7. Русское живописное искусство
Вопрос о содержании русского живописного искусства в тот период является предметом давней научной дискуссии. Профессор В.Н. Лазарев, автор известной работы «Русская иконопись от истоков до начала XV в.» (1983), полагал, что живописное искусство второй половины XIII―XIV вв. во многом сохранило и приумножило традиции живописного искусства Древней Руси, о чем красноречиво свидетельствуют ряд памятников владимиро-суздальской станковой живописи того периода, в частности иконы «Грузинская Богоматерь» и «Покров» из собрания Покровского женского монастыря в Суздале. Его оппонент профессор М.В. Алпатов в своей не менее известной работе «Сокровища русского искусства XI—XVI вв.» (1972), напротив, утверждал, что это время, вплоть до 1370-х гг., было «периодом примитивизма» в развитии станковой и монументальной живописи cредневековой Руси.
По мнению всех исследователей (И. Грабарь, В. Лазарев, М. Алпатов), во второй половине XIV в. и особенно в XV в. высокого совершенства достигла новгородская живописная школа, где на смену тяжеловатым и приземистым фигурам пришли вытянутые персонажи и многослойность композиции. Сама живописная манера стала более миниатюрной и изящной, а цветовая гамма фресок и икон значительно обогатилась и приобрела невиданную чистоту и звучность. Вместе с тем, как подчеркнул профессор М.В. Алпатов, чрезвычайно самобытная школа новгородской живописи была более занимательной, нежели философской, и более непосредственной, чем московская.
Среди фресок новгородской живописной школы особым изяществом и мастерством исполнения отличались фресковые росписи на евангельские сюжеты церкви Федора Стратилата, Михайловской церкви Сковородского монастыря, церкви Спаса на Ковалеве, храма Благовещения на Городище и Рождественской церкви на кладбище. Как установил профессор В.Н. Лазарев, автор многих искусствоведческих работ, в том числе известной монографии «Искусство Древней Руси. Мозаики и фрески» (1973), новгородская живописная школа оказала существенное влияние и на живописную традицию русского Севера, в частности Великого Устюга, Каргополя, Тихвина и Обонежья.
Одним из самых известных живописцев средневековой Руси был Феофан Гречин (Грек) (1340―1405), начавший свою творческую карьеру еще у себя на родине, в Византии, где принимал активное участие в росписях нескольких соборов и церквей в Константинополе, Галате, Халкидоне, а затем в древнем крымском городе Кафе (Феодосии). Во второй половине 1370-х гг. он приезжает на Русь и руководит росписью знаменитой церкви Спаса Преображения на Ильине. Практически все исследователи его творчества (В. Лазарев, М. Алпатов, В. Черный) отмечают, что для живописной манеры Феофана Грека характерен особый экспрессивно-эмоциональный стиль, который позволил ему воплотить во многих своих фресках высокую одухотворенность человека, силу внутренней эмоциональности, страстную волю к возвышенному и прекрасному духовному состоянию человека. Его творчество оказало огромное влияние на всю новгородскую живопись того времени и, вероятнее всего, именно учениками Феофана Грека были расписаны новгородские церкви Федора Стратилата и Успения на Волотовом поле.
Иконописная традиция новгородских живописцев была более демократичной, и многие иконы того времени отличались особой чистотой и сочностью красок, среди которых новгородские мастера отдавали приоритет пламенному киноварному цвету. Композиционные схемы новгородских икон чрезвычайно просты и лаконичны, а типы святых изображены в виде крепких фигур с мелкими чертами лица. Наиболее известными иконами новгородской живописной школы, созданными во второй половины XIV в., были иконы «Федор и Лавр», «Молящиеся новгородцы», «Илья-пророк», «Богородица» и «Битва суздальцев с новгородцами».
Московская живопись в первой половине XIV в. развивалась в рамках прежней архаики, большинство московских храмов расписывались выходцами из Византии. Начиная с 1380-х гг. наступил новый этап в развитии московской живописной школы, который был напрямую связан с переездом в Москву Феофана Грека. Под его непосредственным руководством были расписаны стены и своды Архангельского и Благовещенского соборов Московского Кремля, церкви Рождества Богородицы в Москве (1395), Благовещенского собора в Нижнем Новгороде (1397), а также дворцы великого князя Василия I (1389—1425) и его дядьки, удельного серпуховского князя Владимира Андреевича (1353—1410). К большому сожалению, многие из этих росписей и иконостасов не сохранились до наших дней, за исключением нескольких икон Благовещенского собора, которые были включены в иконостас его младшего «тезки», построенного псковскими зодчими в 1485—1489 гг.
Самыми знаменитыми иконами Феофана Грека стали «Деисус», или «Спас на престоле» с изображением Иисуса Христа и молящих его о прощении человеческих грехов Богородицы и Иоанна Предтечи, «Преображение», «Апостолы Петр и Павел», «Архангел Гавриил» и «Донская Богоматерь». Как отметил профессор М.В. Алпатов, с переездом в Москву Феофан Грек меняет присущую его новгородскому периоду экспрессивно-эмоциональную манеру письма и становится «хитрым философом». Надо также сказать, что помимо «феофановского» направления в московском живописном искусстве конца XIV―XV вв., ряд исследователей (В. Лазарев, В. Черный) отмечают и присутствие произведений станковой живописи, связанных с византийской и сербской художественными традициями.
Выдающимся представителем русской живописной школы XIV―XV вв. был великий русский художник Андрей Рублев (1360―1430), который был сначала иноком знаменитого Троице-Сергиева монастыря, а затем, после переезда в Москву, — иноком Спасо-Андроникова монастыря, где и нашел свой последний приют.
Самыми ранними фресками А. Рублева считают роспись Успенского собора в Звенигороде (1400), где уже вполне отчетливо проявились характерные черты рублевского стиля, в частности сосредоточенность и внутренняя умиротворенность изображаемых персонажей, плавные линии рисунка и спокойные тона красок. В 1405 г. вместе с Феофаном Греком и Прохором из Городца он расписал Благовещенский собор Московского Кремля и вскоре создал свою художественную школу, следы которой обнаружены в росписях Рождественского собора Саввино-Сторожевского монастыря и Успенского собора на Городке близ Звенигорода. По мнению специалистов (В. Лазарев, М. Алпатов), почти все иконы деисусного чина Рождественского собора принадлежали кисти самого А. Рублева. Сохранились несколько икон, написанных А. Рублевым для Благовещенского собора Московского Кремля: «Преображение», «Вход в Иерусалим», «Сретение», «Рождество Христово», «Крещение» и другие.
В 1408 г. совместно с Даниилом Черным он несколько лет работал над восстановлением фресок Успенского собора во Владимире, ряд из которых, в частности «Шествие праведников во главе с апостолами Петром и Павлом в рай», сохранились до наших дней. Однако отделить фрески самого А. Рублева от фресок его напарника сложно. Кроме того, с именем А. Рублева и его учеников связывают и великолепный иконостас Успенского собора, который сохранился до наших дней.
В 1425―1427 гг. А. Рублев лично руководил росписью только что возведенного Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря, а на закате своей жизни, в 1427―1430 гг., великий русский живописец расписывал соборы и палаты Спасо-Андроникова монастыря. Самым знаменитым произведением А. Рублева последнего периода его творчества является «Ветхозаветная Троица», написанная для Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря, которую профессор В.Н. Лазарев назвал «памятником неотразимого обаяния». Именно в этой иконе, в основу которой был положен библейский рассказ о явлении трех ангелов Аврааму и Саре, наиболее ярко была выражена идея единства и нерасторжимости трех лиц святой троицы — Бога Отца, Бога Сына и Святого Духа. Кисти А. Рублева принадлежали и другие иконы Троицкого собора, в частности изображения архангела Гавриила и апостола Павла, а также известная икона «Спас», созданная для звенигородского Успенского собора.
По мнению большинства специалистов (А. Айналов, В. Лазарев, М. Алпатов), именно в творчестве А. Рублева была преодолена суровая, аскетичная традиция византийского живописного искусства, его творения в подлинном смысле стали гуманистичны, поскольку они раскрывают всю красоту и силу человеческого духа и проникнуты истинной любовью к человеку. Более того, искусство А. Рублева являло собой пример античной калокагитии, т.е. единства физического и нравственного совершенства, и именно в этом проявилась предвозрожденческая тенденция в русском изобразительном искусстве того периода.
Тема: Завершение политического объединения Руси (1462―1533).
Государственные реформы Ивана III
План:
1. Собирание русских земель и создание единого Русского государства при Иване III (1462―1505).
а) Присоединение Ростова (1474) и Новгорода (1478).
б) Свержение «ордынского ига» (1480).
в) Присоединение Твери (1485).
г) Русско-литовские «пограничные» войны (1487―1494, 1500―1503).
2. Основные проблемы историографии.
3. Политический строй единого Русского государства.
4. Судебник 1497 года.
5. Завершение политического объединения русских земель при Василии III (1505―1533).
6. Русская православная церковь в конце XV ― начале XVI вв.
7. Социально-экономическое развитие России в начале XVI в.
1. Собирание русских земель и создание единого Русского государства при Иване III(1462―1505)
а) Присоединение Ростова (1474) и Новгорода (1478)
После смерти Василия II его престол наследовал старший сын Ивана III (1462—1505), который, по сути, завершил процесс политического объединения многих русских земель в единое Русское государство. В 1462—1464 гг. к Москве были присоединены Суздальско-Нижегородское и Ярославское княжества и, таким образом, вне пределов власти великого московского князя остались только Новгород, Тверь, Ростов и Рязань. Однако сразу заняться решением этой проблемы Ивану III не удалось, т.к. ему пришлось вести изнурительную и не совсем удачную войну с Казанским ханством (1465―1469). Но после подписания мира с Ибрагим-ханом (1467―1479) великий московский князь вплотную занялся новгородской проблемой, тем более что сами новгородцы своими провокационными шагами подвигли его к решительным действиям.
Традиционно в Новгороде были достаточно сильны антимосковские настроения, которые особенно усилились в конце 1460-х гг., когда во главе антимосковской партии новгородского боярства встали вдова посадника Исаака Борецкого Марфа Посадница и ее сыновья Дмитрий и Михаил. Главной опорой этой группировки новгородцев в борьбе с Москвой традиционно было соседнее Польско-Литовское государство, поэтому уже в 1468 г. новгородские бояре в нарушение Яжелбицкого мирного договора призвали на новгородский престол литовского княжича Михаила Олельковича. В 1469 г., после смерти владыки Ионы, они утвердили нового архиепископа Феофила не в Москве, а в Киеве, входившем в состав русско-литовской митрополии. И наконец, в 1471 г. они заключили «союзный» договор с польским королем Казимиром IV (1444—1492), по которому Господин Великий Новгород становился его вассалом.
Подписание этого договора переполнило чашу терпения Москвы, и весной 1471 г. Иван III пошел походом на Новгород. 14 июля 1471 г. на реке Шелонь московская рать разбила новгородскую посоху и пленила весь клан Борецких и их приспешников: саму посадницу Марфу сослали в нижегородский Зачатьевский монастырь, а остальных отступников, в том числе ее старшего сына Дмитрия, казнили, отрубив им головы. В августе 1471 г. новый новгородский посадник Василий Ананьевич Голенище и архиепископ Феофил заключили с Иваном III Коростынский мирный договор, по которому «Господин Великий Новгород обязался бысть неотступными от Москвы и не приять власти Литвы». Кроме того, новгородцам пришлось уплатить великому князю большую контрибуцию в размере 15 000 рублей серебром.
В 1474 г. Иван III без кровопролития присоединил к Москве остатки Ростовского княжества, выкупив у тамошних удельных князей Владимира Андреевича Ростовского и Ивана Ивановича Долгого их владельческие права. В 1475 г., уже в качестве полноправного господина, Иван III совершил «инспекционную» поездку в Новгород, которая обернулась для многих новгородских бояр весьма плачевно: у них были конфискованы огромные родовые вотчины, которые раздали московским служилым людям, а их самих переселили в центральные уезды страны.
Осенью 1477 г., получив известие об очередной победе антимосковской партии новгородских бояр во главе с посадником Фомой Андреевичем Куряником, которая спровоцировала бунт новгородской черни против московских приказных людей, Иван III решил положить конец новгородской вольнице и вышел в новый поход, который в январе 1478 г. был успешно завершен без пролития большой крови. В результате этого похода новгородский вечевой строй был ликвидирован, а вся территория Новгородской боярской республики была объявлена отчиной великого московского князя, и управлять ею стал великокняжеский наместник, «поелику вечу не быти, посаднику не быти, а государство все нам держати».
В последнее время многие либеральные историки (Р. Пайпс, А. Юрганов, И. Данилевский), возродив старую славянофильскую концепцию, стали утверждать, что падение Новгородской республики стало одной из самых трагических страниц отечественной истории, поскольку новгородский демократический республиканский строй был принесен в жертву нарождавшемуся деспотическому самодержавию. Эти историки либо забывают, либо преднамеренно не говорят о том, что:
• в Новгороде уже давно существовала авторитарная олигархическая, а отнюдь не «парламентарная» демократическая республика, где власть принадлежала очень узкой касте новгородского боярства;
• новгородское боярство нередко выступало в роли предателей русских национальных интересов, всегда апеллируя в своем споре с Москвой к Ливонии, Польше и Литве, которые были форпостами католицизма в Восточной Европе.
б) Свержение ордынского ига (1480)
Успехи объединительной политики великого московского князя Ивана III позволили ему заняться решением самых неотложных внешнеполитических проблем. Основными направлениями внешней политики в тот период были:
1) восточное направление, в частности, взаимоотношения с татарскими ханствами, возникшими на обломках Золотой Орды — Казанским (1438), Астраханским (1459) и Крымским (1455), и
2) западное направление, прежде всего, борьба с соседними Польшей и Литвой за возвращение всех исконных русских земель в лоно Москвы, а также борьба с Ливонией и Швецией за выход в Балтийское море.
Для одновременного решения всех главных внешнеполитических задач сил и средств явно не хватало, поэтому первоначально было выбрано самое приоритетное из них — свержение «ордынского ига». Начало этому процессу было положено в 1472 г., когда московские полки Василия Белозерского, Юрия Дмитровского, Петра Челяднина и Семена Беклемишева разгромили под Алексином Большую (Астраханскую) Орду хана Ахмата (1460―1481), ставшую правопреемницей Улу Улуса (Золотой Орды). Итогом этой победы стало сначала существенное сокращение суммы «ордынского выхода» в Хаджи-Тархан, а затем и полный отказ от его уплаты, который произошел в 1476 г., когда Иван III в откровенно грубой форме отказался ехать в Орду для получения ханского ярлыка на великое княжение, взятого им «по отчине и по дедине».
Отказ Москвы платить «ордынский выход», как и нежелание великого князя ехать за «мертвым» ярлыком, вызвал бешенство у хана Ахмата. Желая восстановить прежние даннические отношения с Москвой, он заключил военный союз с польским королем Казимиром IV и пошел походом на Русь. Момент для такого похода был более чем удачным, поскольку:
• два родных брата Ивана III Андрей Угличский и Борис Волоцкий, уязвленные тем, что их старший брат в нарушение давней неписаной традиции не поделился с ними выморочным уделом их умершего брата Юрия Можайского и присоединенными новгородскими землями, подняли мятеж;
• ливонцы, воспользовавшись этим мятежом, стали «воровски воевать» западнорусские земли и в 1479 г. осадили пограничный Псков.
