Голоса вольноотпущенников

Пожалуй, пора уже дать слово самим вольноотпущенникам. Но сначала, в качестве перехода, полезно будет услышать голос человека, который являлся сыном либертина. Это Квинт Гораций Флакк, знаменитый поэт Гораций. В своих «Сатирах» (1.6.65–88) он рассказал, что его отец был рабом, очевидно ставшим таковым во время гражданских мятежей в начале I в. до н. э. Получив свободу, он работал в Венузии (Италия) сборщиком налогов. Желая дать сыну образование, он отвез его учиться в Рим и внимательно следил за его успехами. По словам Горация, отцу хотелось, чтобы сын стал не хуже его самого, но имевшиеся у него средства позволили ему достигнуть большего. Благодаря таланту стихотворца Гораций оказался в окружении римлянина Мецената, покровителя искусств. Так что судьба Горация является прекрасным примером сына амбициозного отца-вольноотпущенника. Нет ни намека на то, что он стыдился своего статуса либертина или своей профессии – правда, он хотел, чтобы сын достиг лучшего положения с помощью хорошего образования и связей. Поэт намекал, что в обществе с презрением относились к детям вольноотпущенников. На самом деле аристократов возмущало стремление общавшегося с ними Горация добиться лучшего положения, а также то, что сын не стыдился отца, а уважал его за то, что он, бывший раб, сделал для него, воспитав его в строгих нравственных правилах и оказав ему помощь в становлении. Даже если бы Гораций стал всего лишь купцом, глашатаем или сборщиком налогов, его отец все равно был бы доволен. В его лице мы видим человека, который гордился своим положением в обществе и мечтал о лучшем будущем для своего сына.

Когда ученые называют вольноотпущенников «маргинальной» частью общества, характеризуя кого-то, утверждают, что «он был рабом и ни он сам, ни окружавшие не забывали об этом», следует вспомнить пример отца Горация. Как я уже показал, доказательств такого отношения к либертинам не имеется, за исключением, пожалуй, тех, кому удалось нажить большое состояние. Даже сам факт, что мужчины и женщины, относившиеся к группе свободнорожденных или вольноотпущенников, имели право вступать друг с другом в брак, доказывает безразличное отношение простолюдинов к их статусу. В то же время запрет на брак вольноотпущенника с представителем аристократического общества, класса сенаторов, демонстрирует, что «презрение» проявлялось только со стороны аристократии. Укажу еще на один момент: либертины, как и свободнорожденные, не должны были платить налоги на собственность; если бы они являлись «второсортными» гражданами, они наверняка не имели бы такой привилегии. Кроме того, внешне либертины ничем не отличались от свободнорожденных. Найдено изображение вольноотпущенника в традиционном для простых людей головном уборе, правда, он предназначался для торжественных случаев, а не для повседневного ношения. Либертины вели такой же образ жизни, как и свободнорожденные, и их положение в обществе определялось личными способностями, финансовым положением и устремлениями, а не социальными запретами.

Некоторые ограничения в правах были не очень существенными. Повторю, что вольноотпущенники не имели права занимать официальные должности в Риме и в городском управлении, а также некоторые церковные должности, но многие ли из них стремились к этому? Они не могли вступать в легионы, хотя их допускали в другие военные и полувоенные подразделения. Но так как в основном рабы получали свободу в возрасте 30 лет, большинство из них уже и не помышляло о военной карьере. В целом все эти ограничения в правах не оказывали сколько-нибудь важного влияния на простых вольноотпущенников.

Поскольку обычно подневольные получали свободу из рук хозяина благодаря своим способностям и верной службе, а тот взамен ожидал от своего бывшего раба почтения и материальной выгоды, понятно, что их отношения складывались по-разному. Некоторые вольноотпущенники уважали и ценили своего патрона, как говорил Гермер Аскилту: «…я старался во всем угождать хозяину, человеку почтенному и уважаемому, чей ноготь стоил дороже, чем ты весь» (Сатирикон, 57).

