1. Идеологические основы политики большевиков в области культуры.

2. Борьба РКП(б) с Русской православной церковью.

3. Политика большевиков в области просвещения и образования.

4. Развитие советской фундаментальной науки.

5. Советская художественная культура.

   а) Предварительные замечания.

   б) Развитие советской литературы.

   в) Развитие советского изобразительного искусства и архитектуры.

   г) Организация музейного дела.

   д) Развитие кинематографа, театрального и музыкального искусства.

6. Культура русского зарубежья.

Составной частью всей большевистской программы построения коммунистического общества была «культурная революция», под которой в советской историографии (М. Ким, М. Иовчук, П. Кабанов, Г. Карпов, А. Арнольдов) традиционно понимали коренной переворот в духовной жизни советского общества, преобразование всего общественного сознания на основе марксистско-ленинской идеологии, формирование у советских людей совершенно нового культурно-исторического кода, принципиально отличного от монархических и религиозных убеждений, и т. д. В работах всех советских ученых особый акцент традиционно делался исключительно на положительных аспектах и грандиозных успехах «культурной революции» и сознательно умалчивался весь тот негатив, который был связан как с практикой культурного строительства, так и с разрушением огромного количества выдающихся культурных ценностей прошлых веков.

Придя к власти, вожди большевиков, конечно, прекрасно сознавали, что им предстоит грандиозная и крайне трудная работа по воспитанию целых поколений советских людей в духе коммунистической идейности и нравственности, интернационализма и советского патриотизма, иной коллективистской психологии и т. д. Эта революция в умах не мыслилась без подавления «бацилл» антисоветского и антибольшевистского сознания и была сознательно направлена на создание культуры принципиально нового типа — социалистической по содержанию и интернациональной по сути, состоящей из лучших пролетарских элементов всех национальных культур. Не случайно, придавая огромное значение предстоящему перевороту всей культурной сферы страны, в своей последней работе «О кооперации» (1923) В.И. Ленин прямо говорил, что «для нас достаточно теперь этой культурной революции для того, чтобы оказаться вполне социалистической страной».

И хотя ряд современных авторов (С. Кислицын, В. Толстых) отрицает сам факт «культурной революции», следует признать, что большевистские преобразования в области культуры, особенно в 1920-х гг., действительно носили революционный характер и качественно отличались от многовековой культурно-исторической традиции православной монархической России. Поэтому под понятием «культурной революции» следует все же понимать реальный политический курс партии большевиков, который во многом предопределил условия и содержание духовного развития советского общества в 1920―1930-х гг.

На культурную политику большевиков оказали сильное влияние их теоретические представления о главной роли и задачах всего культурного процесса, обстановка острейшего противостояния в годы Гражданской войны и состояние социокультурного раскола, в котором пребывало российское общество с начала XX века. Почти все вожди большевиков, в том числе В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий и Н.И. Бухарин, в своих взглядах на культуру традиционно исповедовали идеи революционной классовой эстетики и полагали, что само искусство призвано лишь отражать реальную общественную жизнь с позиции определенных «прогрессивных классов» и поэтому рассматривали все виды культурного творчества как составную часть «общепролетарского дела борьбы против буржуазии и помещиков». А поскольку интересы угнетенных классов в принципе несовместимы с интересами их угнетателей, то, с их точки зрения, из прошлой «буржуазно-помещичьей культуры» необходимо взять лишь лучшие «освободительные элементы», связанные с творчеством и деятельностью самых прогрессивных деятелей мировой культуры и «пламенных революционеров» прошлых веков.

Опираясь на такой «теоретический» фундамент, В.И. Ленин сформулировал теорию «двух культур» и сделал далеко идущий вывод о лживости понятия «единая национальная культура», поскольку «реакционная культура черносотенцев» не может мирно сосуществовать с «прогрессивной культурой пролетариата», в основе которой лежит интернационализм. Поэтому всей русской «черносотенной» культуре объявлялась «беспощадная и непримиримая борьба». Такой ущербный методологический подход поставил перед партией большевиков практически неразрешимую задачу, поскольку из всей многовековой русской культуры им предстояло «вырезать» только пролетарскую часть, жестко подавив всю ее непролетарскую доминанту. А учитывая очень незначительный удельный вес пролетариата и «социалистической интеллигенции» в многовековом культурном процессе, можно объяснить и понять, почему советская власть столь широко и крайне жестко применяла методы насилия и принуждения при создании «социалистической культуры».

Не меньшую роль на культурную политику большевиков оказал и навязчивый лозунг мировой пролетарской революции, владевший умами практически всей русофобской верхушки РКП(б), который реально вылился в безудержное шельмование исторического прошлого России, ее традиционной многовековой культуры и глумления над истинно патриотическими чувствами народа. Как справедливо писал знаменитый русский романист А.Н. Толстой, «десятки партийных ораторов и сотни услужливых перьев на все лады изощрялись в насмешливых проклятьях “русопятам”, “русотяпам” и “русопетам”, гордились тем, что именно они “расстреляли толстозадую бабу Россию”, и в подобных неисчислимых мерзостях». Уродливые формы, рожденные «пафосом космополитизма и псевдоинтернационализма», принимало отрицание всего прошлого культурного наследия страны, стремление противопоставлять пролетарскую культуру всей культуре человечества, вандализм в отношении исторических памятников «проклятому прошлому». Атмосфера в стране была такова, что даже употребление привычных слов «Родина», «Отечество» или «Россия» считалось контрреволюционными, а партийным космополитам повсюду мерещился великодержавный шовинизм великороссов, который искоренялся с беспримерной жестокостью. По сути, над всеми подданным бывшей Российской империи, особенно русским народом, осуществлялся варварский эксперимент по превращению его в «homo cominternicus» — граждан Всемирного Союза ССР, который неизбежно будет рожден в горниле мировой пролетарской революции.

Важнейшее место в государственной системе управления культурой сразу занял Наркомат просвещения РСФСР, который был окончательно сформирован в июне 1918 г. на базе Государственной комиссии по просвещению, созданной декретом ВЦИК и СНК РСФСР в ноябре 1917 г. По личной инициативе В.И. Ленина новый наркомат возглавили «только два товарища с заданиями исключительного свойства: нарком, тов. А.В. Луначарский, осуществляющий общее руководство наркоматом, и его заместитель, тов. М.Н. Покровский, осуществляющий руководство, во-первых, как заместитель наркома, и, во-вторых, как обязательный советник (и руководитель) по вопросам научным, по вопросам марксизма вообще». В связи с этим важным обстоятельством Наркомат просвещения РСФСР непосредственно руководил не только самим просвещением, но и всем внешкольным образованием, литературой, театрами, изобразительным искусством, музыкальным творчеством и другими сферами культуры и образования.

Руководство партии постоянно держало на контроле все вопросы «культурной революции». В конце 1920 г. по решению Пленума ЦК была создана специальная комиссия во главе с В.И. Лениным по реформе Наркомпроса РСФСР, по заключению которой в феврале 1921 г. СНК РСФСР утвердил его новую структуру. Согласно «Положению о Наркомпросе РСФСР» теперь он стал подразделяться на Организационный центр, Академический центр в составе Научной и Художественной секций, Главархива и Главмузея, Главное управление социального воспитания и политехнического образования (Главпрофобр), Главное внешкольное управление (Главполитпросвет), Главное управление государственного издательства (Госиздат) и Совет по делам просвещения национальных меньшинств. Тогда же по указанию ВЦИК РСФСР во всех исполкомах местных Советов были созданы отделы народного образования, которым отныне подчинялись все государственные, общественные и частные учреждения культуры.

Кроме того, партийное руководство всей образовательно-культурной сферы осуществлял и созданный в апреле 1920 г. Агитационно-пропагандистский отдел ЦК РКП(б), который возглавил Е.А. Преображенский. Помимо Агитпропа в ЦК работали и постоянные комиссии по всем отраслям культуры, в том числе антирелигиозная, библиотечная, клубная, школьная и художественная комиссии, комиссии по вопросам самообразования, радио и кино и т. д.

В 1922 г. по решению Политбюро ЦК в составе Наркомата просвещения РСФСР были созданы Главное управление по делам литературы и издательств, на которое возлагались функции цензуры, и Главный репертуарный комитет, ведавший цензурой театрально-концертной деятельности. Тогда же для координации культурной работой во «всесоюзном масштабе» было создано Особое совещание наркомов просвещения всех союзных республик, председателем которого был назначен А.В. Луначарский, исполнявший функции «союзного наркома».

В годы Гражданской войны особое место в «культурной революции» занял печально знаменитый Пролеткульт — негосударственный союз пролетарских культурно-просветительских организаций, который объединил в своих рядах почти 150 губернских, районных и фабрично-заводских организаций. В сентябре 1918 г. в Москве состоялась работа I Всероссийской конференции Пролеткульта, на которой был принят его устав и избран Центральный комитет, создавший Всероссийский совет и девять отделов: организационный, литературный, издательский, театральный, школьный, библиотечный, книжный, музыкально-вокальный и хозяйственный.

Казалось бы, что этот Пролеткульт мог стать самой массовой опорой партии большевиков в реализации главных направлений «культурной революции». Однако это было далеко не так, поскольку многие его вожди и теоретики, в частности, А.А. Богданов, В.Ф. Плетнев и Ф.И. Калинин, по целому ряду принципиальных вопросов занимали существенно отличные позиции от руководства партии и государства:

1) во-первых, они утверждали, что рабочий класс должен вначале выработать собственную «пролетарскую культуру» и лишь затем очень критически освоить прошлое культурное наследие;

2) во-вторых, считали, что Пролеткульт должен оставаться независимой организацией, поскольку любое вмешательство государственных и партийных структур является «большим унижением культурного достоинства рабочего класса и отрицанием его права культурно самоопределиться».

Естественно, вождей большевиков совершенно не устраивала полная неподконтрольность массовых пролетарских организаций. Поэтому в октябре 1920 г. со стороны партийно-государственного аппарата резко усилилось давление на «пролеткультовцев». Было принято принципиально важное решение о слиянии Пролеткульта с Наркомпросом РСФСР, в составе которого был создан специальный отдел пролетарской культуры. В начале декабря 1920 г. в «Правде» было опубликовано письмо ЦК РКП(б) «О пролеткультах», где было прямо заявлено о том, что в своей практической работе все пролеткульты должны руководствоваться «направлением, диктуемым Наркомпросу руководством РКП (б)».

Еще более напряженно складывались отношения большевиков с так называемой интеллигенцией, значительная часть которой с большим энтузиазмом встретила свержение царизма и начало новой «демократической эры». Вскоре наступило «горькое похмелье», поскольку многие «интеллигенты», особенно настроенные либерально, были просто ошеломлены масштабами насилия и радикализмом большевистских преобразований. Массовый политический террор, политика «военного коммунизма» и курс на мировую революцию — все это оттолкнуло от большевиков даже тех, кто ранее симпатизировал им, в частности А.М. Горького, В.Г. Короленко, А.А. Блока, Ф.И. Шаляпина и других интеллигентов. Фундаментальное противоречие в политике большевиков в отношении интеллигенции состояло в том, что, признавая саму необходимость овладеть достижениями «старой культуры», они крайне неприязненно относились к самой интеллигенции, которая сама себя считала хранителем, носителем и создателем духовных ценностей народа. Не случайно в одном из писем А.М. Горькому, написанном в сентябре 1919 г., В.И. Ленин предельно цинично, но во многом справедливо, писал, что «интеллигентики и лакеи капитала, мнящие себя мозгом нации на самом деле не мозг нации, а ее говно».

Естественно, многие представители интеллигенции из чисто бытовых и патриотических соображений пошли на сотрудничество с новой властью, однако в целом этот социальный слой оставался под особым контролем со стороны большевиков и очень часто становился объектом политических репрессий. Не случайно в сентябре 1919 г. ЦК РКП(б) даже рассматривал вопрос «О массовых арестах среди профессоров и ученых».

Сложным и противоречивым было отношение большевиков и к культурному наследию прошлых веков. Не только руководство Пролеткульта, но и многие партийные вожди, особенно Л.Д. Троцкий, Г.Е. Зиновьев и Н.И. Бухарин, разделяли их разнузданный русофобский нигилизм, а в руководстве многих отделов Наркомпроса и во главе большинства творческих организаций и учебных заведений оказались левые радикалы, которые при всех своих различиях отрицали саму возможность интеграции великого культурного наследия предков в социалистическую пролетарскую культуру. Не случайно именно тогда влиятельный пролетарский поэт Д. Бедный так выразил эти настроения: «пролетарские писатели у нас имеются, пусть не первого ранга… пусть три сопливеньких, но свои».

Переход к мирному строительству после Гражданской войны выявил огромный недостаток в образованных кадрах, столь необходимых для создания государственного аппарата, управления народным хозяйством, армией и собственно самой культурой и образованием. Поэтому руководством партии большевиков была провозглашена новая политика привлечения старой русской интеллигенции к активному сотрудничеству с советской властью с ее последующим перевоспитанием и постепенной заменой новой, уже сугубо советской когортой специалистов. Значительная часть старой интеллигенции, руководствуясь высокими идеями служения народу и Отечеству, сразу пошла на сотрудничество с новой властью, но определенная ее часть заняла выжидательную позицию. Скорый переход к НЭПу был воспринят этой частью «мыслящей элиты» как начало эволюции советской власти в направлении демократизации и породил такое общественное явление, как «сменовеховство». Само это название произошло от философско-публицистического сборника «Смена вех», изданного в Праге в 1921 г. группой известных русских публицистов и ученых. В условиях НЭПа, стремясь расширить социальную базу за счет непролетарских масс, советская власть «скрепя сердце» разрешила издание ряда художественно-публицистических журналов различной идейной направленности, в том числе и сменовеховских. Наиболее яркими выразителями сменовеховских идей в зарубежье были профессора Ю.В. Ключников и Н.В. Устрялов, а внутри самой страны литератор И.Г. Лежнев, который в 1922―1926 гг. редактировал сменовеховский журнал «Новая Россия».

Суть этого идейного движения сводилась к признанию советской власти как единственной власти, сумевшей спасти многовековую российскую государственность и введением НЭПа найти выход из революционной смуты и экономической разрухи в стране. Призывы «сменовеховцев» к активному сотрудничеству с ней базировались на той их убежденности, что сама жизнь заставит большевиков пойти по пути возрождения и разумного устройства страны, вопреки их революционной риторике и идейным убеждениям. Переход к НЭПу и «сменовеховство» способствовали возвращению многих эмигрантов на родину. Только за один 1921 г. в Россию вернулось более 120 тыс. граждан бывшей Российской империи. Более того, советская власть впервые допустила относительно свободную конкуренцию различных группировок в литературе и искусстве, ставших основой для образования целой группы «советских» литераторов, получивших с легкой руки оракула революции Л.Д. Троцкого название «попутчиков». К числу этих литераторов, в основном, относились писатели так называемого непролетарского происхождения, которые принимали советскую власть и сотрудничали с ней, однако в идейно-политическом отношении оставались на нейтральных позициях.

Классовый подход оставался главным принципом всей политики большевиков в отношении русской интеллигенции, и при малейшем подозрении в противодействии своей власти они немедленно прибегали к политическим репрессиям. В частности, уже в 1921 г. более 200 человек были арестованы по делу так называемой «Петроградской боевой организации» во главе с профессором-географом В.Н. Таганцевым. Среди арестантов оказалось много представителей научной и творческой интеллигенции северной столицы, часть которых, в том числе выдающийся русский поэт Н.С. Гумилев, были расстреляны.

В июне 1921 г. председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский направил в Политбюро ЦК РКП(б) подготовленную руководителем Особого отдела ВЧК Я.С. Аграновым (Соренсоном) докладную записку об антисоветских организациях среди интеллигенции, из которой следовало, что новая экономическая политика создает опасность консолидации разных буржуазных и мелкобуржуазных групп. Особое внимание в этой записке обращалось на деятельность антисоветской профессуры в ведущих вузах страны, прежде всего, в Московском высшем техническом училище и Московском университете, а также в различных научных обществах Москвы и Петрограда. Кроме того, непримиримых противников советской власти чекисты обнаружили и вокруг целого ряда научных журналов, в частности «Экономист», «Экономическое возрождение» и «Летопись Дома литераторов». Отмечалось также, что вокруг издательства «Задруга» группировались члены партии правых эсеров, в издательстве «Берег» окопались члены ЦК партии кадетов, а издательство «Книга» вообще полностью находилось в руках членов ЦК партии меньшевиков.

