Вероятнее всего, в середине — второй половине XVI в. начинает складываться целый цикл устных народных сказаний и исторических песен, связанных с успешной политикой по укреплению единого Русского государства и многогранной, но крайне противоречивой государственной деятельностью царя Ивана Грозного. Наиболее яркими произведениями устного народного творчества этого периода стали «Сказка о Барме Ярыжке — простом человеке», «Песня о русских пушкарях», «Песня о Кострюке», «Песня о гневе Ивана Грозного на сына», «Песня об Иване Грозном и разбойниках», «Песня о встрече казаков с Иваном Грозным» и «Песня о плаче над гробом Ивана Грозного», в которых зримо проявилась идеализация образа Ивана Грозного и наивная вера русского народа в доброго и справедливого царя. По мнению ряда авторов (А. Сахаров, А. Муравьев), именно в XVI в. социальная тематика становится отличительной чертой всего устного народного творчества, и прежде всего, исторических песен и былин. В этом отношении особо характерна знаменитая былина «О Вавиле и скоморохах».

В этот же период естественный отклик в устном народном творчестве нашла и тема борьбы русского народа с татарскими ханствами, возникшими на обломках Золотой Орды. В этой связи подверглись значительной переработке многие былины киевского цикла, в которых воедино слилась героическая борьба далеких предков с половецкими и татарскими ханами. В частности, в «Сказании о киевских богатырях» на смену Калину-царю приходит хан Мамай, а любимые персонажи древнерусских былин — Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович вместе с дворянином Алексеем Залешаниным «боронят» родную землю от постоянных набегов казанских, ногайских и крымских татар.

В это же время возникает огромное количество разнообразных исторических песен, посвященных взятию Казани, походам Ермака Тимофеевича в Сибирь, героической обороне Пскова против войск Стефана Батория и т.д. Интересно отметить тот занимательный факт, что последняя песня тоже была посвящена борьбе русского народа против татар, поскольку в народном сознании главными врагами были татарские ханства, откуда постоянно совершались опустошительные набеги на пограничные русские земли.

В условиях образования единого Русского государства потребность в грамотных и знающих людях значительно возросла. Это было связано как с развитием феодального хозяйства, городского ремесла и торговли, так и особенно с развитием аппарата центральной и местной государственной власти, активным развитием международных отношений и укреплением влияния Русской православной церкви в обществе и государстве.

В частности, центральное правительство проявляло особую заботу о подготовке кадров для местных губных учреждений, а руководство Русской православной церкви — о подготовке кадров священнослужителей. Именно с этой целью на Стоглавом соборе в 1551 г. было принято решение об «учинении» в домах священников, дьяконов и дьячков начальных училищ. В этих «домашних» школах обучали грамоте, чтению, письму, сложению и вычитанию. Первоначально в качестве учебных пособий выступали богослужебные книги. Во второй половине XVI в. появились первые учебные пособия, в частности «Беседа об учении грамоте, что есть грамота и ея строение, и чего ради составлено таково учение, и что от нея приобретение, и что прежде всего учиться подобает», «Сказание грамотичным степенем, до колика степеней азбучный слог доходит», «Книга рекома по-гречески Арифметика, а по-немецки Алгоризма, а по-русски цифирная счетная мудрость» и другие.

Рукописных книг в XVI в. стало значительно больше, но они по-прежнему были большой редкостью и ценностью. Достаточно сказать, что часто книга являлась вкладом состоятельных людей в монастырь и даже военным трофеем. Именно таким путем во время Ливонской войны (1558—1583) из Литвы на Русь попали многочисленные сборники, содержащие разнообразные сведения о природе — так называемые «Шестодневы».

Широкое распространение письменности постепенно привело к вытеснению пергамента. Теперь основным материалом для письма стала бумага, которую привозили из Италии, Франции, германских государств и Польши. Каждый сорт бумаги имел специальный водяной знак, который прямо указывал на ее происхождение. Например, для французской бумаги было характерно изображение различных фамильных и городских гербов, а для немецкой — изображение вепрей, орлов, быков и т.д. В середине XVI в. была предпринята попытка завести бумажное дело в России. С этой целью на реке Уча под Москвой даже построили бумажную мельницу, однако просуществовала она недолго и через пару лет была разобрана.

Рукописные тексты обычно представляли собой либо отдельные листы, либо свитки, либо тетради, либо целые книги, которые сшивались из нескольких тетрадей. В государственном делопроизводстве широкое распространение получили так называемые «столбцы». Текст на таком «столбце» писался только с одной стороны, и чтобы исключить изъятие или подмену листов «столбца», писцы, как правило, подьячие, на местах склеек (составов) ставили свои подписи-скрепы, а сами «столбцы» хранили в свернутом виде в специально сделанных для них ларях.

Книги, как и раньше, писали чернилами бурого цвета, технология производства которых осталась прежней. В это время особенно часто для украшения книг стали использовать золотую и серебряную краски, а также киноварь. Книги стали обильно украшать различного рода миниатюрами и заставками. В середине XVI в. существенно изменилась техника и графика письма. Отныне скоропись полностью вытеснила полуустав не только в государственных канцеляриях, но и в монастырских кельях, где по-прежнему создавалось большинство светских и богослужебных книг. Тогда же появился новый стиль украшения рукописей в виде узорчатых рамок («клейм»), который получил название «старогреческого орнамента».

В XVI в. зарождаются первые естественнонаучные представления о природе, давшие толчок дальнейшему развитию прикладной химии, математики, астрономии, минералогии, географии и геодезии, биологии и медицины. Отличительной чертой научного поиска того времени являлось теологическое восприятие мира. Именно этим обстоятельством и объясняется сохранение значительных псевдонаучных напластований во многих областях практических научных знаний: астрономия вполне мирно соседствовала с астрологией, химия с алхимией, а география с космографией. Тем не менее, успехи в освоении научных знаний были налицо.

Математика. В этой сфере научных знаний наши предки прекрасно знали, как вычислять площади квадрата, прямоугольника, треугольника, трапеции и параллелограмма, умели определять «евклидовскую» сферу, решать задачи равенства треугольников и вычислять сумму их углов, проектировать фортификационные сооружения и т.д. Все эти крайне важные для практического применения сведения содержались в различных источниках, в том числе в дошедшем до нас пособии «О земном же верстании, как земля верстать».

Физика. В этой сфере научных знаний особый интерес был проявлен к механике, изучающей самые простые и наглядные физические явления, законы которой активно использовали при сооружении «высотных» культовых зданий и в практической баллистике, например, при применении мортир при осаде крепостей и городов.

Химия. С распространением огнестрельного оружия эта область научных знаний приобрела первостепенное практическое значение, поэтому «муроли зелейного дела» отлично разбирались в вопросах производства, добычи и свойств селитры, горючей серы, древесного угля, смолы, конопляного масла, сернистой сурьмы, сулемы и других компонентов, необходимых для изготовления пороха, шумовых эффектов и удушающих газов.  Познания в области практической химии широко использовались при изготовлении чернил, туши, различных красителей и красок. Например, киноварь, которую раньше получали из растительного вещества «крутика», теперь стали получать путем соединения сульфида ртути с серой, и т.д.

География. В этой сфере научных знаний значительные успехи были достигнуты не только в описании различных территорий, но и в составлении географических и геодезических карт, которые на Руси традиционно называли «чертежами». Например, сохранились подлинные известия о существовании «Дорожника» или «Указателя пути в Печеру, Юргу и к реке Оби», «Карты Московии», составителем которой был московский посол в Риме Дмитрий Герасимов (Митя Малый), беломорской лоции «Плавание по Ледовитому морю» и «Чертежа земли по реке Солонице», древнейшей русской карты, созданной в 1530 г.

Медицина и биология. В этой сфере научных знаний впечатляющие успехи были достигнуты в фармацевтике, где наряду с традиционными знахарскими средствами, основанными на применении различных лекарственных трав, стали использоваться последние достижения европейской медицины. В 1566 г. в Москве появляются первые европейские фармацевты — голландец Арендт Клаузендт и англичанин Томас Корвер, а в 1581 г. открывается первая аптека, создателем которой стал еще один англичанин Джеймс Френч, где помимо традиционных лекарственных снадобий стали создаваться лекарства из камфары, мускуса и ревеня. Наконец, в 1595 г. при царском дворе появляется собственный Аптекарский приказ, главой которого стал дьяк Иван Карпов.

Несмотря на значительный рост производства рукописных книг, они уже не могли полностью удовлетворить растущих потребностей государства и церкви, поэтому Иван Грозный обратился к митрополиту Макарию с предложением об организации в Москве Печатного Двора, и предстоятель Русской православной церкви, как гласит летопись, «зело возрадовался царьскому слову» и принял самое активное участие в организации печатного дела в стране.

В настоящее время благодаря известной статье академика М.Н. Тихомирова «Начало книгопечатания в России» (1959) достоверно установлено, что начальной датой русского книгопечатания является 1553 год, когда была создана первая печатная книга «Триодь Постная». Затем в течение десяти лет было напечатано еще восемь книг, которые, как и первая, были анонимны, то есть в них отсутствовали сведения об авторстве, дате и месте издания.

Новый этап в развитии книгопечатания наступил в 1563 г., когда на средства царской казны в Москве была построена новая типография на Никольской улице близ Кремля, которую возглавили Иван Федорович Московит (Иван Федоров) и его ученик Петр Тимофеевич Мстиславец. По версии ряда историков (Е. Немировский), Иван Федоров в 1529―1532 гг. учился на богословском факультете Краковского университета и по возвращении в Москву вошел в ближайшее окружение митрополита Макария, по протекции которого вскоре получил должность диакона в храме Николы Гостунского в Московском Кремле. Именно в этом качестве он и занялся организацией печатного дела в России.

В марте 1564 г. из никольской типографии вышла первая точно датированная русская печатная книга — «Деяния двенадцати апостолов» или «Апостол». В 1565 г. в этой типографии была напечатана еще одна книга — «Часословец», или «Часовник», но на этом, вероятнее всего, просветительская деятельность первопечатника в Москве завершилась, поскольку других книг, созданных в никольской типографии, до сих пор не обнаружено.

В 1568 г. Иван Федоров и Петр Мстиславец обосновались в городе Заблудове — родовом владении гетмана А.А. Ходасевича, где возобновили свою просветительскую деятельность. Причины их переезда в Литву до сих пор вызывают споры у историков. Большинство из них склоны объяснять это бегство из Москвы острым конфликтом первопечатников с новым митрополитом Афанасием и его ортодоксальным окружением. Однако академик М.Н. Тихомиров заявил, что их переезд в Литву был согласован с самим Иваном Грозным, который был заинтересован в усилении влияния Русской православной церкви на территории Литвы, давно ставшей полем битвы с римско-католической церковью.

В Заблудове первопечатники издали всего одну книгу — «Учительское Евангелие» (1569), а затем переехали во Львов, где основали новую типографию и издали ряд книг, в том числе «Псалтырь с Часословцем» (1570) и знаменитую «Азбуку» (1574). В 1578 г. они вновь «подались в бега» и осели в городе Острог, во владениях князя К.К. Острожского, где прожили около трех лет и издали еще несколько книг, в том числе «Хронологию Андрея Рымши» (1581) и «Острожскую Библию» (1581). Последние два года своей жизни Иван Федоров провел во Львове, где скончался в 1583 г. и был похоронен в Онуфриевом монастыре.

Несмотря на отъезд Ивана Федорова и Петра Мстиславца в Литву, традиции книгопечатания в Москве были продолжены, но судя по анализу шрифтов, уже в новой типографии, которую возглавили Невежа Тимофеев и Никифор Тарасиев. В 1568 г. здесь была напечатана еще одна церковная книга — «Псалтырь», однако в 1571 г. во время набега крымского хана Девлет-Гирея на Москву она сгорела.

