Заключение

Либертины не могли забыть «кошмар» их прежнего, рабского существования. Во всяком случае, так нас уверяют. Принято считать, что их всю жизнь преследовал позор прошлого рабства, каких бы успехов они ни достигли. Для элиты, которая считала достойной только свободную жизнь (вне зависимости от других), сам факт пребывания в рабстве означал несмываемую каинову печать, которая обрекала носившего ее на тяжелое и беззащитное существование. Но фактические данные этого не подтверждают. Вольноотпущенники нисколько не стыдились, напротив, даже гордились тем, что сумели выйти из рабства, и открыто говорили об этом в своих надгробных надписях. В то время как элита постоянно подчеркивала их жалкое происхождение, сами либертины скорее гордились тем, что когда-то были рабами, но своим трудом и талантами заработали право называться свободными. Фактически большинство рабов получали «вольную» от хозяина в награду за верную и честную службу. Не по своей вине человек когда-то стал рабом, зато то, что он сумел оказаться на воле, служило серьезным доказательством его незаурядных способностей. Обычно он сохранял хорошие отношения со своими бывшими товарищами-рабами и, став свободным, легко общался и с теми и с другими, не испытывая душевных противоречий. Либертин, помня о том, что своих высот он достиг благодаря в том числе хорошим отношениям с хозяином, теперь умело лавировал в мире господ, зная, когда проявить угодливость, предложить совет или промолчать, когда и как надавить; он выстраивал отношения с элитой, влиятельными людьми из свободнорожденных, с простолюдинами или такими же вольноотпущенниками. Освоив искусство выживания, типичный вольноотпущенник проявлял себя в самых разных областях общественной жизни, понимал действие социальных законов, норм и был готов к экономической деятельности, в результате чего являлся активным участником в мире простых римлян.

Глава 6. Жизнь в армии: солдаты

Легионы, собранные для подавления восстания рабов под руководством Спартака; бешеный бросок против кричащих орд варваров: понятие «римский воин» неразрывно связано с романами, кино- и телефильмами. Но помимо военных учений, жестоких сражений, отваги и гибели воинов на поле боя, что нам известно о жизни римского легионера? Даже обширная литература не дает представления о жизни простого солдата в первые три века нашей эры. Однако можно сложить полную картину на основании материалов, дошедших до нас от тех времен. Многочисленные легионы, грозные орды варваров, храбрость в бою – все это действительно было, но я покажу остальные стороны жизни легионера со всеми ее запретами, перспективами, обыденностью и пафосом.

В классической античной литературе легионер наряду с прочими «невидимыми» римлянами практически не показан как самостоятельная личность. Он предстает в составе массы – «армии», «легиона» или любого другого воинского подразделения; лишь изредка в почти легендарных историях рассказывается о каком-то конкретном легионере. Как правило, авторы воспринимали армию – за исключением военачальников – как серую толпу, участвовавшую в изображаемой элитой драме, которую они называли историей.

Простой солдат им интересен был лишь в том случае, если он совершил какой-то героический подвиг; но вообще они видели в нем человека опасного, невежественного, презренного и руководимого низменными инстинктами. Однако если посмотреть на социальное и экономическое положение рядовых воинов, то выяснится, что при всех тяготах и опасностях военной службы они имели такие преимущества, о которых простой люд мог только мечтать.

Рекрутство

Количество новых рекрутов, призывавшихся в армию каждый год, было относительно небольшим. Представляя себе легионы, разбросанные во всей территории империи, мы забываем о длительном сроке службы и небольших военных потерях – разумеется, в отсутствие войны. Поэтому ежегодного набора в армию 7,5—10 тыс. рекрутов оказывалось достаточно для обеспечения боеспособности легионов. В армию призывались только свободнорожденные римские граждане; вольноотпущенники допускались лишь в особые подразделения армии, а рабам и вовсе запрещалось там служить во времена империи – как говорил Артемидор, раб мечтал стать солдатом, потому что он становился свободным (Сонник, 1.5). Но империя не нуждалась в многочисленной армии, поскольку ее население составляло всего порядка 9 млн человек. Легион не имел полной численности в 6 тыс. человек, но по финансовым причинам, а не из-за недостатка рекрутов. Данных о принудительном зачислении и мобилизации за время существования империи очень мало, и они разрознены. Как указывается в «Дигестах» (16.4.10), «большую часть легионеров составляли добровольцы».