В надгробной эпиграфике имеется множество подтверждений такого уважения либертинов к «отцу»; впрочем, нужно иметь в виду, что зачастую это было лишь данью умершему или благодарностью за его завещание, которым он приказывал наследникам отпустить раба на волю:

«Луций Сервилий Евгений, Луций Сервилий Абаскант и Сервилия Лаис, вольноотпущенница Луция, поставили этот памятник по собственному желанию лучшему из патронов» (CIL 5.7955, Сими, Франция).

«Духам Тиберия Клавдия Онесима, который жил 65 лет 6 месяцев и 5 дней. Аврелия Диоклия, жена его, и Тиберий Клавдий Мелигер, вольноотпущенник его, поставили этот памятник достойнейшему из патронов» (CIL 6.15172, Рим).

«Духам Квинта Фабия Теогона, продавца красок в Эсквилине рядом со статуей Планка. Фабия Нобилия установила этот памятник лучшему и заботливейшему патрону, заслужившему ее огромную преданность, и ей самой» (CIL 6.9673).

Вольноотпущеннику важно было иметь хорошие отношения с патроном, что было не только выгодно в материальном отношении, но и повышало его авторитет как поверенного этого человека, особенно если тот занимал видное положение в обществе.

Другие либертины могли испытывать к бывшему хозяину заслуженную, а порой и необоснованную неприязнь и пытались, как я говорил, уклониться от исполнения официального и неформального долга по отношению к нему; патрону случалось обращаться на такого клиента в суд, чтобы добиться исполнения его долга, operae. Естественно, эти люди не оставили надгробных надписей и нам неизвестны. Но существуют надписи, свидетельствующие о возмущении патрона неблагодарностью своего вольноотпущенника: «Марк Эмилий Артемий поставил этот памятник Марку Лицинию Саксессу, своему достопочтенному брату, Цецилии Модесте, своей жене, и самому себе, а также своим вольноотпущенникам и вольноотпущенницам и их детям, за исключением вольноотпущенника Гермеса, которому я запрещаю приближаться и входить в гробницу из-за его дурного поведения по отношению ко мне» (CIL 6.11027, Рим).

В юридических документах перечисляются некоторые из этих «дурных поступков», совершенных вольноотпущенниками: отказ от исполнения долга перед их бывшими хозяевами; оскорбительные слова или действия; распространение порочащих слухов; подстрекательство других к возбуждению против патронов судебного дела; публичное обвинение их перед законом.

Но их отношения зависели от того, продолжал ли либертин жить в доме своего патрона или отделялся и заводил собственное дело. Оставаясь в доме, он получал крышу над головой и пищу, зато был лишен той свободы действий, какую имел бы, живя отдельно. С другой стороны, отделившись от бывшего господина, он сталкивался с множеством проблем, о которых и не подозревал до получения вожделенной свободы. Эпиктет, будучи вольноотпущенником, самым серьезным образом предупреждал, что на свободе бывшего раба ожидали суровые испытания (я привел этот отрывок в гл. 4) (Беседы, 4.1.34–37).

Любопытно, что в «Пиршестве Тримальхиона» ничего не говорится об отношениях, сложившихся между приглашенными вольноотпущенниками и их патронами. Скорее всего, автор «Сатирикона» хотел изобразить только либертинов и сознательно умолчал о месте «отцов» в их жизни. Но иногда было так, что вольноотпущенники не имели патрона, а следовательно, и его поддержки, зато и не опасались вмешательства последнего в свои дела.

Между либертинами устанавливались дружеские отношения, например: «Авлу Меммию Клару. Авл Меммий Урбан поставил этот памятник вольноотпущеннику, своему партнеру и самому дорогому другу. Между мной и тобой, о мой дорогой собрат, я знаю своим сердцем, никогда не было ни малейших разногласий. И этим памятником я призываю небесных и подземных богов в свидетели, что мы с тобой, проданные вместе в один дом, вместе были отпущены на свободу из дома хозяина, и между нами не было никаких раздоров, кроме твоего рокового дня» (СIL 6.22355а = ILS 8432, Рим).