В августе 1480 г. «злоименитый царь Ахмат поиде на православное христьяньство, на Русь, на святые церкви и на великого князя, похваляся разорити святые церкви и все православие пленити и самого великого князя, яко же при Батыи беше» и двинулся к пограничной реке Угре, где заслон на границе с Литвой и Ордой держала московская рать во главе с сыном великого князя Иваном Молодым. Узнав о появлении татар, Иван III с новыми полками поспешил к Угре, но вскоре, подстрекаемый ближними боярами Иваном Васильевичем Ощерой и Андреем Ивановичем Момоном, он отъехал из войска в Москву. Его неожиданный приезд в столицу был встречен крайне враждебно, великого князя даже обвинили в трусости, и он вынужден был вернуться к войскам, «чтобы стоял крепко за православное христьяньство противу безсерменству». Русская рать во главе с Иваном Молодым успешно отбила все попытки татар форсировать Угру, «многих побиша татар стрелами и пильщалми и отбиша иx от брега».
В этой ситуации хан Ахмат прекратил активные наступательные действия и стал дожидаться прихода союзных литовцев. Но в начале ноября 1480 г. ситуация коренным образом изменилась, поскольку:
• в татарском войске из-за ранней зимы и жуткой бескормицы начался массовый падеж боевых и ездовых лошадей, а самих нукеров поразил какой-то повальный недуг, вероятнее всего, дизентерия;
• горе-союзник Ахмата польский король Казимир, занятый разборками в собственном королевстве, так и не пришел к назначенному сроку к Угре;
• наконец, давний соперник хана Ахмата крымский хан Менгли-Гирей, пользуясь отсутствием астраханского хана, совершил набег на его владения, а также по договоренности с Москвой напал на владения польского короля в Подолии.
Все эти обстоятельства и стали причиной того, что хан Ахмат вынужден был убраться восвояси, так и не приняв решающего боя на Угре, которую сами современники назвали «поясом Богородицы», спасшим Русь от нового погрома и опостылевших ордынцев: «и возрадовашася, и возвеселишася все людие радостию велиею зело».
«Стояние на Угре» традиционно принято считать официальным концом ордынского ига, т.е. окончательным освобождением Руси от вассальной зависимости от Орды, продолжавшейся без малого 240 лет. Однако иные историки, прежде всего, доморощенные «евразийцы» (Л. Гумилев, В. Кожинов), отрицают данную трактовку событий на Угре. В частности, они утверждают, что применительно к событиям 1480 г. следует вести речь не о «крушении ордынского ига», которого попросту не существовало, а о создании системы противостоящих друг другу военно-политических союзов государств, возникших на обломках Золотой Орды: Казанского и Крымского ханств, которые поддерживала Москва, и Ногайской Орды и Астраханского ханства, которые опекала Литва.
В русской и советской историографии давно дискутируется вопрос о влиянии ордынского ига на всю историю средневековой Руси.
Н.М. Карамзин был убежден, что именно оно способствовало становлению самодержавной монархии в России, которую он считал оптимальной формой правления для столь огромной державы.
Профессор К.Д. Кавелин видел в ордынском иге больше отрицательного, чем положительного, так как полагал, что именно оно более чем на двести лет затормозило политическое и экономическое развитие страны. Будучи одним из ярких представителем «государственной школы», он усматривал положительную роль ордынского ига в том, что татарам удалось разрушить старые родовые узы и привнести государственное начало в русскую историю.
Его коллега-юрист и единомышленник профессор Б.Н. Чичерин, напротив, положительно оценивал роль ордынского ига, поскольку именно оно способствовало собиранию русских земель в единое Русское государство.
Крупнейший русский историк, академик С.М. Соловьев, который также стоял у истоков знаменитой «государственной школы», утверждал, что ордынское иго практически не оказало заметного влияния на поступательный ход русской истории, поскольку татарские ханы особо не вмешивались во внутреннюю жизнь русских земель, и «татарское иго» реально выражалось только в получении ордынцами «черного бора» и выдаче ханских ярлыков.
В 1940 г. известный советский историк профессор А.Н. Насонов опубликовал свою знаменитую работу «Монголы и Русь: история татарской политики на Руси», в которой на базе новейших исторических источников вполне убедительно доказал, что ордынское иго совершенно не способствовало становлению единого Русского государства, поскольку стержнем всей ордынской политики на Руси было стравливание русских князей и реализация хорошо известного принципа «разделяй и властвуй». Эта точка зрения была поддержана значительной частью советских ученых (Л. Черепнин, Б. Рыбаков, И. Греков, А. Якубовский, В. Каргалов) и до сих пор превалирует в оценках «ордынского ига» на Руси, которые содержатся в работах многих современных историков (А. Кузьмин, В. Кучкин, Б. Сапунов, Н. Борисов, А. Горский).
в) Присоединение Твери (1485)
Успешное решение ордынской проблемы позволило Ивану III продолжить собирание русских земель вокруг Москвы. Следующей на очереди была Тверь, тем более что сам великий тверской князь Михаил Борисович (1461—1485) спровоцировал Ивана III на решительные действия против него. В 1483 г., женившись на внучке Казимира IV и заключив династический союз с польским королем, Михаил Борисович признал себя его вассалом, чем грубо порушил старинный Московский договор, заключенный в 1375 г. Дмитрием Донским с его прапрадедом Михаилом Тверским. Ответ со стороны Москвы на подобное предательство тверского князя не заставил себя ждать, и зимой 1484 г. московская рать во главе с Иваном Молодым пошла походом на Тверь. В этой ситуации тверской князь запросил мира и по новому «докончанию» вновь признал себя «молодшим братом и подручным великого князя Ивана Васильевича».
Не теряя надежды на помощь польской короны, Михаил Борисович продолжил тайные сношения с агентами Казимира, чем подписал себе смертный приговор. В августе 1485 г. московская рать вышла в новый поход на Тверь и после месячной осады штурмом взяла ее. Тверской князь бежал в Литву, а его княжество было включено в состав Московского великого княжения и отдано под управление наследнику великого князя Ивану Ивановичу Молодому, получившему титул удельного тверского князя. Сразу после этого события сам Иван III официально принял титул государя всея Руси, что имело не столько «внутреннее», сколько колоссальное внешнеполитическое значение, поскольку обладание этим титулом, а титулатура в средневековье имела первостепенное значение, давало великому московскому князю законное право претендовать на все русские земли, и в первую очередь те, которые входили в состав Польши и Литвы.
После неожиданной смерти Ивана Молодого (1458―1490) в 1491―1492 гг. удельное Тверское княжество было ликвидировано, и после описания всех тверских земель «по московской сохе» они окончательно вошли в состав Великого княжения как обычная великокняжеская волость.
г) Русско-литовские «пограничные» войны (1487―1494, 1500―1503)
В конце 1480-х гг. основным направлением внешней политики Москвы становится польско-литовское направление. В этот период, особенно после свержения ордынского ига, многие удельные князья из пограничных княжеств из династий Рюриковичей и Гедиминовичей, в частности, Оболенские, Трубецкие, Мезецкие, Белевские, Воротынские, Одоевские и другие стали явочным порядком переходить на службу к великому московскому князю и государю всея Руси, признавая его не только своим сюзереном, но и государем.
Столь стремительный и повальный переход русских «украинников» — верхнеокских и чернигово-северских князей под власть Москвы стал причиной Первой русско-литовской пограничной войны 1487―1494 гг., в ходе которой, одержав ряд убедительных побед, Иван III вынудил нового великого литовского князя Александра Казимировича (1492—1506) сесть за стол переговоров. Началу этих переговоров поспособствовал и крымский хан Менгли Гирей (1478—1515), который успешно пограбил пограничные рубежи Литвы с Диким полем, проходившие по территории будущей Новороссии. По итогам этих переговоров был подписан Московский мирный договор, по которому Вильно признавал все территориальные приобретения Москвы последних лет, в том числе Трубчевское, Одоевское, Новосильское, Мезецкое и Вяземское княжества. Для прочности Московский мирный договор был скреплен браком дочери Ивана III Елены на великом князе Александре Ягеллоне, однако это не спасло от нового военного конфликта между тестем и его новоявленным зятем.
Первая пограничная война с Литвой проходила на фоне острейшего династического кризиса, нечаянно поразившего всю великокняжескую семью. В 1490 г. после скоропостижной кончины своего старшего сына Ивана Молодого Иван III долго не мог определиться, кому из представителей великокняжеской династии передать права на престол. Связано это было, прежде всего, с резко обострившейся борьбой за власть между ближайшими родственниками великого князя — его невесткой Еленой Стефановной Волошанкой и его второй супругой Софьей Фоминишной Палеолог. Первоначально этот спор решился в пользу первой группировки, которую возглавляли три влиятельных члена Боярской думы — князья Иван и Василий Патрикеевы и их зять, князь Семен Ряполовский, и в результате старший внук Ивана III царевич Дмитрий Иванович в 1498 г. был официально объявлен наследником престола.
В 1500 г. началась Вторая русско-литовская пограничная война, которая сразу ознаменовалась крупной победой русских войск под командованием князей Даниила Щени и Ивана Воротынского над гетманом Константином Острогожским на реке Ведроши близ Дорогобужа (14 июля 1500 г.). В создавшихся условиях литовский князь пошел на заключение военного союза с ливонцами, однако этот «демарш» опять не спас его. Уже в начале 1501 г. русская армия под командованием воеводы Даниила Щени нанесла крестоносцам сокрушительное поражение под Дерптом, что в очередной раз заставило Литву сесть за стол переговоров. В 1503 г. между воюющими сторонами было подписано шестилетнее Благовещенское перемирие и заключен новый договор, по которому Литва признала за Москвой все завоеванные ею чернигово-северские и смоленские земли, в том числе Чернигов, Гомель, Брянск и Новгород-Северский. Кроме того, Великое княжество Литовское и Русское лишилось 70 волостей, 22 городов и 13 крупных сел, то есть около трети всей своей территории.
2. Основные проблемы историографии
При изучении истории объединения русских земель вокруг Москвы и создания единого Русского государства ученые традиционно спорят по трем основным проблемам: 1) на какой базе шел этот процесс, 2) как оценивать это объединение и 3) можно ли ставить знак равенства между понятиями «единое» и «централизованное» государство.
1) С момента проведения знаменитой дискуссии по основным проблемам образования единого Русского государства, прошедшей в 1946 г., в советской исторической науке (П. Смирнов, Л. Черепнин) утвердилось устойчивое представление о том, что процесс собирания русских земель вокруг Москвы шел исключительно на экономической основе, что определялось хорошо известной марксистской доктриной, получившей звонкое название «истмат», в основе которой лежал экономический детерминизм
В последнее время значительная часть историков (А. Сахаров, А. Кузьмин, Ю. Алексеев, В. Кобрин, А. Юрганов) справедливо говорит о том, что в тот период процесс собирания русских земель проходил исключительно по политическим причинам и диктовался, прежде всего, необходимостью борьбы с внешней угрозой, исходящей от Польши и Орды, а затем и тех татарских ханств, которые возникли на ее руинах. Об этом еще в советский период довольно убедительно, но несколько иносказательно, писал и выдающийся советский историк профессор А.М. Сахаров, автор двух известных монографий «Города Северо-Восточной Руси XIV―XV вв.» (1959) и «Образование и развитие Российского государства в XIV―XVII вв.» (1969). В тот период по вполне понятным причинам он был подвергнут резкой критике за отход от основных положений марксистского учения об определяющем влиянии экономических факторов в этом процессе.
2) Что касается второй проблемы, то суть вопроса состоит в том, что еще в сталинский период, в 1940-х гг., ряд тогдашних авторов, в частности, известный историк профессор П.П. Смирнов, стал утверждать, что процесс создания единого Русского государства был реакционным по своей сути, поскольку был связан не с зарождением прогрессивных буржуазных отношений, а с победой военно-дворянской служилой бюрократии, стоявшей у истоков крепостного права и самодержавного правления в России. D 1960-х гг., после завершения знаменитой дискуссии, посвященной проблемам образования единого Русского государства, в отечественной исторической науке утвердилось мнение об абсолютной закономерности, а главное, прогрессивности этого процесса. Хотя еще тогда авторитетные авторы — академик М.Н. Тихомиров и его ученик профессор А.Г. Кузьмин, вполне справедливо указали и на отрицательный аспект столь поспешной «централизации», в частности, существенное изменение баланса сил в отношениях между «землей» и «властью». Уже в период «горбачевской перестройки» и «ельцинского лихолетья» многие историки, в основном либерального толка (В. Кобрин, А. Юрганов, И. Данилевский), «пустились во все тяжкие» и стали голословно утверждать, что ускоренный процесс политической централизации стал питательной базой для возникновения в Московской Руси самодержавной монархии «азиатского» типа.
3) Относительно третьей проблемы суть разногласий сводится к давнему вопросу о синхронности процесса объединения русских земель с процессом создания Русского централизованного государства именно в XV в. Одни историки (Л. Черепнин, Н. Борисов) утвердительно отвечали на этот вопрос и ставили знак равенства между понятиями «единое» и «централизованное» государство. Их же оппоненты (М. Тихомиров, А. Кузьмин) говорили, что применительно к этому периоду можно говорить лишь о существовании одного из трех основных признаков централизованного государства — единстве государственной территории. Что касается двух остальных признаков — единых нормативно-правовых актов и общегосударственных правительственных учреждений, то они окончательно сформировались только в период реформ Избранной рады при Иване Грозном.
3. Политический строй и государственные реформы Ивана III
Успешный процесс собирания русских земель и создание единого Русского государства естественным образом сказался на изменении функций и полномочий главы государства. Отныне Великий князь Московский и государь всея Руси стал не только главой всего Русского государства, но и главой всей феодальной иерархии, верховным собственником всей земли и великокняжеского домена, адресатом податей, законодателем и верховным судьей. Его взаимоотношения с другими, даже самыми титулованными феодалами ― князьями из династий Рюриковичей и Гедиминовичей, стали характеризоваться уже не как отношения сюзерена к своим вассалам, а как отношения государя к своих служилым «холопам», что было зримо отражено в целом ряде законодательных актов.
Боярская дума представляла собой законодательный и совещательный орган при великом государе, а де-факто играла роль центрального правительства страны. Как постоянно действующий орган она возникла во времена Ивана Калиты, но весь период своего существования постепенно эволюционировала, как по своим функциям, так по своему составу. В конце XV в. в состав Боярской думы входили: 1) представители старомосковского боярства, то есть те крупные нетитулованные феодалы, чьи предки верой и правдой служили еще великим московским князьям Ивану Калите, Симеону Гордому и Дмитрию Донскому — Морозовы, Вельяминовы, Бутурлины, Шереметевы и другие; 2) бояре «по кике», то есть родственники жены великого князя — Сабуровы, Захарьины-Юрьевы, Глинские и другие; 3) бывшие удельные князья из династий Рюриковичей и Гедиминовичей, перешедшие в разряд служилых князей великого князя — Трубецкие, Мстиславские, Шуйские, Одоевские, Вяземские и другие. В этот период в Боярской думе было всего два думных чина: боярин, который одновременно могли носить не более 5-7 человек, и окольничий, которым обладали не более 7-12 человек. Таким образом, к началу XVI века в состав Боярской думы максимально входило 19 бояр и окольничих.
Во второй половине XV в. начался процесс формирования новой властной структуры — Государева двора, который включал титулованную (княжескую) и нетитулованную (старомосковское боярство) знать, а также различные категории служилых землевладельцев, приближенных ко двору и составлявших во время военных походов великокняжеский Государев полк. Новейшие научные исследования, проведенные А.А. Зиминым, В.Б. Кобриным, А.Л. Кургановым и другими историками, позволяют с уверенностью говорить о достаточно весомой роли Государева двора в определении основных направлений внутренней и внешней политики единого Русского государства.