На основании этой записки в начале июня 1922 г. Политбюро ЦК создало специальную комиссию в составе Л.Б. Каменева, И.С. Уншлихта и Д.И. Курского, которая должна была подготовить предложения по арестам и высылке из страны самых непримиримых представителей творческой и научной интеллигенции, закрытию контрреволюционных печатных изданий и т. д. Инициатива в постановке этого вопроса целиком и полностью принадлежала В.И. Ленину, который прямо заявил, что «надобно несколько сот подобных господ безжалостно выслать за границу», а контроль за исполнением всей этой операции был возложен на И.В. Сталина, который только что занял пост Генерального секретаря ЦК РКП(б). Политбюро ЦК несколько раз очень детально рассматривало работу «комиссии Л.Б. Каменева», находя ее неудовлетворительной «как в смысле недостаточной величины списка, так и в смысле его недостаточного обоснования».

В июле 1922 ― апреле 1923 г. из России было выслано более 160 видных русских ученых, среди которых были известные профессора Московского университета, Московского высшего технического училища, Института инженеров путей сообщения, Археологического института и других крупнейших вузов и научных центров страны. В результате этой акции, хорошо известной под названием «философский пароход», вынужденными эмигрантами стали многие русские философы, историки, юристы, литераторы и представители других научных дисциплин, в частности, профессора М.М. Новиков, В.В. Стратонов, С.Н. Прокопович, А.А. Кизеветтер, М.А. Осоргин, Н.А. Бердяев, Л.П. Карсавин, Н.О. Лосский, П.А. Сорокин, Ф.А. Степун, С.Л. Франк и многие другие.

В ноябре 1923 г. Объединенное главное политическое управление (ОГПУ), ставшее преемником ВЧК, попыталось сфабриковать дело по обвинению в антисемитизме великого русского поэта С.А. Есенина. Эта гнусная акция целиком и полностью направлялась рядом членов высшего партийно-политического руководства страны. В частности, «любимец всей партии», ее главный теоретик тов. Н.И. Бухарин, из которого в годы «горбачевской перестройки» усиленно лепили невинную жертву сталинских репрессий, в своих «Злых заметках» (1927) так писал о поэзии С.А. Есенина: «Это отвратительная, напудренная и нагло раскрашенная российская матерщина, обильно смоченная пьяными слезами, и оттого еще более гнусная. Причудливая смесь из кобелей, икон, сисястых баб, жарких свечей, березок, луны, сук, господа бога, некрофилии, обильных пьяных слез и трагической пьяной икоты; религии и хулиганства, любви к животным и варварского отношения к человеку… бессильных потуг на широкий размах (в очень узких стенах ординарного кабака), распущенности, поднятой до принципиальной высоты… и все это под колпаком юродствующего квазинародного национализма. Есенинская поэзия по существу своему есть мужичок, наполовину превратившийся в "ухаря-купца": в лаковых сапожках, с шелковым шнурком на вышитой рубахе, "ухарь" припадает сегодня к ножке "государыни", завтра лижет икону, послезавтра мажет нос горчицей половому в трактире, а потом "душевно" сокрушается, плачет, готов обнять кобеля и внести вклад в Троице-Сергиевскую лавру "на помин души". Он даже может повеситься на чердаке от внутренней пустоты. "Милая", "знакомая", "истинно русская" картина!». В результате, затравленный русофобами из высоких кабинетов в ЦК РКП(б) и ОГПУ, в декабре 1925 г. великий русский поэт либо покончил жизнь самоубийством, либо был убит сотрудниками ОГПУ, во главе которого стоял, в основном, русофобский «инородный элемент».

В ноябре 1924 г. заместитель председателя ОГПУ Г.Г. Ягода (Иегуда) подписал ордер на арест группы русских писателей и публицистов во главе с давним другом С.А. Есенина, талантливым русским писателем и поэтом А.А. Ганиным, которые были объединены общей идеей непримиримой и решительной борьбы с «интернационально-коммунистическим режимом во имя спасения национальной России». Такое мировоззрение членов этой группы было признано официальными властями «фашистским», а сама группа названа «орденом русских фашистов». В результате в конце марта 1925 г. А.А. Ганина и нескольких его товарищей расстреляли, а остальных отправили на Соловки, где они позднее погибли.

Одним из главных элементов «культурной революции» стала непримиримая борьба большевиков с Русской православной церковью (РПЦ), поскольку сама РКП(б) в большинстве своем была партией воинствующих атеистов, для которых религия была «вздохом угнетенной твари», «сердцем бессердечного мира» и «опиумом народа». Впервые программные установки большевиков в отношении религии и церкви были обоснованы В.И. Лениным в его знаменитой статье «Социализм и религия» (1905), где вождь большевиков, признав свободу совести, писал, что «государству не должно быть дела до религии» и поэтому «полное отделение церкви от государства — вот то требование, которое предъявляет социалистический пролетариат к современному государству и современной церкви». Однако большая часть партийных вождей, особенно Л.Д. Троцкий (Бронштейн), Г.Е. Зиновьев (Радомысльский) и Е.М. Ярославский (Губельман), всегда стояла на позиции воинствующего атеизма и была настроена на активное и даже силовое подавление всей религиозности и беспощадную борьбу с РПЦ. Да и сам В.И. Ленин, говоря о русском православном духовенстве, традиционно приклеивал ему оскорбительные ярлыки «черносотенцев» и «реакционеров».

К моменту прихода большевиков к власти сама Русская православная церковь тоже находилась в состоянии тяжелого системного кризиса, поскольку после крушения российской монархии исчез ее легитимный глава, а сама система церковного руководства в виде Святейшего синода РПЦ, являвшегося составной частью имперского государственного аппарата, пришла в полный упадок. В связи с этим обстоятельством в августе 1917 г. был созван первый за два столетия Всероссийский Поместный собор Русской православной церкви, в ходе которого был восстановлен института патриаршества и избран новый патриарх, которым стал московский митрополит Тихон (В.И. Беллавин).

Избрание Тихона на патриарший престол хронологически совпало с первым массированным наступлением большевиков на Русскую православную церковь. Уже в начале декабря 1917 г. был издан декрет ВЦИК РСФСР о национализации всех церковных и монастырских земель, а буквально через неделю постановлением Наркомпроса РСФСР в его ведение перешли все церковно-приходские школы, семинарии и духовные академии. Наконец, в конце декабря 1917 г. был опубликован проект декрета «О свободе совести», который вызвал резко отрицательный общественный резонанс. Помимо чисто «демократических» установок, отделявших церковь от государства, в нем сообщалось, что отныне все «церковные общества не имеют права владеть собственностью и не имеют прав юридического лица, все имущество церковных и религиозных обществ поступает в собственность государства», а «имуществом приходов будут ведать волостные, земские и городские самоуправления». Таким образом, по проекту декрета РПЦ становилась не только нищей, но и полностью бесправной.

Естественно, этот декрет вызвал крайне негативную реакцию не только среди церковных иерархов и всего православного духовенства, но и миллионов прихожан. Поэтому в январе 1918 г. патриарх Тихон направил большевистскому правительству патриаршее «Воззвание», в котором, в частности, писал: «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей — загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей земной. Властью, данною нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас» и заклинаем всех «верных чад Православной Церкви Христовой не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение». Кроме того, в этом же «Воззвании» патриарх Тихон назвал все правовые акты, изданные в отношении РПЦ, проявлением «самого разнузданного своеволия и сплошного насилия над святой Церковью» и призвал всю христову паству «устраивать духовные союзы» и организовывать «ряды духовных борцов» на защиту «попираемых прав Церкви». Сам проект декрета «О свободе совести» был осужден Поместным собором РПЦ, а в Москве и Петрограде прошли массовые крестные ходы в защиту православной церкви, в которых приняли участие сотни тысяч прихожан.

Советская власть очень быстро и жестко ответила на этот демарш «реакционного духовенства» и уже 20 января 1918 г. восемь членов СНК РСФСР — В.И. Ленин, Н.И. Подвойский, В.А. Алгасов, В.Е. Трутовский, А.Г. Шлихтер, П.П. Прошьян, А.Г. Шляпников, В.Р. Менжинский и Г.И. Петровский подписали более жесткий декрет «О свободе совести, церковных и религиозных обществах», который через три дня был опубликован в «Известиях ВЦИК и СНК РСФСР» под названием «Об отделении церкви от государства и школы от церкви».

Публикация этого декрета привела к многочисленным эксцессам. Весной 1918 г. по всей стране произошло более 1400 кровавых столкновений сотен тысяч прихожан с представителями новой власти, в ходе которых было убито почти 140 большевиков и левых эсеров, которые с особым остервенением приступили к его практической реализации. Это не остановило воинствующих «атеистов» и в мае 1918 г. при Наркомюсте РСФСР, который возглавлял старый большевик П.И. Стучка, был создан специальный ликвидационный отдел, который с утроенной энергией взялся за проведение декрета в жизнь. В феврале 1919 г. при новом наркоме Д.И. Курском вышло чудовищное постановление Наркомюста РСФСР, которое предписало «с целью атеистической пропаганды» осуществлять «публичное вскрытие всех святых мощей». Все это привело к тому, что этот конфликт между православными общинами и большевиками стал одним из важных факторов эскалации широкомасштабной Гражданской войны. Православное духовенство приняло самое активное участие в организации вооруженной борьбы с «безбожной властью большевиков». Несколько тысяч священнослужителей встали в ряды военного духовенства белогвардейских армий А.В. Колчака, А.И. Деникина, П.Н. Врангеля и других. Более того, как установили современные историки (В. Цветков, Н. Егоров, О. Золотарев), в Сибирской армии генерала М.К. Дитерикса, объявившего «крестовый поход против большевизма», под руководством омского епископа Сильвестра (И.Л. Ольшевского) и генерал-лейтенанта В.В. Голицына в составе нескольких полков были созданы «Дружины Святого Креста» и «Святая бригада», а часть воинских соединений, в частности, «Полк Пресвятой Богородицы», «Аксунский полк Иисуса», «Стерлитамакский полк Николая Чудотворца» и «Полк Илии Пророка», приняли самое активное участие в боевых действиях на фронтах Гражданской войны.

Это вызвало ответную реакцию большевиков, среди которых как на дрожжах стала расти ненависть к церковникам, что зримо проявилось в закрытии сотен храмов и монастырей, реквизиции церковного имущества и массовом убийстве священников. В то же время органы ВЧК стали создавать свою агентурную сеть в среде православного духовенства, а прикрытием для нее стал так называемый «Исполкомдух» — «Исполнительный комитет духовенства на началах коммунистического строя», созданный в августе 1919 г. под руководством некого А.Ф. Филиппова, который до революции ошивался в окружении К.П. Победоносцева и Г.Е. Распутина, а сразу после большевистского переворота установил личные контакты с «денежным мешком» большевиков А.Л. Парвусом (Гельфандом), главой ВЧК Ф.Э. Дзержинским и наркомом просвещения А.В. Луначарским.

Однако ровно через год «Исполкомдух» «самораспустился» и в сентябре 1920 г. в Москве был учрежден «Комитет по делам духовенства всея России», костяк которого составили противники патриарха Тихона и сторонники так называемого «реформационного» течения, одной из целей которого провозглашалось «умственное и моральное развитие православного духовенства в соответствии с запросами времени и для приспособления его к новому строю». Кроме того, протест части церковников против непримиримой политики патриарха Тихона в отношении большевиков проявился и в так называемом «обновленческом» движении во главе протоиереем Л.И. Введенским, участники которого выступали с лозунгом прекращения «Гражданской войны Церкви против государства».

Борьба большевиков по искоренению религиозного сознания («поповского мракобесия») и репрессии против духовенства, которое все скопом было зачислено в стан агрессивной «контры», продолжилась с новой силой. К 1922 г. на всей территории страны было закрыто более 800 православных монастырей, а в самой Москве — все домовые церкви и часовни, составлявшие четверть всех столичных храмов и соборов. Началось планомерное разрушение самих церковных построек, например, в Москве первым снесли выдающийся памятник церковной архитектуры — часовню Александра Невского на Манежной площади, построенную в 1882―1883 гг. в память воинов, павших в годы последней русско-турецкой войны. Кроме того, кампания по тотальному изъятию всех церковных ценностей, предпринятая в 1922 г., обернулась дальнейшим разгромом культурно-исторического наследия страны, начатого в годы Гражданской войны. Однако сломить пассивное сопротивление Русской православной церкви властям так и не удалось.

Тогда в мае 1922 г. по предложению В.И. Ленина Политбюро ЦК дало прямую директиву Московскому трибуналу немедленно привлечь патриарха Тихона к уголовному суду. Главу РПЦ сразу взяли под арест и намеревались судить по обвинениям в антисоветских преступлениях, однако до суда дело не дошло. И не столько потому, что патриарх покаялся в своих «грехах» перед безбожной властью, а во всех православных церквах была прекращена анафема большевиков и их режима, сколько из-за опасения бурной и крайне негативной реакции за рубежом. Не случайно именно тогда британское правительство Д. Ллойд Джорджа заявило о возможном отзыве своей дипломатической миссии из Москвы, если начнется намеченный на апрель 1923 г. процесс по делу патриарха Тихона.

Лишь только после того, как В.И. Ленин отошел от активной политической работы, специальным постановлением ВЦИК расследование «дела патриарха Тихона» было остановлено. Гонения на РПЦ не прекратились, а сам патриарх умер, находясь под арестом, в апреле 1925 г. После его гибели практически сразу был арестован и местоблюститель патриаршего престола митрополит Петр (П.Ф. Полянский), которого позднее расстреляли в Верхнеуральской тюрьме. Всего же в 1920-х гг. только по приговорам революционных трибуналов и судов было расстреляно более 10 тыс. священнослужителей.

Параллельно с репрессиями против православного духовенства с декабря 1922 г. большим тиражом стала издаваться русофобская газета «Безбожник», редактором которой был Е.М. Ярославский (Губельман), а в 1925 г. по решению Политбюро был создан Союз воинствующих безбожников, которые придали всей атеистической пропаганде небывалую напористость, жесткость и обыденную повседневность. Атеизм, насаждаемый насилием, не имел особых шансов на успех у огромных масс православных верующих. Не дала особого результата и ставка на раскол внутри РПЦ, где с переходом к НЭПу усилилось «обновленческое движение», которое возглавляли архиепископы Евдоким (В.И. Мещерский), Вениамин (В.А. Муратовский) и Виталий (В.Ф. Введенский). Это религиозное движение, восходящее своими корнями к либеральным и христианско-социалистическим идеям начала XX века, противостояло официальной церкви и активно поддерживалось большевиками. Советская власть, охотно восприняв настоятельные требования части православных верующих в демократизации приходов за атеистическую тенденцию, стала поддерживать «Живую церковь», надеясь использовать ее в борьбе с «церковной контрреволюцией». Одним из первых крупных иерархов РПЦ, уклонившихся в обновленческий раскол, стал митрополит Владимирский и Шуйский Сергий (И.Н. Страгородский), однако после годового пребывания в расколе он покаялся перед патриархом Тихоном и был обратно принят в лоно Русской православной церкви в сущем сане и стал главой нижегородской митрополии. А после смерти патриарха митрополит Сергий был назначен заместителем местоблюстителя патриаршего престола митрополита Крутицкого Петра и стал фактическим главой РПЦ, которым оставался вплоть до официального избрания на патриарший престол в 1943 г.

