Свобода

Говоря о либертинах, я ограничиваюсь особой группой – рабами, получившими свободу от своих хозяев, которые были римскими гражданами. Освобожденные с соблюдением всех законов, эти люди тоже становились римскими гражданами, хотя и с некоторыми ограничениями, о которых я скажу ниже. Освобожденные рабы не получали гражданства (необходимо помнить, что до начала III в. всеобщего римского гражданства не существовало) ни в своих городах, ни в политических органах Рима; они становились такими же негражданами в своих обществах – в Афинах, Александрии, Антиохии, как и в империи. Поскольку самой густонаселенной территорией Римской империи являлась Италия, то там требовалось гораздо больше рабов, из которых затем многие становились вольноотпущенниками; в западных провинциях их было значительно меньше. Более того, по-видимому, большинство либертинов проживали не в сельской местности, а в городах, где бывшие рабы имели больше шансов выкупиться на свободу.

Человек становился вольноотпущенником через получение свободы. Как я уже говорил в главе 4, рабы всегда могли надеяться на свое освобождение. Вероятно, большинство мужчин отпускались на волю в возрасте 30 лет, а женщин – к концу периода деторождения, т. е. годам к сорока – сорока пяти. Всегда имелись какие-то исключения, но еще довольно молодые и трудоспособные люди могли быть использованы их бывшими хозяевами, становившимися их патронами; в то же время пожилые женщины не приносили большую экономическую выгоду господам, поэтому, отпустив их на волю, они попросту избавлялись от необходимости заботиться о них. Но точных статистических сведений у нас нет, и можно смело предположить, что множество рабов оставались таковыми до конца своих дней. Хозяин принимал решение освободить какого-то раба, исходя из его полезности и экономических соображений; сведениями о других возможных причинах такого решения мы не располагаем.

По закону господин мог освободить раба тремя способами: во-первых, оформить его новый статус в присутствии магистрата, что считалось официальным юридическим актом; во-вторых, достаточно было объявить его свободным в присутствии друзей хозяина; в-третьих, завещать наследникам предоставить ему свободу. Если вольноотпущенник получал свободу через неофициальную процедуру, то он не мог автоматически стать римским гражданином, а получал более низкий правовой статус юнианского латина. Естественно было бы предположить, что большая часть рабов получали свободу неофициальным путем и вследствие этого имели ограничения в правах, но их количественное соотношение с официально отпущенными неизвестно; по приблизительным оценкам, 40 % или немногим больше являлись латинами, но точно сказать невозможно. Сами либертины не отмечали этой разницы ни в эпитафиях, ни в художественных произведениях. Никто не называл себя юнианским латином; термин «латины» также практически полностью отсутствует в юридических римских документах. Возможно, это свидетельствует о безразличии людей к вопросу статуса вольноотпущенников. Ведь и ставшие римскими гражданами, и латины имели приблизительно одинаковые экономические, социальные и гражданские права. Согласно римскому праву, латинам запрещалось оставлять наследство детям, а также занимать политические посты в Риме и в других городах и провинциях, на которые обычно назначались римские граждане. Как я неоднократно подчеркивал, запрет на право занимать государственную должность не вызывал недовольства простых людей, и тем более – большинства вольноотпущенников. У них не было ни надежд, ни амбиций, ни даже мысли занять места в рядах местной, а тем более имперской элиты. Хотя элита иногда с презрением подчеркивала низкий статус латина для простых римлян, видимо, это оставалось безразличным. Рассматривать вольноотпущенников, получивших свободу официально, наравне с теми, кто был отпущен по неофициальной процедуре, вполне логично и оправданно, поэтому в дальнейшем обе эти группы будут объединены.

Как я уже указывал, культурные, социальные и экономические условия существования элиты могли обеспечиваться только благодаря способным и особо надежным рабам, которые назначались управлявшими и надсмотрщиками. Если на эти должности и назначались свободнорожденные, то доказательства этого отсутствуют; в то же время мы точно знаем, что посредниками хозяина или патрона бывали только рабы или вольноотпущенники и никогда свободнорожденные. Одним из лучших образцов надежного невольника является Тирон, незаменимый первый раб Цицерона, впоследствии отпущенный на свободу. Примером из городской элиты может служить герой повести Петрония «Сатирикон» Лих из Тарента – богатый купец, у которого было много кораблей, имений и рабов, многим из которых он доверял совершать сделки от своего имени; такие подневольные могли уверенно рассчитывать, что им дадут свободу. Юристы Ульпиан и Гай ясно указывали, что рабы и рабыни могут использоваться хозяином как его посредники, представители и помощники. Приобретенные таким образом знания и навыки облегчали им жизнь на свободе.

