Элен нравилось любоваться из окна зелеными кронами деревьев парка «Жарден-Вер». Весна украсила некоторые из них нежными розовыми цветками, и теперь их лепестки подрагивали под дуновениями легкого ветерка. Она могла бы стоять так еще очень долго, думая о своем, но пора было забирать дочь из школы.

Уже больше года они с Вероникой жили в Ангулеме, в самом сердце департамента Шаранта. Климат здесь был умеренным и приятным – благотворное влияние атлантического океана ощущалось даже в этом удаленном от побережья краю с плодородными землями.

Сегодня настроение у Вероники было не самое радужное. Они с матерью решили прогуляться по пешеходной улице в центре города, но даже искусно украшенные к Пасхе витрины магазинов не радовали девочку.

– Мам, я хочу увидеться с папой на каникулах!

Элен поморщилась и чуть крепче сжала руку дочери. Веро так часто говорит об отце…

– Солнышко мое, это невозможно!

– Почему? Ты говорила, что мы с ним будем видеться, но за столько времени он не приехал ни разу!

Девочка продолжала хмуриться. Маленькая собачка, которую вела на поводке дама весьма респектабельной наружности, подбежала, чтобы понюхать юбку Элен. Вероника воскликнула жалобным тоном:

– И Сатурн наверняка по нам скучает!

Элен не сразу нашлась с ответом. Просьба дочери привела ее в замешательство: Веро редко о чем-нибудь ее просила и еще реже жаловалась. Характер у девочки был жизнерадостный, и ей очень понравились и новая школа, и новые товарищи по играм. А уж учительницу танцев мадам Мартину она просто боготворила.

– Сатурну очень хорошо у Бернара и Сандрин! А тебе на день рождения мы купим котенка, я ведь пообещала!

– Белого котенка, ты не забыла?

– Конечно нет!

Приободрившись, Вероника впилась зубками в свой круассан. Элен же впала в сомнамбулическое состояние. Слова дочки оживили в памяти молодой женщины болезненные воспоминания. Она словно бы снова вернулась в те дни, когда Александр только-только уехал. Тогда она почти обезумела от стыда и горя. Бернар поддерживал ее как мог – то добрым словом, то антидепрессантами. Сандрин приняла Веро под свое крыло. Все в их доме в Ульгате стало Элен противно – и закрытые ставни, и пустые комнаты. Враждебный мир, тишину в котором время от времени нарушали ее же собственные душераздирающие рыдания… Совладать с собой, как и прежде, Элен помог гнев. Обжигающая ненависть овладела ее душой и сердцем. Об Александре она больше ничего не хотела слышать: не распечатывая, рвала его письма, отключила телефон, а потом сменила номер и занесла его в «красный список». А наказать изменника покинутая женщина могла одним-единственным способом – лишив его общения с Вероникой. Бернар не одобрил этого ее решения, которое, кстати сказать, стало причиной ее обращения к Кентену Мейро. Судья был в курсе происходящего, но, как человек деликатный, не спешил напоминать о себе.

Элен вспомнился дождливый день, когда мсье Мейро принял ее в своем рабочем кабинете. На Элен был черный непромокаемый плащ, и ее волосы стали виться от влаги. Судья поцеловал протянутую ею руку, а потом как мог постарался образумить молодую женщину. После продолжительных обсуждений она согласилась, что разумнее всего будет разыскать супруга и попросить у него развод, а также урегулировать вопрос опеки над дочерью.

– Александр имеет право видеться с ребенком, Элен. Таковы законы. И нужны серьезные причины для того, чтобы лишить его этого права!

Элен даже заплакала от обиды. По ее мнению, измена мужа и то, что он их с Вероникой бросил, – причины более чем серьезные. Кентен Мейро нежно ее утешал, и в его глазах Элен прочла робкую надежду и любовь, в которой он пока не смел ей признаться…

– Мамочка, поздоровайся с моей подружкой Сандрой!

Элен пришлось вернуться в настоящее. Конечно же они не в Нормандии, а посреди городского сквера, в двух шагах от мэрии Ангулема, и на нее с улыбкой взирает очаровательная белокурая девочка, а рядом с ней стоит ее мать – элегантная дама, которая, судя по всему, не против немного поболтать.