В 1576 г. по указанию Ивана Грозного в его великокняжеском охотничьем селе — знаменитой Александровой слободе была основана новая типография, руководителем которой стал либо Невежа Тимофеев, либо его сын Андроник Тимофеев. В этой типографии увидел свет новый «Псалтырь», опубликованный в 1577 г., но затем по непонятным причинам книгопечатание в стране вновь прекратилось, и только в 1597 г. в типографии Андроника Тимофеева был напечатан новый «Апостол».

XVI в. стал важной вехой в развитии летописания, которое еще более зримо приобрело официальный характер, став, по выражению академика Д.С. Лихачева, «школой патриотизма и уважения к государственной власти». Характерной особенностью московского летописания становится широкое использование в нем различных официальных документов, в частности разрядных записей и посольских книг, которые велись в центральных и местных правительственных канцеляриях, а также публицистических произведений, которые придавали ему особый колорит. Более того, по мнению профессора С.О. Шмдта, летописи времен Ивана Грозного являлись не только памятниками исторической мысли и русской публицистики, но и зачастую носили характер мемуаров их составителей, что явственно видно при анализе, например, Постниковского или Пискаревского летописцев. Кроме того, именно в это время в историю властно вторгается политическая легенда, которая нашла свое отражение во многих тогдашних сочинениях, особенно в «Степенной книге» и «Сказании о князьях Владимирских».

Одним из первых памятников официального московского летописания стала так называемая «Воскресенская летопись», созданная в 1545—1548 гг. Затем был составлен знаменитый «Летописец начала царствования великого князя Ивана Васильевича», редактором которого был либо сам Иван Грозный (Д. Альшиц, С. Шмидт), либо глава правительства А.Ф. Адашев (А. Зимин, Б. Клосс). Этот «Летописец», созданный в 1553—1558 гг., своей главной задачей считал не описание всей русской истории, а только рассказ о времени правления нового царя. Поэтому он освещал лишь события 1533—1553 гг. и был посвящен обоснованию идеи сильной самодержавной власти, что вытекало из особо красочного описания мрачных времен боярского правления в малолетство первого царя.

В 1550-х гг., при митрополите Макарии, была завершена работа над огромным историческим сводом — так называемой Никоновской или Патриаршей летописью, которая началась еще в 1526—1530 гг. при митрополите Данииле. Эта летопись представляла собой оригинальную компиляцию различных источников и только внешне сохраняла форму летописи, то есть погодной записи главных исторических событий. В действительности в тексте Никоновской летописи содержалось большое количество разнообразных повестей и исторических сказаний, которые были приурочены к определенным историческим событиям и датам. Характерно и то, что этот летописный свод соединил в себе события не только русской, но и византийской истории, почерпнутых из оригинальных византийских исторических источников, что, по мысли его авторов, должно было способствовать распространению теократической идеи «Москва — Третий Рим». Примечателен и тот факт, что один из многочисленных списков Никоновской летописи составил знаменитый «Лицевой летописный свод» (1568—1578), который насчитывал несколько увесистых томов, украшенных тысячами красочных миниатюр.

Из кругов, близких к митрополиту Макарию, вышел целый ряд других исторических сочинений, направленных на прославление Русской православной церкви и самодержавной власти первого русского царя. Одним из самых известных трактатов этого цикла, редактором которого был сам митрополит, стал грандиозный свод житий святых «Великие Четьи-Минеи», вышедший в двух редакциях в 1552—1554 гг. Эта своеобразная церковная энциклопедия, предназначенная для ежедневного чтения, содержала колоссальное количество разнообразных церковных книг, наставлений и поучений, в частности «Житий» Александра Невского, Саввы Сторожевского, первого московского митрополита Ионы и т.д.

При активном участии митрополита Макария и самого Ивана Грозного была составлена и знаменитая «Царственная книга», которая представляла собой очень большой, богато иллюстрированный фолиант, посвященный истории борьбы царской власти с бояро-княжеской аристократией, ее крамолами и мятежами. Датировка этого произведения до сих пор является предметом давней дискуссии, поскольку одни авторы (А. Зимин, Р. Скрынников) датировали ее 1565—1568 гг., другие (Н.П. Лихачев) утверждали, что она была создана на рубеже 1570—1580-х гг., а третьи (А. Пресняков) вообще датировали ее 1603―1605 гг.

В 1560-х гг. была создана новаторская по форме изложения «Книга степенного царского родословия» или «Степенная книга», автором которой, вероятнее всего, был новый духовник царя и будущий митрополит Афанасий. В этой книге изложение событий велось уже не по годам, как в летописных сводах, а по «степеням» или «граням», поэтому весь исторический материал был сгруппирован по периодам правления великих московских князей и митрополитов, что, по замыслу автора книги, дало возможность ярко показать основную ее идею — нерушимый союз великокняжеской власти с Русской православной церковью. Новый тип исторических сочинений зримо проявился и в «Истории о Казанском ханстве» или «Казанском летописце» (1571—1575), который был посвящен всего одному сюжету, должен был обосновать историческую неизбежность завоевания Казанского ханства и подчеркнуть особые заслуги самого Ивана Грозного в решении старой «казанской проблемы».

Ярким произведением русской исторической литературы стала «Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков», посвященная одному из самых известных эпизодов Ливонской войны — героической обороне Пскова князем И.П. Шуйским и его воинством. А последней исторической повестью, написанной на исходе уходящего века, стала «Повесть о царе Федоре Иоанновиче», автором которой, вероятнее всего, был первый русский патриарх Иов.

Надо подчеркнуть, что исторические сочинения выходили не только из правительственных канцелярий и церковных кругов. Самим ярким памятником исторической мысли бояро-княжеской оппозиции стала знаменитая «История о великом князе Московском», автором которой был князь Андрей Михайлович Курбский. Вопрос о ее датировке до сих до конца не решен, поскольку сам текст этого трактата сохранился только в списках середины XVII в. Большинство историков считают, что свое произведение князь А.М. Курбский создавал между 1572―1581 гг. Главным лейтмотивом этого трактата, в котором он всячески пытался оправдать свое постыдное бегство в Литву, стала знаменитая концепции «двух Иванов», то есть двух периодов правления Ивана Грозного — до и после Избранной рады. Кроме того, ряд историков (А. Зимин, Р. Скрынников, А. Филюшкин) приписывал А.М. Курбскому авторство других произведений — двух «Житий Августина Блаженного» и «Сказания о Максиме Греке», а также переводы книг известных европейских авторов: «Источник знания» Иоанна Дамаскина, «Диалоги» Геннадия Схолария и «О силлогизме» Иоганна Спангенберга.

XVI век часто называют веком русской публицистики, которая именно тогда начинает проникать и в летопись, и в «жития святых», и в деловую письменность, и в литературу, и даже в настенную живопись. Более того, тогда же четко обозначился и новый этап в развитии русской публицистики, в центре внимания которой оказались проблемы самодержавной власти, места и роли Русской православной церкви в жизни государства, положения самого государства в системе международных отношений и т.д.

В самом начале XVI в. возникли два выдающихся произведения русской публицистики — «Послание о Мономаховом венце», автором которого был Спиридон-Савва, и анонимное «Сказание о князьях владимирских», которое в своей фактической основе базировалось на его «Послании». Именно эти сочинения стали основой официальной идеологии великокняжеской власти, поскольку основная их идея заключалась в том, чтобы собрать воедино ряд исторических преданий и легенд, и виртуозно объединив их в единую «логическую цепь», убедительно доказать знатность происхождения русского правящего дома, который вел свою родословную от знаменитого римского императора Августа.

Это «Послание» имело своей целью подчеркнуть исконность самодержавного правления в России и право великих московских князей на верховную власть, а также обладание всеми исконно русскими землями, прежде всего теми, которые входили в состав Польско-Литовского государства. Кроме того, по мнению ряда авторов (Р. Дмитриева, А. Кузьмин, А. Сахаров), обращение к Древнему Риму как исходному пункту всей династии Рюриковичей, явилось своеобразным откликом русских публицистов на европейское Возрождение, в основе которого лежал повышенный интерес к античному миру. Основные идеи «Послания» Спиридона-Саввы послужили фактической основой для создания нового трактата «Сказания о князьях владимирских», которое было подвергнуто совсем незначительной редакторской обработке, чтобы придать легендарному материалу еще «большую документальность и историчность».

Тогда же, в начале XVI в., в Новгороде была создана знаменитая «Повесть о белом клобуке», которая впервые обозначила все содержание новой идеологической доктрины «Москва — Третий Рим». Основная мысль этого трактата состояла в том, что после падения Рима и Константинополя именно Москва должна стать центром мирового христианства и оплотом вселенского православия, куда и должен быть перенесен патриарший престол. Светскую власть такая перспектива тогда вряд ли устраивала, особенно в условиях бесконечных и ожесточенных споров между иосифлянами и нестяжателями. Видимо, именно по этой причине патриаршество в России было учреждено только в 1589 г., то есть через полтора столетия после создания автокефальной Русской православной церкви и падения Константинополя.

Эта доктрина получила дальнейшее развитие в знаменитых «Посланиях» старца псковского Елеазарова монастыря Филофея, адресованных великому князю Василию III, которому автор предлагал стать и главой Русской православной церкви. В исторической литературе существуют совершенно разные оценки этой знаменитой доктрины, созданной в 1510―1524 гг. Одни историки (А.М. Сахаров, Л. Гумилев) считали, что мировоззренческая основа этой изоляционистской доктрины была глубоко консервативна и реакционна, поскольку в ней наиболее ярко воплотились враждебное отношение ко всему иноземному и проповедь религиозной нетерпимости. Их оппоненты (А. Кузьмин, И. Фроянов) отрицают данную трактовку и обращают внимание на то, что идеи «Повести о белом клобуке» и «Посланий» Филофея абсолютно противоположны по своей сути. Автор «Повести» выступает как сторонник полной автокефальности Русской православной церкви и учреждения патриаршего престола в Москве, а автор «Посланий» был активным сторонников укрепления не только самодержавных, но и теократических претензий великокняжеской власти.

Одним из крупных публицистов первой половины XVI в. был Максим Грек (Михаил Триволис), который в 1502 г. под влиянием проповедей знаменитого Д. Савонаролы стал монахом монастыря Святого Марка во Флоренции. Разочаровавшись в католицизме, он перебрался в знаменитый Афонский монастырь, откуда в 1517 г. по личному приглашению Василия III прибыл в Россию «для исправления» богослужебных книг и стал монахом кремлевского Чудова монастыря. Поскольку он происходил из знатного рода Триволисов, близкого к Палеологам, а значит и к самим Рюриковичам, то это сразу сблизило его с придворными кругами, где он быстро оказался в центре политической и церковной борьбы.

Многие историки (Н. Казакова, Н. Синицына, М. Громов, В. Иванов), изучавшие творчество М. Грека, пришли к выводу, что его перу принадлежит более 350 произведений, среди которых особо следует отметить «Сказание о жительстве инок Святой Горы», «Слово отвещательное об исправлении книг русских», «Послание об устройстве афонских монастырей», «Послание о францисканцах и доминиканцах», «Беседу ума с душой», «Исповедания православной веры», «Слово душеполезное, зело внимающим ему», «Слово о покаянии», «Стязание о известном иноческом житие» и «Послание об Афонской горе». Во всех своих сочинениях, проповедуя идеи «нестяжания», он гневно осуждал ростовщичество монастырей и тяжкий неправедный гнет, которому подвергались «поселяне» монастырских сел, а также укоренившуюся в них практику лишения свободы, конфискации имущества и земельных наделов за долги.

