том, что вместе с матерью поедет в больницу. Но Элен, которая за время поездки привела свои мысли в порядок, решила, что сначала они снимут номер в гостинице. Когда это было сделано, она позвонила в отделение больницы, в котором находился Александр. Его состояние оставалось тяжелым, и операция была назначена на семь утра.

– Веро, твой отец получил серьезные травмы. Но хирурги постараются его спасти. Сейчас мы поедем к нему в больницу!

В такси Элен молилась про себя. Не зная, у кого искать помощи, она воззвала к Богу, чего за последние несколько лет с ней не случалось. Она молилась об Александре и о Веронике, на страдания которой не могла смотреть без боли.

– Мамочка, папа ведь не умрет? – спросила девочка с дрожью в голосе. – Обещаешь?

– Милая, я не могу такое обещать! Но я уверена, он поправится!

Элен и Вероника вошли в просторный вестибюль больницы, держась за руки. Медсестра проводила их в палату.

– Будет лучше, если девочка подождет в коридоре, – посоветовала она. – Я пока побуду с ней, в это время суток у нас спокойно…

Элен дрожала всем телом. После долгих лет разлуки и молчания она увидит Александра! Как сомнамбула, она открыла дверь и направилась к кровати, на которой лежал ее муж. На стене горел неяркий ночник, но и такого количества света хватало, чтобы рассмотреть черты покалеченного, страшные в своей неподвижности. Взгляд молодой женщины перебежал от штатива с капельницей к воскового оттенка лицу Александра. Да он ли это? Неужели этот исхудавший мужчина с седеющими волосами и сомкнутыми веками – он, ее любимый?

– Александр! – прошептала она, задыхаясь от волнения.

Он выглядел таким слабым, таким оторванным от мира, что она уже готова была поверить, что он умер. Ощущение у нее было такое, будто она с головокружительной скоростью падала в жуткую пропасть… Зато теперь все встало на свои места. Хотя бы на мгновение допускала ли она мысль, что сможет жить без него? Жить без Александра, никогда его больше не видеть, никогда к нему не прикоснуться? Сама себе в том не признаваясь, она ждала его возвращения, и спокойная жизнь рядом с Кентеном была всего лишь способом замаскировать стремление воссоединиться с мужчиной, которого она продолжала любить всем сердцем.

Элен подошла к кровати, провела пальцем по неподвижной руке мужа. Кожа была теплой, мягкой. Она схватила эту руку, погладила, потом наклонилась и прижалась к ней губами.

– Я люблю тебя, родной мой, бедный мой! Если бы ты знал, как я тебя люблю! Ты причинил мне много горя, но я до сих пор тебя люблю, хотя сама не догадывалась об этом…

Слезы потоком хлынули из глаз Элен, в то время как она испытала поразительное умиротворение. Она только что перевернула страницу прошлого и больше никогда не будет такой, как прежде. Любить, забыв все обиды; любить того, кто тебя предал и покинул, – настоящая любовь не признает условий… Элен вышла к дочке, стараясь сохранить спокойное выражение лица, хотя глаза у нее были заплаканные, красные.

– Твой отец спит. Пока его нельзя тревожить.

Вероника не сводила с нее своих черных гипнотических глаз. Элен прекрасно понимала, что она сейчас чувствует.

– Доверься мне, дорогая! Я очень разволновалась, когда его увидела, но он жив, Веро! Мне и сейчас хочется плакать, но это от нервов, это пройдет. – Повернувшись к медсестре, она сказала: – Мадемуазель, в больницу должны были доставить травмированного мальчика по имени Клеман Пикмаль. Как он себя чувствует?

– Он в педиатрическом отделении, мадам, завтра вы сможете его навестить.

– Благодарю вас! Мы приедем рано утром.

Личико у маленького Клемана было круглое, улыбчивое. Свои черные волосики он унаследовал от отца, а глаза фаянсово-голубого оттенка – наверняка от кого-то из предков по материнской линии. Он был очень послушный – даже слишком, по мнению Вероники. Совсем не просился к маме, но зато ночью просыпался в слезах, рывком садился на своей кроватке и никак не мог отдышаться. Элен прибегала к нему и всячески пыталась успокоить. Уже больше двух месяцев мальчик жил с ней и Вероникой. Два трудных месяца, на протяжении которых ритм их жизни полностью изменился.

Кентену пришлось съехать, что стало следствием тяжелого разговора. Судья был потрясен таким поворотом событий. Автомобильная авария, имевшая место за сотни километров от Ангулема, поставила все под вопрос, разбила его счастье. Александру предстояло занять свое место рядом с Элен, которая к тому же настаивала на том, чтобы забрать к себе маленького Клемана и не хотела слушать никаких возражений.

– Ты совершаешь глупость, Элен! – заявил он. – Ты уходишь с работы, продаешь дом в Ульгате, ты берешь на содержание инвалида, находящегося в коме, и его маленького ребенка!

– Я поступаю так, как считаю нужным, Кентен, – ответила Элен холодно.