– Моя дорогая мадам, как приятно наконец с вами познакомиться! Я звонила вам на прошлой неделе по поводу Сандры. Я хочу, чтобы моя девочка научилась играть на пианино, и мне порекомендовали вас! И я сразу же поспешила записать ее в ваш класс!

Сделав над собой усилие, Элен припомнила имя собеседницы, с которой ранее встречалась в коридорах танцевальной школы. Сандра и Вероника познакомились у балетного станка.

– Наши девочки так подружились! У вашей Веро настоящий талант! Быть может, она еще станет звездой сцены!

Пока матери беседовали, девочки носились вокруг каменного бассейна с фонтаном в центре.

– Вам у нас нравится? – спросила мать Сандры.

– О да, разумеется! Ангулем – очень красивый город! – Элен была предельно лаконична. – И климат похож на климат Нормандии…

– Вы родом из тех краев?

– Нет, я родилась и выросла в Провансе, в Вендури. Это маленький городок на берегу Средиземного моря.

Мать Сандры понимающе кивнула. Держась за руки, прибежали Вероника и ее подружка.

– Мам! Сандра приглашает меня у нее переночевать! Ты ведь разрешишь, правда?

Сандра решительно поддержала подружку:

– Мамочка, ты ведь не против? Веро ни разу не была у нас в гостях, и завтра мы не идем в школу!

Элен растерялась. Дело в том, что по вторникам Кентен Мейро ужинал у них дома, это продолжалось уже несколько месяцев и даже стало традицией. При этом она старалась не оставаться с ним наедине.

– Вероника, может быть, в другой раз? У нас сегодня гости…

– Мамочка, мне так хочется остаться у Сандры! Ну пожалуйста! Ты обещала, что когда-нибудь разрешишь!

Наконец, после оживленной дискуссии, Элен согласилась с мнением большинства: Веро переночует у Сандры, и та одолжит ей пижаму. Будучи не в силах устоять перед обвиняющим взглядом черных глаз дочери, она ей уступила. И вот, дав ей последние наставления, она отправилась домой – одинокая и со смятением в сердце.

Как забыть Александра, если их дочь похожа на него как две капли воды? От своего отца Веро, которой летом исполнится семь, унаследовала магнетический взгляд, а еще – улыбку, вспыльчивый нрав, щедрость и жизнелюбие.

Осознавать это было больно, и мысли Элен сами собой приняли опасное направление. Однако она одернула себя. Нет, она не позволит прошлому себя изводить! И все же квартира, куда она вернулась без своей милой Вероники, вдруг показалась ей неожиданно мрачной. Между тем комнаты были обставлены с большим вкусом, и розовый свет заходящего солнца потоками вливался в высокие окна. При мысли, что скоро придет Кентен, Элен нервно поежилась. Их отношения оставались исключительно дружескими, однако она не могла избавиться от ощущения, что он оплетает ее сетью, чтобы поймать наверняка.

«Может, позвонить ему и отменить ужин? Я ведь могу сказать, что плохо себя чувствую…» – думала она, проводя расческой по волосам.

Ничего такого она, однако, не предприняла, поскольку вечер в обществе судьи обещал быть приятным. Кентен Мейро столько для нее сделал! Помог перебраться в Ангулем, взял под свой контроль все дела, связанные с унаследованным ею от родителей особняком Дё-Вен, который, кстати, с недавних пор отдали в аренду местному ветеринару, и за хорошую плату. Это Бернар и судья убедили молодую женщину, что ей лучше уехать из Нормандии, оставив дом в Ульгате, с которым было связано слишком много неприятных воспоминаний. И благодаря связям мсье Мейро в Ангулеме Элен смогла устроиться преподавателем в местную музыкальную школу.

«Уезжайте, Элен! Смена места и окружения пойдет вам на пользу! Мои друзья в Ангулеме сдадут вам чудесную квартиру в Старом городе, недалеко от крепостной стены. Я тоже скоро перееду, я получил назначение в Шаранту. У меня в этом департаменте хорошие связи».