В плане чисто богословских проблем он утверждал традиционную для русского православия идею о верховенстве евангельских заповедей над ветхозаветными. А в вопросах чисто политических он выступал с позиций укрепления авторитета великокняжеской власти, осуждая при этом любые проявления произвола и «лихоимства» властей. Кроме того, он сурово осуждал злоупотребления великокняжеских наместников и волостелей, выступал за ликвидацию института кормлений и проведение губной реформы, основанной на выборности местных должностных лиц.

Одним из близких идейных друзей Максима Грека был окольничий Федор Иванович Карпов — один из крупнейших русских дипломатов, который курировал в Посольской избе отношения с Крымским ханством. В свое время профессор И.У. Будовниц в своей известной работе «Русская публицистика XVI в.» (1947) справедливо отметил «уныние» боярских публицистов того времени и их пессимизм в отношении будущего России. Поэтому многие из них, в частности, В. Патрикеев, Б. Беклемишев, Ф. Карпов и Г. Тушин, искренне переживая за будущее страны, и оказались в лагере «нестяжателей». Большинство сочинений Ф.И. Карпова было уничтожено его идейными противниками, но все же некоторые из них, в частности, «Послания» Максиму Греку, Николаю Немчину, старцу Филофею и митрополиту Даниилу, сохранились. Во всех своих публицистических «Посланиях», автор, не углубляясь в существо чисто богословских споров, решительно возражал против ряда важнейших положений христианской догматики. В частности, он подверг резкой критике традиционный тезис церковников о «благости долготерпения», которому противопоставил «правду», «закон» и «милость», которые должны быть положены в основу мирского общежития.

Выдающимся мыслителем первой половины XVI в. был духовник царя, протопоп Благовещенского собора Московского Кремля Сильвестр, который в 1550 г. написал «Послание» Ивану Грозному, где активно отстаивал идею о высокой ответственности царя перед богом и обществом, требующей устранения многих существующих бед и пороков, а именно ненависти, гордыни, лихоимства, насилия и т.д. Конкретную программу реформ Сильвестр не предлагал, однако в этом «Послании» достаточно четко прозвучала мысль о том, что царская власть должна находиться под опекой Церкви и руководствоваться в своей повседневной деятельности ее установлениями. В таком понимании задач царской власти Сильвестр, безусловно, смыкался со сторонниками иосифлянской доктрины. Наряду с этим ему не были чужды и основные элементы «нестяжательской» доктрины. Например, накануне знаменитого Стоглавого собора (1551) именно Сильвестр открыто заявил о необходимости ограничения монастырского землевладения, что вполне соотносилось с настроениями самого царя и многих членов Избранной рады, в первую очередь самого А.Ф. Адашева.

Сильвестром был написан (или отредактирован) знаменитый «Домострой» — своеобразная энциклопедия домашнего хозяйства и морально-этических норм XVI века. Этот трактат представлял собой компилятивное произведение, соединившее в себе несколько литературных жанров, которое сохранилось в трех различных редакциях и сорока списках. Сам «Домострой» состоял из 3 частей и 64 глав: первая часть (главы 1-15) — «Духовное строение», содержала различные религиозные наставления, вторая часть (главы 16-29) — «Мирское строение», содержала наставления о семейных отношениях и воспитании детей и третья часть (главы 30-63) — «Домовое строение», содержала наставления по ведению домашнего и дворового хозяйства. Обычно на «Домострой» ссылаются как на «классический» образец норм семейного права, построенного на всевластии главы семьи и беспрекословном подчинении ему всех домочадцев. Однако это не совсем так, поскольку женщине, а особенно вдове главы семейства, в «Домострое» отводилось не такое уж бесправное положение: она не только занималась воспитанием детей, но и играла заметную роль в управлении домашним и дворовым хозяйством.

Одним из наиболее значительных явлений русской общественной мысли середины XVI в. стали выступления Ивана Семеновича Пересветова. Раньше считалось, что И.С. Пересветов — это некий собирательный образ или даже псевдоним самого Ивана Грозного. Однако крупнейший знаток средневековой русской истории, профессор А.А. Зимин в своей известной работе «И.С. Пересветов и его современники» (1958) убедительно доказал, что он был реальным историческим персонажем.

И.С. Пересветов был выходцем из Литвы и долгое время в статусе ратного человека служил польскому, чешскому и венгерскому королям. В период боярской «смуты», примерно в 1538—1539 гг., он выехал в Россию и поступил на службу к великому московскому князю. За время своей службы, внимательно изучив внутреннее положение России, он разработал широкомасштабную программу реформ, и в сентябре 1549 г. подал Ивану Грозному челобитную, в которой содержались несколько проектов государственных преобразований. Эта челобитная, а также ряд произведений И.С. Пересветова, в частности «Сказание о книгах», «Сказание о Магомет-Салтане» и «Сказание о царе Константине», досконально изученные многими историками, дают детальное представление о его политических и общественных взглядах.

Главным пороком государства, обличению которого он посвятил многие страницы своих произведений, являлось засилье аристократии, ее произвол, неправедный суд и равнодушие к решению общегосударственных задач. Надо подчеркнуть, что И.С. Пересветов никогда не выступал против самой аристократии, он лишь подчеркивал тот факт, что в настоящий момент положение человека во властных структурах определялось не его личными заслугами и способностью принести пользу интересам государства и общества, а его «породой» и службой его предков.

И.С. Пересветов выступал решительным сторонником централизованной дворянской монархии и настаивал на том, что на смену всевластию родовой аристократии должна прийти сильная царская власть, опорой которой должны стать «воинники», т.е. служилые дворяне, составлявшие основу русской поместной конницы. И.С. Пересветов стал, пожалуй, первым идеологом и выразителем коренных интересов подавляющей массы нового служилого сословия — провинциального поместного дворянства. Для достижения указанной цели он считал необходимым провести военную, финансовую и судебную реформы. Центральное место в его программе преобразований отводилось именно военной реформе, которая должна была кардинальным образом перестроить всю структуру военной организации и стать главным инструментом утверждения самодержавной монархии в России.

В исторической литературе (М. Алексеев) иногда высказывалось мнение, что воззрения И.С. Пересветова в известной мере перекликались с европейским реформационно-гуманистическим течением. По мнению большинства авторов (А. Зимин, В. Кобрин, А. Сахаров), это не совсем так, ибо в своих произведениях он ни разу не затрагивал проблем религиозного мировоззрения и роли и значения Русской православной церкви в жизни общества и государства. Конечно, объективно взгляды И.С. Пересветова шли вразрез с официальной церковной доктриной, но той резкой критики официальной Церкви, которая содержалась в работах европейских реформаторов и «гуманистов», у него нет и в помине. Более того, как верно подметил профессор А.Г. Кузьмин, идеалом И.С. Пересветова являлась неограниченная монархия, т.е. «правда», соединенная не с «милостью», как у Ф.И. Карпова, а с «грозой». Именно этот идеал, по мнению профессора А.Г. Кузьмина, и нашел свое зримое воплощение в опричнине.

Одним из самых ярких публицистов середины XVI века был Ермолай-Еразм (Ермолай Прегрешный), который был выходцем из среды придворного духовенства, а посему во многом был сторонником иосифлянских теократических взглядов. Но в его сочинениях совершенно четко проявился и резкий протест не только против стяжательства светских вельмож и феодалов, но и против стяжательства своих коллег по монашескому ремеслу. Перу Ермолая-Еразма принадлежит много различных сочинений, написанных по поручению митрополита Макария, который достаточно высоко ценил и ум, и литературный талант протопопа кремлевского собора Спаса на Бору: «Моление к царю», «Книга о Святой Троице», «Зрячая Пасхалия», «Поучение к своей душе» и даже светские произведения «Повесть о Петре и Февронии» и «Повесть о Василии Рязанском». Но самым известным его сочинением стала «Благохотящим царем правительница и землемерие», в котором впервые была поднята проблема бедственного положения крестьян. В связи с этим обстоятельством ряд советских и современных историков (И. Клибанов, А. Кузьмин) причислил Ермолая-Еразма к числу первых крестьянских идеологов. Однако внимательный анализ его сочинений убеждает в том, что проблема бедственного положения крестьян интересовала автора лишь в той мере, в какой она отвечала интересам самих помещиков и государства в целом. Иными словами, он проводил прямую связь между благосостоянием крестьян и их владельцев, которые, как известно, составляли костяк поместной (дворянской) конницы.

По мнению многих историков, крупнейшим памятником общественной мысли того времени стала знаменитая переписка князя А.М. Курбского с Иваном Грозным. Известный американский славист Э. Кинан в свое время высказал предположение, что автором этой «переписки», которая была создана в XVII в., был князь С.И. Шаховской. Однако детальный, в том числе и стилистический, анализ целого ряда «Посланий» Ивана Грозного, в том числе английской королеве Елизавете I и шведскому королю Юхану III, проведенный многими учеными (А. Зимин, В.Б. Кобрин, Р.Г. Скрынников), убедительно доказал, что одним из авторов этой переписки был именно Иван Грозный.

Если суммировать общий смысл всех идей, высказанных князем А.М. Курбским в трех его «Посланиях» к царю, написанных в 1564, 1567 и 1579 гг., то можно выделить несколько главных постулатов мятежного князя.

• Он решительно возражал против абсолютизации великокняжеской власти и был искренне убежден в том, что «помазанник божий» должен разделить бремя власти с наиболее видными и авторитетными представителями бояро-княжеской аристократии. Иными словами, политическим идеалом А.М. Курбского являлась сословная монархия польского типа, основанная на всевластии олигархических магнатских кланов.

• Он решительно отстаивал традиционное вассальное право аристократов и всего «служилого сословия» на свободный отъезд от одного государя-сюзерена к другому, не расценивая само право этого отъезда как акт государственной измены.

• Наконец, он был категорическим противником иосифлянской доктрины, которая всячески культивировала идею божественного происхождения монархической власти и изначальной непогрешимости царя.

Как известно, Иван Грозный ответил только на два первых послания мятежного князя, однако и они дают прекрасное представление о его политико-философских взглядах, суть которых состояла в следующем.

• Наряду с конкретными обвинениями князей и бояр во всевозможных грехах и крамолах, царь особенно подробно разбирал вопрос о природе монархической власти, разрешая его с позиций иосифлянской доктрины. В частности, опираясь на «Послание» апостола Павла, Иван Грозный доказывал, что монархическая власть имеет божественное происхождение и поэтому только перед Богом и самим собой царь несет ответственность за все свои деяния и поступки. А раз всякая власть от Бога, то любой власти надлежит повиноваться, не особо рассуждая, справедлива она или нет. Более того, Иван Грозный был убежден, что самодержавное правление само по себе представляет величайшее благо для подданных, поскольку исходит от «боговенчанного» царя.

• Ссылаясь на многочисленные тексты «Священного писания» и «Степенную книгу», Иван Грозный, особо подчеркивая древность своего царского происхождения «от римского цезаря Августа», с гневом отвергал любые притязания бояро-княжеской аристократии на равную с ним, «помазанником божьим», власть.

• Наконец, Иван Грозный решительно отвергает один из важнейших элементов классического феодального права свободного отъезда вассала от одного сюзерена к другому, противопоставляя этому праву тезис о том, что такой отъезд равносилен государственной измене.

В середине XVI века продолжилась борьба двух основных течений в Русской православной церкви — иосифлян и нестяжателей. Выдающимся памятником нестяжательской идеологии того времени стала «Беседа валаамских чудотворцев Сергия и Германа», возникшая в 1551 г. во время работы знаменитого Стоглавого собора в Москве. Вопрос о том, чьи социальные интересы отражала «Валаамская беседа», до сих пор не разрешен в исторической литературе.