Наравне с дружбой между вольноотпущенниками возникало и соперничество. Надгробные надписи свидетельствуют об их борьбе за признание в своей среде. Частота таких надписей вкупе с перечислением достижений, важных для них (удачи в семейной и деловой жизни), подтверждает это. Такое соперничество было нормальным в обществе, где высоко ценилось достоинство человека. Однако, несмотря на конкуренцию, вольноотпущенники объединялись в союзы. По всей вероятности, таких обществ было не очень много, но все-таки в эпитафиях о них упоминается. Поскольку простые либертины ничем не отличались от обычных людей, естественно, что они сотрудничали не только с равными себе, но и со свободнорожденными. Поэтому мы чаще видим упоминания о «смешанных» обществах, а также довольно часто – об участии в них и рабов. Руководили этими обществами либо свободнорожденные, либо вольноотпущенники, что говорит об отсутствии какой-либо дискриминации по отношению к последним; ничего не говорится о существовании особой «среды вольноотпущенников». Либертины объединялись с рабами не только в профессиональных союзах, но и для других целей, как свидетельствует это посвящение алтаря ларам Августа: «Когда Гай Цезарь, сын Августа, и Луций Павл были консулами, эти служители культа возвели алтарь ларам Августа: Квинт Нумизий Легио, вольноотпущенник Квинта; Луций Сафиний, вольноотпущенник Луция; Хилар и Содалий, рабы Гая Модия Цимбера; Есхин, раб Октавия Марка» (CIL 10.1582 = ILS 3611, Поццуоли, Италия).

Стоит отметить, что указанные рабы и вольноотпущенники принадлежали разным хозяевам, следовательно, установили взаимоотношения самостоятельно.

Самым большим достижением либертина являлась свобода, которой он добился для себя и своей семьи. Гермерот, участник необыкновенно роскошного пиршества, которое организовал вольноотпущенник Тримальхион, обращался к Энколпу с речью, полной достоинства и гордости за обретение своей свободы: «Одному тебе мы кажемся смешными. Вот твой учитель, почтенный человек! Ему мы нравимся. Ах ты молокосос, ни бе ни ме не смыслящий, ах ты сосуд скудельный, ах ты ремень моченый! „Мягче, но не лучше!“ Ты богаче меня! Так завтракай дважды в день, дважды обедай! Мое доброе имя дороже клада. Одним словом, никому не пришлось мне дважды напомнить о долге. Сорок лет я был рабом, но никто не мог узнать, раб я или свободный. Длинноволосым мальчиком прибыл я сюда: тогда базилика еще не была построена. Однако я старался во всем угождать хозяину, человеку почтенному и уважаемому, – ты и ногтя его не стоишь! Были в доме такие люди, что норовили мне то тут, то там ножку подставить. Но – спасибо Гению моего господина! – я вышел сух из воды. Вот это настоящая награда за победу! А родиться свободным так же легко, как сказать: „Пойди сюда“» (Сатирикон, 57).

Видимо, первое, что делал освобожденный раб, – это старался выкупить рабыню, с которой он жил, и детей, если у них были таковые; как говорит Гермерот: «Я выкупил на свободу мою жену, чтобы никто не вытирал рук у нее за пазухой». Конечно, не все вольноотпущенники имели семьи, но если они были, то самым главным считалось освобождение жены и детей. Холостой либертин мог жениться после обретения свободы. Существовали некоторые ограничения прав богатых вольноотпущенников (в частности, запрет на вступление в брак с представителями сенаторского сословия), но обычные свободно женились по своему выбору; если у них появлялись дети, они имели такое же право завещать свое имущество наследникам, как и свободнорожденные. В семье либертина могли быть дети, даже если мужчина выходил на свободу в 30 лет, а женщина в еще более зрелом возрасте. В любом случае вольноотпущенник гораздо больше ценил семью, чем свободнорожденный. Надежное подтверждение важности наличия семьи мы видим в надгробных надписях либертинов и, особенно, на скульптурных рельефах, где изображены не мифологические сюжеты или героизированные портреты, часто встречавшиеся на гробницах элиты, а обычные люди, глядящие на нас из могилы, одетые, как горожане, в тогу или столу, и зачастую вместе с ребенком.