В основном ими были юноши 17–24 лет; средний возраст рекрутов составлял 20 лет. Писатели-аристократы любили представлять их в качестве подонков общества. Как королева Елизавета говорила о своих солдатах, что все «они воры, которых следовало бы повесить», так и Тацит называл рекрутов бедняками, бездомными бродягами, другими словами, отбросами общества (Анналы, 4.4). Элита считала, что о грубом мире простолюдинов и бедняков можно говорить лишь с презрением. На самом деле все эти молодые новобранцы выросли в своих семьях, где обучились какому-либо делу, в частности земледелию, а затем решили изменить свою жизнь. Поскольку женщины обычно выходили замуж в юном возрасте, практически подростками, а мужчины уже после 20 лет, то рекруты редко имели собственную семью. Начальство предпочитало набирать людей простодушных (simplicitas) и необразованных (imperitia). Разумеется, недоразвитых в умственном отношении в армию не зачисляли, но необразованный солдат легче перевоспитывался в нужном духе. Хотя, естественно, были исключения. Даже рядовому не мешало знать грамоту, поскольку его могли назначить писарем легиона (Вегеций, 2.19).

Боевые действия. Два воина выступают вперед, один готов сражаться коротким мечом (gladius), у второго в руке пика (pilum). Рельеф с пьедестала колонны из Муниципального музея Майнца, Германия. Фото DeA Picture Library/Art Rersource, NY

Древние и современные писатели указывали на трудности солдатской службы, но не совсем правильно. Если отказаться от сравнения условий службы в древности со службой в западном обществе, начиная с 1800 г., то по античным меркам легионерам жилось не так уж плохо. Сменив тяжелый труд крестьянина на солдатскую долю, молодой человек весьма комфортно существовал и даже имел отличные перспективы.

Принимая это во внимание, не стоит удивляться, что многие желали служить в армии. Как говорится в одном из египетских документов, «если Аион хочет быть солдатом, ему достаточно просто прийти, поскольку каждый хочет стать солдатом» (BGU 7.1680). Конечно, не все родители одобряли это, но большинство их рассуждали так же, как эти евреи в одной из притч Талмуда: «Один человек пришел призвать на военную службу сына одних родителей. Отец его сказал: „Посмотри на моего сына, какой он герой, какой высокий“. Мать его тоже сказала: „Посмотри, какой высокий наш сын“. Тот ответил: „Это вам он кажется героем и высоким. Я этого не знаю. Сейчас посмотрю, какой он высокий“. Он измерил его рост, и он оказался маленьким, и сына не призвали в армию» (Аггада Генезис, 40.4).

Источники подтверждают, что обычно родители поддерживали такой выбор сыновей, отлично понимая, что их перспективы в гражданской жизни были чрезвычайно малы, тогда как в армии их могла ожидать военная карьера.

Итак, для большинства юношей мысль стать легионером оставалась более чем привлекательной. Но, конечно, не для всех. Кому-то было страшно покидать отчий дом или дело, ведь впереди их ждали полная неизвестность и жизнь в незнакомой среде. Однако родители иногда были против решения своих детей. Вот характерный пример из Египта: «Насчет Сарапа, сына моего. Он совсем не бывает со мной, а ходит в лагерь, чтобы вступить в армию. Ты поступил плохо, посоветовав ему поступить в армию. Потому что, когда я сказала ему не идти в солдаты, он ответил: „Отец сказал, чтобы я стал солдатом“» (BGU 4.1097).