Профессор И.И. Смирнов заявлял, что в центре внимания этой «Беседы» был крестьянский вопрос. Его оппонент профессор Г.Н. Моисеева говорила, что, защищая сильную самодержавную власть, автор «Валаамской беседы» выступает последовательным защитником интересов дворянства. А профессор А.Г. Кузьмин резонно полагал, что идеи нестяжательства не укладываются в рамки какого-либо социального слоя вообще, однако некая симпатия к боярству, как высшему правящему слою государства, в этом сочинении все же очевидна. Более того, по мнению А.Г. Кузьмина, «Валаамская беседа» — это памятник русской публицистики с резко выраженной светской направленностью, в котором чисто церковные споры отодвинуты на второй план, а на первое место поставлены проблемы государственного устройства. По сути, анонимный автор «Валаамской беседы» разрабатывает целую систему альтернативной самодержавию организации государственной власти в стране. Суть этой альтернативы заключается в том, что «власть» должна править вместе с «землей», в лице постоянного Земского совета, состоящего из представителей всех сословий, уездов и городов.

Одним из самых интересных представителей века русской публицистики был видный ученик Нила Сорского, игумен Троице-Сергиева монастыря Артемий, который под давлением иосифлян в 1553 г. вынужден был покинуть свой престижный пост и уйти в заволжские скиты. Позднее он предстал перед церковным судом, был предан анафеме и сослан на поселение в Соловецкий монастырь, откуда через несколько лет бежал в Литву, где и закончил свой жизненный путь. Сохранилось более десятка «Посланий» Артемия, но рассчитанные на широкую аудиторию, они, очевидно, не вполне точно отражают его реальные взгляды. Анализируя идейные воззрения Артемия, необходимо обратить внимание на три основных постулата, которые содержатся в его «Посланиях»:

1) так же, как преподобный Нил Сорский, он решительно выступал против стяжательства Церкви и проповедовал идеи монашеского аскетизма;

2) демонстрировал критический подход к «Священному писанию», утверждая, что не все написанное в нем есть «божественна суть», и

3) резко критиковал официальную Церковь за нетерпимость к своим заблудшим «чадам» и за жестокие расправы над еретиками.

Еретические идеи Артемия оказали большое влияние на формирование взглядов ряда еще более радикальных мыслителей середины XVI в., в частности, Матвея Семеновича Башкина и Феодосия Косого, которые, ударившись в настоящую ересь, выступали с отрицанием основных церковных догматов, не признавали троичность божества, видели в Иисусе Христе не бога, а простого человека, подвергали рациональной критике многие догматы «Священного писания» и сочинения Святых Отцов Русской православной церкви. Кроме того, они вообще отвергали Церковь как общественный институт, существование которой противоречит самому христианскому вероучению.

В советской исторической науке (А. Зимин, А. Сахаров, И. Клибанов), особенно на волне хрущевских гонений на Русскую православную церковь, всячески превозносили взгляды и идеи этих еретиков и утверждали, что они были чрезвычайно близки реформационным и гуманистическим взглядам всех передовых идеологов средневековой Европы. В настоящее время в исторической науке (М. Веретенников, М. Дмитриев) утвердился более здравый и критический взгляд на идейные воззрения М. Башкина, Ф. Косого и их последователей.

С конца XV века в развитии русского зодчества, как и в истории культуры вообще, обозначился новый этап, обусловленный крупными переменами, произошедшими в жизни русских земель.

Признаки нового подъема русского зодчества проявились:

1) в резком увеличении объемов строительства новых и особенно в интенсивном восстановлении старых построек, пришедших в неприглядное и ветхое состояние;

2) в образовании крупных строительных артелей под началом богатых бояр и купцов, выполнявших заказы по строительству и реставрации старых зданий, например, артелей бояр В.Г. и И.В. Ховриных и выдающегося русского зодчего В.Д. Ермолина;

3) в значительном расширении каменного строительства, когда наряду с традиционными храмовыми постройками каменное зодчество все более интенсивно стало проникать в гражданскую архитектуру при возведении монастырских трапезных и палат бояро-княжеской аристократии;

4) в характерном новшестве этого периода — широком использовании кирпича и терракоты, пришедших на смену традиционной белокаменной кладке.

После двух веков ордынского ига новое московское зодчество и формировавшаяся на его основе общерусская архитектурная школа значительно отличались от изысканного и изящного владимирского зодчества XII―XIII вв. простотой своих форм и усилением внешней декоративности.

Уже в 1476 г. на территории Троице-Сергиева монастыря была возведена изумительная церковь Сошествия Святого Духа на апостолов, или Духовская церковь, в которой удивительным образом соединились основные элементы московской и псковской архитектурных школ. Те же элементы обеих архитектурных школ отчетливо просматриваются и в кафедральном соборе Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря на Белоозере, построенного в 1490-х гг.

Формирование нового московского стиля было напрямую связано с перестройкой Московского Кремля и созданием нового городского ансамбля всей Москвы. Первоначальный ансамбль кремлевских построек, созданный при Иване Калите (1325―1340), за полтора столетия сильно обветшал, поэтому с благословения митрополита Филиппа Иван III (1462―1505) принял решение начать грандиозную перестройку всего ансамбля Московского Кремля, который должен был зримо воплотить в себе могущество единого Русского государства.

В 1472 г. под руководством великокняжеского казначея Владимира Григорьевича Ховрина и московских зодчих Ивана Кривцова и Ивана Мышкина началось возведение Успенского собора в Московском Кремле. В мае 1474 г., в результате подземного «труса», он неожиданно рухнул и тогда Иван III призвал на помощь псковских мастеров, однако те, осмотрев руины нового собора и уяснив причины этого падения, отказались от лестного предложения великого князя.

Вскоре после этих событий государев посол Семен Иванович Толбузин получил от Ивана III наказ привезти из Италии толкового «муроля» — мастера каменных дел, и уже в марте 1475 г. вместе с ним в Москву приехал знаменитый болонский инженер и архитектор Аристотель Фиораванти, которому и было поручено строительство нового Успенского собора. Обстоятельно ознакомившись с памятниками русского зодчества, возведенными в Ярославле, Владимире, Великом Устюге и Новгороде, в августе 1475 г. он приступил к строительству собора Успения Богородицы в южной части Кремля, которое было успешно завершено в 1479 г. Монументальный шестистолпный Успенский собор, сразу ставший главным храмом Московского Кремля, имел пять величавых шлемовидных глав, изящный аркатурный пояс по фасаду всего здания и пять апсид. Позднее, уже во времена Василия III, Успенский собор был расписан и стал усыпальницей всех московских митрополитов, а затем и патриархов РПЦ, начиная с первого митрополита Петра (1326) и кончая патриархом Адрианом (1700).

Вскоре из Италии приехали и другие знатные мастера — Пьетро Антонио Солари, Антон Фрязин и Марко Руффо. В 1485 г. под руководством Антона Фрязина началась перестройка южной крепостной стены Кремля, выходившей к Москва-реке, и за два года русские мастеровые люди возвели Тайницкую, Первую и Вторую Безымянные башни. В 1487 г., Марко Руффо начал строительство Беклемишевской башни, а в 1488 г. Антон Фрязин построил Свиблову (Водовзводную) башню и закончил строительство всей южной части крепостной стены.

В 1490 г. Пьетро Солари поставил Боровицкую и Константино-Еленинскую башни, а также соединил Свиблову и Боровицкую башни зубчатой кирпичной стеной. В 1491 г. под руководством Марко Руффо началось строительство Фроловской (Спасской) и Никольской башен, обрамлявших Красную площадь, которая тогда называлась Пожар. А в 1492 г. Пьетро Солари поставил круглую Собакину (Арсенальную) башню и возвел крепостные стены на северной стороне Кремля. После смерти Пьетро Солари его ученик Алевиз Миланец построил Троицкую башню и опоясал крепостной стеной все кремлевское пространство по реке Неглинке. Таким образом, к концу XV в. были построены все стены и башни современного Московского Кремля, хотя отдельные работы продолжались здесь вплоть до 1516 г.

В этот же период окончательно сложилась и внутренняя планировка Кремля, в центре которого находилась Соборная площадь с монументальным Успенским собором и церковью Иоанна Лествичника, которая была возведена еще во времена Ивана Калиты. В 1485—1489 гг. именно здесь, на месте обветшавшей и разобранной церкви Благовещения (1397—1416), псковскими мастеровыми были построен трех-, а затем семиглавый Благовещенский собор, ставший домовой церковью великих московских князей и княгинь. Тогда же, в 1484—1486 гг., московские зодчие возвели рядом с Успенским собором одноглавую церковь Ризположения (1484—1486), ставшую официальной резиденцией и домовым двором митрополита Московского и всея Руси. В 1487―1489 гг. на той же Соборной площади Марко Руффо и Пьетро Солари возвели здание Грановитой палаты, которая стала составной частью великокняжеского дворца и была предназначена для торжественного приема иностранных послов и делегаций.

При Василии III, в 1505―1508 гг. Алевиз Новый построил новую усыпальницу великих московских князей — собор Михаила Архангела, во внешнем облике которого особенно заметны многие выразительные элементы итальянского зодчества эпохи позднего Возрождения. Параллельно с его возведением на месте снесенной церкви Ивана Лествичника началось строительство колокольни Ивана Великого, которое затянулось почти на сто лет, и было завершено только при Борисе Годунове в 1600 г. Тогда же на территории Кремля был построен новый ансамбль знаменитого Чудова монастыря (1504—1507), который был уничтожен в годы советской власти.

После завершения строительства кремлевского ансамбля началось грандиозное строительство новых оборонительных линий вокруг Москвы. В 1530—1534 гг. под руководством итальянского зодчего Петрока Малого были возведены кирпичные стены и башни знаменитого Китай-города. В начале 1580-х гг. под руководством знаменитого русского зодчего Федора Коня были построены стены и башни Белого города, протяженностью более восьми километров. В 1591―1592 гг. под руководством все того же Федора Коня был возведен шестнадцатикилометровый деревянный Скородом, который опоясал весь московский посад.

В конце XV―XVI вв. началось строительство каменных оборонительных линий во многих русских городах. В 1492 г. были построены стены и башни пограничного с Ливонским орденом Ивангорода. На рубеже веков было завершено возведение башен и крепостных стен новгородского и псковского кремлей. В 1508―1511 гг. под руководством Петра Фрязина был построен каменный кремль в Нижнем Новгороде, а несколько позднее аналогичные крепостные укрепления из красного кирпича были воздвигнуты в Туле (1514―1521), Коломне (1525―1531), Зарайске (1531), Серпухове (1556) и других русских городах. Тогда же подверглись капитальной перестройке укрепления и многих знаменитых монастырей, в том числе Троице-Сергиева, Пафнутия-Боровского, Симонова, Кирилло-Белозерского, Иосифо-Волоцкого и Соловецкого. А своеобразным итогом развития русского крепостного зодчества этого периода стал знаменитый смоленский кремль, построенный в 1580-х гг. под руководством все того же Федора Коня, который современники за изумительную красоту называли «ожерельем земли Русской».

Строительство культовых зданий в этот период развивалось, в основном, по двум направлениям: 1) возведения монументальных храмов и 2) создания небольших посадских, сельских и монастырских церквей. Значительное строительство небольших приходских храмов заставило русских зодчих и мастеровых обратиться к новым техническим и художественным приемам. Поэтому, начиная с 1520-х гг., стали повсеместно возводиться бесстолпные с единым нерасчлененным пространством храмы, что достигалось за счет усовершенствования системы сводчатых перекрытий.