Другой важнейшей задачей культурной революции стала ликвидация неграмотности, почти соизмеримая по своим масштабам с религиозностью основной массы трудящихся страны. Прекрасно сознавая, что неграмотные массы стоят вне политики и необходимого идеологического воздействия, большевистские вожди стремились как можно быстрее добиться грамотности всего населения страны, особенно старших и средних поколений. Не случайно В.И. Ленин писал, «что пока у нас в стране есть такое явление, как безграмотность, о политическом просвещении слишком трудно говорить… безграмотный человек стоит вне политики, его сначала надо обучить азбуке».

В ноябре 1917 г. была создана Государственная комиссия по просвещению, которая сразу заявила о намерении правительства «добиться в кратчайший срок всеобщей грамотности путем организации сети школ, отвечающих требованиям современной педагогики и введения всеобщего обязательного и бесплатного обучения». Реально приступить к решению этой задачи удалось значительно позже. Только в конце декабря 1919 г. СНК РСФСР издал декрет «О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР», согласно которому все граждане страны от 8 до 50 лет, не умеющие читать и писать, должны были в обязательном порядке обучаться грамоте, а для концентрации усилий и обобщения опыта по реализации этого декрета в июле 1920 г. при Наркомпросе РСФСР была организована Всероссийская чрезвычайная комиссия по ликвидации безграмотности, которая занималась подготовкой преподавателей, выпуском учебников, открытием школ грамоты и т. д. Кроме того, этот декрет предусматривал создание отдельной системы спецшкол для переростков, при детских домах, колониях и прочих госучреждениях, входивших в систему Главного управления социального воспитания и политехнического образования Наркомпроса РСФСР.

В годы Гражданской войны серьезную реорганизацию претерпела и вся система школьного образования, базой для которой стали два декрета ВЦИК и СНК РСФСР — «Положение об организации дела народного образования в Российской республике» (июнь 1918 г.) и «Положение о единой трудовой школе» (сентябрь 1918 г.). В соответствии с этими декретами была полностью упразднена прежняя система школьного образования в виде церковно-приходских начальных школ, классических гимназий и реальных училищ, и на их месте создана двухступенчатая школа: 5-летняя школа первой ступени и 4-летняя школа второй ступени. Отныне во всей школе:

• вводилось совместное обучение мальчиков и девочек;

• из учебных планов изымался ряд предметов, в том числе все древние языки и богословие;

• отменялись все домашние задания, оценки и экзамены;

• под предлогом того, что теперь все советские школьники должны «изучать жизнь, а не учебные предметы», был поставлен жирный крест на разработке всех учебных планов и программ.

Наконец, были четко определены и новые принципы всего образовательного процесса в РСФСР: светский характер обучения и его органическая связь с производственным трудом.

Несмотря на тяжелейшие условия Гражданской войны, к началу 1920 г. на всей территории страны было открыто свыше 13 тыс. новых школ, а число учащихся достигло 9 млн человек, что на 1 млн было больше довоенного уровня. Кроме того, в годы Гражданской войны были предприняты важные шаги в подготовке учительских кадров: число педагогических вузов выросло в два раза и достигло 55 институтов, а количество их выпускников возросло на 5 тыс. человек. Роль учителя в учебном процессе была кардинально пересмотрена с учетом решений VIII съезда РКП(б), постановившего, что отныне «все учителя обязаны рассматривать себя не просто как агенты общего образования, но и коммунистического просвещения, и в этом отношении должны быть подчинены не только контролю своих непосредственных центров, но и местных партийных организаций».

Огромная работа по преодолению массовой неграмотности, проводившаяся в неразрывной связи с культурно-политическим просвещением трудящихся, в первый год НЭПа несколько затормозилась. Из-за катастрофической нехватки денег финансирование просвещения было передано на места, где необходимых средств на нужды обучения неграмотных людей зачастую просто не существовало. К тому же в сентябре 1921 г. СНК РСФСР принял специальное постановление об исключении из государственного финансирования всех школ, библиотек, народных домов и изб-читален, в результате чего общее число пунктов ликбеза сократилось с 88 тыс. до 15 тыс. единиц. Однако с оживлением экономического роста этот спад был остановлен, а в декабре 1922 г. X Всероссийский съезд Советов обязал все губернские исполкомы принять срочные меры по предотвращению сокращения сети пунктов ликбеза на вверенных им территориях. Одновременно по решению Всероссийского съезда по ликвидации неграмотности основная работа ликбезов была сосредоточена на обучении грамоте «организованных групп населения» — красноармейцев, рабочих и комсомольцев в возрасте 18―30 лет.

В августе 1923 г. вышел новый декрет ВЦИК и СНК РСФСР «О ликвидации безграмотности», дополнивший прежний аналогичный декрет и установивший общее количество так называемых инструктивных школ в виде 574 ликвидационных пунктов и 498 школ для малограмотных. Одновременно в законодательном порядке был утвержден конкретный план полной ликвидации неграмотности к десятилетию советской власти, который предусматривал стабильное финансирование этой работы из госбюджета, средств местных органов советской власти и профсоюзов. Кроме того, для привлечения общественности к этой важной работе осенью 1923 г. было создано массовое Всесоюзное общество «Долой неграмотность!», которое возглавил председатель ВЦИК М.И. Калинин.

Несмотря на все усилия, победить неграмотность к концу 1927 г. так и не удалось, поскольку по данным Всесоюзной переписи населения, проведенной декабре 1926 г., грамотность в РСФСР составляла чуть более 60 %, а в стране в целом — чуть более 55 %. Число неграмотных людей постоянно пополнялось за счет малолетних детей и подростков, поэтому положить конец этому замкнутому кругу можно было только через введение всеобщего обучения в стране. Но такие возможности у советского правительства появились лишь к середине первой пятилетки, поэтому только с сентября 1930 г. совместным постановлением ВЦИК и СНК СССР на всей территории страны было введено обязательное всеобщее начальное обучение.

По мере достижения экономической стабильности негативные тенденции в развитии школьной системы стали существенно замедляться, и уже с осени 1924 г. возобновилось полноценное государственное финансирование всей системы школьного образования. К этому моменту в рамках единой школьной системы, созданной на всей территории страны, было уже три ступени школьного образования: базовая четырехклассная школа, семилетняя школа и девятилетняя школа. Кроме того, на основе базовой начальной школы теперь можно было получить специальную подготовку в технических и аграрных школах и на профессиональных курсах. Особенно быстрыми темпами в эти годы стали расти школы фабрично-заводского ученичества, рабочей и крестьянской молодежи. Все выпускники семилетки могли получить профессиональное образование в техникумах, которые, однако, не давали необходимой подготовки для продолжения образования в вузах.

Вместе с тем, в том же 1924 г. под влиянием социал-дарвинистских и антропологических идей новомодной педологии, которую активно поддерживал нарком А.В. Луначарский, был кардинально изменен сам характер школьного обучения. Новые комплексные программы стали строиться на полном отрицании традиционного для отечественной школы предметного принципа изложения учебного материала. Отныне все естественнонаучные предметы — математика, физика, химия, география и биология предлагалось изучать не на традиционных предметных уроках, а по обобщенным темам, типа «Трудовая деятельность людей», «Природа как объект трудовой деятельности людей», «Общество как результат труда людей» и других. Теоретики новой реформы школьного образования (Л.С. Выготский, П.П. Блонский, А.Б. Залкинд, Н.К. Крупская) полагали, что при такой перестройке всей системы обучения будет значительно легче внедрить в сознание учащихся масс марксистскую диалектическую методологию и сконцентрировать внимание детей на реалиях окружающей жизни. Переподготовка старого учительства для такой работы во многом сводилась к убеждению, что ратовать за новую учебную программу означало выступать и «за советскую власть». Одновременно с этим стали активно внедряться деление детей по «генетической предрасположенности», создание целой сети спецшкол для «трудных и необучаемых детей и подростков», разделение учебного процесса и вопросов воспитания, которое было отдано на откуп педологам, диктат педологов над педагогами, исключительный упор на лабораторные методы работы и коллективные формы учебных занятий, при которой учитель играл лишь роль консультанта, и т. д.

В 1927 г. была проведена Всесоюзная конференция педологов, а в начале января 1928 г. состоялся Первый Всесоюзный съезд педологов, в работе которого приняли участие член Политбюро ЦК ВКП(б) Н.И. Бухарин, нарком здравоохранения Н.А. Семашко, нарком просвещения А.В. Луначарский и его первый заместитель Н.К. Крупская. По замыслам его организаторов, этот всесоюзный форум был призван завершить преобразование всей педологии в марксистскую «научную» дисциплину и дать показательный бой всему инакомыслию, объединив разрозненные ряды педологов на единой теоретической платформе. Эту важную роль был призван сыграть и новый ежемесячный журнал «Педология» (1928―1932), редактором которого стал глава Межведомственной плановой педологической комиссии при Наркомпросе РСФСР А.Б. Залкинд. Именно тогда идеологи «педологической науки» стали открыто и даже агрессивно претендовать на монопольную роль единственной «марксистской науки о детях», грубо оттесняя педагогику и активно поглощая психологию, анатомию и возрастную физиологию, которые с их точки зрения были буржуазными лженауками.

Надо четко представлять, что сама педология, в основе которой лежали рекапитулятивная теория американского психолога С. Холла, биогенетический закон немецкого философа Э. Геккеля и печально знаменитая «евгеника» английского психолога и антрополога Ф. Гальтона, по своей сути была расистской дисциплиной, базирующейся на антропометрических измерениях всех «субъектов обучения» и отождествления «биологических законов и явлений социального ряда», о чем, кстати, в своем выступлении на Педологическом съезде говорил и сам Н.И. Бухарин.

Новые программы Наркомата просвещения РСФСР, как и наркоматов всех других союзных республик, носили во многом рекомендательно-обязательный характер, однако многие советские учителя абсолютно справедливо полагали, что они не обеспечивают систематических знаний, и продолжали придерживаться старых методов, приемов и методик обучения. В годы НЭПа в стране насчитывалось около 120 тыс. общеобразовательных школ, где обучалось свыше 11,6 млн учащихся и работали более 550 тыс. учителей, однако только 10% из них имели высшее образование. Все внешкольное образование, в том числе клубная и кружковая работа, которую активно развивали и пропагандировали С.Т. Шацкий и А.С. Макаренко, на протяжении всех 1920-х гг. находилось в ведении Главного политико-просветительского комитета Наркомпроса РСФСР, который все эти годы возглавляла Н.К. Крупская. В городах и крупных селах центрами подобного образования были заводские и фабричные клубы, при которых открывались различные избы-читальни, школы и курсы ликбеза и т. д. Активную просветительскую работу среди масс вели библиотеки, музеи, центры пропаганды новой техники и политехнического обучения, дома и дворцы культуры и т. д. Кроме того, в 1924 г. было создано Всероссийское общество культурной смычки, занимавшееся организацией шефской помощи деревне через сбор денежных средств, книг, направление лекторов и т. д.

В 1920-х гг. существенное обновление пережили и все средства массовой печатной информации, которые играли не последнюю роль в воспитании трудящихся масс. В результате в стране сложилась принципиально новая сеть периодических изданий, среди которых самыми массовыми тиражами выпускались большевистские газеты «Правда» (1912), «Известия» (1917), «Труд» (1921), «Рабочая газета» (1922), «Крестьянская газета» (1923), «Красная Звезда» (1924), «Учительская газета» (1924) и «Комсомольская правда» (1925), а также ряд центральных партийных журналов — «Пролетарская революция» (1921), «Под знаменем марксизма» (1922) и «Большевик» (1924).

Кроме того, с октября 1924 г. начались ежедневные передачи радиопрограмм и серьезно расширилась сеть общесоюзного радиовещания, которое стало одним из ведущих средств массовой коммуникации на всей территории страны. Десятки миллионов советских людей не только в крупных городах, но и в сельской местности получили возможность следить за новостями политической и культурной жизни страны в условиях реального времени, знакомиться с классической и новейшей литературой, музыкой, театральными постановками и т. д.

Вскоре после прихода к власти большевикам пришлось приложить немало усилий по перестройке всей системы высшего образования страны. В этой сфере одновременно решалась двуединая задача:

1) «демократизации» студенчества за счет привлечения в вузы выходцев из социальных низов;

2) идеологическая перестройка всего высшего образования за счет коренного изменения учебных программ, чему очень активно противился старый профессорско-преподавательский состав, в основной своей массе негативно относившийся к советской власти и ее стремлению установить тотальный контроль над сферой высшего образования.

С тем, чтобы кардинальным образом переломить ситуацию в высшей школе в свою пользу, СНК РСФСР в 1918 г. предпринял ряд важных шагов. В августе 1918 г. был утвержден декрет «О правилах приема в вузы», согласно которому каждый гражданин, достигший совершеннолетия, мог быть принят в вуз без экзаменов и предъявления каких-либо документов о получении полного среднего образования. Кроме того, этот декрет предписывал принимать во все вузы в основном «лиц из среды пролетариата и беднейшего крестьянства», которых советское государство брало на свой «кошт». Естественно, что этот декрет привел к резкому увеличению числа первокурсников, однако уже после первой сессии большая их часть была отсеяна ввиду элементарной неподготовленности к учебе в вузах.

В этой ситуации был быстро найден довольно простой и эффективный выход в виде организации знаменитых рабочих факультетов (рабфаков), которые в сжатые сроки должны были ликвидировать пробелы в школьном образовании и подготовить своих выпускников для дальнейшей учебы в вузах. Первый такой рабфак был создан в феврале 1919 г. при Московском коммерческом институте, а затем их организовали в большинстве столичных и провинциальных вузов. И хотя классовый принцип при наборе новых студентов проводился довольно жестко и последовательно, задачу «пролетаризации» высшей школы решить тогда так и не удалось, поскольку большую часть студенчества составляли выходцы из непролетарских социальных групп.

Одновременно большевики предприняли попытку подорвать в самих вузах позиции старой русской профессуры. С этой целю в октябре 1918 г. Наркомпрос РСФСР отменил все научные степени и звания и вывел за штат всех высших учебных заведений старый профессорско-преподавательский состав, члены которого теперь могли вернуться на работу в вуз только по итогам всероссийского публичного конкурса. Эта мера не привела к ожидаемому властью результату, поскольку заменить старых вузовских «спецов» было просто не кем и большая их часть вновь вернулась на свои места. Тогда в апреле 1919 г. решением Наркомпроса РСФСР были ликвидированы все гуманитарные факультеты в университетах, которые заменили факультетами общественных наук, костяк которых теперь стали составлять более лояльные и проверенные кадры из числа партийных философов, юристов и историков.

Новое наступление на высшую школу началось в декабре 1920 г., когда был опубликован знаменитый декрет СНК РСФСР «О реорганизации преподавания общественных наук в высших учебных заведениях», в соответствии с которым:

• всем преподавателям указанных наук было предписано в сжатые сроки переписать с марксистских позиций свои лекционные курсы и учебные программы;

• право замещения профессорских должностей перешло к Государственному ученому совету (ГУС) Наркомпроса РСФСР;

• во главе МГУ был поставлен Временный президиум во главе с юристом Д.П. Благолеповым, которому лично В.И. Ленин поставил первостепенную задачу «уничтожить свободу преподавания» и вести ее строго «по нашим указаниям».

Отныне вся учебная программа в вузах стала строиться в соответствии с «Уставом высшей школы», который был утвержден в сентябре 1921 г. специальным постановлением СНК РСФСР, а также целым рядом ведомственных положений и инструкций, в том числе «О научном минимуме» и «О факультетах общественных наук», которые вводили в разряд обязательных научных дисциплин во всех вузах страны «исторический материализм», «историю пролетарской революции», «экономическую политику диктатуры пролетариата» и т. д. А чуть позже, в сентябре 1924 г. эти научные дисциплины были дополнены «историей коммунистической партии» и «основами ленинизма».

В декабре 1922 г. ЦК РКП(б) направил во все партийные организации письмо «О работе в вузах», в котором ставилась первостепенная задача повышения роли коммунистов во всей деятельности высших учебных заведений и «идейного завоевания высшей школы». Для координации работы всех студенческих партийных ячеек были созданы городские союзы коммунистического студенчества, объединенные во Всесоюзный коммунистический студенческий союз, а для подготовки кадров высшей школы, сотрудников партийно-государственного аппарата и общественных организаций были созданы Институт красной профессуры (1921), Коммунистическая академия им. Я.М. Свердлова (1924) и профильные Институты философии, истории, литературы, искусства, советского строительства и права, мирового хозяйства и мировой политики, экономики, естествознания и т. д. В 1925 г. была восстановлена аспирантура, которая стала готовить научных работников и преподавателей высшей школы, а для подготовки кадров хозяйственных руководителей под кураторством ВСНХ СССР была создана Всесоюзная промышленная академия.