Он смотрел на нее и не узнавал. Элен казалась теперь какой-то отстраненной, практически не от мира сего. Откуда ему было знать, что причина этой безучастности – в его присутствии, которое Элен все труднее было выносить. Решившись заботиться об Александре и его сыне, она принесла в жертву все, что составляло ее существование в эти четыре года, и несчастный Кентен теперь не представлял для нее никакого интереса. Поочередно ощутив себя униженным, отвергнутым, как ненужная вещь, судья в конце концов успокоился. Ему хватило мудрости понять то, что он про себя называл безрассудством женщины, которую любил. Это было непросто. Когда пришло время прощаться – на следующий день Александра на «скорой» должны были доставить из Лиона в Ангулем, – Кентен утратил контроль над собой. Бледный, с лицом, искаженным страданием, он схватил Элен за плечи и тряхнул ее:

– А обо мне ты совсем не думаешь? Значит, пока не было мужа, годился и я… Господи, ради кого ты меня бросаешь? Ради священника-расстриги, готового волочиться за каждой юбкой! А я-то думал, ты меня хоть немного любишь…

Элен не могла равнодушно смотреть на его муки, и она проговорила нежно:

– Прости меня, Кентен! С тобой я снова стала счастливой, и ты столько для меня сделал! Я сохраню наилучшие воспоминания о времени, когда мы были вместе. Но я не вижу другого решения. Кроме меня, об Александре и мальчике некому позаботиться.

– Родители Александра вполне могли бы взять эту миссию на себя, ты не можешь этого отрицать! Но нет, это меня ты выставляешь за дверь, как слугу, больше ни на что не годного!

– Кентен, умоляю, не говори так! Позволь мне принять мужа, ухаживать за ним. Я буду тебе звонить, мы будем видеться… Ты всегда будешь моим самым дорогим другом!

Дрожа от бессильной ярости и отчаяния, Кентен попытался ее обнять, пусть даже в последний раз. Он считал эту женщину своей, и вот она отталкивает его, гневно сверкая глазами:

– Нет, только не это! Не теперь!

Сопротивление с ее стороны только разжигало желание мужчины. Он схватил ее и отволок в спальню. Элен пыталась вырваться, но силы оказались неравны. К тому же они с Кентеном столько лет были близки, она знала каждый миллиметр его тела, и, в основном в силу привычки, ее собственное тело ответило на страстные ласки любовника. Этот акт любви был похож на сражение, поскольку оба были в отчаянии. Но, как только дверь за судьей с грохотом захлопнулась, Элен вздохнула с облегчением, готовая к тому, что ей предстояло вынести.

С тех пор прошло два месяца. Два месяца она вглядывалась в лицо Александра, ища малейший признак того, что к нему возвращается сознание. Ежедневно в дом приходила медсестра, чтобы сделать все нужные процедуры. Квартира превратилась в некое подобие больницы, здесь царила атмосфера покоя, лишь изредка нарушаемая смехом Веро и Клемана.

Мальчику Элен сказала, что его мама уехала далеко и надолго, но еще вернется. Они с Вероникой старались сделать его жизнь как можно более радостной, насыщенной приятными событиями. Обе старались изо всех сил, и эта новая ответственность помогла Веро повзрослеть, забыть о своих капризах. Братик, посланный ей судьбой, отец, по которому она так скучала, – они были рядом, и она отдавала им всю любовь, на какую была способна.

Надеялась Вероника только на лучшее. Подолгу сидела у кровати Александра, разговаривала с ним, гладила его руки. Своим мелодичным голоском рассказывала ему смешные истории или читала то, что задавали ей в школе. Зная, что вполне может полагаться на дочь, Элен даже на какое-то время отлучалась из дома. Словом, мать и дочь ждали чуда: что мужчина, которого они так любят, наконец вернется к жизни. От медсестры Элен узнала, что неусыпная забота и детская болтовня Веро может благотворно повлиять на состояние больного. Известно ведь, что некоторые люди, даже будучи в коме, слышат звуки окружающего мира, что-то чувствуют…

Однако врачи, к которым Элен обращалась за консультацией, не скрывали своей озабоченности: ее супруг на всю жизнь может остаться прикованным к постели, не способным двигать нижними конечностями, да и из комы он неизвестно когда выйдет. Молодая женщина смирилась с такой перспективой – у нее хватило на это сил.

Администрация больницы известила о состоянии Александра его родителей, и мать поспешила приехать в Шаранту. Увидеть сына в таком плачевном состоянии ей было очень больно.

– Дорогая моя Элен! У меня не хватает слов, чтобы высказать вам свою благодарность! – сказала невестке мадам Руфье. – И это вам я обязана счастьем увидеть моего младшего внука, маленького Клемана!

– У меня не было другого выхода, мадам!

Этот неоднозначный ответ озадачил мать Александра, но Элен сказала чистую правду. Тайком от всех она посетила священника церкви Сен-Андре. Между ними состоялся долгий разговор. Элен поведала святому отцу их с Александром запутанную историю любви, не утаив ничего.

– Мадам, ваш супруг и вы сами совершили много ошибок! Но и страдать вам пришлось немало, и теперь пришло время ступить на иной путь. Не ленитесь молиться, освободите свое сердце от ненависти, обиды и стыда. Единственный истинный путь – это путь любви. Вы сами почувствовали это, когда взяли к себе маленького сироту. Чем больше вы отдадите другим любви, причем любви безусловной, тем больше ее получите!

Так что у Элен действительно не было другого выхода. Она должна любить, причем всей душой, чтобы искупить все прегрешения, свои и Александра. Быть может, этот шанс для нее – действительно последний…