Другое направление в развитии культового зодчества возникло под влиянием строительства Успенского и Архангельского соборов Московского Кремля, которые отличались особой монументальностью и изысканным внешним декором. В подражание кремлевским соборам в первой половине XVI в. были построены монументальные храмы во многих русских городах и монастырях, в частности в Хутынском монастыре под Новгородом, в Лужицком монастыре под Можайском, во Владычнем монастыре под Серпуховом, в Ростове, Дмитрове, Тихвине и других городах. Но, безусловно, настоящими шедеврами культового зодчества стали Смоленский собор Новодевичьего монастыря (1524―1525), Пятницкая и Введенская церкви Троице-Сергиева монастыря (1547) и Успенский (1552―1557) и Преображенский (1556―1566) соборы Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря.

Характерным явлением в русском зодчестве всего XVI века стало развитие «вертикализма», начало которому положила колокольня Ивана Великого в Кремле. Именно в таком «столпообразном», или «шатровом» стиле в 1520—1540-х гг. было построено несколько десятков замечательных культовых зданий, в частности храм Святого Георгия в Хутынском монастыре под Новгородом, церковь-колокольня Болдина монастыря под Дорогобужем, Георгиевская церковь в селе Коломенском под Москвой, церковь Иоанна Предтечи в селе Дьяково под Москвой, кафедральные храмы Покровского и Спасо-Евфимьего монастырей в Суздале и знаменитая церковь Преображения Господня в селе Острове под Москвой.

Новый период в развитии русского зодчества связан со строительством изумительного по своей органике и красоте храма Вознесения в селе Коломенском под Москвой в 1532 г., возведенного честь рождения будущего царя Ивана Грозного. Этот величественный пятидесятивосьмиметровый храм, устремленный своим «шпилем» в небо, имел удивительную форму: верхний восьмигранный шатер покоился и органически сливался с четырехугольным зданием самого храма («восьмерик на четверике»). Но самым знаменитым шедевром русской шатровой архитектуры XVI века стал девятикупольный собор Покрова на Рву, более известный как храм Василия Блаженного или Покровский собор (1555—1561), сооруженный в честь взятия Казани. Это величественное здание, воздвигнутое на «лбу» Красной площади, создавалось в течение шести лет под руководством замечательных русских зодчих Бармы и Постника Яковлева. Вопрос об их авторстве и даже исторической достоверности этих выдающихся зодчих средневековой Руси до сих пор является предметом давней научной дискуссии, что отчетливо видно при прочтении работы известного московского краеведа Е.И. Осетрова «Мое открытие Москвы» (1987). Позднее, в 1596 г., к Покровскому собору был пристроен еще один придел, возведенный над погребением одного из самых почитаемых на Руси юродивых Василия Блаженного, после чего он и получил свое новое неофициальное название.

Официальная Церковь крайне негативно относилась к постройкам, выполненным в шатровом стиле, и продолжала отстаивать традиции крестово-купольной архитектуры, образцом которой считался Успенский собор Московского Кремля. Именно в этом «византийском» стиле были построены кафедральный Софийский собор Вологды (1568—1570) и Успенский собор Троице-Сергиева монастыря (1559―1585). Вместе с тем, именно во второй половине XVI в. большое распространение получили так называемые «комбинированные» храмы, в которых органично были соединены элементы крестово-купольной и шатровой архитектур. Таковыми храмами стали Богоявленский собор Авраамиева монастыря в Ростове, построенный Андреем Малым в 1550-х гг., Троицкая (Преображенская) церковь в селе Вязёмы, сооруженная в 1570-х гг., и Рождественский собор Пафнутьев-Боровского монастыря, воздвигнутый в 1570—1580-х гг.

Новые политические реалии, сложившиеся в конце XV―XVI вв., а именно значительное усиление власти великого  князя Московского и государя всея Руси и роли Русской православной церкви в политической и духовной жизни страны, привели к еще большему подчинению искусства официальной государственной идеологии. Эти явления в значительной мере определили и сам характер развития культовой живописи, которые наиболее ярко проявились в творчестве крупнейшего русского живописца Дионисия (1440―1519), который был близок к правящим кругам Московского государства и, особенно, к Иосифу Волоцкому.

В начале своего пути Дионисий «со товарищи» расписывал фресками соборы Московского Кремля, однако вскоре он неожиданно покинул столицу. В эти годы он создал изумительные по мастерству и красоте фрески Рождественского собора Пафнутьев-Боровского монастыря (1477―1479) и Успенского собора Иосифо-Волоколамского монастыря (1481―1486), которые считаются вершиной его гениального творчества. Затем в течение многих лет он работал в Москве и принимал активное участие в росписи Успенского собора Московского Кремля (1514―1515).

В наибольшей степени масштаб дарования этого великого художника проявился во фресковых росписях собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря под Вологдой, которые дошли до нас практически в первозданном виде. Все эти фрески, в частности «Видение Петра Александрийского» и «Видение брата Леонтия», до сих пор поражают зрителей чрезвычайным богатством красок, особой изящностью фактуры, преувеличенной удлиненностью формы человеческого тела и т.д. Как считают многие искусствоведы, в отличие от Андрея Рублева, которого значительно больше интересовал внутренний мир человека, Дионисий придавал большее значение внешней красивости и декоративной пышности фресковых росписей.

Следует отметить и тот факт, что в отличие от своих предшественников, Дионисий, как правило, работал с артелями живописцев. Поэтому исследователям его творчества (В. Лазарев, М. Алпатов) трудно точно установить степень участия самого мастера в исполнении целого ряда фресок. Например, стены и своды Рождественского собора Пафнутьев-Боровского монастыря он расписывал вместе со старцем Митрофаном, а в росписи Успенского собора Иосифо-Волоколамского монастыря наряду с самим Дионисием принимали участие его сыновья Владимир и Феодосий, а также старец Паисий и другие художники.

Помимо фресковых росписей, Дионисием и его школой (Тимофей, Ярец, Конь) были написаны многие иконы, которые до сих пор украшают алтари ряда известных храмов и соборов, в том числе кремлевского Успенского собора: «Спас в силах», «Деисус с праздники и с пророки», «Апокалипсис», «О тебе радуется», «Богоматерь Одигитрия», «житийные иконы» московских митрополитов Петра и Алексия, а также известных духовных подвижников Дмитрия Прилуцкого и Кирилла Белозерского.

После знаменитого Стоглавого собора 1551 г. живописное искусство становится более каноническим, а образцом для подражания стали произведения Андрея Рублева и его школы, которые были возведены в канон. Живописное искусство стало напрямую связываться с текстами «Священного писания», «Житиями святых» и другими трактатами церковной литературы. Поэтому иконы, фрески и темперная живопись часто стали перегружаться многочисленными деталями, композиции стали дробными, а прежний лаконизм художественных средств был утрачен.

В первой половине XVI в. под руководством сына Дионисия Феодосия был расписан Благовещенский собор Московского Кремля, во фресках которого наиболее ярко воплотилась официальная государственная идея об исторической преемственности власти великих московских князей от византийских императоров и императриц: на столбах и стенах этого собора были изображены многие византийские правители (Константин, Михаил, Иоанн, Елена) и русские князья (Владимир Святой, Даниил Московский, Дмитрий Донской) в богатых и пышных одеяниях, что придавало всей композиции особо нарядный и торжественный вид. Позднее, в 1560-х гг., на его стенах появились изображения выдающихся античных мыслителей и поэтов — Аристотеля, Гомера, Вергилия, Плутарха и других.

По мнению многих ученых, в условиях подчинения живописного искусства требованиям официальной Церкви, в конце XVI в. появилось новое художественное направление, сосредоточившее главное внимание на самой живописной технике. Это направление получило название «строгановской школы », по имени основных ее заказчиков — богатейших купцов-солепромышленников Строгановых, которые способствовали развитию этого направления в русском живописном искусстве. «Строгановская школа» характеризуется, прежде всего, замечательным мастерством внешнего исполнения, а внутренний мир изображаемых персонажей, раскрытие их духовного мира уходит на задний план. Композиция произведений этой художественной школы всецело подчинена внешней красивости, тонкой проработке отдельных деталей рисунка, особой утонченности фигур, которые облекаются в драгоценные богатые одежды, а сами иконы получают изящный и нарядный орнамент. Многие иконы «строгановской школы» получают богатые оклады, выполненные из золота и серебра, которые нередко украшались драгоценными камнями.

Наиболее известными живописцами «строгановской школы» были Прокопий Чирин, автор таких икон, как «Никита-воин», «Тихвинская Богоматерь» и «Владимирская Богоматерь с праздниками и ликами святых», Никифор Истома, кисти которого принадлежит знаменитая икона «Церковь воинствующая», и Назарий и Федор Савины, создавшие икону «Чудо Георгия о змие »

В самом конце XVI в. наряду со «строгановской школой» получила широкое распространение «годуновская школа», которая, по мнению историков искусства (В. Языкова), явилась результатом синтеза традиций различных иконописных стилей — киевского, ярославского, ростовского, новгородского и псковского. Главной особенностью живописцев «годуновской школы» стало возвращение к традициям монументального живописного искусства, характерного для второй половины XV в. Однако фигуры самих святых, изображаемые на фресках и иконах, при характерной вытянутости форм все же создают впечатление излишней грузности тел и одутловатости лиц изображенных персонажей. Прекрасными образцами художественной манеры живописцев «годуновской школы» являются фрески Спасо-Преображенского собора в селе Вязёмы под Москвой и иконы «праздничного чина» в иконостасе Смоленского собора Новодевичьего монастыря в Москве.

1. Правление Федора Ивановича (1584―1598).

2. Правление Бориса Федоровича Годунова (1598―1605).

3. Причины Смутного времени.

4. Лжедмитрий I (1605―1606).

5. Василий Шуйский (1606―1610) и движение И.И. Болотникова (1606―1607).

6. Лжедмитрий II (1607―1609).

7. Польско-шведская интервенция (1609―1610).

8. Первое и Второе ополчения (1611―1612).

9. Земский собор 1613 г. и избрание нового царя.

10. Завершение Смуты и иностранной интервенции (1613―1618).

После смерти Ивана Грозного царский престол унаследовал его старший сын Федор Иоаннович (1584—1598). Но поскольку от рождения он был немощным и слабоумным, по завещанию царя Ивана при нем был создан регентский (опекунский) совет в составе пяти самых влиятельных членов Боярской думы: князя Богдана Яковлевича Бельского, князя Ивана Петровича Шуйского, боярина Никиты Ивановича Романова, князя Ивана Федоровича Мстиславского и боярина Бориса Федоровича Годунова. Ряд историков (Р. Скрынников), пересмотрев свои же прежние представления, стал утверждать, что данный опекунский совет был изначально «семичисленным» и помимо пяти влиятельных бояр в его состав вошли еще два видных члена Боярской думы — глава Казенного приказа окольничий и казначей Петр Иванович Головин и глава Посольского приказа думный дьяк Андрей Яковлевич Щелкалов.

Думается, что в данном случае профессор Р.Г. Скрынников, будучи одним из самых известных и авторитетных специалистов по истории того периода, абсолютно верно подметил одну интересную деталь, что многие коллегиальные органы древней и средневековой Руси были именно «семичисленными». А в период Смуты эта «деталь» вообще станет правилом.

Этот орган просуществовал недолго, поскольку между его членами практически сразу началась острейшая борьба за власть (1584—1586), победу в которой одержал шурин царя, боярин Борис Федорович Годунов (1552―1605), ставший фактическим правителем государства. В годы соправления Бориса Годунова и Федора Иоанновича в стране произошел ряд значительных событий, как во внутренней, так и во внешней политике:

1) В 1587 г. искусным русским дипломатам во главе с дьяком Посольского приказа Андреем Яковлевичем Щелкаловым удалось пролонгировать действие Ям-Запольского мирного договора с Речью Посполитой, заключенного в 1582 г., что было очень важно для страны, крайне истощенной опричниной и Ливонской войной.