Вопреки утверждениям академика Л.В. Черепнина и его сторонников, центральная система управления в едином Русском государстве при Иване III так и не сложилась. В тот период существовало только два, достаточно примитивных, органа центрального управления: Дворец во главе с дворецким, который ведал домениальным хозяйством великого князя и дворцовыми крестьянами, и Казна во главе с казначеем, которая управляла внешней политикой, финансами, государевой воинской службой (разрядом) и т.д. В 1512 г. при Василии III была предпринята попытка создать более совершенную систему центрального управления, и с этой целью функции Казны были разделены между несколькими «приказными избами», но из этой затеи ничего путного не вышло. Таким образом, в едином Русском государстве все еще сохранялась традиционная дворцово-вотчинная система государственного управления.
Вся территория страны делилась на уезды, которые практически полностью совпадали с территорией бывших удельных княжеств. Уезды, в свою очередь, делились на более мелкие административно-территориальные единицы — волости и станы. Уездами и городами управляли великокняжеские наместники, а волостями и станами — волостели, которые имели свою администрацию в лице тиунов и доводчиков. За свою службу денежного жалования они не получали и кормились за счет процента от государевых, судебных и других податей и пошлин, собираемых на местах, получая с населения этих территорий так называемый «кормленческий доход».
Центральное управление
• Великий князь Московский и государь всея Руси
• Боярская дума (бояре и окольничие)
• Государев двор
• Дворец (дворецкий)
• Казна (казначей)
Местное управление
• Уезды и волости (наместники и волостели)
4. Судебник 1497 года
По общепринятой в науке точке зрения именно при Иване III был принят первый общерусский свод законов публичного феодального права — великокняжеский Судебник, авторство которого до сих пор вызывает массу вопросов. Одни специалисты (Н. Карамзин, С. Веселовский, С. Юшков) считали, что автором этого Судебника был великокняжеский дьяк Владимир Гусев. Большинство историков (А. Насонов, Л. Черепнин, Я. Лурье, А. Зимин, Ю. Алексеев) гораздо более обосновано приписывало его авторство трем видным членам Боярской думы — боярам Ивану и Василию Патрикеевым и князю Семену Ряполовскому, а также трем великокняжеским дьякам — Василию Долматову, Федору Курицыну и Василию Жуку. При этом никто из ученых не отрицал сам факт принятия первого Судебника, и спор шел лишь о том, когда он был одобрен Боярской думой и введен в действие — то ли в сентябре 1497 г. (Я. Лурье, А. Зимин), то ли в феврале 1498 г. (Л. Черепнин). Хотя во всей учебной литературе в качестве единственной даты принятия первого общерусского Судебника всегда фигурировал именно 1497 г.
Как отметил очень вдумчивый и проницательный историк, профессор А. Г. Кузьмин, не все так однозначно с историей этого Судебника, поскольку:
1) Единственное летописное известие о его принятии, дошедшее до нынешних времен, сохранилось только в Типографской летописи, составленной в конце 1520-х гг., где содержалось весьма лаконичное известие о том, что: «Того же лета 7006 (1497) князь великий Иван Васильевич придумал с боярами и уложил суд судити и боярам, окольничим, а у боярина быти дьяку, а судити по Судебнику по великого князя». Аналогичное свидетельство, возможно, содержалось и в Троицком летописце, на который ссылался Н.М. Карамзин, однако эта летопись была безвозвратно утеряна в московском пожаре 1812 г.
2) Оригинал Судебника до нас также не дошел, и его единственный список, дошедший до нас, был выполнен на бумаге с таким же водяным знаком, на которой был создан список «Духовной грамоты» Ивана III в 1504 г.
3) То, что сам Судебник сохранился лишь в единственном экземпляре, тоже вызывает массу вопросов и дает основания предположить, что это был не обязательный закон, одобренный Боярской думой и великим государем, а лишь проект закона, внесенный на их рассмотрение, тем более что фактических материалов применения этого Судебника на практике в письменных источниках обнаружить до сих пор не удалось.
По своей структуре Судебник Ивана III представлял собой внушительный сборник норм тогдашнего уголовного и уголовно-процессуального права, основными источниками которого стали Сокращенная редакция «Русской правды», созданная в XV в., различные «Кормчие книги» XIV—XV вв., Новгородская (1440―1471) и Псковская (1397—1467) судные грамоты, текущее княжеское законодательство, а также нормы обычного права и богатая судебная практика, существовавшая в разных русских землях.
В оригинальной рукописи текст первого Судебника не был разделен на отдельные статьи, хотя имелось несколько подзаголовков и традиционные киноварные инициалы, однако позднее он был разбит ровно на 100 статей. Одна группа статей была посвящена преступлениям против личности, в частности душегубству, злостной клевете и бесчестию. Другая группа статей касалась защиты частного имущества от татьбы, разбоя, истребления, повреждения и противозаконного использования и т.д. В этом Судебнике впервые была установлена четкая система наказаний, а именно смертная и «торговая» («битие кнутом») казни, а также различные виды денежных штрафов и взысканий и полная конфискация имущества («поток и разграбление»).
Особую «популярность» у историков первый общерусский Судебник приобрел еще и потому, что именно в нем содержалась знаменитая 57-я статья, в которой был впервые установлен конкретный срок крестьянских переходов от своих феодалов к другим или «на вольные хлеба» — осенний Юрьев день, и зафиксирована четкая плата за «пожилое» в размере 50 копеек с одного крестьянского двора.
5. Завершение политического объединения русских земель при Василии III (1505―1533)
В 1490 г., после скоропостижной кончины своего старшего сына Ивана Молодого, Иван III долго не мог определиться, кому из представителей великокняжеской династии передать права на великокняжеский престол. Связано это было, прежде всего, с резко обострившейся борьбой за власть между ближайшими родственниками великого князя — его невесткой и вдовой умершего княжича Еленой Волошанкой (1464—1505) и его второй супругой Софьей (Зоей) Палеолог (1455―1503). Первоначально этот спор решился в пользу первой группировки, которую возглавляли три очень влиятельных члена Боярской думы — князья Иван и Василий Патрикеевы и их зять, князь Семен Ряполовский. В результате хитроумных закулисных интриг старший внук Ивана III царевич Дмитрий Иванович в 1498 г. был официально объявлен наследником московского престола. Однако после неожиданной опалы отца и сына И.Ю. и В.И. Патрикеевых и казни князя С.И. Ряполовского, под давлением влиятельных церковных иерархов, прежде всего, Иосифа Волоцкого, обвинивших Дмитрия и его мать Елену Волошанку в связях с «жидовствующими» еретиками, великий князь вынужден был изменить свое первоначальное решение. В 1502 г. внук и невестка великого князя были посажены в темницу и затем тайно умерщвлены, а новым наследником престола стал младший сын Ивана III от Софьи Палеолог двадцатитрехлетний князь Василий Иванович (1479—1533).
1503 г. стал трагическим годом для всей великокняжеской семьи: сначала умирает великая княгиня Софья Фоминишна Палеолог, а затем у самого Ивана III произошел страшный «апокалипсический удар» (вероятно, ишемический инсульт), от которого он так и не оправился до самой своей смерти. После кончины великого государя на московский престол вступил его сын Василий III (1505—1533), который успешно продолжил политику отца по собиранию русских земель вокруг Москвы.
Вскоре после смерти польского короля и великого литовского князя Александра Казимировича и вступления на престол его младшего брата Сигизмунда I (1506―1548), в 1507 г. на территории Литвы вспыхнул мощный мятеж влиятельного туровского князя Михаила Львовича Глинского, предъявившего свои претензии на литовский великокняжеский престол. В результате этого события возобновилась Вторая русско-литовская пограничная война, которая шла вяло и натужно. Крупных побед не довелось испытать ни одной из воюющих сторон, и в 1508 г. новый польский король подписал с Москвой «вечный мир», признав за ней все чернигово-северские земли.
В ходе скоротечной русско-ливонской войны (1509―1510) к Москве окончательно была присоединена территория Псковской боярской республики, уже полвека обладавшей чисто номинальной автономией, поскольку там еще с 1461 г. сидел великокняжеский наместник, в роли которого выступали многие бывшие удельные князья, перешедшие в разряд служилых князей великого московского князя, в том числе Владимир Андреевич Ростовский (1461—1462), Иван Александрович Звенигородский (1463―1466), Федор Юрьевич Шуйский (1467―1472), Ярослав Васильевич Оболенский (1473—1477) и другие.
В 1512―1522 гг. состоялась Третья русско-литовская пограничная война. Ареной боевых действий на сей раз вновь стал многострадальный Смоленск. Первые два похода русской армии, состоявшиеся в 1512—1513 гг., увы, не увенчались успехом. И только после того, как русскую армию возглавили два талантливых русских воеводы — Даниил Щеня и Михаил Глинский, перешедший на сторону Москвы, в 1514 г. Смоленск был, наконец, взят. Вялотекущие боевые действия на смоленском фронте продолжались еще около восьми лет, пока в 1522 г. воюющие стороны не заключили очередное перемирие на пять лет.
Параллельно с борьбой за многострадальный Смоленск Василий III окончательно решил и судьбу великого Рязанского княжества, где с 1516 г., отстранив от реальной власти свою мать, «промосковскую» княжну Аграфену Васильевну, стал править юный князь Иван Иванович (1496—1534). Судя по скупым летописным свидетельствам, он попытался при поддержке нового крымского хана Мехмед Гирея (1515—1523) возвратить независимость своего княжества, и предложил татарскому «царю» заключить с ним брачный союз и взять в жены одну из его дочерей. Вероятно, об этом сразу донесли Василию III, и тот вызвал мятежного князя в Москву. Предвидя свою незавидную участь, тот поначалу отказался ехать к великому князю на поклон, но затем, поддавшись уговорам ближнего боярина Семена Коробьина, все же приехал в первопрестольный град. Естественно, здесь его сразу схватили и посадили в темницу, а в Рязань был послан великокняжеский наместник, князь Иван Васильевич Хабар Симский, которому чуть позже, в 1521 г., пришлось отражать осаду крымских татар на столицу поверженного княжества.
По мнению одних историков (С. Соловьев, А. Пресняков), это важное событие, знаменовавшее собой полное и окончательное подчинение великого Рязанского княжества Москве, произошло в 1517 г., а по мнению их оппонентов (Д. Иловайский, А. Кузьмин, О. Творогов, Л. Войтович), сие событие случилось только в 1520 г. Таким образом, к началу 1520-х гг. под скипетром великого князя Московского и государя всея Руси были объединены все русские земли, за исключением тех, которые все еще входили в состав Польши и Литвы. Правда, в 1521 г., во время совместного нашествия казанских и крымских татар Ивану Рязанскому удалось бежать из Москвы, однако не принятый самими рязанцами, он ушел в Литву, где получил от Сигизмунда I в пожизненное владение местечко Стоклишки в Ковенском повете и прожил здесь до конца своих дней.
При Василии III прекратили свое реальное существования и практически все московские удельные княжества, правителями которых были умершие к тому времени братья и племянники великого князя: Волоцкое (1513), Калужское (1518), Угличское (1521) и другие. К концу его правления в рамках единого Русского государства остались только два удельных княжества — Дмитровское и Старицкое, где, соответственно, правили два его младших родных брата Юрий и Андрей Ивановичи.
6. Русская православная церковь в конце XV ― начале XVI вв.
Эпоха правления Ивана III стала временем острейших религиозных споров и широкого распространения знаменитых ересей так называемых «стригольников», «жидовствующих» и других, которые возникли в Новгороде, Пскове и других русских городах еще в 1470―1480-х гг. В советской историографии (Я. Лурье, И. Клибанов) широкое распространение всех ересей традиционно рассматривали исключительно как форму социального протеста. По мнению ряда нынешних историков, в частности, профессора И.Я. Фроянова, автора фундаментальной монографии «Драма русской истории: на путях к опричнине» (2007), появление разнообразных ересей именно в тот исторический период стало одной из форм «идеологической войны» католического Запада не только против православия, но и против самого Русского государства, ставшего единственным оплотом православного христианства после гибели Византийской империи.
Новая ересь, сторонников которой прямо обвиняли в переходе в иудаизм, оставалась в целом в рамках самого христианского вероучения, но ее сторонники отрицали догмат о троичности божества, церковную иерархию, ряд церковных обрядов и т.д. В связи с этим обстоятельством некоторые историки, в частности, профессор А.Г. Кузьмин, высказали два интересных предположения:
• во-первых, на Руси полный перевод Библии был сделан новгородским архиепископом Геннадием Гонзовым только в 1499 г., а значит, «жидовствующие» вряд ли были знакомы с Ветхим Заветом, и
• во-вторых, «жидовствующими» на Руси, вероятнее всего, называли приверженцев ирландской церкви, истоки которой следует искать в арианстве.
Основателем ереси «жидовствующих» был некий «жидовин» Схарин, в кружок которого входили купцы Семен Кленов, Иван Зубов и другие богатые новгородцы.
Официальная церковь в лице будущих вождей «иосифлянства» — новгородского архиепископа Геннадия Гонзова и игумена Волоколамского монастыря Иосифа Волоцкого начала яростную борьбу против новой ереси, и в 1490 г. церковный собор в Москве осудил «жидовствующих». Однако эта ересь оказалась крайне живучей и вскоре проникла во дворец самого великого князя. Новыми лидерами «партии московских еретиков» стали видные русские дипломаты Федор Курицын, автор знаменитых «Повести о Дракуле» и «Лаодикийского послания», в которых центральное место отводилось тезису о свободе воли, и его брат Иван Волк Курицын, автор не менее известного трактата «Мерило праведное», которое было посвящено вопросам организации судопроизводства в едином Русском государстве. Видными членами этой «партии еретиков» были протопопы Алексей и Даниил, государев «письменник» Иван Черный и даже невестка великого князя Елена Волошанка. В ереси обвиняли и нового митрополита Зосиму (1490—1494), который под давлением своих недоброжелателей и «клеветников» вынужден был оставить митрополичью кафедру.
Конец XV в. стал временем рождения двух основных направлений русской церковной мысли, получивших в русской историографии название нестяжателей и иосифлян. Лидером первой группировки стал бывший монах Кирилло-Белозерского монастыря преподобный Нил Сорский (1434—1508), а идейным вождем второй группировки — влиятельный настоятель Волоколамского монастыря преподобный Иосиф Санин (Волоцкий) (1440―1521).
В зарубежной (Г. Вернадский, Дж. Феннел) и отчасти советской (Е. Голубинский, Г. Прохоров, И. Клибанов) историографии сложилось устойчивое представление о том, что по своим идейным установкам и воззрениям движение нестяжателей было близко к еретикам. Последние исследования Р.Г. Скрынникова, В.В. Кожинова и Я.Л. Лурье убедительно доказали, что и Нил Сорский, и Иосиф Волоцкий яростно боролись против всех еретиков и были соавторами знаменитого богословского трактата «Просветитель». Однако по отношению к светской власти и проблеме монастырского землевладения их позиции были диаметрально противоположными.