Освобождение рабов по завещанию их умершего хозяина его родственниками, которые стоят у гроба. Иногда господин не хотел расставаться с преданным рабом, завещая дать ему свободу только после собственной смерти, тем самым лишая ценного «имущества» своих наследников. Внизу справа – женщины в головных уборах вольноотпущенниц. Надгробие из Атрии, Музей Ватикана, Италия. Фото Шванке любезно предоставлено Немецким археологическим институтом в Риме

К тому же господин часто отпускал на волю рабов, бывших свидетелями или помощниками в его темных делишках: отравлениях, убийствах и других преступлениях. Историк Дионисий Галикарнасский писал о таких вольноотпущенниках, «которые были доверенными лицами и пособниками своих хозяев в отравлениях, в награду получили от них свободу» (Римские древности, 4.24). Это не вызывает удивления, так как либертины продолжали служить своим бывшим хозяевам, и, если те занимались преступными деяниями, естественно предположить, что их бывшие рабы участвовали в этом.

Те же соображения практической выгоды распространялись и на простых людей, имевших рабов. В приводимом ниже примере хозяин освободил раба и поручил ему гравировку по золоту и серебру: «Этот памятник посвящен духам Марка Канулея Зосима, скончавшегося в возрасте 28 лет. Его бывший господин поставил памятник своему достойному вольноотпущеннику. За всю свою жизнь он никому не сказал дурного слова и во всем исполнял желания своего бывшего хозяина. У него в распоряжении всегда было большое количество серебра и золота, но он ни на что не покушался. Он превзошел всех в искусстве гравировки по технике Клодиана» (CIL 6.9222 = ILS 7695, Рим).

Жизнь либертина определялась той выгодой, которую хозяин получал от него, когда тот служил ему рабом. Вообще, господин мог отпустить раба на волю по многим причинам: по своей доброте и в награду за хорошую службу; для демонстрации своего великодушия; из желания получить свободных, но зависимых от него клиентов, которые повышали его социальный статус; чтобы получить от раба деньги за его освобождение или просто для того, чтобы избавиться от бесполезного работника, которого он больше не хотел содержать. Но более рациональный подход заключался в том, чтобы выбрать молодого, талантливого, преданного и послушного раба (к тому же, возможно, сексуально привлекательного, как в случае с Тримальхионом), сначала поручить ему исполнять обычные для невольников обязанности, затем повысить его до управляющего каким-нибудь хозяйским бизнесом, после чего дать ему свободу и продолжать пользоваться им уже как вольноотпущенником, получая экономическую выгоду, но не тратя денег на его содержание.

Это приводит нас к давно подмеченному главному выводу относительно либертинов: значительное их число занималось самыми разными «делами». Это отражено не только в эпиграфике, но и в литературных трудах, художественных сочинениях и юридических документах. Причина такого явления кроется в том, что в античном мире возможность приобрести деньги для открытия своего бизнеса была ограничена. Для простого человека оказывалось трудным одолжить стартовый капитал на приемлемых для него условиях из-за несовершенства банковской и финансовой систем. Конечно, имелась возможность постепенно наращивать капитал, основанный на прямых доходах, но этому мешала маржа. В отличие от простолюдинов вольноотпущенники приходили в бизнес с финансовой поддержкой своих хозяев, которую те оказывали им в качестве рабов, или позднее, когда они уже стали свободными, а то и в обоих случаях. Для рабовладельцев это было очень выгодно, так как они нуждались в надежных людях, которые работали бы на них. Хозяин, используя подневольных, по закону являвшихся его собственностью, и освобожденных, имевших обязательства перед ним (при наличии у них давних связей), был уверен в добросовестном управлявшем. Авторитетнейший юрист-систематик Гай подтверждал это: «Законной же причиной отпущения на волю будет, например, тот случай, когда кто-либо отпускает на волю… раба, для того чтобы иметь в его лице поверенного» (Институции, 1.19). Используя рабов и либертинов, представители элиты могли вести свое дело без привлечения партнеров или поверенных из свободнорожденных и, таким образом, скрывали свое прямое участие в бизнесе от общества, считавшего это недостойным для аристократии занятием.