2) В 1589 г., с благословения находившегося в Москве Константинопольского патриарха Иеремии II, в России было учреждено патриаршество, и первым патриархом Русской православной церкви был избран прямой ставленник и сподручник Бориса Годунова, действующий московский митрополит Иов (1589—1605).

3) В 1589 г. Федор Иванович утвердил новый Судебник, который был лучше систематизирован и несколько расширен с учетом богатой судебной практики, особенно в части земельных прав черносошных крестьян и полномочий крестьянской общины. Самое происхождение и авторство этого Судебника до сих пор вызывают споры и ряд авторов (М. Владимирский-Буданов, А. Смыкалин) считает его либо законопроектом, не введенным в действие, либо неким пособием для земских судей в условиях отмены прежней системы кормлений.

4) В 1590—1593 гг. прошла очередная русско-шведская война, по итогам которой был подписан Тявзинский мирный договор (1595), по условиям которого Россия возвратила себе Ям, Копорье, Ивангород, Орешек и другие города, утерянные по Плюсскому перемирию (1583).

5) В 1591 г. в Угличе при загадочных обстоятельствах погиб последний представитель династии Рюриковичей младший сын Ивана Грозного девятилетний царевич Дмитрий. Историческая традиция, идущая от Н.М. Карамзина, связывала его гибель с именем Бориса Годунова, однако эта версия до сих пор считается не доказанной и отвергается многими историками (Р. Скрынников, В. Кобрин, В. Козляков). Хотя, конечно, смерть царевича Дмитрия была на руку именно Борису Годунову и открывала ему прямую дорогу к трону. Поскольку в рамках нашего курса мы не можем подробно остановиться на этой проблеме, то рекомендуем нашему читателю обратиться к работе известного советского историка профессора В.Б. Кобрина «Кому ты опасен, историк» (1992), где подробно изложены четыре разных версии гибели царевича Дмитрия.

После смерти Федора Ивановича, последнего царя из великокняжеской ветви династии Рюриковичей, между самыми влиятельными членами Боярской думы — Б.Ф. Годуновым и Ф.Н. Романовым (будущим патриархом Филаретом) началась острейшая борьба за власть, победу в которой одержал шурин умершего царя. В феврале 1598 г. на Земском соборе в Москве по инициативе патриарха Иова и после троекратных увещеваний Борис Годунов был избран новым русским царем и государем всея Руси. Его недолгое правление не увенчалось крупными свершениями, что особо печалит, поскольку, по свидетельству многих современников, да и ряда известных историков (В. Кобрин, В. Козляков), это был, несомненно, очень одаренный и опытный человек и крупный государственный деятель, который в иных исторических условиях мог бы принести немало пользы для страны.

Укрепившись у власти, Борис Годунов серьезно перетряхнул весь состав Боярской думы и первым делом расправился со своим давним оппонентом Федором Никитичем Романовым. В 1600 г. вместе со своей женой Ксенией Ивановной Шестовой он был насильно пострижен в монахи и под иноческим именем Филарет увезен в Холмогоры и заточен в далекий Антониево-Сийский монастырь. В 1601―1602 гг. жертвами «царской немилости» стали и другие важные персоны, в том числе князь-боярин Иван Иванович Шуйский-Пуговка, князья-воеводы Иван Васильевич Сицкий и Александр Андреевич Репнин, глава Посольского приказа думный дьяк Василий Яковлевич Щелкалов и другие.

В 1601―1603 гг. в стране три года подряд из-за ужасных погодных условий, сначала засухи, а потом проливных дождей и ранних заморозков был сильный неурожай, что вызвало массовый, невиданный по своим масштабам голод. Правительство Бориса Годунова предпринимало максимум усилий для того, чтобы как-то смягчить социальную напряженность в стране: оно организовало общественные работы в разных городах и массовую бесплатную раздачу хлеба голодающим из государственных хранилищ. Кроме того, специальным царским указом было восстановлено право перехода крестьян в Юрьев день (1601/1602). Но все предпринятые меры имели очень небольшой эффект и ситуация в стране продолжала стремительно ухудшаться. Кульминацией социально-экономического кризиса и «голодных бунтов» по всей стране стало движение холопов-разбойников под водительством атамана Хлопка Косолапа (1603), которое с огромным трудом и большой кровью было подавлено правительственными войсками.

В советской исторической науке (А. Зимин, И. Смирнов, В. Корецкий) это мощное движение традиционно связывали с обострением классовой борьбы и называли первым этапом крестьянской войны под руководством И.И. Болотникова. Хотя еще в 1985 г. профессор Р.Г. Скрынников в своей известной монографии «Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века» убедительно доказал, что главной движущей силой движения Хлопка были не крепостные крестьяне, а военные холопы и даже провинциальные (городовые) дворяне.

В русской исторической науке, особенно после выхода в свет фундаментального исследования академика С.Ф. Платонова «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI―XVII вв.» (1899), главной причиной начавшейся Смуты называли совокупность династического, хозяйственного и социального кризисов, поразивших страну на рубеже столетий. При этом подчеркивалось их равновеликое влияние на возникновение и развитие этого процесса и утверждалось, что раскол русского общества произошел не по социальным интересам, а сугубо по корыстно-эгоистическим притязанием и «верхов» («власти»), и «низов» («земли»).

В советской исторической науке, особенно после выхода в свет известной работы профессора И.И. Смирнова «Восстание Болотникова» (1951), акцент стал сознательно делаться исключительно на социальном или классовом аспекте структурного кризиса в стране, что вполне вписывалось в классическую марксистскую формулу «о классовой сущности любого государства» и «о классовой борьбе как локомотиве истории». В последнее время в работах многих историков (А. Кузьмин, Р. Скрынников, В. Козляков, О. Тюменцев, Л. Морозова) прежняя концепция причин и истоков Смуты, предложенная академиком С.Ф. Платоновым, вновь получила свое признание и стала активно тиражироваться в научной и учебной литературе. Более того, с подачи профессора А.Л. Станиславского, автора известной монографии «Гражданская война в России XVII в.: казачество на переломе истории» (1990), саму Смуту часто стали называть первой гражданской войной в России.

Именно в такой, накаленной до предела социальной и политической обстановке в стране на исторической арене России появляется фигура Лжедмитрия I (1582—1606). Сейчас абсолютно точно установлено, что под этим именем скрывался бывший галицкий дворянин, а затем монах московского Чудова монастыря Юрий Богданович (Григорий) Отрепьев, который еще в 1603 г. бежал в Польшу, хотя ряд русских историков (Н. Костомаров, С. Платонов) отвергали эту точку зрения, как недоказуемую.

Кому пришла в голову идея использовать этого амбициозного авантюриста в своих целях, доподлинно установить трудно до сих пор. Одни историки (С. Соловьев, В. Ключевский, С. Платонов) называют бояр Романовых, у которых когда-то служил Гришка Отрепьев, другие (Р. Скрынников, А. Кузьмин) — польских магнатов Ю. Мнишека и А. Вишневецкого, а третьи (Н. Костомаров) — самого польского короля Сигизмунда III. Но, кто бы ни стоял за фигурой первого самозванца, совершенно очевидно, что он «был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве» (В. Ключевский).

Весной 1604 г. Лжедмитрий I начал собирать в Малороссии, входившей тогда в состав Речи Посполитой, и на территории Дикого поля, где обитали донские и запорожские казаки, войско для похода на Москву. Собрать под свои знамена ему удалось несколько тысяч запорожских и донских казаков и мелкопоместных польских и малороссийских шляхтичей. В октябре 1604 г. с этим разношерстным войском он перешел границу Русского государства и начал поход на Москву. Вначале ему сопутствовал явный успех, поскольку на сторону самозванца перешли практически все города южных уездов страны — Чернигов, Воронеж, Путивль, Белгород, Елец и другие. Однако уже в январе 1605 г. он потерпел первое крупное поражение от царских воевод П.Ф. Басманова и В.В. Голицына в районе Добрыничей и вынужденно отступил в Путивль, ставший главной базой самозванца до нового похода на Москву.

Нам трудно предположить, как бы развивались события дальше, но в апреле 1605 г. от апокалипсического удара (ишемического инсульта) в Москве скоропостижно скончался царь Борис Федорович Годунов, и Лжедмитрий I, воспользовавшись этим обстоятельством, начал новый поход на Москву. Уже в мае 1605 г. к нему присоединились правительственные войска воевод В.В. Голицына и П.Ф. Басманова и он начал свое триумфальное шествие к столице.

В начале июня 1605 г. в самой Москве агентами самозванца во главе с князем В.В. Голицыным был организован мятеж против нового царя Федора Борисовича Годунова (1589—1605), в ходе которого он и его мать, вдовствующая царица Мария Григорьевна Годунова (Скуратова-Бельская), были убиты князем Василием Мосальским и его сподручными холопами, а его сестра Ксения Борисовна Годунова пострижена в монашки и сослана во владимирский Девичий монастырь.

Самозванец вошел Серпухов, куда к нему срочно выехала представительная депутация москвичей, в состав которой вошли 37 представителей двух старейших и знатнейших боярских родов — Вельяминовых и Сабуровых, которые состояли в родстве с Годуновыми. Первоначально самозванец «принял депутатов ласкою», однако затем по наущению П.Ф. Басманова, который стал главным воеводой самозванца, все они были ограблены и отправлены в темницу.

А уже 20 июня 1605 г. Лжедмитрий I торжественно въехал в Москву, где был опознан «своей матерью» инокиней Марфой (Марией Федоровной Нагой) как ее родной сын, чудом спасшийся царевич Дмитрий, и через месяц, венчавшись на царство под именем Дмитрия Ивановича (1605―1606), он стал новым «помазанником божьим» и законным правителем огромного Русского государства. Тогда же новый государь подыскал себе и подходящую кандидатуру нового московского патриарха, которым по его «рекомендации» был «избран» рязанский митрополит грек Игнатий (1605―1606) — первый из высших иерархов РПЦ, признавший в Лжедмитрии законного царя.

Век первого самозванца на московском престоле оказался на редкость недолговечным. Амбициозный и неглупый самозванец, сознавая всю шаткость своего положения на царском троне, попытался заручиться поддержкой влиятельного московского боярства, для чего вернул из ссылки всех тех, кто попал в опалу при Борисе Годунове: князей Бельских, Черкасских, Сицких, Нагих, бояр Романовых, Головиных и других. Более того, всех он призвал войти в состав его правительства, однако многие из них, особенно Романовы, зная истинное лицо самозванца, отказали ему в поддержке и предпочли наблюдать за дальнейшим развитием событий со стороны. В обновленный состав Боярской думы вошли только три «возвращенца», удостоенных думного чина окольничих, — Василий Яковлевич Щелкалов, да братья Иван Петрович и Петр Петрович Головины.

В исторической литературе было немало споров о социальной политике Лжедмитрия I. Его называли и крестьянским, и казачьим, и крепостническим «царем», однако, как верно подметил профессор А.Г. Кузьмин, ни в какую из этих категорий он, конечно, не укладывался, поскольку преследовал одну-единственную цель: удержаться у власти только ради удовлетворения собственных прихотей и разгоревшегося честолюбия. Хотя, конечно, ему пришлось откликаться на социальные запросы различных групп населения, в том числе казаков и дворян.