По мнению многих ученых (Д. Лихачев, Н. Казакова, Р. Скрынников, Г. Прохоров), идеологической основой нестяжательства стала доктрина византийского исихазма, у истоков которого стояли монахи знаменитого Афонского монастыря Григорий Синаит и его ученик, солунский архиепископ Григорий Палама. Отвергая силлогизмы (дедуктивные умозаключения) как путь познания истины, исихасты утверждали, что разум убивает веру и что истинный христианин совершенствуется не через размышление, а через самоуглубление и безмолвие. Поэтому Нил Сорский, Паисий Ярославов и их ученики призывали православных христиан уйти от мирской суеты и богатства, искренне полагая, что только нестяжание и безмолвие являются единственно верным способом достижения идеала духовной жизни. Их оппоненты (А. Кузьмин, Н. Синицина, С. Перевезенцев) утверждают, что к византийскому исихазму, основанному на восточном оккультизме, Нил Сорский и его последователи никакого отношения не имели, ибо в основе исихазма лежал агностицизм, т.е. убежденность в невозможности познать объективную действительность через субъективный опыт. Более того, из двух трактатов Нила Сорского — «Предание ученикам» и «Скитский устав», в которых содержалась вся этическая программа нестяжателей, четко видно, что своими корнями их доктрина восходила к учению апостола Павла и уставам общежитийных монастырей, возникших в период монастырской реформы, проведенной митрополитом Алексием в середине XIV века.
По оценкам современных историков (Г. Прохоров, В. Вышегородцев, Н. Синицына, Р. Скрынников), идейная основа доктрины нестяжателей имела несколько значений:
1) во-первых, нестяжательство рассматривалась как общехристианская добродетель, основанная на евангельских принципах;
2) во-вторых, нестяжательство, наряду с послушанием и целомудрием, являлось одной из основных монашеских норм;
3) в-третьих, идеологи нестяжательства открыто критиковали экономические порядки в монастырях, и прежде всего, практику владения и управления монастырскими селами;
4) в-четвертых, нестяжатели, проповедуя идеи исихазма, открыто выступали за секуляризацию всей церковной земельной собственности и имущества. По их мнению, эта секуляризация должна была стать добровольным, жертвенным актом самой православной церкви, а не итогом насильственного изъятия монастырских сел и земель светской властью;
5) в-пятых, нестяжатели абсолютно не посягали на прерогативы светской власти, убежденно полагая, что мирская суета несовместима с достижением духовного идеала.
Идеологи иосифлянства Геннадий Гонзов и Иосиф Волоцкий выступали как поборники иного религиозного идеала. В самой монашеской жизни они ясно усматривали ее социальное предназначение, поэтому решительно отвергая стяжание как средство личного обогащения, они не менее решительно отстаивали земельную собственность и богатства монастырской общины, рассматривая их как средства возрождения церковной жизни и благотворительности. Кроме того, в отличие от нестяжателей, иосифляне выступали с позиций приоритета духовной власти над светской, став родоначальниками идей русского теократизма.
Эти обстоятельства стали причиной того, что первоначально Иван III активно поддерживал и покровительствовал нестяжателям и еретикам, поскольку светская власть решительно отвергала все притязания церковников на верховенство и открыто выступала за секуляризацию огромных земельных владений Русской православной церкви.
В 1503 г. при активной поддержке нестяжателей на очередном церковном соборе Иван III попытался реализовать правительственную программу секуляризации церковных земель. Столкнувшись с мощным сопротивлением иосифлян, великий государь вынужден был отступить, а затем дать свое согласие на расправу с еретиками. Современные исследователи (В. Кожинов) отрицали факт столкновения нестяжателей и иосифлян на этом церковном соборе, утверждая, что они единым фронтом выступили против еретиков. Следует иметь ввиду, что, выступая против самих еретиков, «заволжские старцы» были категорическими противниками их умерщвления, в то время как иосифляне настаивали на предельно жестком искоренении ереси, вплоть до применения к еретикам европейского опыта аутодафе «по ишпански», то есть сожжения на инквизиционных кострах.
В декабре 1504 г. в Москве вновь собрался церковный собор, целиком посвященный «проблеме еретиков». Наряду с Иваном III его заседания впервые вел и «великый князь всея Русии Василей Иванович». Вместе с митрополитом Симоном оба великих государя «обыскаша еретиков и повелеша лихих смертною казнью казнити». В результате Иван Волк Курицын, Митя Коноплев и Иван Максимов были «сожгоша в клетке на Москве», а архимандрит Кассиан, его родной брат Самочерный, Некрас Рукавов, Гридя Квашня и Митя Пустоселов были сожжены в Новгороде. Следует особо подчеркнуть тот факт, что в то время, когда по всей католической «цивилизованной» Европе полыхали инквизиционные костры, погубившие сотни тысяч еретиков, на Руси подобной изощренной казни подверглись только несколько вождей «жидоствующих» и массовых сожжений на кострах в православной Руси никогда не было.
В отечественной исторической науке (А. Кузьмин, Р. Скрынников, Н. Казакова) существует традиционное представление о том, что после кончины Нила Сорского движение нестяжателей возглавил его верный ученик Вассиан Патрикеев, принявший монаший постриг после опалы его влиятельного отца, который приходился кузеном самому Ивану III. Их оппоненты (В. Кожинов) называют Вассиана Патрикеева мнимым учеником «заволжского старца» и утверждают, что под флагом нестяжательства он попытался вернуться в «большую политику» и восстановить свое былое влияние при дворе. В 1509 г. Вассиан стал настоятелем придворного Симонова монастыря и вскоре близко сошелся с самим Василием III, который, по словам профессора Н.А. Казаковой, «нашел в Вассиане умного и деятельного сторонника политики ограничения феодальных прав церкви» и конфискации ее огромных земельных богатств.
Вассиан превратил глубокое духовное учение о «нестяжании», которое исповедовал преподобной Нил Сорский, в чисто политическую программу и своеобразную козырную карту в своей борьбе за политическую власть. Данное обстоятельство, по мнению В.В. Кожинова, вынуждены были признать даже самые известные апологеты настоятеля Симонова монастыря, в том числе профессора Г.Ф. Фроловский, Н.А. Казакова и Я.С. Лурье. Более того, якобы сама Н.А. Казакова утверждала, что в творчестве Вассиана Патрикеева трудно было найти что-либо общее с идеями Нила Сорского и вопрос о духовной жизни инока, составлявший основу учения «заволжского старца», не занимал в творчестве Вассиана Патрикеева особого места. Основой его церковно-политической доктрины стало насильственное отторжение огромных земельных богатств церкви, и именно в этом вопросе Вассиан и его сторонники нашли активного союзника в лице великого князя. Как верно заметил профессор А.Г. Кузьмин, все рассуждения В.В. Кожинова несколько оторваны от исторической реальности, ибо:
1) Он напрасно ломится в «открытые ворота», поскольку всем историкам были хорошо известны политические амбиции В.И. Патрикеева, который был выходцем из знатного и богатого боярского рода, многие годы находившегося у кормила государственной власти.
2) Анализ произведений В.И. Патрикеева, таких, как «Собрание некоего старца», «Ответ кирилловских старцев на послание Иосифа Волоцкого великому князю Василию Ивановичу о наказании еретиков», «Слово ответно противу клевещущих истину Евангельскую», «Прения с Иосифом Волоцким», «Слово о еретиках» и особенно «Кормчая книга» (1517―1524), убедительно доказывает, что он не только решительно выступал с позиций неприятия монастырского землевладения, но категорически не принимал инквизиторских наклонностей лидеров иосифлян и ратовал за прощение раскаявшихся еретиков.
3) Любые философско-религиозные споры той эпохи рано или поздно становились достоянием политической борьбы, а уж тем более противостояние нестяжателей и иосифлян, которые затрагивали коренные вопросы государственного управления и земельных отношений.
Долгое время позиции «мнимых нестяжателей» при великокняжеском дворе, к которым в 1516 г. примкнули выходец из Афонского монастыря Максим Грек (Философ) и знатный боярин Иван Никитич (Берсень) Беклемишев, были как никогда крепки. Однако, после того как Вассиан Патрикеев решительно осудил развод великого князя с Соломонией Юрьевной Сабуровой, а Максим Грек попытался доказать «девственную» чистоту и превосходство греческого православия над русским, их позиции резко пошатнулись. В 1525 г. новый церковный собор решительно осудил Максима Грека, отправив его на длительное покаяние в Иосифо-Волоцкий монастырь, и санкционировал казнь Берсеня Беклемишева, которого обезглавили на Москве-реке. Спустя шесть лет, в 1531 г. та же участь постигла Вассиана Патрикеева, которого также сослали для исправления в оплот ортодоксальных церковников — Иосифо-Волоколамский монастырь. К концу правления Василия III победу в ожесточенной идейной борьбе одержала «партия иосифлян», которая решительно отстаивала идею автокефальности и превосходства Русской православной церкви и сохранения ее огромных земельных богатств.
В конце 1530-х гг. возникла новая ересь «вольнодумцев», идейные лидеры которой Матвей Башкин и Феодосий Косой не только отрицали церковные обряды, иконы и таинство исповеди, но и саму христианскую символику, утверждая, что крест, как орудие казни Христа, негоже обожествлять, а тем более поклоняться ему. Официальная церковь быстро расправилась с новыми еретиками: Матвей Башкин после пыток и истязательств был отправлен на исправление в тот же Иосифо-Волоколамский монастырь, а Феодосий Косой, опасаясь жестокой расправы, успел сбежать в соседнюю Литву.
7. Социально-экономическое развитие России в начале XVI в.
Сельское хозяйство, бывшее основной национальной экономики, по-прежнему развивалось экстенсивным путем и в основном носило полунатуральный характер. Именно в этот период произошло окончательное утверждение трехпольной системы земледелия (яровые, озимые, пар), а в качестве основного орудия труда стал широко применяться тяжелый плуг с железным лемехом, что позволило пусть не на много, но все же повысить среднюю урожайность зерновых до трех-четырех центнеров зерна с десятины.
В процессе создания единого государства и усиления великокняжеской власти произошло окончательное оформление всей структуры феодального землевладения, состоящего из 1) княжеского домениального, 2) боярского вотчинного и 3) поместного условного землевладения. Кроме того, в этот период претерпел существенные изменения институт феодальной земельной собственности бывших удельных князей. Переходя на службу к великому князю и становясь его подданными, а не феодальными вассалами, бывшие удельные владыки, при сохранении своей земельной собственности в пределах своих бывших княжеств, теряли право сбора податей с подвластного населения, суда над ним и чеканки собственной монеты, то есть всего того, что в исторической науке принято называть институтом феодального иммунитета. По своему правовому статусу удельное княжеское землевладение встало в один ряд с боярским вотчинным землевладением, ни в чем не отличаясь от него.
В недрах самого боярского землевладения в тот период четко прослеживаются два взаимоисключающих процесса. Во-первых, происходит заметный рост земельных владений бояр-вотчинников, главным образом, за счет покупки роспаши во вновь присоединенных территориях. А во-вторых, все заметнее стал проявляться процесс дробления старых боярских вотчин из-за постоянных семейных разделов, поскольку на Руси в отличие от европейских государств отсутствовал принцип майората, то есть передачи прав на землю одному наследнику, как правило, старшему сыну. Процесс дробления боярских вотчин шел гораздо быстрее и интенсивнее, чем их рост. Поэтому в конце XV в. само правительство инициирует создание принципиально нового института поместного землевладения. По мнению многих историков (Л. Черепнин, А. Зимин, В. Кобрин, Л. Данилова), новая поместная система стала результатом не только проблем, связанных с кризисом боярского вотчинного землевладения, но и с желанием центральной власти существенно увеличить количество служилых людей «по отечеству», которые стали составлять основу русской поместной конницы.
Первоначально правовой статус поместья существенно отличался от княжеской и боярской вотчины, поскольку, будучи частным, но отчуждаемым (условным) владением, находящимся в верховной собственности государя, оно не могло участвовать в процессе купли-продажи и дарения, а могло передаваться только по наследству, если наследуемое лицо продолжало служить на государевой ратной службе. Если же помещик добровольно прекращал нести эту службу, то поместье «имали в казну на государев кошт». Основную массу первых помещиков составили мелкие великокняжеские слуги и отпрыски разорившихся вотчинных родов, которых в источниках стали называть «дети боярские».
С развитием и ростом этой формы феодального землевладения начался активный процесс наступления государства и феодалов на земли и права черносошных крестьян, в результате чего сами крестьяне стали более активно втягиваться в систему феодальных отношений через поземельную зависимость от феодала. Иными словами, за право жить и работать на земле феодала крестьяне теперь должны были нести в его пользу определенные феодальные повинности. В условиях господства полунатурального хозяйства основной формой феодальной повинности стала натуральная рента, хотя кое-где встречались денежная и даже отработочная рента (барщина). Если крестьянина не устраивали условия жизни на земле его феодала, то он мог свободно покинуть ее, заплатив ему «пожилое» за те годы, которые он прожил на этой земле. Размер самого «пожилого» был четко зафиксирован в Судебнике Ивана III и на тот момент составлял 50 копеек с одного крестьянского двора.
В этот же период произошли значительные изменения в социальном положении холопов-страдников, поскольку сами феодалы, заинтересованные в увеличении производительности их труда, стали наделять их небольшими наделами земли, переводя их на положение крепостных крестьян. Часть бывших черносошных крестьян, попавших в поземельную зависимость от феодала, стали добровольно продавать себя в рабство феодалам, вследствие чего дальнейшее развитие получил такой социальный институт, как кабальное холопство.
В начале XVI в. дальнейшее развитие получило ремесленное производство, которое существовало в двух основных формах: 1) вотчинного ремесла, которое носило в основном натуральный характер и обслуживало конкретного феодала и зависимое от него население, и 2) городского ремесла, отличительной чертой которого стала работа не на заказ, а на рынок. Дальнейшее развитие получает процесс специализации городского ремесла, что четко выразилось в появлении городских ремесленных слобод — кадашевской, хамовной, кузнечной, гончарной и других. Следует особо подчеркнуть, что в отличие от стран Западной Европы в России отсутствовала цеховая система ремесленного производства.
Тема: Россия при Иване Грозном (1533―1584)
План:
1. Династический кризис. Борьба боярских группировок за власть (1533―1547).
2. Начало реального правления Ивана Грозного и реформы Избранной рады (1547―1560).
3. Внешняя политика Русского государства в 1550―1560-х гг.
а) Вхождение в состав России Казанского (1552) и Астраханского (1556) ханств.
б) Первый и второй периоды Ливонской войны (1558―1566).
4. Опричнина (1565―1572), ее основные события и историография.
а) Основные события опричнины.
б) Историография опричнины.
5. Третий период и завершение Ливонской войны (1566―1583).
6. Начало освоения Дикого поля (Новороссии) (1550―1590-е гг.).
7. Присоединение Сибири (1580―1590-е гг.).
8. Проблема закрепощения крестьянства.
1. Династический кризис. Борьба боярских группировок за власть (1533―1547)
В 1526 г. Василий III совершил беспрецедентный поступок — развелся со своей первой женой Соломонией Юрьевной Сабуровой (1490―1542) по причине ее неизлечимого бесплодия и неспособности родить ему наследника престола. А уже в 1527 г. он женился на юной литовской княжне, красавице Елене Васильевне Глинской (1511—1538), с которой прожил до конца своих дней.
По мнению ряда известных историков (А. Зимин, В. Кобрин), второй брак Василия III разделил жизнь великого князя на два периода. Во время брака с Соломонией Сабуровой, символизировавшего определенную политическую программу, великий государь опирался на старомосковское боярство, «выражавшее интересы широких кругов дворянства». Брак же с Еленой Глинской принес с собой крутой поворот в политической линии Василия III, приведший к возвышению княжеской аристократии. Однако другие известные историки (Р. Скрынников) полагают, что: 1) во-первых, не следует преувеличивать значение великокняжеских браков на тогдашний политический процесс и 2) во-вторых, князья Глинские, которые относительно недавно перешли на службу к великому московскому князю, никогда не принадлежали к правящей русской аристократии. Но, как бы то ни было, в августе 1530 г. в великокняжеской семье на свет появился первый младенец, которого в честь деда нарекли Иваном.