У невольника имелось два стимула трудиться добросовестно: обещание хозяина отпустить его на волю за хорошую работу и возможность заработать и накопить личные средства («пекулий», или «заначку»), которые позволялось иметь рабу в ожидании вольной. Для невольника с амбициями и способностями к какому-либо ремеслу эти стимулы в сочетании с возможностью в будущем завести свое дело и надеждой на достойную и даже богатую жизнь являлись весьма привлекательными. Отношения вольноотпущенника с его патроном складывались по-разному. Их вообще могло не быть (в случае смерти патрона или прерывания либертином всех прежних связей), или они оказывались очень тесными, если бывший раб оставался жить в доме своего хозяина. Но успехи вольноотпущенника напрямую связывались с опытом, который он получил, будучи рабом, и с имевшимися возможностями.

Сведения о невольниках в Бразилии дают нам поразительную аналогию: «Рабы, которые хорошо и добросовестно исполняли свою работу управлявших, часто вознаграждались за преданную службу. Хозяева разрешали им приобретать собственность, включая землю и других невольников, и в конце концов получить свободу путем выкупа. Такие освобожденные зачастую становились клиентами своего бывшего господина, а теперь патрона; таким образом, предоставление рабу воли не угрожало его владельцу. Скорее успех бывшего подневольного оказывался выгоден его хозяину, поскольку власть над людьми была составляющей высокого статуса в обществе» (Мэри Караш. Жизнь раба в Рио-де-Жанейро).

Личность вольноотпущенника начинала формироваться, когда он жил в доме своего хозяина в качестве раба, где его считали полным ничтожеством. После получения свободы он словно рождался заново, а его господин становился его патроном – это слово имеет общий корень со словом «патер», «отец». В юридических документах либертин приравнивался к сыну. В «Дигестах» читаем: «Вольноотпущенник или сын должен всегда уважать и свято чтить патрона или отца». В официальной терминологии римского права название «отец» после освобождения заменяется словом «патрон» – хозяин, давший волю рабу. У сына были практически такие же обязанности, права и ограничения, как и у вольноотпущенника, хотя во многих отношениях последний оказывался даже свободнее сына, который находился в полной власти отца. Например, в то время как его чадо не могло жениться, иметь собственные, пусть даже им заработанные, деньги или собственность, вольноотпущеннику все это разрешалось. Более того, предполагалось, что оба должны почитать и подчиняться отцу/патрону как источнику их существования, на деле же раб, рассчитывавший на освобождение, проявлял больше покорности, чем сын или дочь. Либертина хоронили с остальными членами домохозяйства, что подчеркивало его тесную связь с семьей. В эпиграфике имеются сотни подтверждений этого обычая, например:

«Секст Рубрий Логисмий, серебряных дел мастер, наказал в своем завещании, чтобы возвели этот памятник для него и Рубрии Ауры, его вольноотпущенницы, и Секса Рубрия Сатурнина, его сына, и всех его вольноотпущенников и вольноотпущенниц, а также их потомков» (АЕ 1928.77, Рим).

«Евтихия, дочь его, поставила этот памятник Духам подземного мира и Титу Лабену Патавину, своему досточтимому отцу, и их вольноотпущенникам и вольноотпущенницам и их потомкам» (CIL 5.2970, Падуя, Италия).