В январе 1606 г. под давлением московского служилого люда был восстановлен пятилетний сыск беглых крестьян, отмененный при Борисе Годунове. В результате Лжедмитрий I потерял поддержку южных уездов страны, которые являлись основной опорой его власти, поскольку именно помещики этих уездов были кровно заинтересованы в полной отмене этой нормы, так как именно в их южные уезды и направлялась основная масса беглых крестьян и холопов из центральных районов страны.

В феврале 1606 г. в Москве начались переговоры с послами Сигизмунда III о передаче Речи Посполитой Смоленска, Чернигова, Пскова, Новгорода и других русских городов, обещанных самозванцем в качестве откупного польскому королю и его покровителю, польскому магнату Юрию Мнишеку. Переговоры эти закончились безрезультатно, и в итоге самозванец оказался без поддержки польской шляхты, что ускорило его неизбежный конец. В Москве возник заговор против Лжедмитрия I, который возглавили члены новой Боярской думы, князья Василий и Дмитрий Ивановичи Шуйские, возвращенные незадолго до этого, еще при Борисе Годунове, из политической ссылки в столицу.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения москвичей, стало венчание Димитрия-Самозванца на польской магнатке Марине Юрьевне Мнишек, которое прошло без важнейшего в православии свадебного обряда причастия. И уже через неделю после этого события, 17 мая 1606 г., в Москве вспыхнуло «народное восстание», в результате которого Лжедмитрий I был убит, труп его сожжен, а прах развеян по ветру. Так бесславно и трагически закончился жизненный путь первого самозванца в истории России.

Историки до сих пор крайне неоднозначно оценивают личность и деяния этого знаменитого персонажа русской истории. Значительная часть из них (А. Панченко, Р. Скрынников, А. Кузьмин) по-прежнему продолжает считать Лжедмитрия I «льстивым антихристом», лжецом и казнокрадом. Но другие авторы, в основном из либерального лагеря (В. Кобрин, А. Юрганов), утверждают, что личность Лжедмитрия I, которого они считали очень «креативным» русским царем, была хорошим шансом для России стать цивилизованной европейской страной. Правда, при этом они почему-то забывают о том, чьим ставленником был этот «креативный» царь и какие переговоры он вел с посланниками польского короля.

19 мая 1606 г. новым царем был «выбран» организатор заговора против Лжедмитрия I, престарелый князь Василий Иванович Шуйский (1606—1610), который при своем вступлении на престол дал московским боярам «крестоцеловальную запись», в которой «целовати крест на том, что мне, великому государю, всякого человека, не осудя истинным судом з бояры своими, смерти не предати, и вотчин, и дворов, и животов у братии их, и у жен и у детей не отъимати». В отношении этой крестоцеловальной клятвы-присяги в исторической науке до сих пор существуют разные оценки. Одни авторы (В. Ключевский, А. Кузьмин, Г. Абрамович), ссылаясь на «Иное сказание» (1625), в котором сохранилась эта уникальная «запись», утверждают, что она существенно ограничивала власть нового монарха в пользу родовой аристократии, их оппоненты (С. Платонов, Р. Скрынников) отрицали этот факт. Ряд известных историков либерального толка (В. Кобрин, А. Юрганов) усмотрел историческое значение «крестоцеловальной записи» в том, что она явила собой первый в истории России договор царя со своим подданными, что, конечно же, является очень большой натяжкой, причем явно политизированной.

В начале июля 1606 г. аналогичная смена власти произошла и в РПЦ: «самозваный патриарх» Игнатий был отрешен от сана, взят под стражу и заточен в Чудов монастырь, а новым архипастырем Русской православной церкви был избран влиятельный владыка, казанский митрополит Гермоген (1606―1612), который был активным противником свергнутого самозванца и сторонником нового царя.

Тем временем на политической арене России появляется новая фигура исторического масштаба — Иван Исаевич Болотников. По данным профессора В.И. Корецкого, в далекой юности он был военным холопом князя Андрея Ивановича Телятевского, во время голода бежал от своего господина к донским казакам, затем попал в плен к крымским татарам, которые продали его туркам на галеры, и только после всех этих злоключений он был выкуплен венецианскими купцами и отпущен ими на родину. Возвращаясь в родные пенаты, И.И. Болотников оказался в Путивле, где местный воевода князь Григорий Иванович Шаховской поднял мятеж против Василия Шуйского. Именно ему и боярскому сыну Федору Ивановичу (Истоме) Пашкову мятежный воевода поручил возглавить его повстанческую армию и начать новый поход на Москву.

В июле — августе 1606 г. И.И. Болотников и Ф.И. Пашков разгромили правительственную армию князей Ю.Н. Трубецкого и И.М. Воротынского под Кромами и Ельцом. А в сентябре 1606 г. они разбили царские войска князя Д.И. Шуйского под Калугой и Каширой и, пополнив свои ряды отрядами тульских и рязанских дворян во главе с Исаком Никитичем Сумбуловым и Прокопием Петровичем Ляпуновым, двинулись к Коломне. Здесь состоялась их решающая битва с правительственной армией под командованием трех царских воевод — князей Ф.И. Мстиславского и И.М. Воротынского и боярина М.Б. Шеина, в которой повстанцы одержали вверх и продолжили свое победоносное шествие к столице.

В октябре 1606 г. армия И.И. Болотникова, разбив лагерь в подмосковном селе Коломенском, начала осаду Москвы. Вскоре в лагере повстанцев произошел раскол и в результате сначала П.П. Ляпунов и И.Н. Сумбулов, а затем и Ф.И. Пашков переметнулись на сторону Василия Шуйского. В начале декабря 1606 г. И.И. Болотников потерпел сокрушительное поражение от князя Ф.И. Мстиславского и отошел к Калуге, осаду которой в январе 1607 г. начали правительственные войска.

Тем временем на Руси объявился новый самозванец Илейка Муромец-Горчаков (Илья Иванович Коровин), который объявил себя не существующим сыном царя Федора Ивановича Петром. Под знаменами очередного самозванца князья Г.И. Шаховской и А.И. Телятевский собрали новую армию, которую отправили на помощь И.И. Болотникову. Но в апреле 1607 г. армия «царевича Петра» была разбита и так и не смогла пробиться к Калуге. В результате И.И. Болотников отошел к Туле, где к нему присоединился И.И. Горчаков. В мае 1607 г. царская армия под командованием самого Василия Шуйского начала осаду Тулы, которая завершилась в октябре 1607 г. полным поражением повстанцев. И.И. Горчаков и И.И. Болотников были взяты в плен: первого этапировали в Москву, где после проведенного сыска, «по совету всей земли» он был повешен, а второй был сначала ослеплен, а затем сослан в Каргополь и утоплен здесь в проруби.

В отечественной историографии движение И.И. Болотникова всегда оценивали крайне неоднозначно. Первоначально восторжествовала точка зрения так называемой «школы академика М.Н. Покровского», которая оценивала движение И.И. Болотникова как неудавшуюся буржуазную революцию, которую позднее совершенно бездоказательно попытался «реабилитировать» смоленский историк профессор Д.П. Маковский. В сталинско-брежневские времена (И. Смирнов, А. Зимин, В. Корецкий) движение И.И. Болотникова стали называть первой крестьянской войной. В постсоветский период большинство историков (А. Станиславский, Р. Скрынников, Н. Павленко, В. Козляков) справедливо говорит, что эти события следует характеризовать как один из этапов гражданской войны, поскольку:

1) ни по своим целям, ни по движущим силам это движение никак не тянет на полномасштабную крестьянскую войну;

2) в кровавое вооруженное противостояние были втянуты все классы и сословия русского общества;

3) представители всех социальных групп и слоев населения пребывали в составе всех враждующих лагерей.

В июле 1607 г. в Стародубе объявился новый самозванец — Лжедмитрий II, личность которого до сих пор является предметом давних научных споров. Одни авторы (А. Палицын, Н. Карамзин) склонны видеть в нем поповского сына Матюшку Веревкина, другие (Р. Скрынников) полагают, что им был крещеный литовский еврей Богданко Шкловский, а оппоненты и тех, и других (В. Корецкий, В. Кобрин, А. Кузьмин) утверждают, что новым самозванцем стал вяземский дворянин Михаил Андреевич Молчанов.

Современный российский историк профессор И.О. Тюменцев в своей последней работе «Смутное время в России начала XVII столетия: движение Лжедмитрия II» (2008) высказал вполне разумное предположение, что доступные источники позволяют точно выявить только круг тех людей, которые с большой долей вероятности стояли у истоков новой самозванческой интриги. К этим лицам он причислил трех любимцев первого самозванца — боярских детей М.А. Молчанова, Б.И. Сутупова и Г.И. Микулина, а также князя Г.П. Шаховского и боярского сына И.Е. Михнева. Более того, он установил, что никто из указанных персон не принадлежал ни к людям романовского круга, ни к сторонникам князя Ф.И. Мстиславского, поэтому сделанное наблюдение позволило ему отказаться от старой гипотезы академика С.Ф. Платонова о причастности боярской оппозиции к организации этой интриги и высказать предположение, что это дело рук бывших фаворитов Лжедмитрия I.

Осенью 1607 г. Лжедмитрий II со своим войском, основу которого составляли донские казаки атамана Ивана Мартыновича Заруцкого и польская шляхта, захватил Орел и, перезимовав здесь, весной 1608 г. вместе с польскими отрядами гетманов А. Лисовского и Р. Ружинского начал новый поход на Москву. В начале мая 1608 г. самозванец, разбив у Болхова царскую армию князей Д.И Шуйского и В.В. Голицына, вошел в село Тушино под Москвой, которое и стало главной резиденцией Лжедмитрия II, более известного под именем «Тушинский вор». В скором времени в этот тушинский лагерь стали быстро стекаться все противники Василия Шуйского, в том числе князья Д.Т. Трубецкой, Д.И. Черкасский, А.Ю. Сицкий, Г.И. Шаховской, боярин М.Ф. Бутурлин и другие важные персоны, которые признали в «Тушинском воре» законного царя и вошли в состав его Боярской думы.

Более того, в тушинский лагерь потянулись и многие иерархи РПЦ, в том числе давний противник Годуновых и Шуйских, глава романовского клана и бывший ближний боярин Федор Никитич Романов, который в 1605 г., после своего освобождения из Антониево-Сийского монастыря, вернулся во власть и стал ростовским митрополитом. Здесь же под Москвой он стал играть роль «нареченного патриарха» нового русского «царя», хотя всем противникам Лжедмитрия II представлял себя как «пленника самозванца» и не настаивал на своем патриаршем сане. Неслучайно законный патриарх Гермоген в своем послании прямо указал: «а которые взяты в плен, как и Филарет-митрополит и прочии, не своею волею, но нуждею, и на християнский закон не стоят, и крови православных братии своих не проливают, таковых мы не порицаем, но и молим о них Бога, елика сила, чтоб Господь от них и от нас отвратил праведный свой гнев и подал им и нам по велицей Его милости».

Стало совершенно очевидно, что вся страна окончательно раскололась на две части: Ярославль, Кострома, Ростов, Владимир, Суздаль, Вологда, Муром признали власть Лжедмитрия II, а Смоленск, Новгород, Рязань, Нижний Новгород, Казань остались верны Василию Шуйскому. Этот общественный раскол, как и раскол самой элиты, обострился с началом открытой польской интервенции отрядов Я. Сапеги, А. Лисовского и Р. Ружинского, которые в конце 1608 г. захватили Кострому, Ярославль, Углич и другие города Верхнего Поволжья.