В декабре 1533 г., расхворавшись под Волоколамском на любимой звериной охоте, великий князь Василий III неожиданно скончался и его преемником на престоле стал трехлетний сын Иван IV (1533—1584), при котором, в силу его явного малолетства, был создан регентский (опекунский) совет, получивший название «седьмочисленной думы». В состав этого совета вошли младший брат Василия III князь Андрей Иванович Старицкий и самые влиятельные члены Боярской думы — князья Василий и Иван Шуйские, Михаил Глинский, бояре Михаил Юрьев, Михаил Тучков и Михаил Воронцов. Эта «семибоярщина» управляла страной всего несколько месяцев, после чего ее власть стала стремительно рушиться. Летом 1534 г. были арестованы князь-боярин М.Л. Глинский и боярин М.С. Воронцов и реальными правителями государства стали мать младенца, великая княгиня Елена Глинская и ее любовник-фаворит, боярин и конюший (высший придворный чин) князь Иван Федорович Овчина Телепнев-Оболенский.
За пять лет правления Елены и ее фаворита произошло четыре важных события:
1) Россия впервые проиграла очередную русско-литовскую пограничную войну (1534―1537) и вынуждена была отдать «польской коруне» ряд ранее отвоеванных земель, в частности, Гомель;
2) в 1535 г. правительство провело денежную реформу, в результате которой общерусской денежной единицей на территории всего государства стала московская деньга, получившая звонкое название «сабляница»;
3) в 1536 г., после смерти родного брата Василия III князя Юрия Ивановича Дмитровского было ликвидировано Дмитровское удельное княжество;
4) в 1537 г. произошел мятеж другого дядьки малолетнего государя, князя Андрея Ивановича Старицкого, который, подстрекаемый своими ближними боярами, предъявил права на великокняжеский престол. Естественно, мятежный князь был тут же схвачен, посажен в темницу и вскоре там отравлен, а единственный на тот момент Старицкий удел был сразу ликвидирован.
Как полагают многие историки (А. Зимин, В. Кобрин), последние три события четко показали общую направленность политики правительства Елены Глинской на дальнейший курс централизации единого Русского государства. Однако в апреле 1538 г. при загадочных обстоятельствах, скорее всего в результате отравления, Елена Глинская неожиданно умерла. Ее фаворит князь И.Ф. Оболенский был тут же посажен в темницу, а затем тайно убит по приказу князя А.И. Шуйского. У трона начинается острейшая борьба боярских группировок за власть (1538―1547), в которой приняли активное участие три княжеских клана — Шуйских, Бельских и Глинских.
Сначала власть захватили князья Шуйские, которые почти два года (1538—1540) реально управляли страной. Затем, в результате дворцового заговора и при активной поддержке митрополита Иосафа, к власти приходит княжеский клан Бельских (1540―1542). Но и их правление тоже оказалось не очень долгим, и в результате очередного дворцового переворота к власти опять приходят Шуйские, которых на сей раз поддержал новый митрополит Макарий. Однако уже в декабре 1543 г. господству Шуйских приходит конец, поскольку по приказу юного Ивана IV глава их клана князь Андрей Иванович был жестоко убит великокняжескими псарями, а сами Шуйские изгнаны из Москвы.
В советской исторической науке (И. Смирнов, А. Зимин, А. Сахаров, В. Буганов) борьбу боярских кланов за власть всегда трактовали как борьбу активных противников (Шуйские) и сторонников (Бельские―Глинские) дальнейшей централизации Русского государства. По мнению многих нынешних историков (В. Кобрин, Р. Скрынников, А. Кузьмин), данная оценка не выдерживает критики, поскольку именно при Шуйских в 1539 г. была проведена знаменитая реформа местного управления, известная под названием «губной реформы», в ходе которой произошло существенное перераспределение власти от пришлых великокняжеских наместников и волостелей в пользу местных служилых людей и черносошных крестьян, кровно заинтересованных в наведении порядка и сохранении единства страны.
2. Начало реального правления Ивана Грозного и реформы Избранной рады (1547―1560)
В результате нового дворцового переворота у власти утвердилась новая боярская группировка — родственники молодого государя, князья Глинские. Именно с их подачи и при активнейшем участии митрополита Макария в жизни молодого Ивана произошло два важнейших события. В январе 1547 г. он был торжественно венчан на царство в Успенском соборе Московского Кремля, что имело огромное политическое значение, поскольку новый титул:
• несоизмеримо возвысил царскую власть над всей родовой бояро-княжеской аристократией внутри страны;
• впервые ставил русского монарха в один ряд с татарскими ханами, которых на Руси всегда именовали царями.
Сразу после этого события, в феврале 1547 г. молодой царь обвенчался с юной красавицей, боярышней Анастасией Романовной Юрьевой, с которой прожил самые счастливые тринадцать лет своей жизни.
В июне 1547 г. в Москве произошел страшный пожар, в результате которого погибло свыше двух тысяч москвичей и почти восемьдесят тысяч остались без крова. В этой трагедии были обвинены князья Глинские, в частности, бабка царя княгиня Анна, которые были тут же отстранены от власти, и на смену им пришел новый боярский клан — родственники царицы Анастасии, бояре Захарьины-Юрьевы и Воронцовы.
В феврале 1549 г. на представительном совещании в Грановитой палате Московского Кремля, которое в исторической науке (Л. Черепнин, Н. Носов, А. Зимин) принято считать первым Земским собором, Иван IV выступил с обширной программой государственных реформ. Для ее реализации самим государем было создано новое правительство, которое в историографии принято называть на польский манер Избранной радой (1549―1560). Многие историки (Н. Карамзин, К. Бестужев-Рюмин, Н. Костомаров, А. Зимин, Б. Кобрин, Р. Скрынников) и раньше, и теперь постоянно спорят о персональном составе этого правительства. Но с большой долей вероятности можно утверждать, что его членами были: руководитель Челобитного приказа и фактический глава правительства Алексей Федорович Адашев, глава Посольского приказа князь Иван Михайлович Висковатый, глава Разрядного приказа князь Андрей Михайлович Курбский, князь Дмитрий Михайлович Курлятьев-Оболенский и настоятель Благовещенского храма Московского Кремля, личный духовник царя протоирей Сильвестр. Большое влияние на деятельность Избранной рады оказывал и митрополит Макарий (1542—1563).
Относительно недавно известный историк профессор А.И. Филюшкин в своей кандидатской диссертации «Состав правящих кругов Российского государства и проблемы изучения «Избранной рады» (1995) реанимировал старую концепцию профессора И.И. Смирнова, в которой отрицал реальность существования правительства «Избранной рады» и считал сведения о ней политическим мифом, автором которого был князь А.М. Курбский.
Тем не менее, большинство историков по-прежнему считает, что именно правительство Избранной рады провело целый ряд фундаментальных реформ, которые условно можно разделить на следующие группы:
I. Реформа центрального управления (административная реформа), которая была воплощена в следующих мероприятиях правительства.
1) В принятии нового Судебника 1550 г., который с учетом судебной практики и развития законодательства был существенно расширен и лучше систематизирован, в частности разбит на главы и статьи. В новом Судебнике впервые было введено наказание за мздоимство, ужесточены санкции в отношении «лихих» людей, ограничены в пользу центральной власти права наместников и волостелей в расследовании наиболее тяжких уголовных преступлений, подтверждены нормы крестьянского перехода в Юрьев день и несколько, с учетом денежной реформы 1535 г. и инфляции, увеличена плата за «пожилое» — с пятидесяти «старых» копеек до одного «нового» рубля и т.д.
2) В проведении Поместного собора Русской православной церкви (1551), который в науке традиционно называют Стоглавым собором, поскольку все его решения были оформлены в ста главах. На этом соборе обсуждались два основных вопроса: а) чисто церковные дела, связанные с наведением элементарного порядка в среде приходского духовенства и унификации церковной службы и обрядов, и б) проблема монастырского землевладения, который вызвал наибольшую дискуссию, поскольку царь Иван, поддержанный нестяжателями (Сильвестр), попытался отобрать богатые монастырские вотчины в пользу государства, ибо правительству было крайне важно получить новые земли (роспашь) для поместной раздачи служилым людям «по отечеству», составлявшим основу русской поместной конницы. Но это предложение, вызвавшее резкое недовольство иосифлян, при активной поддержке митрополита Макария было решительно отвергнуто. Единственное, что удалось сделать царю Ивану, так это протащить решение, что отныне все монастыри не имеют права приобретать новых земель без доклада царю, а также ограничить «тарханы», т.е. налоговые привилегии церкви, дарованные ей еще татарскими ханами.
3) В реформе Государева двора и создании «Дворцовой тетради» и «Государева родословца» (1551—1552), на основании которых теперь стало осуществляться «верстание на службу», то есть назначение на все важнейшие административные, военные и дипломатические посты.
4) В создании в 1551―1555 гг. принципиально новой системы органов центрального управления — приказов, в основе деятельности которых лежал отраслевой (ведомственный) или территориальный принцип управления: Посольский приказ ведал внешними сношениями с иноземными державами, Разрядный приказ занимался назначением воевод в войска и сбором поместного ополчения, Поместный приказ ведал раздачей и конфискацией поместий, Разбойный и Земский приказы осуществляли уголовный сыск и занимались охраной общественного порядка, Стрелецкий приказ ведал вновь образованным полурегулярным стрелецким войском, приказ Казанского дворца занимался административно-судебным и финансовым управлением новых южных и восточных территорий, и т.д.
II. Налоговая реформа (1551—1556), в результате которой была установлена общая для всех сословий единица налогообложения — соха, то есть мера земельной площади. Согласно новому налоговому законодательству, отныне с черносошных крестьян налог стал взиматься с 500 десятин или четвертей земли, с монастырей и церкви — 600 десятин, а светских феодалов — 800 десятин земли.
III. Военная реформа (1551―1556), которая была проведена в два этапа. Первый этап реформы, проведенный в 1550—1551 гг., затронул старинный институт местничества, который теперь жестко ограничивался в период военных походов, и устанавливалась четкая подчиненность всех полковых воевод первому воеводе Большого полка. Позднее было принято новое решение, что «тягаться о местах» в мирное время могут только те служилые люди «по отечеству», чьи фамилии были внесены в «Государев родословец», «Государев разряд» и «Дворцовую тетрадь».
Второй этап военной реформы был проведен в 1556 г., когда правительством было принято «Уложение о службе», согласно которому все помещики-землевладельцы, включая «новиков» («недорослей», достигших пятнадцатилетнего возраста), обязаны были выходить на государеву ратную службу «конно, людно и оружно». Со 150 десятин земли помещик сам выходил на ратную службу, а с каждых последующих 100 десятин земли — выводил одного вооруженного и конного холопа. Если служилый человек «по отечеству» перевыполнял этот план и приводил больше военных холопов, чем того требовало «Уложение», то он получал от государства «денежную помогу», ежели он, напротив, уклонялся от несения службы или приводил меньшее число военных холопов — ему грозило битие кнутом и конфискация поместья.
В русской исторической науке представители знаменитой «государственной школы» (С. Соловьев, К. Кавелин, Б. Чичерин) рассматривали «Уложение о службе» как первый этап закрепощения дворянского сословия, за которым затем последует закрепощение всех остальных сословий Русского государства. Но эту стройную теорию «закрепощения сословий» в советской исторической науке по вполне понятным причинам полностью отвергали и сознательно акцентировали внимание лишь на закрепощении крестьянства и посада феодальным государством, которое произойдет в конце XVI ― первой половине XVII вв. Хотя в постсоветский период ряд ученых, в частности, выдающийся историк профессор Н.И. Павленко, полностью солидаризовался с этой знаменитой теорией, указывая на то обстоятельство, что она вполне, и по фактам, и по самой своей сути вписывалась в логику всего русского исторического процесса, в том числе создания сословного государства под патронатом сильной царской власти.
IV. Реформа местного управления (1556) была проведена в развитие губной реформы (1539, полностью ликвидировала старый институт княжеских наместников и волостелей и установила, что главами местных администраций отныне становились городовые приказчики, губные старосты и целовальники, которые избирались из числа местных служилых людей и черносошных крестьян.
Если в целом оценивать реформы Избранной рады, то следует признать правоту тех историков (А. Кузьмин, В. Кобрин, А. Хорошкевич, А. Юрганов), которые считали, что при всей их спонтанности они сыграли исключительно важную роль в создании централизованного Русского государства. Хотя данная точка зрения и разделяется большинством исследователей, существуют и другие оценки деятельности Избранной рады. Например, академики В.О. Ключевский и Л.В. Черепнин относили становление единого централизованного государства уже к временам Ивана III, а академик М.Н. Тихомиров — только к середине XVII в. Но тем не менее все историки признают, что в результате реформ Избранной рады к 1560-м гг. сложилась более совершенная система центрального и местного управления, которая выглядела следующим образом:
ЦЕНТРАЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ
Государь, царь и великий князь
→Боярская дума (бояре и окольничие)
→Государев двор
→Приказы
→Территориальные (дьяки и подьячие)
→Отраслевые (дьяки и подьячие)
→Земский собор
МЕСТНОЕ УПРАВЛЕНИЕ
Уезды (городовые приказчики и губные старосты)
3. Внешняя политика Русского государства в 1550―1560-х гг.
а) Вхождение в состав России Казанского (1552) и Астраханского (1556) ханств
В середине XVI в. основными направлениями внешней политики России были:
• восточное направление, то есть отношения с Казанским, Астраханским и Сибирским ханствами и Ногайской Ордой;
• южное направление, то есть отношения с Османской империей и ее вассалом Крымским ханством;
• западное направление, то есть отношения с ближайшими европейскими соседями России — Польшей, Литвой, Ливонией и Швецией.
В середине XVI в. главным направлением внешней политики России становится восточное направление. В 1552 г., после очередного поражения в Казани «промосковской партии» татарской знати во главе с ханами Шах-Али и Джан-Али, к власти пришла «прокрымская партия» казанских татар, за которой стояли Сагиб-Гирей, Сафа-Гирей и Ядигир-Магомед. Естественно, в Москве никак не могли допустить возникновения столь мощного военного союза двух самых сильных и влиятельных татарских ханств, и было принято решение пойти очередным походом на Казань.
В отличие от всех предыдущих походов на Казань, предпринятых в 1487, 1524, 1530 и 1550 гг., к предстоящей военной кампании стали готовиться загодя и планомерно. Сначала близ Казани под руководством дьяка И.Г. Выродкова была построена Свияжская крепость, ставшая опорной базой русских войск в предстоящем походе на Казань. В самой крепости был размещен крупный военный гарнизон под руководством князя А.В. Горбатого-Шуйского и сосредоточена вся полевая артиллерия. И лишь потом, в июне 1552 г., многотысячная русская армия под командованием самого царя Ивана и трех молодых и талантливых воевод, князей И.И. Пронского, А.М. Курбского и И.М. Воротынского вышла в поход. По мере продвижения к означенной цели ряды русской армии пополнили касимовские и казанские татары во главе с Шах-Али-ханом и Камай Хусейном и донские казаки под водительством Сусара Федорова.