Рабство и состояние раба после его освобождения порождали множество обязанностей, выходивших за пределы отношений сын – отец. Они были двоякого рода: неписаные и ничем не ограниченные обязанности, так называемые obsequia («преданное поведение») и officia (священный долг), что заставляло невольника и вольноотпущенника проявлять покорность и послушание господину/патрону; а также особо оговоренные, называемые operae (задания или особые услуги). Obsequia и officia, обусловленные нормами общества, включали в себя все, что могло обеспечивать положительное положение патрона в обществе, в частности преданность его интересам в судебных спорах, придание социальной значимости патрона тем, что у него имелся клиент, а также оказание патрону помощи, если он оказывался в затруднительном положении. Возлагавшиеся на вольноотпущенника обязанности, которые при получении свободы он публично брал на себя, могли существенно различаться в зависимости от того, оставался ли он жить у хозяина или отделялся от него и заводил свое дело или открывал мастерскую. Иногда от него требовали отработать определенное число часов в пользу хозяина дома. И следует отметить, что далеко не все рабы имели обязанности перед своим бывшим господином, поскольку человек, заплативший ему полную стоимость своего выкупа, порой сохранял исключительно эмоциональную привязанность к нему как бывший член семьи. Как официальные, так и неформальные обязанности были самыми различными, но в принципе они возлагались на вольноотпущенника из-за желания хозяина контролировать работу своего бывшего раба и получать часть дохода. Добросовестно исполняя свой долг перед патроном, либертин мог рассчитывать на его благосклонное отношение, а следовательно, на его поддержку, например, в случае возникновения трений с законом или получения от него денег на свое дело. Поскольку «отец» получал от этого социальные и экономические выгоды, то такие отношения оказывались весьма взаимовыгодными.

Естественно, случалось разное. Вольноотпущенник мог преисполниться самомнения и гордости, особенно если добивался успеха в своем деле, и отказаться исполнять обязанности перед хозяином, на которые тот вправе был рассчитывать. Античная литература дает много примеров исков против неблагодарных либертинов, а также приговоров суда по таким делам. Понятно, что представители аристократии воспринимали разбогатевших вольноотпущенников как досадных конкурентов. Но для простых либертинов проблемой становились злоупотребления со стороны патронов. Так, «отец» мог заставить работать на себя сверх согласованного срока. В «Дигестах» указывается, что вольноотпущенницу старше 50 лет нельзя заставлять работать на ее патрона, следовательно, такие факты имели место; от женщины, получившей свободу, не требовалось выходить замуж за своего патрона (хотя если, будучи рабыней, она обещала по получении свободы стать его женой, то была обязана исполнить обещание).

Также случалось, что хозяин, пользуясь преданностью бывшего раба, принуждал его выполнять задания, которые оказывались непосильными из-за его возраста или физического состояния либо отнимали так много времени, что ему некогда было заниматься собственным выгодным делом. Иногда господин пытался контролировать будущую жизнь вольноотпущенника, к примеру насильно давал ему в долг большую сумму денег, таким образом привязав его к себе на длительное время, пока тот не выплатит долг; мог запретить ему вступить в брак, чтобы после смерти его имущество досталось патрону, а не потенциальным детям. Если раб был освобожден по неофициальной процедуре, «отец» мог забрать у него «вольную», хотя по закону ему достаточно было просто заявить, что он не предоставлял рабу никакой свободы, – по причине отсутствия свидетелей. В любом юридическом споре власти с готовностью вставали на сторону патрона, как показывают данные из Египта: префект сообщал вольноотпущеннику, что тот будет подвергнут порке, если станет известно о новых жалобах от его патрона (P. Oxy. 4.706). Короче говоря, «отец» любыми способами, законными и незаконными, стремился привязать к себе вольноотпущенника; как писал Артемидор, «многие освобожденные рабы тем не менее, по сути, оставались рабами и подчинялись другим» (Сонник, 2.31).

Поскольку в литературе и юридических документах часто фигурировали либертины, легко предположить, что они составляли большую часть населения империи, но выявить их оказывалось довольно трудно. Иногда вольноотпущенники указывали свой статус на надгробиях, в «Сатириконе» Петрония, например, выведен представитель этой категории населения – Тримальхион, устроивший пиршество. Но историки судят о количестве вольноотпущенников в римском обществе, исходя из многочисленных упоминаний о них в классической литературе. Методика расчета основана на корреляции между определенным набором имен, в основном греческого происхождения, с указанным в эпитафиях статусом умерших как вольноотпущенников. Эта корреляция переносится на большинство, если не на всех людей, так названных, – их причисляют к вольноотпущенникам и выводят соответствующие демографические цифры. Не углубляясь в подробности, такую методику можно назвать в высшей степени сомнительной. Ведь, по всей видимости, было достаточно большое количество свободнорожденных с именами «вольноотпущенников» и одновременно либертинов, признававших себя таковыми, но с именами, которые отсутствовали в данном списке. В конечном счете невозможно утверждать, являлся или нет данный человек либертином, если он не написал в своей эпитафии, что он «вольноотпущенник такого-то», т. е. конкретного хозяина.