В этой ситуации в феврале 1609 г. Василий Шуйский подписал со шведами союзный договор, по которому Россия отказывалась от выгодных условий Тявзинского договора (1595), а шведы направляли для борьбы с тушинцами и поляками пятитысячный корпус генерала Якуба Делагарди. Подписывая этот договор, московское правительство руководствовалось исключительно тем соображением, что личные отношения между польским королем Сигизмундом III и его родным дядькой, шведским королем Карлом IX Ваза были крайне натянутыми, если не сказать враждебными. Но как показали все дальнейшие события, это соглашение стало крупным внешнеполитическим просчетом русской дипломатии, прежде всего, нового главы Посольского приказа окольничего П.А. Третьякова.

Весной 1609 г. русско-шведская армия под командованием Михаила Васильевича Скопина-Шуйского освободила от поляков Старую Руссу, Торопец, Торжок, Кострому, Галич, Ярославль и другие города. В июле 1609 г. М.В. Скопин-Шуйский разбил тушинцев под Тверью, но затем шведы, не получив обещанного жалования, «пустились в разбой».

В сентябре 1609 г. Речь Посполитая начала открытую интервенцию против России, польская армия под командованием польного гетмана С. Жолкевского осадила Смоленск. Одновременно всем польским отрядам, находившимся в тушинском лагере, было приказано оставить самозванца и присоединиться к регулярной армии. Оставшись без военной поддержки, Лжедмитрий II бежал в Калугу, где в конце 1610 г. был убит на охоте его собутыльником и начальником личной стражи, князем Петром Арслановичем Урусовым. В этой ситуации ряд членов тушинской Боярской думы обратились к Сигизмунду III с просьбой прислать на московский престол своего сына Владислава, и в феврале 1610 г. боярин М.Г. Салтыков-Кривой подписал с поляками предварительное соглашение о призвании Владислава на московский престол.

В марте 1610 г. в результате отравления скоропостижно скончался талантливый русский полководец, князь М.В. Скопин-Шуйский, что окончательно лишило правительство его престарелого дядьки Василия Шуйского каких-либо перспектив остаться у кормила власти. В июне 1610 г. русская армия во главе с Дмитрием Шуйским была разбита гетманом С. Жолкевским у села Клушино близ Смоленска. В результате поляки заняли Можайск, Волоколамск и Дмитров, и стали стремительно продвигаться к Москве. В этой критической ситуации под руководством Захария Петровича Ляпунова в Москве вспыхнул новый мятеж, в ходе которого Василий Шуйский был свергнут с престола, насильно пострижен в монахи и заточен в Чудов монастырь.

После свержения очередного царя власть в Москве перешла к так называемой «Семибоярщине» в составе пяти служилых князей и двух старомосковских бояр — Федора Ивановича Мстиславского, Ивана Михайловича Воротынского, Андрея Васильевича Трубецкого, Андрея Васильевича Голицына, Бориса Михайловича Лыкова-Оболенского, Федора Ивановича Шереметева и Ивана Никитича Романова, которая сразу направила гетману С. Жолкевскому новый проект договора о призвании королевича Владислава на русский престол. В августе 1610 г. этот договор был подписан обеими сторонами, и уже через месяц в Москву был введен польский гарнизон, а свергнутый царь Василий Шуйский и два его младших брата, князья Дмитрий и Иван Шуйские были выданы С. Жолкевскому и отправлены под крепким караулом сначала в Смоленск, а затем под Варшаву, где в Гостынском замке в 1612 г. два старших брата — Василий и Дмитрий нашли свое последнее упокоение.

В октябре 1610 г. в Смоленске русская делегация во главе с князем В.В. Голицыным, вовремя переметнувшимся на сторону «Семибоярщины», и тушинским патриархом Филаретом начала тяжелые переговоры с Сигизмундом III на предмет того, чтобы его сын, королевич Владислав при вступлении на русский престол принял православие. Польский король, будучи ревностным католиком, категорически отказался от данного условия, поскольку именно оно полностью рушило все его гегемонистские планы в отношении русских земель. Поэтому, когда «нареченный патриарх» Филарет и князь В.В. Голицын отказались завизировать окончательный вариант договора в польской редакции, они были арестованы и увезены в Смоленск, а затем подо Львов, в имение гетмана С. Жолкевского Каменку.

Князь Василий Васильевич Голицын, который весь период Смуты бегал по разным «партийным лагерям» и всегда прислонялся к «победившей» стороне, так и не вернулся на Русь и умер в заточении в Вильно в 1619 г. А «нареченный патриарх» Филарет несколько лет находился в заточении в старинном тевтонском замке Мальборк и был отпущен из плена только после подписания Деулинского перемирия и вернулся в Москву в том же 1619 г.

В русской и советской либеральной историографии (В. Ключевский, С. Платонов, В. Кобрин) Смоленский договор, подписанный «Семибоярщиной» и гетманом С. Жолкевским, традиционно высоко оценивали как выдающийся памятник политической мысли, где впервые были четко оговорены гражданские, и отчасти политические права подданных нового «русского» царя. Однако значительное большинство советских и современных историков (К. Базилевич, Р. Скрынников, А. Кузьмин, В. Волков) справедливо расценивало этот договор как акт национального предательства, который к тому же окончательно запутал тяжелейшую внутриполитическую ситуацию в стране.

Единственным крупным государственным деятелем, не признавшим этот акт национального предательства со стороны «Семибоярщины», был глава Русской православной церкви патриарх Гермоген, который на особом молебне освободил русский люд от присяги королевичу Владиславу и призвал весь народ подняться на «литовских людей» и изгнать польских оккупантов из страны.

К началу 1611 г. ситуация в стране полностью вышла из-под контроля «Семибоярщины»: в самой Москве и других близлежащих городах хозяйничали поляки, на севере открытую интервенцию против России начали шведы, а на юге хозяевами положения стали донские казаки Ивана Мартыновича Заруцкого.

В создавшейся ситуации в январе 1611 г. в Рязани по инициативе худородного боярского сына П.П. Ляпунова, князя Д.Т. Трубецкого и донского атамана И.М. Заруцкого начинает формироваться Первое (Рязанское) ополчение и создается первое оппозиционное правительство — «Совет вся земли», полный состав которого не известен до сих пор. В ряды Первого ополчения, помимо тульских и рязанских дворян и донских казаков, влился и посадский люд Нижнего Новгорода, Владимира, Суздаля и ряда других городов центральной России.

В самой Москве под руководством князя Дмитрия Михайловича Пожарского, бывшего тогда зарайским воеводой, и окольничего Василия Ивановича Бутурлина началось восстание против поляков, но когда Первое ополчение подошло к столице, это восстание уже было подавлено. Москва осталась в руках польских интервентов, а в стане ополченцев началось выяснение отношений между его руководителями, которое закончилось трагической гибелью П.П. Ляпунова, убитого донскими казаками, и распадом Первого ополчения. В июне 1611 г. после почти двухлетней осады пал многострадальный Смоленск, а в июле шведы захватили Новгород, и огромная страна оказалась на краю гибели.

В марте 1611 г. в Ивангороде объявился новый самозванец Лжедмитрий III, под личиной которого скрывался очередной авантюрист, известный по источникам под именем монаха Сидорки или Матюшки. В лагерь нового самозванца опять потянулся служилый и посадский люд близлежащих городов — Пскова, Гдова, Яма и Копорья. Собрав внушительное войско из местных казаков и стрельцов, он двинулся на Псков и в начале июля 1611 г., расположившись лагерем под стенами его детинца, стал вести переговоры с псковичами об условиях признания его государем.

Более того, желая привлечь на свою сторону «московских» ополченцев, оставшихся без своего вождя после убийства П.П. Ляпунова, Лжедмитрий III послал к столице одного из своих атаманов, который привел под Псков двух их представителей — Казарина Бегичева и Нехорошку Лопухина, которые при большом стечении псковичей заявили, что перед ними «истинной государь наш».

В Нижнем Новгороде по призыву тамошнего старосты Кузьмы Минича Захарьева-Сухорука (1570—1616) в сентябре 1611 г. началось формирование Второго (Нижегородского) ополчения, вооруженные силы которого возглавил опытный воевода, князь Дмитрий Михайлович Пожарский (1578—1642), только что оправившийся от ран. В марте 1612 г. войска Второго ополчения двинулись на Ярославль, где вскоре было создано новое правительство — второй «Совет всея земли» во главе с К.З. Мининым и Д.М. Пожарским и принято решение о начале освободительного похода на Москву.

Персональный состав этого правительства, столицей которого стал Ярославль, доподлинно также не известен, да и вряд ли историки смогут полностью его установить, поскольку в первой грамоте «Ото всей земли», датированной апрелем 1611 г., было установлено, что все русские города, признавшие власть ярославского правительства, должны делегировать в его состав «изо всех чинов людей человека по два». Достоверно известно, что: 1) в состав этого правительства вошел ряд представителей родовой аристократии, подписавших апрельскую грамоту «Ото всей земли», в том числе Василий Григорьевич Долгоруков, Андрей Петрович Куракин, Василий Иванович Бутурлин и Василий Петрович Шереметев, и 2) именно К.З. Минин и Д.М. Пожарский встали во главе этого правительства и поделили полномочия следующим образом: опытный нижегородский староста возглавил весь «финансово-экономический блок», а талантливый и мужественный воевода — весь «силовой блок».

 Что особо интересно:

• все известные правительственные грамоты подписывались всеми видными членами «Совета всея земли», а поскольку в тот период неукоснительно соблюдался древний принцип «местничества», то подпись князя Д.М. Пожарского стояла на десятом месте, а посадского старосты К.З. Минина — только на пятнадцатом;

• поскольку К.З. Минин был неграмотным, то вместо него подпись на всех грамотах ставил князь Д.М. Пожарский с обязательной припиской «в выборного человека всею землею в Козмино место Минина князь Дмитрей Пожарской руку приложил».

В марте 1612 г. «псковскому вору целовали крест вси дворяне, дети боярские, московские жилецкие люди, стрельцы и боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой», что естественно распыляло силы ополченцев, поэтому, узнав о новом самозванце, К.З. Минин и Д.М. Пожарский срочно разослали по городам и весям страны специальную грамоту от «Совета всея земли», в которой призывали «всих православных христиан не верить ни Маринке с сыном, ни тому вору, что стоит под Псковом».

Обстановка в лагере очередного самозванца резко обострилась, поскольку своим самоуправством и беззастенчивым грабежом он настроил против себя и «московских казаков», ушедших обратно под Москву, и самих псковичей, сколотивших против него заговор. Более того, против самозванца поднялись и шведы, которые в мае 1612 г. осадили псковский пригород Порхов. Почувствовав неладное, Лжедмитрий III попытался бежать в Гдов, но был пойман отрядом псковских стражей и в цепях доставлен в Псков, а оттуда направлен в Москву. Что случилось с самозванцем дальше «не бог весть», поскольку по одним источникам он был убит самими псковичами во время стычки с отрядом гетмана Г. Ружинского, а по другим — он все же был доставлен в Москву и обезглавлен здесь.

Войска Второго ополчения пошли походом на столицу. Уже в июле 1612 г. передовые отряды ополченцев подошли к центру Москвы и сразу же ввязались в боевые действия против двух польских отрядов полковников М. Струся и Ю. Будзилы, крепко засевших в Китай-городе и Кремле. Затем к столице подошли основные силы Второго ополчения, возглавляемые князем Д.М. Пожарским, которые в конце августа у Донского монастыря в ходе трехдневного сражения разгромили армию гетмана Я.К. Ходасевича, шедшую на помощь осажденному польскому гарнизону. В начале октября к Д.М. Пожарскому присоединились отряды Первого ополчения во главе с князем Д.Т. Трубецким, и в результате польский гарнизон, потеряв всякую надежду на спасение, в конце октября 1612 г. капитулировал и покинул территорию Московского Кремля.