В августе 1552 г. русская рать форсировала Волгу и начала осаду Казани, которая завершилась генеральным штурмом и взятием ханской столицы 2 октября 1552 г. После этого события Казанское ханство были ликвидировано, а в бывшей ханской столице обосновался царский наместник князь Александр Борисович Горбатый-Шуйский, который приложил немало времени и сил для обустройства новых обширных территорий Русского государства.
После взятия Казани на повестку дня встал вопрос о покорении Астраханского ханства, что позволило бы решить сразу две насущных проблемы:
• добиться полного контроля над стратегически важным волжским торговым путем и получить прямой выход в Каспийское море;
• положить конец постоянным набегам астраханских татар на порубежные русские земли в Диком поле (будущей Новороссии).
Поводом для начала активных военных действий стало пленение ханом Ямгурчи московских послов в Хаджи-Тархане (Астрахани). В ответ на эту провокацию по приказу царя в марте 1554 г. русская рать во главе с князем Ю.И. Пронским вышла в поход, и вскоре у Черного Яра стрельцы князя А.И. Вяземского разгромили головной отряд астраханских татар. В этой ситуации хан Ямгурчи не стал вступать в новое сражение, при подходе русских войск покинул ханскую столицу и бежал в турецкую крепость Азак (Азов).
После его бегства в Хаджи-Тархане воцарился давний союзник русского царя звенигородский вотчинник хан Дервиш-Али, клятвенно обещавший ему быть неотступным от Москвы. Однако уже в 1556 г. он перешел на сторону крымского хана Девлет Гирея (1551―1577) и спровоцировал новый поход московских полков на Астрахань. В июле 1556 г. большая русская рать и отряды донских казаков во главе с царским воеводой Н.С. Черемисиновым и войсковым атаманом Л.П. Филимоновым разгромили ханское войско и без боя взяли Астрахань. По итогам этого похода Астраханское ханство было ликвидировано, а в его столице сел царский наместник-воевода Николай Семенович Черемисинов-Караулов.
В 1557 г. вассальную зависимость от Москвы признала Ногайская Орда и Башкирия, и таким образом, на восточных рубежах России остался только один серьезный враг — Сибирское ханство, где правил тайбугинский мурза Едигер (1552—1563).
В настоящее время ряд татарских историков-националистов (Р. Фахрутдинов, И. Гилязов) пытается представить восточную политику Ивана Грозного как самый трагический период в истории их многострадального народа, ставшего жертвой имперских амбиций невменяемого русского царя, который вполне целенаправленно проводил в отношении покоренных тюркских народов политику тотального геноцида и истребления. Между тем, как верно отметили те же евразийцы (Л. Гумилев, В. Кожинов), исторически Иван Грозный боролся не с татарским народом (древними булгарами), который был такой же жертвой монгольской агрессии, как и русский народ, а с одряхлевшими остатками монгольской империи и прямыми потомками Чингисхана, которые давно вынашивали планы превратить свои ханства в вассалов Османской империи.
б) Первый и второй периоды Ливонской войны (1558―1566)
После успешного решения восточной проблемы внутри правительства разгорелась борьба о том, какому направлению — западному или южному — отдать предпочтение. Иван Грозный настаивал на первом варианте, а Алексей Адашев — на втором. В конце концов было принято решение о начале Ливонской войны (1558—1583), главной целью которой стало возвращение исконных русских прибалтийских земель и получение надежного выхода в Балтийское море. Подобную оценку главных причин и задач Ливонской войны всегда разделяли все историки, в том числе и авторы специальных научных работ, посвященных истории этой войны, — Р.Ю. Виппер, А.С. Королюк, И.П. Шаскольский, Б.Н. Флоря и другие. В последнее время традиционная концепция Ливонской войны была подвергнута серьезной критике со стороны профессора А.И. Филюшкина, который в своей последней работе «Изобретая первую войну России и Европы» (2013) предложил трактовать Ливонскую войну как историографический конструкт, сочиненный Н.М. Карамзиным, и рекомендовал вместо старого термина ввести понятие «Балтийские войны», под которым надо понимать серию локальных военных конфликтов за обладание Прибалтикой.
В январе 1558 г. русская армия под командованием князя М.В. Глинского начала боевые действия на территории Ливонии и уже к лету 1558 г. овладела Нарвой, Дерптом, Мариенбургом и другими ливонскими городами. В начале 1559 г., оккупировав практически всю Ливонию, русские войска подошли к предместьям Ревеля и Риги и начали их осаду. Вскоре боевые действия пришлось приостановить и заключить с ливонцами перемирие. Причина столь неожиданного поворота на театре военных действий состояла в том, что: 1) новый магистр Ливонского ордена Готтард Кетлер сумел заверить Москву в своей готовности признать вассальную зависимость от нее, 2) а главе Избранной рады А.Ф. Адашеву удалось убедить царя начать войну с Крымским ханством.
Осенью 1559 г. русское войско под командованием воеводы Д.Ф. Адашева, «несолоно хлебавши», с большими потерями вернулось в Москву из Крымского похода. Ливонский магистр Г. Кетлер, признав вассальную зависимость от польского короля Сигизмунда II Августа (1548―1572), передал ему в правление всю южную, пограничную с Литвой, территорию Ливонского ордена, и оставил за собой лишь территорию Курляндии, Эстляндии и остров Эйзель, которые в 1661 г. отошли Швеции и Дании.
В конце 1560 г. совершенно неожиданно пало правительство Избранной рады, что до сих пор вызывает споры у историков.
Одни (В. Королюк, К. Базилевич, А. Кузьмин) считают, что основной причиной падения А.Ф. Адашева и его правительства стали разногласия с царем по вопросам внешней политики.
Другие историки (В. Кобрин, А. Юрганов) полагают, что главной причиной отставки А.Ф. Адашева стали разногласия с царем по вопросам темпов проведения реформ. Кроме того, эти же историки утверждают, что еще одной причиной и прямым поводом к опале всех членов Избранной рады послужило поведение А.Ф. Адашева и Сильвестра в 1553 г., когда в дни тяжелой болезни царя они отказались присягнуть его сыну, «пеленочнику» Дмитрию, и предпочли ему царского кузена Владимира Андреевича Старицкого.
Наконец, третья группа авторов (Р. Скрынников) видит причины падения Избранной рады в борьбе боярских группировок за власть, в частности, в кознях бояр Захарьиных-Юрьевых, обвинивших А.Ф. Адашева в отравлении царицы Анастасии, умершей в августе 1560 г.
В 1561 г. возобновились боевые действия в Ливонии, однако после распада Ливонского ордена России пришлось столкнуться уже не с одним, довольно слабым противником, а с мощной коалицией четырех европейских держав в составе Польши, Литвы, Швеции и Дании. Первоначально русскому войску сопутствовал явный успех, и в феврале 1563 г. князь Петр Иванович Шуйский взял штурмом стратегически важный пункт — город Полоцк. Затем началась череда крупных неудач: в январе 1564 г. польско-литовская рать гетмана Радзивилла Рыжего разбила русскую армию под Полоцком, в апреле 1564 г. в Литву сбежал командующий русской армией князь А.М. Курбский, а летом 1564 г. русская армия потерпела новое поражение под Оршей. К неудачам в Литве присовокупился и новый набег крымского хана Девлет-Гирея, который по договоренности с Варшавой в октябре 1564 г. разорил пограничные калужские и рязанские уезды страны.
4. Опричнина (1565―1572), ее основные события и историография
а) Основные события опричнины
В обстановке военных поражений на ливонском фронте происходит резкое изменение политического курса в стране. В декабре 1564 г. Иван Грозный выехал на богомолье в Троицкий монастырь, а затем неожиданно уехал в старинное охотничье великокняжеское село — Александрову слободу, откуда в январе 1565 г. его гонец К.В. Поливанов привез в Москву две царских грамоты. В первой грамоте, адресованной митрополиту Афанасию, Боярской думе и Освященному собору, содержался богатый список «измен и неправд» всех князей, бояр и духовенства. Во второй же грамоте, адресованной всему посадскому люду Москвы, говорилось о том, что государь «гнева на них не держит и опалы никоторые не кладет». Под давлением растроганных москвичей в Александрову слободу было тут же направлено представительное посольство в составе двух архиепископов — Пимена и Никифора и трех влиятельных бояр — князей И.Ф. Мстиславского, И.Д. Бельского и П.М. Щенятева. Во время переговоров с визитерами царь дал согласие вернуться в Москву, но лишь при выполнении следующих условий: 1) он получает право без согласия Боярской думы казнить всех бояр, заподозренных в государевой измене, и 2) учреждает царскую опричнину.
Сам термин «опричнина» происходит от старинного русского слова «опричь», то есть кроме. В Древней Руси опричниной традиционно называли ту часть княжеского домена, которую после смерти князя выделяли его вдове «опричь» всех остальных земель. На сей раз «опричь» всей земли Российского государства выделялась территория царской опричнины, в которую вошли:
1) все русские уезды на границе с Литвой (Можайск, Вязьма, Белев, Козельск),
2) территории с давно и хорошо развитым феодальным землевладением (Суздаль, Ростов, Переяславль) и
3) северные промысловые города и уезды (Вологда, Старая Русса, Поморье, Устюг Великий).
Та территория государства, которая не вошла в царскую опричнину, стала называться земщиной, и управление ею было возложено на «семибоярщину», или земскую Боярскую думу во главе с князьями И.Д. Бельским, И.Ф. Мстиславским и И.П. Челядиным-Федоровым. Таким образом, в стране фактически сложилось классическое двоевластие: существовало две Боярских думы (земская и опричная), два Государевых двора, две системы приказов, два войска и т.д.
Одним из первых мероприятий опричных властей стало формирование опричного войска. С этой целью под руководством членов опричной Боярской думы — князя Афанасия Ивановича Вяземского и Алексея Даниловича Басманова была создана специальная комиссия, которая в январе 1565 г. провела в Москве генеральный смотр всего провинциального дворянства трех опричных уездов страны — Суздальского, Вяземского и Можайского. В результате этого смотра в опричнину была отобрана 1000 «лутших слуг», которые на первых порах и составили костяк опричного войска, возросшего затем до 6000 опричников. Те служилые люди, которым не «подфартило» войти в личную гвардию государя, были выселены из опричных уездов и «испомещены» в земские уезды страны. Прежние их вотчины и поместья у них были конфискованы в пользу опричников. Сама опричнина была построена по принципу монашеской братии, где роль игумена исполнял сам государь, роль келаря играл князь А.И. Вяземский, а государева воинства — опричники, облаченные в черные кафтаны, наподобие монашеских ряс и клобуков.
Далее мы предложим традиционный взгляд на историю самой опричнины, который с разной степенью подробностей и достоверности изложен в трудах многих русских и советских историков, в частности, В.О. Ключевского, С.Б. Веселовского, А.А. Зимина, В.Б. Кобрина, Р.Г. Скрынникова и других. Сразу оговоримся, что описание многих «ужасов» опричнины базируется, в основном, на очень скудном и спорном источниковом материале, в частности, на крайне сомнительной «Повести о разгроме Великого Новгорода», созданной в самом Новгороде в годы шведской оккупации (1611―1617), и в явно политизированных «мемуарах» двух известных иноземцев — толмача царского лекаря Альберта Шлихтинга «Новости из Московии, сообщенные дворянином Альбертом Шлихтингом о жизни и тирании государя Ивана» (1570) и толмача Посольского приказа и мнимого опричника Генриха Штадена «Страна и правление московитов, описанные Генрихом фон Штаденом» (1577—1578). Если А.А. Зимин, Р.Г. Скрынников и особенно В.Б. Кобрин очень высоко оценивают степень достоверности всех трех источников, особенно Г. Штадена, то даже их либеральные коллеги, в частности, академик С.Б. Веселовский и профессор Д.А. Альшиц, говорят о том, что они сродни «небылицам барона Мюнхгаузена».
Проведя всю подготовительную работу, Иван Грозный запустил в действие заранее подготовленный маховик репрессий против зарвавшейся бояро-княжеской аристократии. Уже в феврале 1565 г. произошло два совершенно беспрецедентных события: 1) во-первых, были казнены или отправлены в ссылку несколько самых видных и авторитетных членов Боярской думы — князья А.Г. Горбатый-Шуйский, М.В. Кашин, М.П. Репнин, Д.М. Курлятев, Ф.И. Троекуров и ряд других; 2) во-вторых, после полного разгрома земской Боярской думы, которая теперь стала послушным орудием в руках царя, последовала знаменитая «казанская ссылка», в результате которой своих родовых вотчин и поместий лишились более 100 (из 282) представителей самой титулованной княжеской аристократии страны. Историки по-разному оценивали это событие: одни (А. Зимин, В. Кобрин) не придавали этой «акции» большого значения, а другие (Р. Скрынников), напротив, считали, что «казанская ссылка» стала крупной вехой в истории русской аристократии, поскольку она значительно ускорила процесс отчуждения ее родовых вотчин и поместий. После этой акции репрессии аристократии пошли на спад, и начался период непродолжительной «оттепели».
Летом 1566 г. состоялся Земский собор, созванный для обсуждения мирного договора с Польшей и Литвой, условия которого привезли в Москву «болшие литовские послы» Ю.А. Хоткевич, Ю.В. Тишкевич и М.Б. Гарабурда. В самый разгар обсуждения этого вопроса, когда торговый и служилый люд Новгорода, Пскова, Торопца и Великих Лук «за его государское дело обещали покласть своя животы и головы, чтоб государева рука везде была высока», совершенно неожиданно выступила оппозиция, которая потребовала от царя отменить опричнину и прекратить все казни служилых князей и бояр. Иван Грозный пришел в неописуемое бешенство, в результате чего 300 челобитчиков были арестованы, а ряд из них, в том числе глава челобитчиков князь В.Ф. Рыбин-Пронский, казнены.
По информации ряда смутных источников, в сентябре 1567 г. Иван Грозный через английского посланника Э. Дженкинсона передал королеве Елизавете I (1558―1603) свою просьбу о предоставлении ему убежища в Англии. Якобы эта просьба была связана с известием о каком-то заговоре в земщине, поставившим своей целью свергнуть законного царя с престола и передать власть его кузену, князю В.А. Старицкому. Однако, как заявил профессор Р.Г. Скрынников, этот принципиальный вопрос так и остался неразрешенным, поскольку невозможно установить, действительно ли земщина составила какой-то заговор, или все свелось к банальной болтовне оппозиционного толка.
Новой крупной жертвой очередной волны репрессий стал влиятельный глава земской Боярской думы боярин Иван Петрович Челядин-Федоров, который по ложному доносу был обвинен в заговоре в пользу князя В.А. Старицкого и в начале 1567 г. сослан на воеводство в Полоцк. Затем последовала опала самого князя В.А. Старицкого, которого выселили в Нижний Новгород и казнили ряд его ближайших родственников, в том числе знатных дворян К.М. Дубровского, В.А. Борисова и других.
Новые казни вызвали резкий протест со стороны нового главы Русской православной церкви митрополита Филиппа (Федора Степановича Колычева), который открыто потребовал от царя упразднить опричнину. Его гневная речь, адресованная самому Ивану Грозному, была продиктована не только тем, что он был самым искренним противником политики опричнины, но и тем важным обстоятельством, что в числе опальных оказались князь В.А. Старицкий и боярин И.П. Федоров, с которыми семейство бояр Колычевых было связано тесными узами службы и родства.