Все решилось очень быстро. Элен сбежала без оглядки и будто отрезала себя от Бернара и Сандрин, своих учеников и тех мест, где они с Александром попеременно были то счастливы, то несчастны. В настоящее время Кентен выступал в роли их с Вероникой покровителя – баловал девочку, которая тем не менее продолжала его дичиться, и деликатно ухаживал за ее матерью. Он, не желая торопить события, предложил Элен свою дружбу, внимание и неизменную нежность, благодаря чему молодая женщина постепенно возвращалась к жизни. Мсье Мейро был из тех мужчин, кому женщина может полностью довериться, – драгоценное качество, особенно ценимое Элен после предательства Александра.

В дверь позвонили. Элен посмотрела в зеркало в прихожей. В свои тридцать шесть она оставалась все такой же тоненькой и белокожей. Только волосы несколько посветлели, и сегодня она сделала легкий макияж, подчеркнув свои глаза орехового оттенка. К ужину она переоделась в нарядное черное платье, красиво облегающее фигуру, в котором Кентен ее еще не видел.

– Добрый вечер, Кентен!

– Элен, вы очаровательны!

Судья искал глазами маленькую Веро, для которой купил книгу.

– Вероника осталась ночевать у подружки и не сможет поблагодарить вас за подарок.

– Ничего страшного! Вы отдадите ей книгу завтра.

Карие глаза мужчины возбужденно блеснули. Уж не думает ли он, что она организовала эту встречу тет-а-тет нарочно? Элен поспешила его разубедить в этом:

– Сегодня возле мэрии мы встретили ее подругу Сандру… Я собиралась вам позвонить и отменить этот ужин.

– Но… почему, дорогая моя Элен?

– Не знаю. Немного портвейна?

Они устроились с бокалами в гостиной, возле пианино, которое Элен отыскала в одной антикварной лавке. Инструмент ее не устраивал, однако приходилось им довольствоваться. Ее любимое пианино с некоторых пор дремало на чердаке в ее доме в Ульгате, где на правах арендатора поселилась приятельница Бернара.

– Как у вас дела? Как вы себя чувствуете?

– Меня беспокоит Вероника. Сегодня она снова сказала, что скучает по отцу, своим подружкам, нашей собаке! А ведь целый год она про них практически не вспоминала!

Кентен пожал плечами:

– Она привыкнет. Это совершенно нормальная реакция. Вспомните, как она поначалу радовалась переезду! И у нее не было времени на воспоминания. А теперь ей нужно во всем разобраться, научиться жить по-новому. Ведь возврата к прошлому не будет!

– То, что вы говорите, справедливо и по отношению ко мне. Целый год я стремлюсь жить в мире и покое, и все же…

Кентен понимал, что с ее стороны честнее было бы сказать: «…я никак не могу забыть того, кого лишилась». Все это время ему пришлось конкурировать с человеком, который как будто растворился в воздухе и в то же самое время по-прежнему жил в сердцах Элен и ее дочери.

– Никаких известий от Александра? Вам не следовало выбрасывать его письма. Хотя бы ради Веро. Письма отца помогли бы ей пережить боль расставания.

– Прошу, давайте не будем сейчас о нем говорить! Я осознаю, что повела себя глупо, ведь мне приходится врать своей дочке! Вероника так просила меня, чтобы я отправила ее папочке фотографии, на которых она запечатлена танцующей! И я обещала, но куда бы я стала их отсылать?

Кентен плеснул себе в бокал еще немного портвейна. Он старался не потерять нить разговора, хотя мысли его так и норовили вильнуть в сторону. Элен была так близко! Ее светлая кожа источала нежный аромат фиалок, волновавший его.

– Элен, выслушайте меня! Я дам вам совет, а потом мы сменим тему разговора. Я не хочу сегодня видеть вас печальной. Немного радости пойдет вам на пользу, вы согласны?

– Согласна, господин судья! – пошутила Элен. – Так что же это за совет?

– Отправьте фотографии Вероники родителям Александра. Думаю, он поддерживает с ними связь после того, как второй раз стал отцом. Наверняка они смогут переслать ему эти фото.

Элен с трудом сделала вдох. Слова Кентена задели ее за живое. Об этом она вообще старалась не думать – что у Александра и Магали родился ребенок. Мальчик это или девочка, она не знала, но сейчас малышу было уже несколько месяцев.