Нежные отношения между супругами-вольноотпущенниками показаны в знаменитой эпитафии Аврелия Гермиона и его жены Аврелии Филемато: «Я, Луций Аврелий Гермион, вольноотпущенник Луция, сапожник, работавший на холме Винимал. Эта женщина, Аврелия Филемато, вольноотпущенница Луция, умершая раньше меня, моя единственная жена, чистоплотная и преданно любившая верного ей мужа, жила равной в любви, и никакие себялюбивые желания не отвлекали ее от долга ее. [Изображение Филемато, с любовью смотрящей на Гермиона.] Это Аврелия Филемато, вольноотпущенница Луция. При жизни я звалась Аврелией Филемато, добродетельной, скромной, пренебрегавшей нечестивостью толпы, преданной моему мужу. Он был моим со отпущенником и теперь тоже разлучен со мной – увы мне! Он был мне больше чем отцом. Он взял меня к себе на колени, едва я достигла семи лет – и сейчас, спустя сорок лет, я умерла. Он преуспевал во всех делах среди людей благодаря моей преданности и беззаветному служению» (CIL 6.9499 = ILS 7472, Рим).

Во многих других надписях, хотя и коротких, выражалось уважение к покойному супругу: «Духам Гая Октавия Трифона, вольноотпущенника Марцелла. Элия Муса поставила этот монумент своему достойному мужу» (СIL 6.23324, Рим).

В другой надписи показано почтение, с каким сын исполнил желание родителей быть вместе в смерти, как и в жизни: «Марк Волций Эвгемер, вольноотпущенник Марка, просит, чтобы после смерти его останки были помещены вместе с останками Волции Кресты, его жены, в одну урну. Марк Волций Сердон, сын его, исполнил волю отца» (CIL 6.29460 = ILS 8466, Рим).

Эти выражения любви и памяти практически не отличаются от таких же признаний в надписях свободнорожденных.

В «Сатириконе» мы имеем пример гордого отца, мечтавшего о лучшем будущем для своих детей, чего желал и отец Горация своему сыну. У Эхиона-лоскутника было двое сыновей. Один из них имел склонность к интеллектуальным занятиям и получил первоначальное образование на греческом языке. Другой уже обучился грамоте и овладевал понемногу юридической наукой, готовясь заняться делом Эхиона либо стать цирюльником, глашатаем или стряпчим. Еще одна надпись тоже говорит о родительской любви – мать скорбит о своей умершей дочери: «Посилла Сенения, дочь Кварта, покоится здесь. И Кварта Сенения, вольноотпущенница Гая. Прохожий, остановись и прочти эту надпись. Матери не было дозволено радоваться своей единственной дочери. Какой-то из богов – я не знаю, какой именно – позавидовал ей и не дал этой радости. Поскольку при жизни она одевалась сама, после смерти мать сделала это согласно обычаям, когда закончилось ее время на земле. Она поставила над ней этот красивый памятник, она, которая любила ее всю ее жизнь» (CIL 9.4933, Монтелеони-Сабино, Италия).

Вот отец горюет, что его ребенок не успел вкусить свободу, завоеванную для него отцом: «Посвящается богам. Я не укажу ни его имя, ни его возраст, чтобы горе не разрывало наши сердца, когда мы будем читать эту надпись. Ты был дорогим нам младенцем, но смерть слишком рано забрала твою жизнь. Ты так и не насладился свободой. Увы, увы! Разве не горько сознавать, что тот, кого ты так любил, ушел? Теперь вечная смерть дала тебе единственную свободу, которую ты будешь знать» (CIL 8.25006, Карфаген).