Родители могли возражать, потому что не хотели разлучаться с детьми, боялись потерять столь необходимых в доме помощников, а также опасались, что некому будет поддержать их в старости. Кроме того, сыновья могли оказаться далеко от дома, хотя во времена поздней империи это было довольно редко. Конечно, вступив в армию, молодой человек лишался моральной поддержки семьи, порой слишком поздно узнавал о каких-то серьезных семейных проблемах – письма шли очень долго. Письма солдат из Египта свидетельствуют, что, оказавшись вдали от дома, они поддерживали связь со своими семьями. Можно предположить, что разлука с домом и родственниками тяжело переживалась новобранцами, а порой и старослужащими солдатами. Вот что писал домой Апион, новобранец из Египта, попавший служить матросом в Мисен, Италия: «Апион Эпимаху, своему отцу и господину, шлет приветы. Прежде всего, молю богов о твоем добром здравии, чтобы ты всегда был сильным и счастливым вместе с моей сестрой, ее дочерью и моим братом… У меня все хорошо. Поэтому прошу тебя, моего господина и отца, напиши мне письмо, во-первых, о твоем здоровье, во-вторых, о здоровье моего брата и сестры, и, в-третьих, чтобы я мог с почтением прочесть твой почерк, так как ты хорошо обучил меня… Передай мои самые лучшие пожелания Капитону, моей сестре и брату, Серенилле и моим друзьям. С Эстемоном я пришлю вам мой портрет…» (BGU 2.423 = Кэмпбелл, № 10).

Вероятно, привязанность к семье удерживала многих юношей от мысли поступить на военную службу. С другой стороны, последняя давала многие преимущества, и более решительные молодые люди делали свой выбор в пользу армии. Поскольку в античном обществе люди зачастую не могли найти работы на полный рабочий день, в зимние месяцы страдали от недоедания, а также боялись потерять трудоспособность в результате какого-либо несчастного случая, что грозило уже полной нищетой, то воинская служба с регулярно выплачиваемым жалованьем представлялась им весьма соблазнительной. Артемидор прекрасно это понимал и использовал в своем толковании снов: «Видеть во сне солдатскую службу безработным и нуждавшимся предвещает занятие и работу, потому что солдат никогда не бывает без работы и в нужде» (Сонник, 2.31).

К заявлению одного матроса о том, что служба вырвала его из нищеты, наверняка присоединились бы и легионеры: «Луций Требий, сын Тита, отцу [посвящает этот памятник]. Я, Луций Требий Русон, сын Луция, родился в жалкой нищете. Потом я 17 лет служил императору матросом. Я был уволен с почетом» (CIL 5.938 = ILS 2905, Августа Бадженорум, Италия).

И сами легионеры, и штатские люди считали военную службу профессией. Когда Павел приводил в пример работников, заслуживавших вознаграждения плодами своих трудов, он упоминал и солдата: «Какой воин служит когда-либо без содержания? Кто, насадив виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада?» (1 Коринфянам, 9: 7).