– Кентен, ваш совет превосходен, но теперь и правда давайте поговорим о другом! Например, о концерте, который мне предстоит дать в замке де Ларошфуко. Вы рассказывали, что замок находится в чудесном маленьком городке, в двадцати километрах от Ангулема…

– О да! Там есть еще красивый старинный монастырь, и замок ни в чем ему не уступает. Мы можем пообедать там в день вашего выступления. Вас ждет успех, Элен, в этом я ничуть не сомневаюсь!

– Надеюсь, так и будет… Милый Кентен, налейте мне, пожалуйста, еще портвейна! Я хочу быть веселой, раз уж вы так на этом настаиваете…

Они поужинали при свечах, разговаривая на банальные темы. Элен слегка опьянела, отчего ее щеки порозовели, а взгляд смягчился. Она смеялась до изнеможения над любой самой незамысловатой шуткой и слушала своего собеседника с напряженным вниманием, как будто была не в состоянии отвести взгляд от его губ. Кентен счел, что может наконец перейти пределы дозволенного ранее. И вот, когда молодая женщина встала, чтобы убрать со стола, он схватил ее за запястье:

– Это подождет, моя дорогая! Идите ко мне!

Элен моментально напряглась. Для себя она решила, что с романтикой покончено навсегда. Страдания, которые она испытала по вине Александра, избавили ее от желания вступать в новые отношения – по крайней мере, она старалась в этом себя убедить. Ее обреченное на целомудрие тело наконец обрело покой. И все же прикосновения обжигающе горячих пальцев судьи к ее коже пробудили в ней далекое эхо желания. Нет, не нужно, она больше не хочет страдать!

– Оставьте меня! – воскликнула она.

– Нет! Позвольте мне побыть с вами еще немного, Элен! Думаю, я сумел доказать вам свою преданность, искренность и постоянство своих чувств! Я люблю вас! Прошу, не отвергайте меня!

– И вы, конечно же, делали все это в расчете меня покорить? Мужчины никогда и ничего не делают бескорыстно!

Кентен еще крепче сжал ее руку и, глядя на нее снизу вверх, спросил:

– А почему бы мне и не попытаться завоевать вас? Элен, у меня имелись на то все права! Но вы несправедливы ко мне… Если я и позволил себе лишнее сегодня, то только потому, что вы, как мне показалось, были благосклоннее обычного и так нежны со мной! Я подумал, что и вы ожидали этого момента!

– Вы заблуждаетесь! Отпустите меня сейчас же!

– Элен, моя нежная и прекрасная Элен! Поцелуй! Подарите мне один-единственный поцелуй!

Голос у него был бархатный, низкий, обволакивающий. Во взгляде Кентена читалось страстное желание, безоглядная любовь. Элен пришло в голову, что мужчина, который умоляет ее сейчас о поцелуе, ни разу не причинил ей зла. С неизменной любезностью и щедростью он помогал ей, заботился о ее дочери, об их с Вероникой комфорте, вывозил их по воскресеньям на прогулки. Он был рядом, терпеливый и внимательный, в то время как Александр на другом конце Франции, а может, и за границей прекрасно жил с Магали и улыбался, склоняясь над колыбелью их общего малыша… Она так его любила, терпела все его выходки, а он? Предал ее, от нее отказался! От глухой боли сжалось сердце, ноги у Элен вдруг стали ватные, и она прошептала:

– Кентен!

Он прижал ее к своей груди – задыхающуюся, готовую разрыдаться.

– Нет, Элен, не нужно плакать! Забудьте его, вы заслуживаете счастье! Я здесь, и я вас не оставлю!

Он встал, взял молодую женщину на руки и перенес ее на канапе. Свечи почти догорели, в комнате сгущалась темнота. Кентен потянулся к ее полуоткрытым губам, и они ответили на поцелуй. Сперва робко, но потом… Под искусными прикосновениями мужских губ Элен ожила, почувствовала головокружение. Так приятно ощущать, как тебя обнимают мужские руки, и знать, что больше не о чем печалиться…

Он же, ослепленный этой внезапной уступчивостью, нежно пробуждал в ней желание. Целовал еще и еще, в то время как руки блуждали по ее небольшим грудям и обнаженным плечам, спускались к ее ногам, длинным и стройным.

– Элен, дорогая, ты прекрасна! Я люблю тебя, я тебя обожаю!