Основные трудности советской высшей школы в начале 1920-х гг. были связаны с курсом жесткой экономии и направлением основных материальных и финансовых ресурсов на нужды восстановления народного хозяйства страны, разрушенного в годы Гражданской войны. Поэтому в мае 1923 г. X Всероссийский съезд Советов принял специальное постановление, в соответствии с которым во всех вузах страны вводилась плата за обучение, за исключением студентов-коммунистов и студентов-комсомольцев. А в 1924 г. был серьезно сокращен прием в советские вузы выходцев из всех непролетарских слоев и проведена крупная чистка советского студенчества по классовому принципу, в результате которой около 20 % всех студентов были отчислены из многих университетов и институтов страны.

Тем не менее, к средине 1920-х гг. были достигнуты заметные успехи в сфере высшего и средне-специального образования. На всей территории страны в достаточно сжатые сроки было создано почти 1000 индустриально-технических, педагогических, сельскохозяйственных, медицинских и экономических техникумов, где было подготовлено около 100 тыс. специалистов. Еще большее количество специалистов вышло из стен 148 высших учебных заведений, многие выпускники которых пришли в вузы через знаменитые рабфаки, где в годы НЭПа было подготовлено более 150 тыс. человек.

Особую роль в руководстве всей системой высшего образования играл очень влиятельный заместитель наркома просвещения, главный «партийный» академик М.Н. Покровский, занимавший в то время все ключевые посты в системе всей «революционной общественной науки» и бывший одновременно главой Коммунистической академии, Института красной профессуры, Общества историков-марксистов, Института истории СССР и Центрального архива СССР, редактором исторических журналов «Красный архив», «Борьба классов» и «Историк-марксист». Именно он, обладая колоссальным властным ресурсом и поддержкой со стороны ряда членов Политбюро, прежде всего, Н.И. Бухарина, Г.Е. Зиновьева и Л.Д. Троцкого, резко противопоставил свою «научную школу» советских историков-марксистов «немарксистскому фронту» историков старой русской школы, видными представителями которой были академики и профессора В.В. Бартольд, С.В. Бахрушин, Ю.В. Готье, В.И. Пичета, Н.П. Лихачев, М.К. Любавский, П.Г. Любомиров, Е.В. Тарле, С.Ф. Платонов и многие другие крупные ученые. В конце концов это противостояние закончилось судебной расправой над выдающимися русскими историками дореволюционной формации по сфабрикованному в октябре 1929 г. «Академическому делу», которых огульно обвинили в создании контрреволюционной организации «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России».

Помимо академика М.Н. Покровского, активными борцами за торжество марксизма-ленинизма в исторической науке были и известные партийные историки, особенно старый русофоб, председатель Союза воинствующих безбожников Е.М. Ярославский и директор Института истории партии при ЦК ВКП(б) М.А. Савельев. По их инициативе прекратили свою деятельность сотни научных обществ, занимавшихся изучением и распространением культурного наследия страны и объединявших многие тысячи энтузиастов, специалистов и краеведов, в частности, Общество истории и древностей российских (1804―1929), которое возглавлял академик М.К. Любавский, и Общество любителей российской словесности (1811―1930) во главе с академиком П.Н. Сакулиным.

В начале 1918 г. по поручению В.И. Ленина центральные органы советской власти начинают устанавливать первые рабочие контакты с Российской Академией наук (РАН), которую в мае 1917 г. возглавил первый выборный президент, известный русский геолог академик А.П. Карпинский. В середине марта 1918 г. Совнарком и Наркомпрос РСФСР запросили президента Академии наук, какую роль в решении научных задач социалистического строительства могли бы сыграть сама РАН и особенно ее Комиссия по изучению естественных производительных сил России (КЕПС), созданная царским правительством в октябре 1915 г. по предложению ряда видных академиков, в том числе В.И. Вернадского, Н.И. Андрусова, Б.Б. Голицына, А.Н. Крылова, Н.С. Курнакова, А.Е. Ферсмана и других.

В конце марта 1918 г. совет Комиссии под председательством В.И. Вернадского сообщил А.П. Карпинскому о своей полной готовности начать работу по заданию советского правительства. Вскоре Наркомпрос РСФСР утвердил ее смету на сумму 780 тыс. рублей, которой предусматривалось создание 5 больших научных коллегий и 2 новых научных институтов — Института физико-химического анализа и Института по изучению платины и других благородных металлов. Через месяц в составе КЕПС было создано не 5 коллегий, а 20 отделов: по изучению почвы; по промысловым животным; по минеральным водам; по белому углю; по платине; по редким металлам; по стройматериалам и т. д. Таким образом, при большевиках функции КЕПС были существенно расширены и завершена уникальная работа по изданию шеститомного фундаментального научного сборника «Естественные производительные силы России», в который вошли «Артезианские воды» (1917―1919), «Полезные ископаемые» (1917―1919), «Растительный мир» (1917―1923), «Животный мир» (1919), «Ветер как двигательная сила» (1919) и «Белый уголь» (1921―1923). Более того, несмотря на тяжелейшие условия Гражданской войны, в 1918―1920 гг. КЕПС продолжила организацию научных экспедиций, в том числе по комплексному изучению Курской магнитной аномалии, Хибинского месторождения апатитов и всего Кольского полуострова.

В декабре 1918 г. В.И. Вернадский представил на общем собрании КЕПС обобщенный программный доклад о создании сети научно-исследовательских институтов как государственных учреждений. А уже в 1919―1920-х гг. по решению СНК РСФСР были созданы 50 научно-исследовательских институтов, в том числе Центральный аэрогидродинамический институт (ЦАГИ), Государственный гидрологический институт, Государственный физико-технический институт, Институт изучения мозга и психической деятельности, Рентгенологический и радиологический институт, Институт по изучению Севера и другие.

Главным императивом всей деятельности КЕПС стало ее активное участие в работе Государственной комиссии по электрификации России, которая с февраля 1920 г. занималась разработкой грандиозного плана электрификации России (ГОЭЛРО), в основу которого были положены фундаментальные исследования, проводившиеся Отделом энергетики КЕПС с октября 1916 г. Более 200 крупнейших ученых и инженеров страны под руководством будущего главы Госплана СССР Глеба Максимилиановича Кржижановского в кратчайшие сроки разработали перспективный план строительства в течение ближайших десяти-пятнадцати лет 30 электростанций, в том числе Штеровской, Каширской, Нижегородской, Шатурской и Челябинской ТЭС и Нижегородской, Свирской, Волховской и Днепровской ГЭС, а также комплексного развития всей транспортной системы страны за счет магистрализации старых и строительства новых железнодорожных линий, сооружения Волго-Донского канала и т. д.

В декабре 1920 г. VIII Всероссийский съезд Советов одобрил, а в декабре 1921 г. IX Всероссийский съезд Советов утвердил план ГОЭРЛО, который, будучи грандиозным планом комплексного развития всей советской экономики, сыграл исключительно важную роль в так называемой «второй индустриализации страны» и строительства не только трех десятков электростанций, но и сотен металлургических и машиностроительных предприятий, угольных шахт, рудных разрезов и других промышленных объектов. Не случайно именно тогда В.И. Ленин прямо заявил, что «коммунизм — это есть советская власть плюс электрификация всей страны».

В тяжелейших условиях Гражданской войны вопросы управления наукой были прерогативой не только РАН и ГОЭЛРО, но и двух важнейших государственных структур — ВСНХ и Наркомпроса РСФСР. В августе 1918 г. при ВСНХ РСФСР был создан Научно-технический отдел (НТО), главной задачей которого стало привлечение к социалистическому строительству сотрудников лабораторий, научных и технических обществ, опытных станций и т. д. Тогда же в составе НТО создано Бюро иностранной техники, главной функцией которого стало изучение новейших научно-технических открытий зарубежных ученых и их скорейшего внедрения в разные отрасли советской экономики. Причем, если ВСНХ РСФСР гораздо чаще ориентировался на чисто прикладные аспекты научный открытий, то Наркомпрос РСФСР курировал значительно более широкий круг вопросов организации науки. Поэтому уже в феврале 1921 г. в его структуре был создан специальный Академический центр, куда вошел и Государственный ученый совет (ГУС) с тремя подсекциями: научно-политической, научно-технической и научно-педагогической.

После окончания Гражданской войны и перехода к мирному строительству резко поднялась значимость подлинной науки, особенно прикладных исследований, без которых грандиозные планы большевиков по социалистической модернизации страны остались бы просто на бумаге. Поэтому в первую очередь высшее политическое руководство страны предприняло целый ряд неотлагательных мер, обеспечивающих элементарную выживаемость и спасение ученых от голодной смерти. С конца 1920 г. в стране стала действовать особая форма их обеспечения — натуральный академический паек, который выдавался до конца 1923 г. В 1921 г. были приняты декреты «Об улучшении быта ученых» и «О мерах к улучшению жилищных условий научных работников», а при Совнаркоме РСФСР создана Центральная комиссия по улучшению быта ученых. Тогда же в 1921 г. был издан специальный декрет «О создании благоприятных условий для работы академику И.П. Павлову», единственному на то время российскому лауреату Нобелевской премии, присужденной ему в 1904 г.

Ведущими научными центрами страны была не только Российская Академия наук, но и многие университеты и специальные высшие учебные заведения страны, удачно сочетавшие в себе преподавание фундаментальных наук с активной научно-исследовательской деятельностью. Кроме того, научные подразделения действовали также при различных наркоматах и других государственных ведомствах страны. К началу 1921 г. только в РСФСР насчитывалось свыше 80 научно-исследовательских институтов (НИИ), не считая уже давно существующих научных лабораторий при вузах. Порядка 20 НИИ в области физики, химии, биологии и общественных наук работали при Наркомате просвещения, около 30 НИИ различного профиля существовали при ВСНХ, 40 НИИ обслуживали Наркомат здравоохранения и 4 НИИ и десятки опытных станций были при Наркомате земледелия.

В июле 1925 г. специальным постановлением ВЦИК и СНК СССР РАН была признана «высшим всесоюзным ученым учреждением» и получила статус Академии наук СССР. В 1926 г. для усиления руководства наукой со стороны государства были созданы Межведомственная комиссия при СНК СССР для содействия Академии наук СССР, Отдел научных учреждений СНК СССР и Комитет по заведованию учеными и учебными учреждениями при ЦИК СССР. С этого же года лучшие работы в области фундаментальных и прикладных наук стали отмечаться премиями имени В.И. Ленина.

Советским ученым в 1920-х гг. удалось внести существенный вклад в развитие не только отечественной, но и всей мировой науки. Успешно продолжал работать выдающийся специалист в области теории чисел академик И.М. Виноградов. Ценные научные труды по математической физике, минералогии и геохимии Земли завершили академики П.А. Стеклов, В.И. Вернадский и А.Е. Ферсман. Академик А.Ф. Иоффе внес очень весомый вклад в разработку физики кристаллов, академик Д.С. Рождественский сделал важные научные открытия в области атомной спектроскопии, профессор Н.Н. Семенов успешно работал над теорией цепных реакций, а теоретические работы академика А.И. Берга по радиофизике позволили решить многие проблемы радиофикации страны.

Во второй половине 1920-х гг. выдающиеся достижения были сделаны в развитии отечественной авиации и теории космонавтики. В частности, в эти годы под руководством А.Н. Туполева были созданы первые цельнометаллические самолеты АНТ-2 и АНТ-3, К.Э. Циолковский приобрел мировую известность как глава нового научного направления — ракетодинамики, Ф.А. Цандер разработал и построил первый в мире реактивный двигатель, работавший на бензине и сжатом воздухе, а А.Л. Чижевский вел пионерские работы в области ионификации.

В те же годы увидели свет и новые крупные научные труды академика И.П. Павлова в области физиологии, фундаментальные работы академиков Д.Н. Прянишникова и В.Р. Вильямса в области агробиологии, агрохимии и физиологии растений. Известный агробиолог и генетик академик Н.И. Вавилов, автор закона гомологических рядов в наследственной изменчивости организмов, продолжал развивать свое учение о биологических основах селекции и центрах происхождения культурных растений. Широкую известность получила деятельность И.В. Мичурина по селекции новых сортов плодовых деревьев и в 1925 г. его знаменитый Козловский питомник в Тамбовской губернии стал научным учреждением государственного уровня. Важное значение имели научные труды профессоров А.В. Чаянова и Н.Д. Кондратьева по проблемам выживаемости крестьянских хозяйств и планированию сельского хозяйства и новаторские исследования академика С.Г. Струмилина по методологии статистики. Кроме того, видные советские ученые и специалисты, в том числе Г.М. Кржижановский, Г.О. Графтио и П.А. Флоренский, разработали проекты крупных тепловых и гидравлических электростанций, которые позволили к началу 1930-х гг. выполнить знаменитый план ГОЭЛРО.

В начале 1920-х гг. возобновилось участие российских ученых в международных конференциях и заграничных научных экспедициях, а уже в 1925 г. состоялся первый в СССР международный научный форум специалистов в области изучения пресных вод — III Лимнологический конгресс. В том же году на празднование двухсотлетнего юбилея Академии наук СССР прибыли свыше 130 крупнейших ученых из 25 стран мира.

Хорошо известно, что после прихода большевиков к власти на первый план в развитии национальной культуры вышли левацкие и авангардные течения, которые сразу стали претендовать на роль единственных носителей нового пролетарского искусства. Особым влиянием в творческой среде революционной России стали пользоваться футуристы, которым очень симпатизировал нарком просвещения А.В. Луначарский, написавший в своем знаменитом опусе «Искусство и революция» (1922), что «в футуризме есть одна прекрасная черта — это молодое и смелое направление, и поскольку лучшие его представители идут навстречу коммунистической революции, постольку они легче могут стать виртуозными барабанщиками нашей красной культуры».

Футуристы привлекали вождей и теоретиков большевизма тем, что всегда призывали представителей искусства активно служить своим творчеством делу пролетарской революции и искали новые и яркие формы художественной выразительности. К числу своих ярких достижений в период Гражданской войны они сами относили плакатную живопись Д.С. Моора и А.П. Апсита, агитационную пьесу В.В. Маяковского «Мистерия-буфф», театральные постановки В.Э. Мейерхольда, проект «Башни III Интернационала» В.Е. Татлина и десятки других произведений в разных областях искусства. Однако уже весной 1921 г. в личной беседе с А.В. Луначарским В.И. Ленин выразил свое явное недовольство чрезмерным развитием «формалистического искусства» и широким распространением футуризма и предложил главе Наркомпроса РСФСР более активно поддержать и реалистическое направление в искусстве.

Тогда же сложилось и общее представление о главных задачах политики Наркомпроса РСФСР как главного проводника политики большевиков в области художественного творчества. Наиболее полно они были сформулированы А.В. Луначарским в мае 1921 г. на встрече с делегацией Всероссийского союза работников искусств:

• сохранение истинных ценностей национального искусства прошлых веков,

• критическое освоение их пролетарскими массами,

• всемерное содействие созданию опытных форм революционного искусства,

• использование всех видов искусства для пропаганды идей коммунизма и их проникновения в массу работников искусства,

• объективное отношение ко всем течениям в искусстве,

• демократизация всех художественных учреждений и широкая их доступность трудящимся массам.

По мнению многих современных авторов (А. Вдовин, В. Казак, С. Кислицын, В. Толстых), фактическим итогом кровавых событий Великой русской революции и Гражданской войны стало реальное разделение русской национальной культуры и формирование в ее недрах трех основных «потоков»:

1) первый — «официальный» или «государственно-социалистический», напрямую руководимый всем партийно-государственным идеологическим аппаратом власти,

2) второй — «несоциалистическая» художественная культура, «мирно» сосуществовавшая в рамках советской легальности, и

3) третий — культура русского зарубежья.