Резкий демарш митрополита Филиппа заставил царя отдать давно подготовленный приказ об окончательной расправе над боярином И.П. Федоровым, которого летом 1568 г. привезли в Москву и подвергли жестокой казни вместе с его многочисленными слугами и холопами. В знак протеста против этой расправы митрополит Филипп демонстративно покинул свою резиденцию в Московском Кремле и уехал в Симонов монастырь. Покинул столицу и царь Иван, который в Александровой слободе вкупе с новгородским архиепископом Пименом стал стряпать дело против главы РПЦ. Однако обвинительное заключение было столь надуманным, что почти все члены земской Боярской думы отказались утвердить его. В результате полетели головы новых строптивых бояр — князей А.И. Катырева-Ростовского, Д.И. Сицкого, М.Ю. Лыкова и других. Только после этого новый состав земской Боярской думы утвердил обвинительный приговор митрополиту Филиппу: он был низложен, публично избит и увезен под крепким караулом в Богоявленский монастырь под Тверь.
В октябре 1569 г. по дороге в Александрову слободу два верных царских опричника Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский (Малюта Скуратов) и Василий Григорьевич Грязной расправились с царским кузеном, последним удельным князем Владимиром Андреевичем Старицким, отравив его вместе со всей семьей — престарелой матерью Ефросиньей Старицкой, женой Евдокией Одоевской и малолетней дочерью Марией.
В ходе розыска о заговоре князя В.А. Старицкого в недрах опричнины созрело дело «о новгородской измене» и в декабре 1569 г. опричная Боярская дума приняла решение отправить опричное войско в поход против мятежных новгородцев. По информации историков путь опричников в Новгород был отмечен зверскими убийствами и грабежами в Клину, Твери, Торжке, Вышнем Волочке и других русских городах. Якобы тогда по личному приказу царя Малюта Скуратов задушил и бывшего митрополита Филиппа в его келье в тверском Отрочь Успенском монастыре только за то, что он оказался благословить Ивана Грозного на новгородский поход. Погром в Новгороде, в ходе которого, по разным оценкам, погибло от 4000—6000 (Р. Скрынников) до 15000 (В. Кобрин) новгородцев, продолжался весь январь 1570 г. А затем царские опричники направились грабить и убивать в соседний Псков, но, испугавшись пророчеств некого юродивого Николы, царь не рискнул войти в этот порубежный город и вернулся обратно в Москву.
Живописуя зверства новгородского похода, многие историки опричнины почему-то упорно умалчивают следующие факты:
1) Опричный суд функционировал на новгородском Городище всего три недели, и даже при максимально ускоренном делопроизводстве опричные судьи едва ли могли рассмотреть больше нескольких сотен уголовных дел.
2) По сохранившимся источникам, в частности, церковным синодикам, смертной казни подверглось около 200 новгородских дворян, 45 дьяков и приказных и примерно 150 их домочадцев.
3) Еще до новгородского похода, в 1568―1569 гг. в трех новгородских пятинах вспыхнул массовый голод и резко возросла смертность населения, что было вызвано эпидемией чумы, сильным подорожанием зерна из-за двух неурожаев и Ливонской войны, которая существенно подорвала всю новгородскую экономику, нарушив прежние торговые связи Новгорода с державами всего Балтийского региона.
4) Если внимательно проанализировать источники, то можно легко убедиться в том, что опричной «ревизии» и «погрому» было подвергнуто именно церковное и монастырское хозяйство, где шла конфискация зерна, скота и соли, которого так не хватало простым новгородцам.
5) Вероятнее всего, так называемый новгородский «погром» был во многом связан с тем, что в условиях сильнейшего голода и катастрофического роста цен новгородские бояре и церковники вполне сознательно провоцировали недовольство новгородцев «политикой Москвы».
6) Не исключено и то, что именно тогда у всей новгородской элиты возникло горячее желание искать спасения в присоединении к Люблинской унии, которую только что, в 1569 г., заключили Польша и Литва.
7) Кроме того, совершенно очевидно, что всей новгородской элите была крайне невыгодна политика Ивана Грозного в Балтийском регионе, грозившая потерей их очень больших доходов в традиционной балтийской торговле.
8) Наконец, вероятнее всего, новгородцев явно не устраивала ориентация царя на Лондон, поскольку было доподлинно известно, что именно тогда английские купцы получили от него ряд важных преференций и открыли альтернативный балтийской торговле новый «торговый меридиан» через Холмогоры―Вологду―Москву. Кроме того, не надо забывать, что сами англичане были крайне недовольны политикой «новгородской торговой корпорации», которая некогда входила в конкурирующий с ними Ганзейский союз, а в 1560-х гг. открыла свой город для голландцев, бывших главными конкурентами англичан во всей международной торговле. Все это зримо говорит о том, что новгородский поход никак не мог быть некой параноидальной импровизацией Ивана Грозного, а имел глубокие причины и был совершен вполне вовремя.
По возвращении из Новгорода весной 1570 г. неожиданно начались казни самих опричников, в результате которых свои головы на плахе сложили все первые руководители опричнины, стоявшие у ее истоков: князья А.И. Вяземский, М.Т. Черкасский, А.Д. Басманов, Ф.А. Басманов и другие. Одни историки (В. Кобрин) связывали эти казни со смертью второй жены царя, кабардинской княжны Марии Темрюковны Черкасской, а их оппоненты (Р. Скрынников) — с кознями М. Скуратова и В.Г. Грязного, которые вскоре заняли руководящие посты в опричнине.
Летом 1570 г. М. Скуратов и его головорезы состряпали новое «московское дело», главными обвиняемыми по которому стали руководители многих земских приказов: Посольского — дьяк И.М. Висковатый, Казенного — дьяк Н.А. Фунников, Поместного — дьяк В.В. Степанов, Разбойного — дьяк Г.И. Шапкин и другие крупные представители приказной бюрократии, которых обезглавили на Поганой луже в Москве. По мнению многих историков (С. Платонов, А. Зимин, В. Кобрин), Иван Грозный хотел учинить в столице новый «новгородский погром», но события, произошедшие летом следующего года, положили конец кровавой опричнине.
В мае 1571 г. крымский хан Девлет-Гирей, пройдя Изюмским шляхом через территорию Дикого поля, совершил опустошительный набег на Москву, в результате которого столица государства была сожжена практически дотла. После ухода татар в городе начались новые казни опричных (И.С. Воронцов) и земских (С.А. Яковлев) воевод, которых обвинили во всех смертных грехах и сделали «козлами отпущения». На следующий год крымцы тем же Изюмским шляхом, через Северский Донец, вышли в новый поход на Москву, однако Иван Грозный на сей раз объединил земское и опричное войско под единым командованием трех талантливых воевод — князей М.И. Воротынского, И.П. Шуйского и Д.И. Хворостина, и выставил 40-тысячную рать под Коломной, Серпуховом и Калугой. В начале августа 1572 г. русская армия в ходе трехдневного кровопролитного сражения у села Молоди нанесла сокрушительное поражение крымской орде и обратила татар в постыдное бегство: «и воеводы на утрее узнали, что царь крымской побежал и на тех остальных тотар пришли всеми людьми и тех тотар пробили человек с тысечю, а иные многие тотаровя перетонули, а иныя ушли за Оку».
Победа при Молодях убедила грозного царя в бессмысленности и опасности дальнейшего раскола страны, и в сентябре 1572 г. опричнина была отменена. Справедливости ради следует сказать, что эту точку зрения разделяют далеко не все историки. Одни авторы (С. Платонов, П. Садиков, Д. Альшиц) утверждали, что опричнина просуществовала до самой смерти Ивана Грозного. А их оппоненты (Р. Скрынников, В. Кобрин, А. Зимин, В. Корецкий, Я. Лурье) полагают, что это не совсем так, поскольку «вторая редакция» опричнины была издана только в 1575 г., но в гораздо более мягкой форме, нежели первая.
В 1575 г. произошло очередное загадочное событие: Иван Грозный добровольно отказался от престола и назначил великим князем Московским крещеного касимовского царевича Симеона Бекбулатовича. Этот политический спектакль продолжался всего несколько месяцев, но его причины до сих пор покрыты тайной и вызывают самые горячие споры у историков. Одни (В. Корецкий) считают, что эти события были связаны с попыткой Ивана Грозного завладеть польско-литовским престолом, который, после бегства из Варшавы французского «принца крови» Генриха Валуа, вновь оказался вакантным, как и пару лет назад. Другие (А. Зимин, В. Кобрин, А. Станиславский, А. Юрганов) связывают это событие с изданием «второй редакции» опричнины, поскольку страна с этого момента вплоть до смерти Ивана Грозного вновь была поделена, но уже на земщину и двор (Особый двор), в состав которого монарх впервые попытался ввести ряд лиц из среды провинциального дворянства, которые ранее просто не могли претендовать на столь высокий взлет в своей карьере в силу незнатного происхождения и должностного положения.
Что касается общих жертв опричных репрессий, то одни историки (Р. Скрынников, И. Фроянов), детально проанализировав синодики (поминальные списки) репрессированных, заявили, что непосредственно жертвами опричнины стали примерно 4500 человек, тогда как за одну Варфоломеевскую ночь 24 августа 1572 г. в Париже было уничтожено более 4000 гугенотов. Их оппоненты из либерального лагеря (В. Кобрин, А. Юрганов), которые буквально смакуют вопрос о жертвах опричного террора и наслаждаются живописанием зверств опричных репрессий, считают эту цифру крайне заниженной и утверждают, что «писцовые книги», составленные вскоре после опричнины, «создают впечатление, что страна испытала опустошительное вражеское нашествие». Хотя при этом конкретное число жертв опричных репрессий они так и не называют.
б) Историография опричнины
Вопрос о роли и значении опричнины давно является предметом самых ожесточенных споров. Долгое время этот спор шел исключительно в моральной плоскости. Такой подход был характерен для многих русских историков, в том числе B.Н. Татищева, М.М. Щербатова, Н.М. Карамзина, М.П. Погодина и других. Впервые увидеть социальные корни опричнины удалось академику C.М. Соловьеву, который, осуждая зверства опричнины, усмотрел в ней глубокий государственный смысл, поскольку именно она завершила переход от «родовых к государственным началам». С этим выводом не согласился его ученик, академик В.О. Ключевский, который говорил о политической бесцельности опричнины и утверждал, что Иван Грозный, не имея реальной возможности сокрушить существующий государственный строй, стал истреблять «отдельных подозрительных лиц», вследствие чего, «направленная против воображаемой крамолы, она подготовила действительную».
Совершенно иной взгляд на эту проблему предложил академик С.Ф. Платонов, который в своей знаменитой работе «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI―XVII вв.» (1899) создал принципиально новую концепцию опричнины, которая не только дожила до наших дней, но и до сих пор тиражируется во всей учебной и научно-популярной литературе. Суть его концепции состояла в том, что опричнина стала зримым проявлением борьбы прогрессивного дворянства с реакционной бояро-княжеской аристократией, которая являлась главным тормозом прогресса и политической централизации страны. В сталинскую эпоху эта концепция была поддержана не только многими историками, такими, как М.Н. Покровский, Ю.Р. Виппер, К.В. Базилевич и И.И. Смирнов, но и освящена верховной властью в лице самого И.В. Сталина.
Против концепции С.Ф. Платонова выступил академик С.Б. Веселовский, который в своей работе «Исследования по истории опричнины», опубликованной только в 1963 г., пришел к следующим выводам:
• в годы опричнины царь порвал всяческие отношения не только бояро-княжеской аристократией, но и со всем старым государевым двором;
• на одного убиенного боярина или члена Государева двора приходилось убиенными три-четыре рядовых землевладельца и десяток крестьян, холопов и посадских людей;
• опричные репрессии свелись к уничтожению конкретных лиц и не изменили общего порядка вещей.
В 1960-х гг. появилась еще одна концепция опричнины, автором которой стал профессор А.А. Зимин, автор известной монографии «Опричнина Ивана Грозного» (1964). Как и академик С.Б. Веселовский, он считал, что опричнина не носила антикняжеской и антибоярской направленности, но в отличие от старшего коллеги, полагал, что «основной смысл опричных преобразований сводился к завершающему удару по последним оплотам удельной системы», а именно Старицкому уделу, Новгороду и Русской православной церкви.
Позднее, в 1960—1980-х гг., эту концепцию профессора А.А. Зимина активно поддержал его ученик профессор В.Б. Кобрин, который в своих известных работах «Социальный состав опричного двора» (1960), «Власть и собственность средневековой России» (1985) и «Иван Грозный» (1989) заявил:
• у истоков опричнины стояли не худородные провинциальные дворяне, а отпрыски знатнейших княжеских и боярских родов В.М. Захарьин-Юрьев, А.Д. Басманов, М.Т. Черкасский, А.И. Вяземский и другие, поэтому она не могла носить и не носила антиаристократического характера;
• бояро-княжеская аристократия, как и весь класс служилых землевладельцев, была кровно заинтересована в дальнейшей централизации государства, поскольку это отвечало ее землевладельческим интересам, поэтому борьба дворянства и аристократии ― это исторический миф;
• опричнина не изменила структуры феодального землевладения, поскольку крупное княжеское и боярское землевладение сохранилось практически в неизменном виде. Частично изменился лишь персональный состав землевладельцев.
Таким образом, профессор В.Б. Кобрин подтвердил основной вывод своего учителя, что главной целью опричнины стало уничтожение пережитков удельной системы в лице Старицкого удела, Новгорода и РПЦ.
Еще один взгляд на причины введения и итоги опричнины предложил профессор Д.Н. Альшиц, который в своей работе «Начало самодержавия в России» (1988) утверждал, что основной смысл и предназначение опричнины заключался в том, что она положила начало русскому самодержавию. Опричный террор нельзя сводить только к столкновению монархии с аристократией, поскольку ограничить власть монарха-самодержца стремились и знать, и дворянство, и верхи посада, и церковь. Именно опасность объединения всех этих политических сил и вынудила царя прибегнуть к террору в форме опричнины. Кроме того, Д.Н. Альшиц утверждал, что нет оснований называть мифом борьбу боярства и дворянства, поскольку эта борьба была исторической реальностью, но шла она не «за» и «против» централизации, а за то, какой быть этой централизации, за то, кто и как будет управлять Русским централизованным государством.
Довольно оригинальный взгляд на опричнину высказал известный специалист по эпохе Ивана Грозного профессор С.О. Шмидт, который в своей работе «У истоков российского абсолютизма» (1996) утверждал, что опричнина, во всяком случае, первоначально, была направлена против «верхушки недавно возвысившегося дьячества», т.е. против существующей системы центрального управления, которая была создана самим Иваном Грозным. Таким образом, «излишняя централизация» и стала главной причиной ее введения.
Одним из самых авторитетных исследователей опричнины был известный ленинградский историк профессор Р.Г. Скрынников, который посвятил этой эпохе несколько крупных работ: «Начало опричнины» (1966), «Опричный террор» (1969) и «Царство террора» (1993). Основные положения его концепции, которую мы в целом разделяем, состоят в следующем:
1) Опричнина неоднократно меняла свою направленность и в своем развитии прошла несколько этапов. Опричнину образца 1565 г. он характеризует как антикняжеское мероприятие. Следующий год стал годом «оттепели» и робких надежд на примирение с аристократией, но мощное выступление политической оппозиции в лице старомосковского боярства и Государева двора на Земском соборе 1566 г. развеяли эти радужные иллюзии. Именно после этого конфликта с влиятельными политическими силами Иван Грозный перешел к необузданному террору ради террора, когда страх за жизнь и личную безопасность превратил террор не в орудие политики, а в самоцель.