Обращение на «ты», более интимное, скрепило сговор двух тел. Он приподнял подол платья, обнажая затянутые в черную дымку бедра, и наклонился, чтобы поцеловать полоску обнаженной кожи между чулком и этой зоной тени, которую ему еще предстояло открыть.

Кентен старался не спешить, подводил Элен к наслаждению так, чтобы она не вышла из состояния блаженного бреда, в котором пребывала, – томная, чувственная, так не похожая на себя. И вскоре он был вознагражден за свои усилия: позабыв все свои сожаления и страхи, Элен стала отвечать лаской на ласку. Дрожащими руками она помогла мужчине раздеться, спеша прикоснуться к телу, о котором еще ничего не знала. С жадностью ее тонкие пальцы принялись играть на его теплой коже, на крепких мускулах.

– Кентен! О Кентен!

Она с упоением повторяла его имя. Это Кентен держит ее в своих объятиях, Кентен прижимает свое по-мужски красивое лицо к ее груди… Александр исчез из ее мыслей, она его предала! Она предлагает себя другому! Невероятная радость охватила ее, заставляя забыть о стыдливости и сдержанности.

С канапе они соскользнули на шерстяной ковер. Элен была уже полностью обнажена – грациозное создание с кожей светящейся белизны. Он застыл над ней с напряженным в предвкушении экстаза лицом, страшась не столько самого момента обладания, сколько ее возможного разочарования.

– Иди ко мне! – проговорила она, нежно его обнимая.

Вызывающие восторг первые ласки, головокружение от обладания – ощущения мужчины; приятное удивление той, которая ему отдается, а потом – вздохи умиротворения и слова любви… Но Кентен не собирался этим довольствоваться. Он не мог нарадоваться свершившемуся чуду: подумать только, Элен принадлежит ему, она не отвергает его, готова исполнить любые его фантазии! Когда же они наконец уснули, небо за колокольней кафедрального собора Сен-Пьер-д’Ангулем окрасилось в пурпурные рассветные оттенки.

Для Элен начиналась новая жизнь – период спокойного счастья, которому суждено было продлиться три года.

Уступив страсти Кентена, она обрела того, на кого можно положиться, мужчину серьезного, заботливого и исключительно галантного. Жить вместе они стали не сразу, чтобы не огорчать Веронику, но Кентен звонил своей возлюбленной каждое утро и каждый вечер. По субботам ей приносили цветы – букет розовых тюльпанов с милой запиской. В сравнении с Александром Кентен казался прекрасным принцем из сказки. Никогда супруг не осыпал Элен такими знаками внимания!

Следуя совету судьи, она отправила родителям Александра большой конверт с фотографиями танцующей Вероники – исключительно удачными, поскольку девочка обладала прирожденной грацией, которая отличает будущих звезд сцены. К фотографиям Элен приложила письмо, в котором поведала их печальную историю, рассказала о крахе их с Александром супружеского союза. Оставалось только дождаться ответа.

И вот в июле, незадолго до начала летних каникул, из Кассиса пришло письмо. Элен не успела еще его распечатать, а сердце уже сжалось от мучительных воспоминаний. Кассис, прекрасные земли Прованса, дикие вершины Меркантура… Кассис, где она познакомилась с родителями Александра – его отцом, носившим черный берет на седых волосах, чуть более длинных, чем Элен привыкла видеть у пожилых мужчин, и с его доброжелательной, но сдержанной матерью. Сама она была в ту пору еще так молода! Но уже тогда в ее жизни было поровну радости и страданий. Радости, потому что пережила страстную ночь любви в объятиях Александра вопреки всем церковным запретам, страданий – из-за нерешительности, а иной раз и жестокости любимого.

Недалеко от Кассиса располагался и Бриньоль, где жила ее тетушка, старшая сестра матери. После смерти Франс Элен ни разу к ней не ездила, ограничиваясь поздравлениями, отправляемыми по почте раз в год – перед новогодними праздниками. Ей вдруг стало нестерпимо стыдно. Старушка, должно быть, чувствует себя такой одинокой!