Гораций в «Сатирах» (2.23–40) ставит воина наравне с земледельцем, содержателя постоялого двора – с матросом, пишет как о людях, которые усердно трудятся и с нетерпением ждут наступления старости и возможности отдохнуть от тяжелого труда. К тому же служба давала множество материальных выгод. Прежде всего жалованье. Солдату выплачивали сумму, примерно равную хорошему дневному заработку ремесленника, – при этом регулярно, на протяжении всего года, тогда как во все периоды существования империи нормальными являлись безработица или неполная занятость. Судя по документам из Египта, солдату удавалось за год отложить около 25 % жалованья, несмотря на вычеты и его личные расходы. Со временем человека могли повысить в ранге, что влекло и увеличение жалованья – обычно в полтора, а то и в два раза; если воину удавалось дослужиться до центуриона, что, видимо, было довольно редко, то он получал в 15 раз больше, чем солдат-новобранец. Когда легионеров переводили на новое место службы, им выплачивались деньги на транспортные расходы (viaticum); если они отправлялись в дальный поход, то давали деньги на обувь (clavarium), остаток которых можно было отложить на хранение в кассу легиона. К тому же иногда император мог расщедриться на подарки. Эти дарственные суммы выплачивались солдатам соответственно их воинскому званию. Кроме того, после смерти императора легионерам могли выдать деньги, оставленные им по его завещанию. И наконец, после увольнения из армии солдату выплачивалось вознаграждение, сначала выдававшееся в виде участка земли. Но подходящих территорий было не так уж много, и это вызывало жалобы солдат на то, что их обманули, выделив истощенный и далеко расположенный участок земли. Тогда в качестве вознаграждения стали выплачивать деньги.

По закону, принятому еще во времена Августов, накопленные и полученные в качестве вознаграждения средства являлись собственностью самого солдата, а не его отца. Юристы объясняли, что в этом случае отцовская власть над сыном ограничивалась: отец не имел права распоряжаться деньгами, заработанными легионером за время его службы. К тому же последний имел право завещать их, независимо от желания отца. Это делало солдата экономически самостоятельным, о чем гражданское население даже не помышляло. Помимо денежных выгод, закон предоставлял легионеру особые привилегии. Он всегда мог рассчитывать на помощь в трудных ситуациях и на благосклонное отношение суда; его могли судить только военные суды; в том числе за совершенные им преступления против своих сослуживцев или за любые другие проступки. Если гражданский человек выдвигал обвинение против легионера, то дело разбиралось в лагере военным трибуналом, состоявшим из центурионов. Мало того, гражданский человек, выдвинувший обвинение против солдата, обязан был присутствовать на суде, в противном случае процесс не мог состояться. Легионера не имели права вызвать в какое-то отдаленное место или город в качестве свидетеля; и, если он отсутствовал по военной службе, против него не имели права возбудить дело. Если же солдат выдвигал обвинение против гражданского лица, оно разбиралось в гражданском суде. Но показаниям легионера оказывалось предпочтение, и слушание назначалось на тот день, который он определял. Если солдата все же уличали в серьезном преступлении и приговаривали к наказанию, его не могли подвергнуть пыткам, приговорить к работам на руднике или к каторге. Его не могли казнить, как обычного преступника, т. е. для него исключались повешение, распятие на кресте и отдача на растерзание диким животным.

Принимая все это во внимание, неудивительно, что человек видел в солдатской службе возможность избегать проблем с законом, смелее обращаться в суд и выигрывать дела. Один юрист III в. говорил о таких случаях мошенничества: «Не всякий, у кого была тяжба и он из-за этого поступил на военную службу, должен быть отправлен в отставку, но тот, кто поступил на службу для того, чтобы, прикрываясь воинским званием, получить преимущество перед своим противником (на суде). Нельзя, однако, легко прощать без судебного расследования тех, кто имел до вступления в армию судебный процесс. Но лицам, прекратившим процесс мировой сделкой, такое снисхождение должно быть оказано» (Менандр Арий. О военном деле, 1 = Дигесты 49.16.4.8).

Таких случаев следовало ожидать: было большим искушением получить мошенническим путем привилегированный статус солдата и таким образом избежать ответственности перед законом.

Вместе с тем закон предусматривал для легионеров некоторые запреты. Так, они не имели права принимать в дар вещи, являвшиеся предметом судебных споров (находившиеся под судебным арестом); не могли выступать посредниками третьей стороны, приобрести в собственность землю в той провинции, где проходили службу, хотя, видимо, этот запрет регулярно нарушался. Но по сравнению с имевшимися преимуществами эти ограничения были незначительными. И это объясняет, почему властям не представляло труда набрать необходимое количество рекрутов.