Это тем более трудно, что простолюдины не объявляли всем и каждому, что они являются вольноотпущенниками, и остальных тоже не очень-то интересовал их статус, тогда как к рабам всегда было иное отношение. Так, в Новом Заве те имеется лишь одно упоминание о людях, которые, возможно, были вольноотпущенниками (хотя таковыми в переносном смысле называли последователей Христа). Предположения, что, к примеру, упомянутая в главе 16 Лидия, торговавшая багряницей, была вольноотпущенницей или что апостол Павел являлся сыном или внуком вольноотпущенника, не подтверждаются самими текстами. В «Золотом осле» единственный эпизод (10.17) касался человека, считавшегося либертином, и мне не известно ни одного упоминания об этом в греческих сказаниях. В египетских папирусах также редко можно прочесть о вольноотпущенниках, как и в «Толковании снов» Артемидора; например, у него есть вопрос: женится ли данный клиент на вольноотпущеннице? Однако это скорее является исключением. В отличие от женщин и рабов, фигурировавший в чьем-то сне «вольноотпущенник» ничего особенного не предвещал. Например, он никак не связывался с надменностью или неблагодарностью и просто не появлялся в числе символов будущего. Учитывая, что Артемидор писал книгу на основании снов, которые видели его клиенты, можно сделать вывод, что им не снились сны с участием либертинов или хотя бы персонажей с характерными чертами вольноотпущенников, указывавшимися в литературе, предназначенной для элиты. В то же время нужно понимать, что Артемидор писал книгу для жителей Восточной Греции, где вольноотпущенников было гораздо меньше, чем в Италии. Если к свидетельствам из толкований снов прибавить другие имевшиеся у нас сведения, то станет ясно: народ не выделял либертинов в особую категорию населения.

Безразличие народа к статусу вольноотпущенников резко противоречит ощущению их собственного достоинства – они гордились приобретенной свободой. Это прекрасно доказывается тем, что в эпитафиях либертины часто называют себя «бывшими рабами» и указывают имена своих прежних господ.

Так, свободнорожденный писал: К. Корнелий Кай, filius Лупула = Гай Корнелий Лупул, сын Гая, а вольноотпущенник: К. Корнелиус Кай libertus Лупула = Гай Корнелий Лупул, вольноотпущенник Гая.

Либертин Гай Лупул мог вполне опустить слова «вольноотпущенник Гая»; не было необходимости указывать это в надгробной надписи, как и добавлять пояснение о сыне («сын Гая»). Важно отметить, что человек, ставший свободным, считал это своим огромным успехом и счастьем и пожелал непременно запечатлеть его на своем надгробии. Он гордился тем, что стал свободным и умер таковым. Но простым людям, видимо, было безразлично, являлся ли данный человек вольноотпущенником или свободнорожденным.

Так сколько же было либертинов? Я уже говорил, что этот статус давался только рабам, получившим свободу от римских граждан. Число их составляло приблизительно от 10 до 15 % от общего населения империи до того, как в 22 г. было введено всеобщее гражданство. Можно предположить, что освобожденных ими рабов оказалось порядка полумиллиона. Следует помнить, что статус вольноотпущенника не передавался его детям. Поэтому в любой конкретный период среди многочисленного гражданского населения, например, Италии или какой-либо римской колонии, возможно, лишь один из двадцати являлся бывшим рабом (или рабыней); в местностях, где было мало римских граждан, приблизительно один человек из более чем сотни людей сталкивался с вольноотпущенником. Эти цифры являются весьма приблизительными, поскольку мы не располагаем демографической статистикой, но дают некоторое представление о ситуации. И надо заметить, что количество их очень невелико, особенно по сравнению с рабами, которые составляли около 9 млн (15 %) от всего населения, в зависимости, конечно, от места проживания и исторического периода. Не может быть и речи о том, что вольноотпущенники имели численное преимущество над свободным населением империи или хотя бы составляли значительную его часть. И этот вывод явно опровергает не только мнение элиты об «азиатском Оронте, уже впадавшем в Тибр», но и предполагаемые доказательства численности вольноотпущенников исходя из имен, которые можно прочесть на надгробных плитах.