Непременной нормой всех произведений «первого потока» стало сочетание социалистической направленности и реалистической художественной формы, с абсолютно четкой мировоззренческой и идейной составляющей. Писатели, художники, скульпторы и композиторы «второго потока» развивали зачастую откровенно досоветские формы и традиции искусства, которые не несли в себе мощного заряда «социалистического пафоса», однако не противоречили основным партийным установкам и решениям в области культуры. Поэтому советская власть их отчасти терпела, но одновременно и создавала ряд непреодолимых препятствий к широкому распространению их сочинений и работ, а зачастую подвергала различным идеологическим «разносам» и даже политическим репрессиям. «Третий поток» русской культуры развивался вне рамок «коммунистического диктата», но совершенно изолированно от России, и потому не оказал заметного влияния на духовную жизнь страны в годы советской власти.

Переломная эпоха в многовековой истории нашей страны оказалась очень бурной и для всей ее литературно-художественной жизни. Высшее политическое руководство на первых порах еще как-то сдерживало постоянно растущее стремление к полному диктату в тонкой сфере художественного творчества, ограничиваясь лишь политической цензурой и полагая, что в ближайшее время все писатели, художники, композиторы и театральные работники будут в состоянии выработать оптимальные формы социалистического искусства. Однако уже в конце 1920 г. ЦК РКП (б) направил на места письмо «О пролеткультах», в котором выразил большую озабоченность особыми претензиями Союза пролетарских культурно-просветительных и литературно-художественных организаций на выработку и утверждение в советском обществе особой пролетарской культуры, отрицавшей всю культурную традицию страны прошлых столетий. В этом письме ЦК РКП(б) специально разъяснялись ленинские оценки Пролеткульта как движения «теоретически неверного и практически вредного». Основной вред этого Союза усматривался в том, что под видом «пролетарской культуры» всему советскому обществу активно прививались самые нелепые и откровенно извращенные вкусы, буржуазные философские системы и антинаучные выдумки.

Однако пролеткультовские идеи оказались очень живучи в интеллигентской среде и содержались в программах многих творческих объединений и союзов, возникших в 1920-х гг., в частности:

• Литературной группы «Кузница» (1920―1932), созданной известными московскими поэтами В.В. Казиным, М.П. Герасимовым, В.Д. Александровским, С.А. Обрадовичем, С.А. Родовым и другими, вышедшими из состава Пролеткульта.

Эта довольно влиятельная литературная группа с самого начала противопоставила себя дореволюционным литературным направлениям и школам — символизму, футуризму и имажинизму. Кроме того, участники «Кузницы» в своих манифестах объявляли примат классовой, пролетарской литературы, отход в поэзии от «буржуазного» содержания, сжатого формальными рамками стиха, и призывали к точному выражению пролетарского духа. При этом они категорически не признавали руководство развитием культуры со стороны партии большевиков и отвергали НЭП, объявляя новый политический курс РКП(б) изменой принципам мировой пролетарской революции.

• Всероссийской ассоциации пролетарских писателей (ВАПП) (1920―1931), в состав правления которой были избраны ряд видных членов «Кузницы» — В.Д. Александровский, П.А. Арский, М.П. Герасимов, А.М. Волков и другие, а центральным органом этой организации стал журнал «Кузница», который начал издаваться в 1921 г.

Вместе с тем на «литературном фронте» молодой советской республики существовали и другие влиятельные писательские группировки, в частности:

• Литературная группа «Серапионовы братья» (1921―1929), основанная в Петрограде влиятельной группой известных писателей северной столицы И.А. Груздевым, М.М. Зощенко, В.В. Ивановым, В.П. Кавериным, К.А. Фединым, М.Л. Слонимским, Л.Н. Лунцем, Е.Г. Полонской, Н.А. Тихоновым и Н.Н. Никитиным, и названная так по одноименному сборнику новелл известного немецкого писателя-романтика Э. Гофмана.

• Литературная группа пролетарских писателей «Октябрь» (1922―1925), ядро которой тоже составили писатели, вышедшие из «Кузницы» — А.Г. Малышкин, А.Я. Дорогойченко, С.А. Родов, Ю.Н. Либединский, А.И. Тарасов-Родионов, Ф.А. Березовский и Д.А. Фурманов. В 1923 г. вместе с литературными группами «Молодая гвардия» и «Рабочая весна» она влилась в Московскую ассоциацию пролетарских писателей (МАПП), центральным печатным органом которой стал журнал «Октябрь».

• Литературная группа «Молодая гвардия» (1922―1925), участниками которой стали молодые поэты и писатели А.И. Безыменский, А.А. Жаров, М.А. Светлов, М.С. Голодный, И.И. Молчанов, А.А. Исбах, И.И. Доронин, В.А. Герасимова и другие. В этой же литературной группе начинал свою творческую деятельность и молодой донской писатель М.А. Шолохов.

• «Левый фронт искусств» (1922―1929), созданный в Москве известным советским поэтом В.В. Маяковским. В состав этой организации входили видные поэты Н.Н. Асеев, В.В. Каменский, С.И. Кирсанов и Б.Л. Пастернак, известные художники А.М. Родченко и В.Е. Татлин, а также теоретики искусства Б.И. Арватов, О.М. Брик, С.В. Третьяков, Н.Ф. Чужак, В.Б. Шкловский и другие. Эта влиятельная организация издавала и свои журналы «ЛЕФ» (1923―1925), «Новый ЛЕФ» (1927―1928) и «РЕФ» (1928―1929).

• Московская ассоциация пролетарских писателей (МАПП) (1923―1932) была основана группой «Октябрь», в которую позднее вошли группы «Молодая гвардия», «Рабочая весна» и «Варганка». Члены МАПП, в руководство которой входили А.И. Безыменский, А.Я. Дорогойченко, В.Ф. Плетнев, А.С. Серафимович, С.А. Родов и А.В. Соколов, придерживались наиболее радикальных классовых позиций в области литературы. Одной из главных целей этой ассоциации была борьба против группы «Кузница» и находившегося под ее влиянием объединения ВАПП. В апреле 1924 г. МАПП удалось захватить контроль над ВАПП и перестроить ее в своем духе. С этого времени МАПП стал московской секцией ВАПП (РАПП), и вместе с этим объединением исчез после известного партийного постановления ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» в 1932 г. Основными печатными органами МАПП были журналы «На посту» и «Октябрь».

• Литературный центр конструктивистов (ЛЦК) (1923―1930) — особое поэтическое течение, основанное К.Л. Зелинским, И.Л. Сельвинским и А.Н. Чичериным, в состав которого чуть позже вошли Б.Н. Агапов, Н.А. Адуев, Э.Г. Багрицкий, Е.И. Габрилович, В.М. Инбер, В.А. Луговской, Н.Н. Ушаков и другие молодые советские поэты.

• Литературная группа «Перевал» (1923―1932), которая возникла при журнале «Красная новь», главным редактором которого был А.К. Воронский. Активными участниками этой группы были видные поэты и писатели разных поколений — А.И. Веселый, М.А. Светлов, М.С. Голодный, И.И. Катаев, Э.Г. Багрицкий, Н.Г. Огнев, М.М. Пришвин, А.Г. Малышкин, А.А. Караваева, Я.М. Алтаузен и другие, которые активно выступали против сектантства, левачества и жесткого администрирования рапповцев, рационализма и формализма лефовцев и конструктивистов, за сохранение преемственной связи советской литературы с лучшими традициями русской и мировой литературы.

• Всесоюзная ассоциации пролетарских писателей (ВАПП) (1925―1932), которая была создана в Москве на I Всесоюзной конференции пролетарских писателей. Первоначально в правление этой ассоциации входили Д. Бедный, И.В. Вардин, Г.Г. Лелевич, С.А. Родов и другие. Однако уже в июне 1925 г. после выхода резолюции ЦК РКП(б) «О политике партии в области художественной литературы», поддержавшей идею о свободном соревновании различных художественных направлений и школ, в руководстве ВАПП произошел раскол. Одна группа во главе с И.В. Вардиным, Г.Г. Лелевичем и С.А. Родовым осталась на прежних, крайне русофобских и левосектантских позициях, однако большинство членов ВАПП во главе с Л.Л. Авербахом, Б.М. Волиным, В.М. Киршоном, Ю.Н. Либединским и Д.А. Фурмановым приняли установки резолюции ЦК РКП(б). Вскоре к ним присоединились А.А. Фадеев, А.П. Селивановский, В.В. Ермилов, В.А. Сутырин и ряд других писателей, а новый критический журнал ВАПП «На литературном посту» отмежевался от нигилистического отношения к культурному наследию прошлого, призвав советских писателей опираться в своем творчестве на лучшие традиции русской литературы эпохи критического реализма.

• Особое место в развитии советской литературы того периода занимала литературная группа «Имажинистов» (1919―1924), представители которой всегда декларировали фатальную неизбежность антагонизма искусства и государства. Особую позицию в самой этой группе, куда входили А.Б. Мариенгоф, В.Г. Шершеневич, И.В. Грузинов, А.Б. Кусиков и другие, занимал великий русский поэт Сергей Александрович Есенин (1895―1925), утверждавший необходимость самой тесной связи советской поэзии с естественной образностью русского языка.

По мнению многих современных авторов (В. Казак, Е. Громов), в советской литературе этого периода выделяются два основных течения. Одно, так называемый «левый фланг искусства», искавший новые формы в эстетике искусства, и условно «правый фланг», который вел свои поиски в русле традиционного реалистического искусства. Активными борцами за «новую литературу», создаваемую силами пролетарских писателей, были ассоциации ВАПП, МАПП и РАПП и их журналы «На посту» (1923―1925) и «На литературном посту» (1926―1932). Литературно-художественные силы тех лет делились в самих журналах на три лагеря — пролетарских и крестьянских писателей и их «попутчиков». «Напостовцы» считали свое объединение орудием диктатуры партии в области литературы и, выступая от лица рабочего класса, подвергали разгромной критике разного рода «попутчиков», к которым относили и В.В. Маяковского, и А.М. Горького, и С.А. Есенина, и А.Н. Толстого, и Л.М. Леонова и других выдающихся русских писателей и поэтов. Как справедливо отметили ряд современных авторов (О. Платонов, А. Вдовин), перманентно враждовавшие между собой РАПП, ВАПП и «ЛЕФ» всегда единым фронтом выступали с откровенно русофобских позиций, а многие руководители этих группировок, прежде всего, А.А. Безыменский, Л.Л. Авербах, И.М. Беспалов, А.И. Зонин, М.С. Гельфанд, Вс. В. Вишневский, Г.Е. Горбачев, А.Д. Камегулов и Н.Г. Свирин, «прославились» классическими русофобскими произведениями.

Более того, уже в начале 1920-х гг. сформировалась целая когорта «пролетарских» критиков и литераторов — Н.И. Бухарин, А.А. Безыменский, Б.А. Розенфельд, Л.Л. Авербах, Б.Я. Бухштаб, А.Г. Горнфельд, П.С. Коган, С.Д. Дрейден, И.С. Гроссман-Рощин, В.В. Ермилов, К.Л. Зелинский, А.З. Лежнев, Г.Г. Лелевич, И.М. Машбиц-Веров, М.А. Ольшевец, А.П. Селивановский, Д.Л. Тальников Н.Ф. Насимович-Чужак и Ю.И. Юзовский, готовых беспощадно травить и поливать помоями любое проявление самобытного русского таланта. Свою откровенную русофобию и нигилизм они прикрывали разного рода ярлыками и лозунгами типа борьбы против «кулацкой литературы», «кумачовой халтуры», «буржуазного индивидуализма» и т. д. Практически любое значительное произведение М.М. Пришвина, А.Н. Толстого, В.Я. Шишкова, М.А. Шолохова, Н.С. Сергеева-Ценского, П.С. Романова, Н.А. Заболоцкого, А.П. Платонова, М.А. Булгакова и других талантливых русских писателей и поэтов подвергалось постоянной травле не только в рапповских журналах «На литературном посту», «Октябрь» или «Молодая гвардия», но и в таких журналах, как «ЛЕФ», «Красная новь», «Новый мир» и «Звезда». Очень характерным в этом отношении стали откровенно русофобские книжонки «любимца всей партии» тов. Н.И. Бухарина «Злые заметки» (1927), партийного публициста И.Д. Беляева «Подлинный Есенин: социально-психологический этюд» (1927) и литератора Г.А. Медынского (Покровского) «Есенин — есенинщина — религия» (1929).

Несколько отличную позицию занимал «переваловский» журнал «Красная новь», в котором публиковались самые яркие, вне зависимости от политических убеждений и социального статуса их авторов, литературные произведения. Эту линию журнала всячески поддерживал сам Л.Д. Троцкий, опубликовавший в 1923 г. свою знаменитую работу «Литература и революция». Главный редактор этого журнала А.К. Воронский, будучи видным троцкистом, все же выступал за приоритет эстетических критериев над политическими и разумно полагал, что «пролетарское течение в литературе» не должно пользоваться привилегиями. Однако эта линия журнала вскоре была прервана, в том числе и по причине поражения «объединенной оппозиции» в борьбе за власть.

Конечно, резолюция ЦК ВКП(б) «О политике партии в области художественной литературы» осуждала крайности «напостовской» линии в советской литературе и призывала эту публику более бережно относиться к так называемым «попутчикам», однако в целом эта резолюция все же содержала активную поддержку именно пролетарским литературно-художественным силам. Видимо, поэтому коренных изменений в позиции «неистовых ревнителей» пролетарской чистоты в литературе так и не произошло. Более того, в 1927 г. сторонники РАПП добились отстранения А.К. Воронского от руководства «Красной новью» за его непримиримое отстаивание реализма и классических традиций, а позднее, в 1928―1930 гг., обрушились на «марксистскую школу» профессора В.Ф. Переверзева, в результате термин «переверзевщина», рожденный в ходе этой «дискуссии», превратился в идеологический ярлык.

Весной 1928 г. состоялся Первый съезд советских писателей СССР, на котором было создано Всесоюзное объединение ассоциаций пролетарских писателей — ВОАПП во главе с Л.Л. Авербахом, П.М. Керженцевым и А.А. Фадеевым, в результате чего рапповцы существенно расширили свое влияние не только в литературном, но и в общественно-политическом процессе. Но, тем не менее, в результате относительно свободного соревнования различных течений и группировок в 1920-х гг. были созданы выдающиеся произведения советской литературы, вошедшие в золотой фонд всей отечественной культуры. В эти годы были посмертно опубликованы мемуары В.Г. Короленко «История моего современника» (1922), А.Н. Толстой написал свои знаменитые романы «Сестры» (1922) и «Восемнадцатый год» (1928), М.В. Вересаев создал роман «В тупике» (1922) и биографическую хронику «Пушкин в жизни» (1927), С.А. Есенин написал лучшие свои стихотворения («Отговорила роща золотая», «Письмо к матери», «Не жалею, не зову, не плачу») и такие поэтические шедевры, как поэмы «Анна Снегина» (1925) и «Черный человек» (1925), а А.М. Горький, проведший большую часть 1920-х гг. за границей, написал «Мои университеты» (1923) и «Дело Артамоновых» (1925).

В этот же период было создано немало сочинений, отразивших переломную эпоху в истории страны. Например, эпоха Гражданской войны очень ярко была отражена в романах Д.А. Фурманова «Чапаев» (1923) и «Мятеж» (1925), А.С. Серафимовича «Железный поток» (1924), И.Э. Бабеля «Конармия» (1926), А.А. Фадеева «Разгром» (1926), М.А. Булгакова «Белая гвардия» (1927) и М.А. Шолохова «Тихий Дон» (1928). А тема восстановления народного хозяйства страны нашла свой отклик в таких произведениях, как знаменитые романы Ф.В. Гладкова «Цемент» (1925) и Л.Н. Сейфулиной «Виринея» (1924). В те же годы широкое признание у публики получили романы К.А. Федина «Города и годы» (1924), Ю.Н. Тынянова «Кюхля» (1925) и «Смерть Вазир-Мухтара» (1928), В.А. Каверина «Девять десятых судьбы» (1925) и О.Д. Форш «Одеты камнем» (1925).