С болью в сердце молодая женщина решилась наконец вскрыть конверт. Писала ей мадам Руфье, это был ее почерк – тонкий, слегка наклонный. Мать Александра признавалась, что глубоко опечалена признаниями Элен. Со временем она примирилась с мыслью, что ее сын женился, простила их обоих и долгие годы ждала от них известий. И узнать, что Элен с Александром больше не живут вместе и что невестка сама воспитывает Веронику, ей было очень больно. Что касается сына, то его поступок кроме как безумством она назвать не могла: бывший священник – и вдруг изменил жене с коллегой! Элен не усомнилась в правдивости матери Александра, заявившей, что не знает нового адреса сына и не подозревала о том, что он во второй раз стал отцом.

Мадам Руфье искренне благодарила Элен за фотографии Вероники. Она мечтала теперь узнать поближе внучку, которую никогда не видела и которую уже любила всей душой. Она также сообщила, что ее муж тяжело болен и они хотят как можно скорее познакомиться с ребенком, которого когда-то столь категорично отвергли… В трогательных выражениях мать Александра приглашала их с Веро погостить у них в Кассисе.

Разумеется, Элен сразу же рассказала об этом Кентену, и тот ответил с улыбкой:

– Замечательная идея! Вероника будет рада познакомиться с дедушкой и бабушкой по отцовской линии! Так она почувствует себя ближе к Александру… Соглашайся, дорогая, я буду ждать твоего возвращения! А перед началом нового учебного года мы расскажем твоей дочке правду, ты мне обещала. И тогда мы сможем жить вместе…

Молодая женщина нашла прибежище в объятиях своего возлюбленного. Он сумел вернуть ей хотя бы подобие веры в себя, дал силу надеяться. Рядом с ним Элен было очень спокойно. Жизнь ее была приятна, доходы были более чем приличны, так что Вероника ни в чем не нуждалась и расцветала день ото дня. Приближался гала-концерт в танцевальной школе, и Элен была уверена, что Веро очарует публику, – настолько девочка была хороша собой и талантлива.

– Кентен, я стольким тебе обязана! Мне не хочется расставаться с тобой на целых две недели. Но скажи, в августе мы ведь поедем все втроем в Руайан? Ты ведь не забыл?

– Нет, моя любовь! Мы попробуем мидии со сливками и белым вином в Тальмоне, который находится в эстуарии Жиронда… Ты увидишь, как там красиво!

Вероника в мгновение ока завоевала любовь своих деда и бабки. Умненькая и ласковая, она была так похожа на их недостойного сына, что они не переставали этому умиляться, хотя и не во всеуслышание. Поначалу мадам Руфье не осмеливалась заговаривать об Александре – слишком велики были его прегрешения. Но потом, удовлетворяя любопытство Веро, она рассказала, каким он был в детстве, – массу забавных историй, которые все матери хранят в своем сердце.

– Твой отец очень любил горы! Вот однажды он сбежал из дома, прихватив с собой карманный ножик и кусок хлеба. Я чуть с ума не сошла от беспокойства. Слава богу, жандарм привел его домой! Хотя, если забыть про это, он всегда был таким послушным, набожным мальчиком…

Больше Веронике знать и не следовало. Элен рассудила, что еще слишком рано все рассказывать дочери о прошлом ее отца. Да и как объяснить ребенку, почему целибат, навязываемый Церковью своим слугам, иногда становится причиной серьезных проблем?

Они все так прекрасно поладили, что мадам Руфье, которая была счастлива исполнять роль бабушки, пригласила невестку с внучкой приезжать как можно чаще. Отец Александра, несмотря на слабость, был рад общаться с Веро. С этим величавым седовласым старцем она была неизменно вежлива и ласкова.

На вокзале, когда пришло время прощаться, мадам Руфье взяла Элен за руки:

– Мое дорогое дитя! Вы столько страдали, и я хочу, чтобы мы стали родными друг другу! Мы будем писать нашей Веронике, мы будем ее ждать! Остальные три мои сына живут в разных концах страны, и я вижу их и их детей очень редко. Приезжайте, когда захотите! И, если у вас получится связаться с Александром, скажите, что отец хочет его увидеть! Мы найдем в себе силы его простить, пусть он это знает…

Элен поцеловала свекровь, Веро обняла бабушку своими маленькими ручками. Она так и не осмелилась признаться, что этот край пустошей и горных вершин нравится ей намного больше, чем Шаранта. Она с удовольствием жила бы в Кассисе, но, чтобы не огорчать маму, ничего ей об этом не сказала…