Трудно сказать, сколько детей обычно имели вольноотпущенники. Можно лишь предполагать, что многих детей, рожденных в рабстве, не смогли выкупить, что рабы, получив свободу в пожилом возрасте, так и не завели большой семьи. Также неизвестно, что происходило с их следующим поколением, ведь признак статуса вольноотпущенника (родовое имя, данное по имени патрона, а не родного отца) уже не упоминался в именах его детей. Судя по нижеприведенной надписи, супруги Аттик и Салвиола называли себя «вольноотпущенниками Эрота», тогда как своего сына, родившегося уже от свободных родителей, – «сыном Аттика», как принято у свободнорожденных: «Гай Юлий Аттик, вольноотпущенник Эрота, поставил при жизни этот монумент. Юлия Салвиола, вольноотпущенница Эрота, покойная, и Гай Юлий Виктор, сын Аттика, умерший в возрасте 18 лет, покоятся здесь» (CIL 13.275, Сен-Бертран-де-Комменж, Франция).

Как я уже говорил, либертины утверждали свое достоинство не только в свободе и семьях, но и в своих делах. Хотя среди них происходило естественное расслоение, зависевшее от успехов (например, различие между владельцем лавки и крупным торговцем, который путешествовал в иные страны), очень важное значение придавалось самой профессии и партнерам по работе. Приблизительно в половине эпитафий указывается ремесло или профессиональное занятие умершего – это чаще, чем в надписях свободнорожденных, в отличие от эпитафий на гробницах аристократов, где старались вообще не упоминать о какой-либо работе, предпочитая указывать государственную должность и заслуги перед обществом. Самое высокое положение среди вольноотпущенников занимали августалии, члены жреческих коллегий, созданных императором Августом для отправления культов ларов и пенатов, которые могли принимать активное участие в местной жизни, что до некоторой степени возмещало им запрет занимать посты в городском совете. Поскольку августалии с их амбициями можно уподобить городской элите, состоявшей из свободнорожденных, они не представляют для нас интереса.

Я упоминаю о них лишь затем, чтобы показать, что небольшая часть либертинов обладала некоторой долей власти, что для элиты было смыслом всей жизни. Основное большинство вольноотпущенников, как и свободнорожденных, не стремились к городской и общественной деятельности, а становились членами соответствующего профессионального или общественного союзов и предпочитали работу, семью и круг друзей.

Семья вольноотпущенника. Супруги держатся за руки, символизируя свои законные брачные узы. На заднем плане их дети. Национальный римский музей. Термы Диоклетиана, Рим. Фото Сингера любезно предоставлено Немецким археологическим институтом в Риме

Став свободным, как правило, вольноотпущенник уже имел какую-то профессию или занятие. Хорошим примером этому являются братья-рабы, кондитер и повар, в «Золотом осле» Апулея (10.13–16). Они жили и работали отдельно от своего богатого хозяина. Хотя нам не известен конец этой истории, но можно предположить, что со временем они стали свободными и каждый продолжил заниматься своим делом. Это было нормальным явлением: вольноотпущенники, занятые в самых разных областях предпринимательства. Чаще всего ими становились ремесленничество и торговля, так как это приносило хозяину доход. Эхион надеялся, что его сыновья станут цирюльниками, глашатаями или стряпчими; отец Горация перечисляет профессии торговца, глашатая и ремесленника. Среди друзей Тримальхиона, присутствовавших у него на пиру, были носильщик, гробовщик, лоскутник, портной, разносчик, стряпчий, трактирщик, актер, каменотес, изготовитель надгробных памятников, ходатай, глашатай, погонщик мулов, странствующий торговец, сапожник, цирюльник и кондитер. В других источниках упоминались либертины, являвшиеся гладиаторами, актерами, поверенными, лекарями и строителями. Можно предположить, что в связи с высокой смертностью в городах (здесь жило большинство вольноотпущенников) и наличием небольших семей постоянный приток либертинов из числа бывших рабов не приводил к излишку торговцев, ремесленников и разного рода работников, что в ином случае могло бы тяжело сказаться на экономике общества.