Достаточно критическое отношение ряда видных писателей к советской действительности было ярко выражено в антиутопии Е.А. Замятина «Мы» (1924), в произведениях М.А. Булгакова «Роковые яйца» (1925) и «Дьяволиада» (1925), в знаменитом романе И.А. Ильфа и Е.П. Петрова «Двенадцать стульев» (1927), в повести Б.А. Пильняка «Повесть непогашенной луны» (1927) и других.

Бесценным даром современникам и потомкам стало поэтическое творчество С.А Есенина и В.В. Маяковского, расцвет которого пришелся на 1920-е гг. Тогда же в полный голос заявили о себе такие видные советские поэты, как Н.Н. Асеев, Э.Г. Багрицкий, О.Э. Мандельштам, Б.Л. Пастернак, Н.А. Тихонов, МА. Светлов и А.А. Сурков и родоначальники советской детской литературы Б.С. Житков, С.Я. Маршак и К.И. Чуковский.

Русская деревня в 1920-е гг. также приобрела новых оригинальных художников. Наряду с такими признанными талантами, как С.А. Есенин, Н.А. Клюев, С.А Клычков, П.А. Карлов и А.В. Ширяевец, еще в 1914–1915 гг. составивших группу «Новокрестьянских поэтов», певцами крестьянской России и выразителями ее чаяний и надежд стали такие литераторы, как П.Н. Васильев, А.А Ганин, И.В. Грузинов, Г.Д. Деев-Хомяковский, И.А. Дорошин, П.Д. Дружинин, А.А. Жаров, М.В. Исаковский, И.И. Молчанов, В.Ф. Наседкин, П.В. Орешин, А.А. Прокофьев и П.А. Родимов. По мнению многих современных литературоведов, отличительной особенностью советской крестьянской поэзии той эпохи была ее сдержанность по отношению к пафосу их современности и грандиозным планам переустройства советского общества на социалистических началах.

В 1920-х гг. началась настоящая травля многих русских поэтов, которая носила вполне организованный характер и координировалась видными членами правящей партийной верхушки, в частности Н.И. Бухариным, К.Б. Радеком, Л.С. Сосновским и Я.С. Аграновым. Именно тогда начинается разнузданная кампания клеветы на С.А Есенина и ряд близких ему поэтов — А.А. Ганина, П.В. Орешина, С.А. Клычкова и других, а органы ОГПУ фабрикуют дело об их антисемитизме. В результате затравленный большевистскими вождями, поставленный в невыносимые условия существования, великий русский поэт погиб при невыясненных обстоятельствах. Официальная версия его «самоубийства» сейчас отрицается многими исследователями, в том числе писателем И.В. Лысцовым, автором известной книги «Убийство Есенина» (1992).

В 1924 г. в органах ОГПУ под руководством Г.Г. Ягоды и Я.С. Агранова фабрикуется очередное грязное дело «Ордена русских фашистов», по которому во внесудебном порядке были расстреляны несколько молодых русских поэтов — А.А. Ганин, П.Н. Чекрыгин, Н.Н. Чекрыгин, В.И. Дворяшин и В.М. Галанов, которых абсолютно бездоказательно обвинили в несуществующем преступлении против большевистского режима — «замышлении произвести террор над членами советского правительства».

Изобразительное искусство, как и другие виды советского искусства, развивалось в условиях противостояния и взаимодействия различных творческих объединений и группировок.

Основной тон здесь задавала Ассоциация художников революционной России (АХРР) (1922―1932), у истоков создания которой стояли И.И. Бродский, А.М. Герасимов, М.Б. Греков, Б.В. Иогансон, Е.А. Кайман и Г.Г. Ряжский. В своем творчестве эти художники развивали лучшие традиции русских передвижников в новых исторических условиях и выступали за дальнейшей развитие реалистических начал в художественном творчестве советских живописцев.

Активно проявляли себя в художественном творчестве и члены «Общества станковистов» (ОСТ) (1925―1932), основанного Д.П. Штеренбергом и объединявшего около трех десятков художников, в основном выпускников ВХУТЕМАСа — Ю.П. Анненкова, П.В. Вильямса, А.Д. Гончарова, А.А. Дейнека, И.В. Юнона, Н.И. Куприянова, А.А. Лабаса, С.А. Дучишкина, Ю.И. Пименова, А.Г. Тышлера и других, которые стремились к отражению типических явлений современной действительности, к лаконизму и динамике художественных форм.

Большим влиянием в советским изобразительном искусстве пользовались члены общества живописцев, графиков, скульпторов и архитекторов «Четыре искусства» (1924―1931), в состав которого входили главным образом бывшие члены «Мира искусства» и «Голубой розы» — И.В. Жолтовский, А.И. Кравченко, П.В. Кузнецов, А.Т. Матвеев, В.И. Мухина, М.С. Сарьян и А.В. Щусев, решительно выступавшие против авангардизма и других новомодных течений в живописном искусстве того времени.

Традиции «Мира искусства» — одного из самых значимых художественных течений Серебряного века, продолжали художники общества «Жар-цвет» (1923―1930) М.В. Добужинский, А.П. Остроумова-Лебедева, К.Ф. Богаевский, М.А. Волошин и другие.

Традиций «Бубнового валета», полностью отрицавшего приемы русской иконописи, академизма и реализма, продолжили в своем творчестве художники объединений «Маковец», в частности С.В. Герасимов, Л.Ф. Жегин, В.Н. Чекрыгин и Н.М. Чернышев, и «НОЖ» (Новое общество живописцев), активными членами которого были С.Я. Адливанкин, А.М. Глускин, А.М. Нюренберг, Н.Н. Попов и Г.Г. Ряжский.

Кроме того, «бубновалетовцы» создали объединение «Московские живописцы» (1924―1926), в состав которого входили И.Э. Грабарь, А.В. Куприн, П.П. Кончаловский, Р.Р. Фальк, Г.В. Федоров, И.И. Машков, Б.Д. Королев, А.В. Лентулов, А.А. Осьмеркин и другие крупные художники, которые ставили своей главной целью создать «действительный синтез современного содержания и современной реальной формы». В 1926 г. это объединение в полном составе вошло в АХРР, однако вскоре большая его часть вышла из этой ассоциации и в 1928 г. учредила Общество московских художников (ОМХ), которое объединило в своих рядах 70 бывших «бубновалетовцев», «московских живописцев» и «маковцев» — С.В. Герасимова, И.Э. Грабаря, Н.А. Григорьева, А.А. Древина, А.А. Лентулова, П.П. Кончаловского, Р.Р. Фалька, Б.Д. Королева, Н.С. Крылова, А.В. Куприна, И.И. Майкова, В.Ф. Рындина, А.А. Осьмеркина, Н.А. Удальцова, А.В. Фонвизина, Н.М. Чернышева, А.В. Шевченко и других живописцев.

В 1924 г. К.С. Малевич, родоначальник одного из видов абстрактного искусства — «супрематизма», основанного на комбинировании простейших геометрических фигур, окрашенных в контрастные цвета, и основатель витебской группы «Утвердители нового искусства» (УНОВИС) (1919―1922), куда входили местные еврейские художники В.М. Ермолаева, Л.М. Добужинский, А.А. Лепорская, Л.М. Лисицкий, Е.М. Магарил, Н.М. Суетин, Л.М. Хидекель, Л.А. Юдин, Н.И. Коган, Р.Р. Фальк, М.З. Шагал и другие, стал директором Государственного института художественной культуры в Ленинграде. А его визави, художник и график В.В. Кандинский, ставший основоположником «русского абстракционизма», тогда же возглавил Московский институт художественной культуры.

В 1926 г. в Москве образовалось Общество русских скульпторов, в которое вошли мастера различных художественных школ и направлений — А.С. Голубкина, Н.И. Альтман, Н.А. Андреев, И.А. Шадр, В.И. Мухина, С.Д. Лебедева, С.Т. Коненков, В.В. Ватагин, В.Н. Домогацкий, И.С. Ефимов и другие. Члены этого общества стали активными участниками нового этапа грандиозной программы «монументальной пропаганды», реализация которой была начата в апреле 1918 г., кода вышел декрет СНК РСФСР «О памятниках Республики». В соответствии с этим декретом Отдел изобразительных искусств Наркомпроса РСФСР постановил:

1) снести памятники, воздвигнутые «в честь царей и их слуг», которые не представляют никакой исторической и художественной ценности;

2) возвести монументы 66 выдающимся революционерам, общественным деятелям, ученым и писателям, которые сыграли выдающуюся роль в мировом освободительном движении. Среди этих исторических персон были названы Спартак, Тиберий Гракх, Марк Брут, Гракх Бабеф, Максимилиан Робеспьер, Жорж Дантон, Джузеппе Гарибальди, Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Пьер Лассаль, Степан Разин, Павел Пестель, Константин Рылеев, Александр Герцен, Степан Халтурин, Софья Перовская и многие другие. Уже в первый год «пролетарской диктатуры» только в Москве и Петрограде было воздвигнуто более 70 монументов, посвященных персонам из этого списка, но практически все они вскоре элементарно развалились, поскольку были созданы из гипса. Поэтому еще до окончания Гражданской войны начался новый этап в реализации программы «монументальной пропаганды», который напрямую курировали Д.П. Штеренберг и В.Е. Татлин.

Среди самых выдающихся произведений монументальной скульптуры, созданных в первые годы советской власти, следует назвать барельеф «Павшим в борьбе за мир и братство народов» у Кремлевской стены (С.Т. Коненков, 1918―1919), монумент Советской Конституции на Советской (Тверской) площади в Москве (Н.А. Андреев, 1919), памятник А.И. Герцену и Н.П. Огареву у старого здания Московского университета (Н.А. Андреев, 1922), памятник К.А. Тимирязеву у Никитских ворот (С.В. Меркуров, 1923), скульптуру «Рабочий» на Пролетарской площади в Москве (Н.А. Андреев, 1925), скульптурный бронзовый портрет А.С. Пушкина (В.Н. Домогацкий, 1926), скульптурную композиция «Булыжник — орудие пролетариата» (И.А. Шадр, 1927) и памятник А.Н. Островскому у Малого театра в Москве (Н.А. Андреев, 1929).

В 1920-х гг. в советской архитектуре наибольшее признание получил конструктивизм, развиваемый Обществом современных архитекторов (1924―1931), членами которого были братья А.А., В.А. и Л.А. Веснины, А.К. Буров, М.Я. Гинзбург, И.А. Голосов, И.Л. Леонидов, А.С. Никольский, Г.М. Орлов, А.С. Фуфакев и другие «зодчие», активно выступавшие под лозунгом функционализма и усиленно пропагандировавшие использование новейших конструкций и материалов, типизацию и индустриализацию всего строительства.

Еще больший рационализм проявился в творчестве членов Ассоциации новых архитекторов (АСНОВА) (1923―1930), которая была создана видными преподавателями ВХУТЕМАСа Н.А. Ладовским, К.С. Мельниковым, А.М. Рухлядевым и А.М. Родченко, выступившими с идеей создания архитектуры на базе синтеза пластических искусств, в частности, включения в архитектуру революционной эмблематики и лозунгов, выполненных средствами скульптуры, живописи и декоративного искусства. Кроме того, идеи конструктивизма проповедовали в своем творчестве В.Е. Татлин, Л.М. Лисицкий, И.И. Леонидов, Н.В. Докучаев, В.Ф. Кринский и другие.

Среди самых известных произведений советских конструктивистов следует назвать редакционное здание газеты «Ленинградская правда» (1924) и Дом акционерного общества «Аркос» (1924) в Ленинграде, возведенные по проектам братьев А.А. и Л.А. Весниных, Павильон и Торговый сектор СССР на Международной выставке декоративного искусства и промышленности в Париже (1925), клуб завода «Каучук» (1927), клуб имени И.В. Русакова и Дом архитектора в Кривоарбатском переулке Москвы (1927―1929), возведенные по проектам архитектора К.С. Мельникова.

В 1928―1930 гг. по проекту конструктивиста М.Я. Гинзбурга в Москве на Новинском бульваре был построен экспериментальный «коммунальный» дом для сотрудников Наркомата финансов СССР, завершавший эпоху длительных поисков кардинальной перестройки в сфере социально-бытового уклада советских граждан, в котором индивидуальные квартиры сочетались с помещениями коллективного пользования, в том числе общей столовой, прачечной и т. д. Однако в целом проекты новых жилых комплексов, предлагавших утопические идеи и, как правило, осуществлявшиеся со значительными отклонениями от первоначальных замыслов, успеха не имели и вскоре ушли в прошлое.

В 1920-х гг. разрабатывались грандиозные планы реконструкции Москвы под руководством известных русских архитекторов академиков А.В. Щусева и И.В. Жолтовского, и Ленинграда под руководством не менее известного архитектора академика И.А. Фомина. Хотя приумножение культурного наследия многих городов новейшими архитектурными постройками тут же сочеталось с варварским уничтожением ценнейших историко-архитектурных памятников Древней Руси и императорской России, особенно культовых построек — монастырей, храмов и церквей.

Одновременно начался массовый снос памятников, воздвигнутых «в честь царей и их слуг» и уже в 1918―1919 гг. были уничтожены кремлевские памятники Александру II (1898) и великому князю Сергею Александровичу (1908), созданные А.М. Опекушиным и В.М. Васнецовым, памятник Александру III (1912) возле храма Христа Спасителя работы А.М. Опекушина, памятник генералу М.Д. Скобелеву (1912) на Тверской работы П.А. Самонова, памятник «Питомцам Академии Генерального штаба» (1909) работы К.В. Изенберга и многие другие работы.

Особое место в развитии советской культуры занимало музейное дело. Первоначально деятельность всех органов по руководству музейным делом и охраной памятников культуры базировалась на трех основных принципах, существовавших в императорской России:

1) отношение к музейным ценностям как национальному достоянию страны;

2) демократизации музейного дела, как необходимого условия его дальнейшего развития;

3) неприкосновенность музейных коллекций.

Поэтому на первых порах основными задачами Наркомпроса РСФСР и его структур на местах были выдача охранных грамот на музеи и коллекции, прием коллекций на хранение, изучение дворянских усадеб, царских дворцов и зданий государственных учреждений с целью выявления особо ценных предметов, артефактов и коллекций.

Более того, по поручению СНК РСФСР был довольно быстро подготовлен список наиболее ценных объектов культурного наследия, которые необходимо было сразу взять под государственную охрану, и уже в ноябре ― декабре 1917 г. статус государственных музеев получили Зимний дворец, дворцовые императорские комплексы в Петергофе, Гатчине и Царском Селе, дворцовые ансамбли русской знати в Архангельском, Кусково, Останкино и Марьино, пушкинские места Михайловское, Тригорское, Петровское, Ярополец и Полотняный Завод, толстовская усадьба в Ясной Поляне и другие.

Тогда же была издана и первая «Инструкция об охране, учете и регистрации памятников старины и искусства», которая стала базой для создания всех столичных и провинциальных музеев на всей территории страны. В соответствии с этой инструкцией основной формой охраны ценностей теперь стали:

1) объявление их государственной собственностью и превращение их в музеи, а так же

2) учет и контроль частных коллекций. Сам процесс национализации культурных ценностей был не одномоментным и проходил постепенно, в результате издания целого ряда декретов и постановлений СНК и Наркомпроса РСФСР.

Первоначально государственная собственность на объекты культуры и искусства, в том числе на историко-архитектурные памятники, проходила на нормативной базе «Декрета о земле», провозгласившего конфискацию всех помещичьих, удельных, монастырских и церковных земель со всем их инвентарем и усадебными постройками. Поэтому первый список музейных комплексов касался исключительно самих усадеб и имений, но не их культурных ценностей, которым угрожала реальная опасность быть утраченными. Поэтому уже в первой половине 1918 г. СНК РСФСР принял ряд декретов, на базе которых была создана законодательная база для конфискации Наркомпросом РСФСР всех дворцов, усадеб и особняков, представлявших хоть малейшую научную и культурно-историческую ценность. Именно тогда, в 1918–1920 гг. в безраздельную государственную собственность перешли все коллекции Третьяковской галереи, Троице-Сергиевой Лавры, частные коллекций С.И. Щукина, И.А. Морозова, Л.Н. Толстого и других собирателей и коллекционеров. А уже в начале 1921 г. в системе Наркомпроса РСФСР был создан специальный орган по музейному делу — Государственный музейный фонд РСФСР, что стало воплощением давней мечты старых музейных работников о создании отдельной государственной структуры по управлению всем музейным комплексом страны.