2) Ни царь, ни его опричная Боярская дума никогда не выступали последовательными противниками удельной системы. Более того, Иван Грозный создал опричнину по образу и подобию княжеского удела и, судя по его «Духовной грамоте», намеревался возродить удельные порядки в стране.
3) Борьба боярства и дворянства в годы опричнины не имела существенного значения, и куда большее значение имела коренная трансформация бояро-княжеской аристократии в дворянско-служилое сословие. Эта трансформация была связана с развитием поместной системы и падением роли титулованной аристократии внутри Государева двора и Боярской думы.
Относительно недавно изучением истории, а вернее, предыстории, опричнины занялся другой известный питерский историк профессор И.Я. Фроянов, который в своем фундаментальном труде «Драма русской истории: на путях к опричнине» (2007), заявил, что ее истоки уходят своими корнями в эпоху Ивана III, когда католический Запад развязал идеологическую войну против России, забросив на русскую почву семена опаснейшей ереси «жидовствующих», подрывающей основы православной веры и зарождающегося самодержавия. Эта идеологическая война, продолжавшаяся почти целый век, создала в стране такую религиозно-политическую неустойчивость, которая начала угрожать самому существованию Русского государства, и поэтому опричнина стала своеобразной формой защиты от этой идеологической агрессии.
Наконец, совершенно оригинальный взгляд на природу опричнины высказал другой ленинградский историк академик А.М. Панченко, который в своей последней работе «О русской истории и культуре» (2000) писал о том, что накануне ожидаемого конца света опричнина стала репетицией «Страшного суда» на земле.
5. Третий период и завершение Ливонской войны (1566―1583)
В 1566 г. была предпринята попытка начала мирных переговоров между воюющими сторонами, но она закончилась безрезультатно, и вялотекущие боевые действия были возобновлены. В 1569 г. Варшава и Вильно подписали межгосударственную Люблинскую унию, в результате чего на политической карте Европы появилось новое государственное образование — Речь Посполитая, главой которого был избран прежний польский король Сигизмунд II Август, который скончался в 1572 г.
Со смертью старого короля пресеклась и сама династия Ягеллонов, поэтому вскоре на вакантный престол в Варшаве был избран французский «принц крови» Генрих Валуа (1573―1575). Всего через год, познав все прелести «республиканского» правления польских магнатов и шляхты, он сломя голову бежал из Варшавы в Париж, а на польский престол был избран новый король, которым стал трансильванский князь Стефан Баторий (1575―1586).
Пока С. Баторий был занят подавлением мятежа недовольных его избранием польских магнатов и шляхты, русская армия под водительством князей В.Ю. Голицына и Д.И. Хворостина вновь захватила практически всю Ливонию и начала осаду Ревеля и Риги. Вскоре радость побед сменилась горечью тяжелых поражений. Справившись с внутренней смутой, Стефан Баторий резко активизировал боевые действия по всему фронту и к 1580 г. отвоевал у Москвы всю Ливонию, занял Полоцк, Великие Луки и в 1581 г. осадил Псков, где героическую оборону крепости возглавил здешний воевода князь И.П. Шуйский. Одновременно боевые действия в Прибалтике начали и шведы, которые, приступив к реализации «великой восточной программы» Юхана III (1568—1592), захватили Корелу, Нарву, Копорье и Ивангород. Ситуация на ливонском фронте сложилась критическая, и Москва вынуждена была начать мирные переговоры. В январе 1582 г. было заключено Ям-Запольское перемирие с Речью Посполитой, а в мае 1583 г. подписано Плюсское перемирие со Швецией. В итоге кровопролитная Ливонская война закончилась тяжелым поражением России, которая отдала неприятелю не только все свои завоевания в Прибалтике, но и исконные русские земли — Ям, Копорье, Ивангород и другие города.
6. Начало освоения Дикого поля (Новороссии) (1550―1590-е гг.)
Сразу после присоединения Казанского и Астраханского ханств на границах Дикого поля, находившегося между Русским государством, Крымским ханством и Речью Посполитой, в 1550-х гг. началось строительство Большой засечной черты, предназначенной для защиты рубежей Русского государства от постоянных набегов крымских и ногайских татар. Царское правительство, кровно заинтересованное в притоке новых поселенцев, способных нести государеву пограничную службу, сознательно поощряло заселение этих давно запустевших земель новыми переселенцами, для чего освобождало их от уплаты всех государственных податей и позволяло им беспошлинно заниматься винокурением и соляным промыслом. Кроме того, всем поселенцам Слободской Украины разрешалось на правах заимки безвозмездно владеть определенным количеством земли и самим формировать и избирать органы местного самоуправления.
В конце XVI в. царское правительство начало строительство новой Белгородской засечной черты, куда хлынул новый поток как русских поселенцев, основавших Белгород, Чугуев, Царёв-Борисов, Русскую Лозовую и Русские Тишки, так и малороссийских поселенцев из Русского, Киевского и Брацлавского воеводств, входивших в состав Речи Посполитой. Основную массу этих поселенцев составляли запорожские казаки, великорусские и малороссийские селяне и православное духовенство, но встречались среди них и представители малороссийской православной шляхты, которые вместе с донскими казаками не только стерегли рубежи Русского государства, но и активно осваивали земли будущей Новороссии.
Официальной датой основания Донского казачьего войска считается 3 января 1570 г. Однако, как установили многие историки (А. Разин, А. Пронштейн, Н. Миненков), безусловно, это войско возникло значительно раньше, поскольку еще сам великий московский князь Иван III знал об особой моде пограничных рязанцев «пойти самодурью на Дон в молодечество за зипунами», то есть военной добычей. Кроме того, достоверно известно, что отряды донских казаков под началом атаманов Сусара Федорова и Ляпуна Филимонова принимали активное участие в осаде и взятии Казани (1552) и Астрахани (1556), за что Иван Грозный и пожаловал донским казакам первую царскую грамоту «на вечное владение Доном и всеми его притоками». К концу XVI в. берега Дона покрылись казачьими городками и станицами от реки Аксая до села Коротояк. Множество казачьих станиц было основано также на Северском Донце и в вдоль реки Айдар. Согласно «Книге Большого Чертежу», составленной в начале XVII в., тогдашняя граница с Крымским ханством проходила по Шабалинскому перевозу, рекам Бахмутовка, Лугань, Каменка и Лихая, впадавших в Северский Донец, а далее шла по Татарскому перевозу вплоть до границ с Ногайской Ордой. Именно здесь и возникли первые казачьи станицы и городки, в частности Сухаревский, Красненский, Боровской, Трехизбенский, Луганский, Айдаровский, Теплинский, Митякин, Гундуров и другие.
В 1584 г. донские казаки впервые присягнули на верность царю Федору Иоанновичу и были включены в «государев разряд», результате чего Разрядный приказ, которым в ту пору ведал думный дьяк Василий Яковлевич Щелкалов, поставил их на «пороховое и хлебное жалование от великого государя».
7. Присоединение Сибири (1580―1590-е гг.)
Еще в 1555 г., под влиянием известий о взятии Казани, сибирский хан Едигер добровольно признал себя вассалом Москвы и обязался платить русскому царю ясак в виде драгоценной сибирской «рухляди», то есть пушнины. Но в 1563 г. в Кашлыке произошел дворцовый переворот, в результате которого к власти пришел хан Кучум и его брат Бекбулат. На первых порах Кучум не отказывался от русского подданства и исправно платил ясак в Москву. Но в 1571 г., справившись с внутренней смутой, Кучум прекратил дипломатическую игру в покорность Москве и совершил несколько опустошительных набегов на уральские земли, в том числе богатейшие вотчины купцов Строгановых, которые пользовались особым расположением Ивана Грозного. Особым царским указом им было дозволено набрать «охочих людей» для охраны своих вотчин и восточных рубежей Русского государства от набегов ногайцев и сибирских татар. На призыв Строгановых откликнулись несколько волжских атаманов, в частности Ермак Тимофеев, Иван Кольцо и Матвей Мещеряк, которые вскоре прибыли на Северный Урал. Летом 1580 г. строгановские вотчины пережили новый опустошительный набег отрядов Кучума. Именно этот набег и стал прелюдией знаменитого похода Ермака в Сибирь.
В отечественной исторической науке до сих пор продолжается спор по нескольким ключевым проблемам:
а) Кто конкретно стоял за походом Ермака в Сибирь. Ряд историков (Г. Миллер, А. Преображенский) говорит о решающей роли царского правительства и лично Ивана Грозного в организации этого похода. А их оппоненты (А. Введенский, Р. Скрынников) утверждают, что решающая роль в присоединении Западной Сибири принадлежала купцам Строгановым.
б) Какова была численность «армии» Ермака. Разные летописные своды приводят совершенно разные данные на сей счет, от 540 до 5000 казаков и «охочих людей». Но большинство историков считает, что последняя цифра грешит явным преувеличением и, вероятнее всего, под знаменами Ермака собралось не более 600-1000 казаков и «охочих людей».
в) Каковы хронологические рамки этого похода. В исторической науке начальной датой похода Ермака в Сибирь называют сразу четыре года — 1579,1580,1581 и 1582, а конечной датой этого похода 1584 и 1585 годы. После долгих и продолжительных споров историки все же пришли к относительно единому взгляду на данную проблему и датируют поход Ермака в Сибирь сентябрем 1581 — августом 1584 гг.
В сентябре 1581 г. по указанию Москвы несколько сот казаков под водительством атамана Ермака вышли в поход против сибирского хана Кучума, подданные которого постоянно грабили и разоряли восточные рубежи Русского государства. В октябре 1581 г. Ермак разбил основные силы сибирских татар у Тобола и Ишима и торжественно вступил в столицу Сибирского ханства город Кашлык. В 1582―1583 гг. отряды Ермака взяли под контроль все северное течение Иртыша, а после вышли к Оби и захватили столицу остяков город Назым. В марте 1583 г. на помощь Ермаку прибыло стрелецкое войско во главе с князем С.Д. Волховским, однако вскоре в Кашлыке начались цинга и голод, которые отправили на тот свет добрую половину русского войска и казаков. В этой ситуации Ермак не рискнул покидать Кашлык и в течение нескольких месяцев держал его оборону от татар. В июне 1584 г. казаки совершили удачную вылазку и наголову разгромили осаждавших их татар, а затем Ермак с небольшим отрядом казаков и стрельцов вышел на поиски купеческого каравана, но не нашел его. На обратном пути в августе 1584 г. татары напали на спящих ратников и перебили их. Сам Ермак, спасаясь от верной гибели, попытался переплыть Иртыш, но под тяжестью собственных доспехов утонул в могучей реке.
После гибели Ермака остатки его дружины и московские стрельцы покинули Кашлык. Однако борьба за этот край вскоре возобновилась и окончилась полным поражением Кучума. В 1586 г. здесь была поставлена первая крепостица Тюмень, в 1587 г. основан целый город Тобольск, а в 1591 г. князь М.И. Кольцов-Мосальский окончательно разгромил последнего сибирского «хана» Сеид-Ахмеда и де-факто завершил присоединение огромной территории Западной Сибири к Русскому государству. Ряд современных авторов (X. Атласи, Д. Исхаков) считает, что хан Кучум так и не признал этого факта и откочевал на юг своих владений, где оказывал активное сопротивление русским отрядам вплоть до апреля 1598 г., пока не был разбит воеводой Андреем Воейковым на берегу реки Обь и откочевал в Ногайскую Орду.
8. Проблема закрепощения крестьянства
В отечественной исторической науке проблема закрепощения крестьян до сих пор является одной из наиболее спорных. Еще в позапрошлом веке сложилось два основных направления в оценке этой проблемы — «указники» и «безуказники». «Указники», прежде всего, родоначальники и активные сторонники теории «закрепощения сословий» (С. Соловьев, Б. Чичерин, К. Кавелин, Н. Костомаров), утверждали, что закрепощение крестьянства стало логическим продолжением политики закрепощения сословий, в результате которой государство в 1581 г. издало специальный законодательный акт, запретивший крестьянские переходы от феодала к феодалу в Юрьев день по всей территории страны на вечные времена. В советской исторической науке это направление стало главенствующим, хотя само содержание теории «закрепощения сословий», естественно, было выхолощено и акцент намеренно стал делаться только на закрепощении крестьян феодальным государством.
«Безуказники» (М. Погодин, В. Ключевский, П. Милюков) считали, что никакого законодательного акта о закрепощении крестьян государством издано не было и крепостничество возникло естественным путем, через долговую зависимость крестьян своим феодалам, то есть институт кабального холопства.
В советской исторической науке эта проблема изучалась в принципиально ином плане и спор до сих пор идет вокруг двух ключевых проблем.
1) Когда и как произошло закрепощение крестьянства.
Академик Б.Д. Греков, автор знаменитой монографии «Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века» (1952―1954), утверждал, что в 1581 г. был издан специальный царский указ «О заповедных летах», который наложил «заповедь» (запрет) на все крестьянские переходы в Юрьев день, то есть раз и навсегда закрепостил крестьян на всей территории страны, что и стало юридической основой режима крепостного права в Русском государстве. До недавнего времени эта точка зрения, которую тогда поддержали многие историки, в том числе академики С.В. Бахрушин и С.Б. Веселовский, господствовала в исторической науке и была представлена во всей учебной литературе.
Спустя два десятка лет данная проблема вновь оказалась в центре внимания историков. В частности, профессор В.И. Корецкий, автор известной монографии «Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России» (1975), полагал, что действительно в 1581/1582 г. вышел царский указ «О заповедных летах», который запретил крестьянские переходы в Юрьев день, но он носил временный характер и действовал только в новгородских пятинах (уездах), наиболее пострадавших в годы Ливонской войны и опричнины. В 1592 г. вышел новый царский указ, который окончательно запретил крестьянские переходы по всей территории страны. Сам указ 1592 г. так и не был найден в архивах, но его можно косвенно восстановить по указам 1597 и 1607 гг., которые устанавливали 5-летний и 15-летний сыск беглых крестьян и холопов. Другой известный историк, профессор Р.Г. Скрынников, в своей работе «Россия накануне Смутного времени» (1985) высказал предположение, что фактическое закрепощение крестьян произошло в результате издания царского указа «Об урочных летах» 1597 г., в котором помещикам было предоставлено право поиска и возвращения беглых крестьян и холопов в течение пяти «урочных лет».
2) Роль барщины в закрепощении крестьян.
По данной проблеме существует две основных точки зрения. Одни историки (Б. Греков, В. Корецкий, Р. Скрынников, А. Копанев, Ю. Тихонов), вслед за К. Марксом, утверждали, что закрепощению крестьян предшествовало широкое распространение такой тяжелой формы феодальной эксплуатации, как барщина. Профессор Р.Г. Скрынников всячески убеждал, что развитие крепостного права в России шло параллельно и в прямой связи с превращением государственной (поместной) земельной собственности в господствующую форму собственности средневековой Руси. Их не менее известные оппоненты (Г. Абрамович, Л. Данилова, А. Шапиро, С. Каштанов, В. Назаров), напротив, полагали, что именно само закрепощение крестьян дало мощный толчок развитию барщины. Сама крепостная система выросла не столько из помещичьей барщины, сколько из:
а) процесса усиления феодальной эксплуатации со стороны самого государства и
б) общего роста всех феодальных повинностей, то есть продуктовой, отработочной и денежной рент.
Тема: Русская культура конца XV―XVI вв.
План:
1. Устное народное творчество.
2. Грамотность и письменность.
3. Научные знания.
4. Начало книгопечатания.
5. Летописание и исторические знания.
6. Общественно-политическая мысль.
7. Развитие архитектуры.
8. Развитие живописи.