В этом социально-экономическом слое, более низком по сравнению с классом элиты, шла бурная религиозная деятельность. Обычно в этом смысле больше известно о севирах августалиев, жреческой коллегии из шести старшин, служивших культу императора, о которой я выше упомянул. Но и другие вольноотпущенники повседневно участвовали в различных обрядах верующих. Как мужчины, так и женщины входили в религиозные общины вместе с рабами и свободнорожденными, особенно в домашние, как в этом примере: «Посвящается Скрибонии Гелис, вольноотпущеннице, почитателями домашних богов и Фортуны Луция Кадия Корда» (АЕ 1992.334, Кастельвеккио Субекво, Италия).

В то время как ранние христианские общины, объединявшие самых разных простых людей, были весьма необычными для античного общества, в нем существовало множество различных союзов, отвечавших разного рода социальным запросам – домашним, профессиональным, местным, этническим и особенно религиозным. В них состояло значительное число вольноотпущенников, которые были даже священниками традиционных римских религиозных культов – в противовес распространенному представлению, что якобы они могли служить только Благой Богине, т. е. богине плодородия Бона Деа:

«Менал, помощник священника, посвящает этот памятник Филематио, вольноотпущеннику императора, священнику Боны Деа» (CIL 6.2240, Рим).

«Гай Авилий Децембер, мастер-каменотес, свято выполнил свой обет Боне Деа вместе со своей женой Веллией Синнамией. [Этот алтарь] воздвигнут, когда Клавдий Филадеспот, императорский вольноотпущенник, был священником, а Квинт Юний Марулл – консулом, в шестой день месяца ноября» (СIL 10.1549, Поццуоли, Италия).

Но среди них были и священники, служившие другим богам. Например, в Чиети было найдено надгробие с такой надписью: «Гай Деций Бит, вольноотпущенник Гая, священник Венеры, посвящает это надгробие Петиции Полумнии, вольноотпущеннице» (АЕ 1980.374).

В то же время имелось множество тех, кто был связан с культом весталок: «Децимий Лициний Астрагал, вольноотпущенник Децимия, священник весталок [посвящает это]» (CIL 6.2150, Рим) и Цереры: «Публий Валерий Алексий, вольноотпущенник Публия, священник Цереры, благочестиво прожил 70 лет; теперь покоится здесь» (ILTun 1063, Карфаген); «Элвия Кварта, вольноотпущенница, прислужница Цереры и Венеры, при жизни поставила себе этот памятник» (CIL 9.3089, Сульмона, Италия).

Таким образом, вольноотпущенники участвовали во многих культах. Из 250 изученных мной латинских надписей, где говорилось о данном богам обете, более половины посвящены римским богам (если исключить обращение к местным): Юпитеру под разными именами, Геркулесу, Меркурию, Сильвану, Юноне, Диане, Аполлону и Фортуне. Единственный культ иноземного происхождения – это культ Исиды, хотя другие надписи подтверждают, что либертины служили в храмах еще одной «иноземной» богини – фригийской Великой Матери (Magna Mater), а некоторые были при них священниками. Такое множество традиционных и новых богов типично для всей культуры древнеримского мира и его населения. И опять-таки вольноотпущенники не «отставали» от своих свободнорожденных сограждан в религиозной и культурной жизни.

Кроме того, в городке Исола-Сакра, расположенном между Римом и Остией, есть кладбище с могилами простых римлян. Здесь стоят вперемежку надгробия свободнорожденных и вольноотпущенников, и они ничем не отличаются друг от друга. Исключение составляют надписи, в которых либертины выражали свою гордость за обретение семьи и свободы. Как и везде, почитание мертвых совершалось в соответствии с общими для народа правилами и обычаями.