Создание государственных музейных органов было лишь одним из условий сохранения культурного наследия страны. Необходимо было срочно создать законодательную базу, которая бы юридически закрепила отношение ко всем памятникам истории и культуры как национальным ценностям и обеспечила их юридическую охрану. И такие законы вскоре были приняты: «О запрещении вывоза за границу предметов искусства и старины» (сентябрь 1918 г.) и «О регистрации, приеме на учет и охранении памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений» (октябрь 1918 г.) Все это позволило собрать в музеях и хранилищах Государственного музейного фонда РСФСР огромные культурные ценности и впервые определить программу музейного строительства, утвержденную Первой Всероссийской музейной конференцией, прошедшей в 1919 г. По сути, это была первая музейная модернизация, задуманная и четко обоснованная старейшими музейными работниками страны во главе с И.Э. Грабарем.

Первоначально в рамках реализации этой программы предполагалось объединить все музеи страны в единую государственную сеть, вершиной которой должны были стать Эрмитаж и Русский музей в Петрограде и музеи русского искусства, народного искусства и быта, восточного искусства и западноевропейского искусства, созданные на базе Третьяковской галереи и Музея изящных искусств в Москве. В ходе реализации этой программы были упразднены Румянцевский музей, Музей Академии художеств, слиты Первый и Второй Музеи нового западного искусства, а также значительно перегруппированы коллекции и фонды всех музеев, включая Эрмитаж и национализированные частные коллекции. В результате в Петербурге возник Музей искусств народов Востока, в Москве — Государственный музей изобразительных искусств, а богатейшие коллекциями Третьяковской галереи и Исторического музея существенно расширились за счет упраздненных музейных коллекций. В то же время этот беспрецедентный «культурный прецедент», по сути, подорвал прежний принцип неприкосновенности всех музейных фондов, что привело к тому, что изъятие коллекций, изменение профиля музеев, их реорганизация или упразднение Наркомпросом РСФСР стали буднями музейной работы и принесли немалый вред российскому музейному делу и сохранению культурного наследия страны.

К началу 1923 г. была завершена работа по созданию единой музейной сети Наркомпроса РСФСР, включавшая в себя 220 объектов — 148 провинциальных и 72 столичных музея, расположенных в Москве и Петрограде. Остальные 178 музеев были признаны музеями местного значения и переданы на баланс местных органов советской власти. Аналогичная работа была проведена и в остальных союзных республиках СССР. Однако буквально через год ВЦИК РСФСР создал специальную комиссию «По концентрации музейного имущества» и к началу 1925 г. сеть государственных музеев, финансируемых из госбюджета, сократилась до 100 музеев и 42 филиалов, а на балансе местных советов осталось только 143 музея.

Даже после «концентрации музейного имущества» многие музеи страны продолжали испытывать острый недостаток средств, в том числе на работы по предупреждению краж и пожаров, что зримо показала нашумевшая кража картин из Музея изобразительных искусств в апреле 1927 г. По факту этого хищения правительством страны специально был рассмотрен вопрос о состоянии охраны всех музеев и принято решение о введении вневедомственной милицейской охраны в крупнейших музеях Москвы и Ленинграда, в том числе в Музее изящных искусств, Третьяковской галерее, Историческом музее, Политехническом музее, Русском музее, Эрмитаже и дворцовых комплексах Останкино, Кусково, Гатчины, Царского Села, Павловска, Петергофа и других.

С 1923 г. началась перерегистрация принятых на государственный учет частных коллекций, которая закончилась в 1926 г. В результате этой работы из нескольких сот собраний на государственном учете было оставлено порядка 15 частных коллекций высшей категории, а из 10000 предметов культуры и старины под госохрану взято только около 1000 экспонатов. Одновременно многим музеям было разрешено продавать дублетные фонды, ветхое имущество и госфонды не музейного значения, что привело к бурной антикварной и аукционной торговле и сделало возможным распродажу музейных фондов не только внутри страны, но и за рубежом. Таким образом, сосредоточив в своих руках огромные культурные богатства, советское государство не сумело обеспечить их полную сохранность, что привело к невосполнимым утратам культурного наследия страны.

Уже в начале 1918 г. в Петрограде и Москве началась стихийная распродажа за бесценок целых картинных галерей, богатых библиотек, предметов искусства и старины, многие из которых были вывезены за границу. А вскоре к этой «грязной работе» подключилось и само государство, которое в феврале 1920 г. особым декретом СНК РСФСР для «централизации, хранения и учета всех принадлежащих РСФСР ценностей» учредило знаменитый Гохран РСФСР, ставший особо секретной структурой в недрах Наркомата финансов РСФСР, доступ к которому имели всего несколько человек из высшего руководства страны. В первые революционные годы здесь были собраны все самые ценные драгоценности свергнутого Дома Романовых, Оружейной палаты и Патриаршей ризницы Московского Кремля, а также ценности из личных коллекций, изъятые у частных лиц на основании двух декретов СНК РСФСР — «О конфискации всего движимого имущества эмигрантов и лиц, приравненных к ним» (апрель 1920 г.) и «Об изъятии благородных металлов, денег и разных ценностей» (июль 1920 г.).

В феврале 1921 г. В.И. Ленин подписал постановление СНК РСФСР «О составлении государственного фонда ценностей для внешней торговли», которое предписывало создание «запаса художественных ценностей и предметов роскоши и старины», которые Наркомат внешней торговли РСФСР (Л.Б. Красин) мог использовать для различных коммерческих операций. Вся эта работа, которая носила секретный характер, приобрела настолько широкий размах, что уже в первой половине 1920-х гг. многие ценнейшие произведения искусства оказались в европейских музеях и частных коллекциях за рубежом. Решение об изъятии музейных ценностей для продажи за границу принималось на самом высшем уровне на основании заключения Экспортного управления Наркомата внешней торговли, где всеми делами заправляли Н.Е. Буренин и М.Ф. Андреева, и Специальной комиссии СНК РСФСР, где главную роль играли Л.Д. Троцкий, его заместитель по РВСР Е.Д. Базилевич, глава Гохрана Ф.А. Вейс, руководитель Главмузея И.Э. Грабарь, директор Эрмитажа С.Н. Тройницкий и другие.

Сначала в массовом порядке на мировые аукционы выставлялись ценности Государственного музейного фонда СССР и ряда упраздненных дворцов-музеев, а затем, в 1928―1931 гг., жертвами «аукционных молотков» стали шедевры Эрмитажа, Третьяковки и других музейных коллекций страны. По оценкам ряда современных историков (О. Платонов, Ю. Жуков, Е. Осокина), именно тогда сотрудники Наркомата внешней торговли СССР, в частности особоуполномоченный наркомата и директор-распорядитель Всесоюзной государственной торговой конторы «Антиквариат» А.М. Гинзбург, по указанию нового наркома А.И. Микояна только в одном Эрмитаже отобрали для «нужд индустриального развития страны» около 2800 картин, среди которых 350 картин представляли произведения «особой художественной ценности», а 59 полотен были шедеврами мирового значения. Почти все картины, принадлежавшие кисти X. Рембрандта, В. Тициана, С. Боттичелли, С. Рафаэля, П. Веронезе, Ф. Хальса, Д. Веласкеса, А. Ван Дейка и Ж.Б. Шардена, осели только в двух частных коллекциях — американского банкира и миллиардера Э. Меллона, который при трех американских президентах У. Гардинге, Дж. Кулидже и Г. Гувере занимал пост министра финансов США (1921―1932), и крупнейшего нефтяного магната армянского происхождения, основателя фирмы «Iraq Petroleum Company» Г.С. Гюльбенкяна, который был лично знаком с А.И. Микояном и одним из идеологов троцкизма, председателем Госбанка СССР Г.Л. Пятаковым, с которым вел личную переписку насчет продажи картин.

Как отмечает ряд специалистов, в частности, доктор исторических наук Ю.Н. Жуков, автор известной работы «Сталин: операция "Эрмитаж"» (2005):

1) руководство страны вынужденно было пойти на продажу картин и художественных ценностей, поскольку из-за разрыва дипотношений с Англией и срыва заготовительной кампании оказалась на грани полного провала вся программа экспортно-импортных поставок, в том числе машин и оборудования;

2) продажа художественных ценностей этим двум персонам была обусловлена, в основном, тем, что именно они смогли обеспечить экспорт за рубеж советского сырья, в том числе сырой нефти, под видом продукции подконтрольных им фирм, и, наконец,

3) в условиях начавшейся «Великой депрессии» общий объем валютных поступлений от продажи картин и других ценностей в общесоюзный бюджет составил порядка 8,2 млн долларов, поэтому уже в апреле 1931 г. Политбюро ЦК приняло решение о прекращении операции «Эрмитаж».

Таким образом, за десять лет музейное дело страны прошло тернистый путь от спасения гибнущих ценностей в годы Гражданской войны до торговли ими для решения сугубо экономических и социальных задач накануне краха НЭПа. Этот путь, конечно, не был предопределен, но на выбор такого поведения «властей предержащих» повлияли и политическая борьба в верхних эшелонах власти, и низкий культурный уровень многих вождей большевиков, и постепенное вытеснение из музейного дела старых спецов и замена их новыми «марксистскими» кадрами, не имевшими достаточной профессиональной подготовки.

К концу 1920-х гг. основными критериями оценки культурного наследия страны стали чисто утилитарные представления об идеологически «нужном» или «вредном» искусстве, возможности применения объектов культурного наследия в идейной обработке масс и в воспитательном процессе, в нуждах социалистического строительства и т. д. Именно тогда группа советских искусствоведов во главе с профессором Н.Г. Машковцевым выдвинула принципиальную новую систему определения ценности музейных объектов в зависимости от их ведомственной принадлежности, качества и органичности коллекций, широты диапазона, количества единиц хранения, возможности научно-просветительного потенциала для воспитания трудящихся масс, посещаемости музеев, культурного, административного и экономического значения городов, где располагались музеи, степени развития местных культурных и художественных промыслов и традиций и т. д.

В 1920-х гг. одну из главных ролей в просвещении и воспитании широких народных масс стал играть советский кинематограф, поскольку в одной из бесед с А.В. Луначарским, состоявшейся в феврале 1922 г., В.И. Ленин прямо заявил наркому: «Вы у нас слывете покровителем искусства, так вы должны твердо помнить, что из всех искусств для нас важнейшим является кино». В разгар Гражданской войны, в 1919 г. декретом СНК РСФСР вся фотографическая и кинематографическая торговля и промышленность были национализированы и переданы в ведение Наркомпроса РСФСР, где был создан Всероссийский фотокиноотдел (ВФКО), который возглавил старый большевик, бывший секретарь Государственной комиссии по просвещению Д.И. Лещенко. Именно тогда начался выпуск первых игровых агитфильмов, сыгравших важную роль в становлении советского революционного кино: «Уплотнение» (А.П. Пантелеев), «Восстание» (М.А. Разумный), «О попе Панкрате, тетке Домне и явленной иконе в Коломне» (Н.Ф. Преображенский), «За красное знамя» (В.П. Касьянов), «На красном фронте» (Л.В. Кулешов) и другие. Всего же за годы Гражданской войны советские кинематографисты выпустили более 50 таких «агиток». Одновременно по прямому указанию ВФКО был осуществлен и ряд экранизаций произведений известных русских классиков, в частности «Герасим и Муму» (Ч.Г. Сабинский), «Три портрета», (А.В. Ивановский), «Сорока-воровка» (А.А. Санин), «Мать» (М.А. Разумный) и другие. А в 1921 г. из наиболее удачных фронтовых съемок режиссер Д.А. Вертов (Кауфман) смонтировал полнометражный документальный фильм «История Гражданской войны».

Для подготовки творческих кадров советской киноиндустрии в сентябре 1919 г. была основана Первая государственная киношкола, позднее преобразованная в знаменитый ВГИК, которую возглавил один из пионеров русского кинематографа В.Р. Гардин (Благонравов), поставивший со своими учениками такие фильмы, как «Серп и молот» (1921) и «Призрак бродит по Европе» (1922), знаменовавшие собой переход от простых «агиток» к полнометражным художественным фильмам революционной тематики.

В 1922 г. постановлением СНК РСФСР было создано «Госкино» («Совкино»), которому от ВФКО перешла вся монополия на производство и прокат всех кинокартин. Под руководством нового главы этой государственной структуры, родоначальника русского кинематографа А.А. Ханжонкова, были созданы две первых советских кинофабрики «Госкино» («Мосфильм») (1923) и «Межрабпом-Русь» (1924), где работали многие выдающиеся мастера первых поколений советских режиссеров — В.И. Пудовкин, Г.М. Козинцев, Л.З. Трауберг, Ф.М. Эрмлер, С.М. Эйзенштейн и актеров великого «немого кино» — Н.К. Симонов, Н.П. Баталов, М.И. Жаров, Ф.М. Никитин, И.В. Ильинский, О.П. Жаков, В.П. Фогель, В.П. Марецкая, О.Н. Жизнева и другие.

Одновременно под руководством Дзиги Аркадьевича Вертова группа так называемых «киноков» в составе М.А. Кауфмана, И.П. Копалина, И.И. Белякова, А.Г. Лемберга, Е.И. Свиловой и других, разработавшая под влиянием «ЛЕФа» теорию «киноглаза» и «жизни врасплох», стала выпускать тематические киножурналы «Кинонеделя» (1922―1925) и «Киноправда» (1922―1928), в которых были представлены многие документальные картины, в частности «Ленинская киноправда» (1924), «В сердце крестьянина Ленин жив» (1925), «Шагай, Совет!» (1926), «Шестая часть мира» (1926), «Падение династии Романовых» (1927), «Россия Николая II и Лев Толстой» (1928), «Турксиб» (1929) и другие.

Значительный вклад в развитие советского кино внес режиссер Лев Владимирович Кулешов и руководимая им мастерская при Первой киношколе, который выдвинув теорию «натурщика» — всесторонне тренированного актера, создал целый ряд новаторских работ, в частности кинофильмы «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков» (1924), «Луч смерти» (1925) и «По закону» (1926). В его актерской мастерской начинали свой путь и два крупнейших советских режиссера — Всеволод Илларионович Пудовкин и Борис Васильевич Барнет. Первый в те годы создал такие наполненные революционным пафосом картины, как «Мать» (1926), «Конец Санкт-Петербурга» (1927) и «Потомок Чингисхана» (1929), а второй — «Мисс Менд» (1926), «Девушка с коробкой» (1927), «Москва в Октябре» (1927) и «Дом на Трубной» (1928).

Крупнейшим советским режиссером первых лет советской власти был и Сергей Михайлович Эйзенштейн, который в те переломные годы создал первые свои фильмы, вошедшие в золотой фонд мирового кинематографа, — «Стачка» (1924), «Броненосец Потемкин» (1925) и «Октябрь» (1927), где предпринял первую попытку создать на экране художественный образ В.И. Ленина.

Очень популярным режиссером тех далеких лет был и Яков Александрович Протазанов, который после своего фантастического фильма «Аэлита» (1924) поставил ряд знаменитых комедийных кинокартин — «Закройщик из Торжка» (1925), «Дон Диего и Пелагея» (1928), «Процесс о трёх миллионах» (1926) и «Праздник Святого Иоргена» (1930). Кроме того, по произведениям русских и советских классиков, в частности рассказам А.П. Чехова, Л.Н. Андреева и Б.А. Лавренёва, он поставил кинофильмы «Человек из ресторана» (1927), «Сорок первый» (1927), «Белый орел» (1928) и «Чины и люди» (1929).

К творческой манере Я.А. Протазанова примыкали и другие режиссеры, успешно работавшие в жанрах историко-революционного и комедийного кинематографа: И.Н. Перестиани («Красные дьяволята», 1923), Ю.А. Желябужский («Папиросница от Моссельпрома», 1924; «Коллежский регистратор», 1925), К.В. Эггерт («Медвежья свадьба», 1926; «Ледяной дом», 1928; «Хромой барин», 1929), Ю.Я. Райзман («Каторга», 1928) и О.И. Преображенская («Каштанка», 1926; «Бабы рязанские», 1927; «Тихий Дон», 1931).

Одновременно с московскими студиями стала работать ленинградская студия «Севзапкино» (1922), где в первые годы советской власти творили многие режиссеры старшего поколения: А.П. Пантелеев («Чудотворец», 1922), А.В. Ивановский («Дворец и крепость», 1924; «Степан Халтурин», 1925; «Декабристы», 1926; «Сын рыбака», 1929), В.Р. Гардин («Крест и маузер», 1925; «Поэт и царь», 1927), В.К. Висковский («Красные партизаны», 1924; «Девятое января», 1925), Ч.Г. Сабинский («Катерина Измайлова», 1926; «Пурга» 1927) и другие. Как и в Москве, наряду с признанными мастерами раннего кинематографа работали и молодые режиссеры-новаторы, которые стремились радикально обновить поэтику «немого» кино, постоянно занимаясь формальным экспериментаторством.

В 1922 г. появляется манифест Фабрики эксцентрического актера (ФЭКС) — театра-студии, организованной режиссерами Г.М. Козинцевым и Л.З. Траубергом, чья первая постановка «Похождения Октябрины» (1924), задуманная как эксцентрическая «агиткомедия-шарж», ярко продемонстрировала весь набор новых кинематографических приемов. В том же году открылась актерская мастерская ФЭКС, воспитавшая целую плеяду выдающихся актеров «немого кино»: С.А. Герасимова, Е.А. Кузьмину, Я.Б. Жеймо, П.С. Соболевского, О.П. Жакова, С.З. Магарилл и других. Вскоре ранние эксцентрические увлечения Г.М. Козинцева и Л.З. Трауберга уступили место стилизаторству («Шинель» 1926) и историко-революционной теме («Новый Вавилон» 1929), в которых четко наметилось их стремление к большому реалистическому искусству.

В 1920-е гг. начинали свой творческий путь и многие другие режиссеры, в частности: С.И. Юткевич, поставивший первые экспериментальные фильмы «Кружева» (1928) и «Черный парус» (1929), Ф.М. Эрмлер, снявший кинокартины «Катька-Бумажный ранет» (1926), «Парижский сапожник» (1928) и «Обломок империи» (1929), А.М. Роом, создавший историко-революционные фильмы «Предатель» (1926), «Бухта смерти» (1926) и «Третья Мещанская» (1927), И.А. Пырьев, который снял две самых первых своих картины «Посторонняя женщина» (1929) и «Государственный чиновник» (1930), и молодые режиссеры А.Г. Зархи и И.Е. Хейфиц, поставившие первый свой фильм «Ветер в лицо» (1930).

В 1925 г. под председательством главы ОГПУ и председателя ВСНХ СССР, кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП(б) Ф.Э. Дзержинского стало функционировать Общество друзей советского кино (ОДСК), а все киноработники объединились в Ассоциацию революционной кинематографии (АРК), которая стала активно направлять творческий потенциал всех кинофабрик страны на пропаганду идей строительства социализма в СССР. Не случайно Первое всесоюзное партийное совещание по вопросам кино, созванное Агитпропом ЦК ВКП(б) в марте 1928 г., прямо отметило, что «начав с картин на историко-революционные и историко-литературные темы, советская кинематография все решительнее переходит к современной советской тематике, к освещению и анализированию актуальных вопросов советского быта и социалистического строительства». Этой же цели должны были служить не только сотни новых кинокартин, но и печатные издания АРК и Наркомпроса РСФСР — еженедельная газета «Кино» (1925―1941) и ежемесячные журналы «Киножурнал АРК» (1925―1927) и «Кино и культура» (1929―1931). Усиления «плановых начал» и создания «боевого органа» по управлению советским киноискусством, призванного «проводить твердую идеологическую диктатуру на всех фронтах социалистического строительства», потребовали сами кинорежиссеры — Г.А. Александров, С.М. Эйзенштейн, В.Н. Пудовкин, Г.М. Козинцев, Л.З. Трауберг, А.М. Роом, С.И. Юткевич и А.Д. Попов, которые в марте 1928 г. направили в ЦК ВКП(б) и Наркомпрос РСФСР знаменитое «Письмо восьми».

В первое десятилетие советской власти аналогичное внимание со стороны партийно-государственных структур уделялось и всем крупнейшим театральным коллективам страны, особенно в Москве и Ленинграде, где наряду с легендарными театральными труппами Малого театра, Александринки и МХАТа, удостоенных в 1920 г. звания «академических», возникли новые труппы Большого драматического театра в Ленинграде (1919), Театра имени Е.Б. Вахтангова (1921), Театра сатиры (1924), Передвижного театра драмы и комедии (1925) и Театра рабочей молодежи (ТРАМ) (1927) в Москве.

Большим успехом у советских зрителей пользовались многие театральные постановки, в том числе «Любовь Яровая» К.А. Тренева и «Дни Турбиных» М.А. Булгакова в Малом театре (1926), «Шторм» В.Н. Билль-Белоцерковского в Театре имени МГСПС (1926), «Разлом» Б.А. Лавренева в Театре имени Е.Б. Вахтангова (1927), «Броненосец 14–69» Вс. В. Иванова во МХАТе (1927) и другие. Прочное место в репертуаре многих театров занимала и традиционная русская классика, в частности, пьесы А.С. Грибоедова, Н.В. Гоголя, А.Н. Островского, А.М. Горького и других выдающихся мастеров слова.

В эти годы наряду с признанными мастерами театра — К.А. Станиславским и В.И. Немировичем-Данченко широкую известность приобрели и молодые режиссеры, в частности, Е.Б. Вахтангов, В.Э. Мейерхольд и А.Я. Таиров. А на сценах двух ведущих столичных театров — Малого и МХАТ блистали такие крупные артисты, как В.И. Качалов, И.М. Москвин, В.Н. Пашенная, Н.П. Хмелев, Б.В. Щукин, Н.П. Баталов, Е.Н. Гоголева, А.Н. Грибов, Б.Н. Ливанов, А.К. Тарасова, М.М. Яншин и многие другие.

В 1920-х гг. крупные симфонические произведения создали композиторы Н.Я. Мясковский, С.С. Прокофьев, Ю.А. Шапорин, Д.Д. Шостакович и другие. В различных музыкальных жанрах проявили себя И.О. Дунаевский, Д.Б. Кабалевский, Д.Я. Покрасс, В.Я. Шебалин и другие молодые композиторы. Пианист Л.Н. Оборин занял первое место на Международном конкурсе имени Ф. Шопена (1927). Среди оперных вокалистов выделялись такие гении русской певческой школы, как Д.М. Михайлов, С.Я. Лемешев, И.С. Козловский, А.В. Нежданова, М.П. Максакова, В.В. Барсова и другие.

Выдающийся вклад в отечественную культуру внесли и многие представители «русского зарубежья». Само это понятие возникло и оформилось в начале 1920-х гг., когда Россию покинули около двух миллионов человек, в основном представители русской родовой аристократии и столбового дворянства, имперской государственной и политической элиты, русского офицерства, национальной науки и культуры. Основными центрами «новой русской колонизации» стали Берлин, Белград, София, Прага, Париж, Стамбул и Харбин, где общины русских эмигрантов создали «Россию в миниатюре», сохранив лучшие черты русского быта, традиций и культуры. Здесь выходили русские газеты и журналы, были открыты собственные школы, пансионы и университеты, действовали приходы Русской православной церкви и т. д. Однако в целом положение русских эмигрантов на чужбине было по-настоящему трагическим, поскольку многие из них не только потеряли свою родину, но и разлучились с семьями, утратили прежний социальный статус и надежду возвращения на родину. Боль нестерпимой ностальгии сопровождались бытовой неустроенностью и тяжелым физическим трудом многих эмигрантов, которые пополнили ряды европейского пролетариата и обслуги.

В период «окаянных дней» Россию покинули многие видные представители научной и творческой элиты страны, в частности писатели, поэты и публицисты И.А. Бунин, А.И. Куприн, А.Н. Толстой, И.С. Шмелев, Д.С. Мережковский, С.М. Черный, З.Н. Гиппиус, М.И. Цветаева, В.Ф. Ходасевич, К.Д. Бальмонт, Г.В. Иванов и А.Т. Аверченко; музыканты, композиторы и актеры — С.В. Рахманинов, И.Ф. Стравинский, А.К. Глазунов, Ф.И. Шаляпин, Н.В. Плевицкая, А.П. Павлова, И.И. Мозжухин, М.П. Чехов, В.В. Нижинский, А.Т. Гречанинов и С.М. Лифарь; живописцы К.А. Коровин, В.В. Кандинский, Н.Н. Рерих, М.Ф. Ларионов, Ф.А. Малявин и З.Н. Серебрякова; крупные философы И.Л. Ильин, Н.А. Бердяев, Л.П. Карсавин, С.Н. Булгаков, Н.П. Лосский, С.Л. Франк и Б.П. Вышеславцев; юристы Н.А. Алексеева, П.И. Новгородцева и П.П. Тройский; богословы митрополит Антоний (А.П. Храповицкий) и В.Н. Ильин; известные историки Н.П. Кондаков, Р.Ю. Виппер, Г.В. Вернадский, М.А. Ростовцев, П.М. Бицилли, П.Н. Милюков, С.П. Мельгунов и А.Л. Лампе; лингвисты И.С. Трубецкой и Р.О. Якобсон; социолог П.Л. Сорокин; геополитик П.Н. Савицкий; экономист В.В. Леонтьев; изобретатели В.К. Зворыкин, И.И. Сикорский и С.П. Тимошенко и многие другие.

Ряд крупных представителей русской эмиграции быстро пережили тяжесть расставания с Отечеством и органично влились в общекультурный европейских процесс, не утратив духовной связи с родиной. Раньше всех к новым обстоятельствам приспособились русские писатели и, по оценкам многих мемуаристов и современных ученых (Г. Струве, П. Ковалевский, В. Агеносов, Т. Скрябина), примерно с 1927 г. начинается расцвет русской зарубежной литературы и на русском языке создаются новые великие книги.

В литературе «русского зарубежья» традиционно выделяют два поколения писателей и поэтов. К старшему поколению, по словам Д.С. Мережковского, «пребывавшего не в изгнанье, а в посланье», традиционно относят И.А. Бунина, И.С. Шмелева, А.М. Ремизова, А.И. Куприна, З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского, М.Л. Осоргина и ряд других, успевших войти в литературу и сделать себе имя еще в императорской России. Литература «старших» была в основном представлена прозой, которая вошла в золотой фонд не только русской, но и мировой литературы: «Митина любовь» (1924), «Солнечный удар» (1925), «Дело корнета Елагина» (1925) и «Жизнь Арсеньева» (1927―1929) И.А. Бунина; «Про одну старуху» (1925), «Солнце мертвых» (1927), «Солдаты» (1930), «Лето Господне» (1931) и «Богомолье» (1933) И.С. Шмелева; «Купол святого Исаакия Далматского» (1928), «Юнкера» (1928–1932) и «Колесо времени» (1929) А.И. Куприна; «Сивцев Вражек» (1928) и «Вещи человека» (1929) М.А. Осоргина; «Алексей Божий человек» (1925), «Преподобный Сергий Радонежский» (1925), «Странное путешествие» (1927) и «Анна» (1929) Б.К. Зайцева; «Рождение богов. Тутанкамон на Крите» (1924), «Мессия» (1928) и «Иисус Неизвестный» (1932) Д.С. Мережковского и т. д. Значительным литературным событием «русского зарубежья» стал выход в свет книги воспоминаний З.Н. Гиппиус «Живые лица» (1925), в которой были собраны ее очерки о А.А. Блоке, В.В. Вересаеве, В.В. Розанове, А.М. Горьком, А.А. Вырубовой и других.

Иной позиции придерживалось младшее, или «незамеченное поколение» писателей русской эмиграции, которое не испытывало ностальгии по безнадежно утраченному времени. К «незамеченному поколению» в основном принадлежали молодые писатели и поэты, не успевшие создать себе какую-либо репутацию в царской России: В.В. Набоков, Г.И. Газданов, М.А. Алданов, М.Л. Агеев, Б.Ю. Поплавский, Н.Н. Берберова, А.С. Штейгер, И.Н. Кнорринг, Л.Д. Червинская, В.А. Смоленский, И.В. Одоевцева, Н.А. Оцуп, И.Н. Голенищев-Кутузов, Ю.В. Мандельштам, Ю.К. Терапиано и другие. Их судьба сложилась очень различно, но лишь немногие из них, сориентированные на западную традицию, в частности, В.В. Набоков («Машенька» (1926), «Защита Лужина», (1929), «Камера обскура» (1932)) и Г.И. Газданов («Гостиница грядущего» (1926), «Вечер у Клэр» (1929)), смогли завоевать европейскую и даже мировую славу. М.А. Алданов, начавший активно писать исторические романы — «Святая Елена, маленький остров» (1921), «Девятое термидора» (1923), «Чёртов мост» (1925) и «Заговор» (1927), вскоре примкнул к «старшим». Но практически никто из «младшего поколения» писателей и поэтов русского зарубежья не мог заработать на достойную жизнь своим литературным трудом. Характеризуя положения «незамеченного поколения», обитавшего в мелких дешевых кафешках парижского Монпарнаса, В.Ф. Ходасевич с горечью писал: «Отчаяние, владеющее душами Монпарнаса… питается и поддерживается оскорблениями и нищетой… За столиками Монпарнаса сидят люди, из которых многие днем не обедали, а вечером затрудняются спросить себе чашку кофе. На Монпарнасе порой сидят до утра потому, что ночевать негде. Нищета деформирует и само творчество».

Наиболее остро и драматично все бытовые тяготы жизни, выпавшие на долю «незамеченного поколения», отразились в бескрасочной поэзии знаменитой «Парижской ноты» — поэтического направления, созданного Г.В. Адамовичем в конце 1920-х гг. Предельно исповедальная, метафизическая и безнадежная «парижская нота» звучит в стихотворных сборниках Н.А. Оцупа «В дыму» (1926), Н.Н. Туроверова «Путь» (1928), А.С. Штейгера «Этот день» (1928) и «Эта жизнь» (1931), Б.Ю. Поплавского «Флаги» (1931), Г.В. Иванова «Розы» (1931), И.Н. Кнорринг «Стихи о себе» (1931), В.А. Смоленского «Закат» (1931), Д.М. Кнута «Парижские ночи» (1932), Л.Д. Червинской «Приближение» (1934), А.С. Присмановой «Тень и тело» (1936) и других. Если старшее поколение русских литераторов вдохновлялось в основном ностальгическими мотивами и чувствами, то их младшие современники оставили яркие свидетельства «русской души в изгнании», изобразив всю неприглядную действительность русской эмиграции за рубежом. Жизнь «русского монпарно» была запечатлена во многих романах и повестях, в том числе Н.Н. Берберовой «Последние и первые. Роман из эмигрантской жизни» (1930), Б.Ю. Поплавского «Аполлон Безобразов» (1931―1932) и «Домой с небес» (1936―1938), М.Л. Агеева (Леви) «Роман с кокаином» (1934) и И.В. Одоевцевой «Ангел смерти» (1927), «Изольда» (1929) и «Зеркало» (1939). Как справедливо писал крупнейший исследователь литературы русского зарубежья профессор Г.П. Струве: «Едва ли не самым ценным вкладом этих писателей в общую сокровищницу русской литературы должны будут признаны разные формы нехудожественной литературы — критика, эссеистика, философская проза, высокая публицистика и мемуарная проза».