56
Комбинатская штука

– Мистер Фонтейн, – сказал Райделл, – у вас не найдется еще какой-нибудь пушки?

Все трое сидели рядом на полу, привалившись к стенке, выходившей в сторону Окленда, в задней комнате тесной фонтейновской лавки. Между Райделлом и Фонтейном стоял вещмешок с проектором. Мальчик, недавно спавший здесь на полу, сидел на узкой койке Фонтейна у противоположной стены и щелкал по клавишам ноутбука, что-то искал; на голове у него был старый здоровенный видеошлем военного образца, отчего он казался роботом, – впрочем, виднелась нижняя половина лица с приоткрытым ртом. Все лампы были погашены, так что во тьме пульсировало сияние пикселей, просачиваясь из-под шлема, когда мальчик вызывал очередную страницу.

– Я не торгую огнестрелом, – сказал чернокожий. – Антикварные часы, ножи известных марок, военные игрушки…

«Хватит с меня ножей», – подумалось Райделлу.

– Мне просто не нравится сидеть тут и ждать.

– Никому не нравится, – раздался голос Шеветты. Она прижимала к глазу мокрую тряпку.

На самом деле Райделлу не нравилось сидеть главным образом потому, что он не был уверен, сможет ли встать. Его бок, заклеенный эластичной лентой, болел теперь не так сильно, но Райделл знал, что тот наверняка затечет. Он уже собирался попросить у Фонтейна какой-нибудь нож, когда тот сказал:

– Ну…

– Что «ну»? – спросил Райделл.

– Ну, – сказал Фонтейн, – эта штука на самом деле не входит в мой ассортимент, понимаешь?

– Какая штука?

– У меня есть адвокат, он из Африканского Союза, сечешь? Политический беженец.

– Да ну?

– Ну да, – сказал Фонтейн, – сам ведь знаешь, как оно бывает, когда люди выбираются из подобных ситуаций, все эти этнические чистки и прочее говно…

– И что?

– Ну, понимаешь, им надо чувствовать, что у них есть защита, а то мало ли чего…

Райделлу стало интересно.

– В общем, – продолжал Фонтейн, – они предпочитают перестраховаться. И мой адвокат Марциал, он вот точно такой. На самом деле он с этим борется, понимаешь? Ходит к психотерапевту и все такое… пытается научиться ходить по улицам без пистолета и при этом не бояться, что его в любой момент могут пристрелить враги из другого племени, сечешь? Типа, это Америка, да?

– Думаю, что в Америке по сей день любого могут пристрелить враги из другого племени, мистер Фонтейн.

– Это правда, – сказал Фонтейн, заелозив задницей, – но у Марциала все равно этот… как его, посттравматический синдром, да?

– И вы помогаете ему решать проблемы с психикой? Помогаете тем, что храните его оружие у себя, мистер Фонтейн? Вещь, которую он не хотел бы держать в своем собственном доме?

Фонтейн посмотрел на Райделла. Закусил губу. Кивнул.

– И где эта штука?

– Она в стене, у нас за спиной.

Райделл уставился на кусок стены между собой и Фонтейном.

– Это фанера?

– В основном да, – сказал Фонтейн, развернувшись. – Видишь, вот тут? Это как бы заплатка, гипсовый наполнитель. Мы сколотили ящик, вставили внутрь, заштукатурили и закрасили.

– Думаю, эту штуку легко обнаружить металлоискателем. – Райделл припомнил, как его обучали искать подобные тайники.

– Не думаю, что в ней много металла, – сказал Фонтейн. – Уж точно не в системе доставки.

– Можно на нее посмотреть?

– Ну, – сказал Фонтейн, – если мы ее достанем, я попал.

– Нет, – сказал Райделл, – я попал.

Фонтейн вытащил откуда-то маленький складной нож с костяной ручкой. Раскрыл и стал осторожно тыкать в стену.

– Можно взять нож побольше, – посоветовал Райделл.

– Тсс! – прошептал Фонтейн.

Райделлу оставалось только смотреть, как под ножом появляется темное колечко диаметром в аккурат для того, чтобы носить на пальце. Фонтейн поддел его и вытащил из затвердевшего гипса, но, по всей видимости, оно к чему-то крепилось.

– Дерни за него.

Райделл просунул сквозь кольцо средний палец, слегка потянул. Держится прочно.

– Давай, – сказал Фонтейн, – посильнее.

Штукатурка треснула, посыпалась, и тонкая стальная проволока, припаянная к кольцу, пошла по периметру заплаты в стене, прорезая ее, как засохший сыр. Шероховатый, в дюйм толщиной квадрат отвалился под рукой Райделла. Фонтейн стал вытаскивать что-то из открывшейся квадратной ниши. Какой-то предмет, завернутый вроде в старую зеленую рубашку.

Райделл смотрел, как Фонтейн осторожно разворачивает зеленую тряпку, из которой появилось небольшое увесистое нечто, похожее одновременно на пакет из-под молока (времен детства Райделла) и электродрель. Оно было шинельного, блекло-оливкового цвета и если вправду являлось огнестрельным оружием, то самым нелепым и неуклюжим из всех, какие только встречались Райделлу. Фонтейн взял эту штуковину, направив косо вверх, в потолок. На другом ее конце была неудобная с виду пистолетная рукоятка, а дюймах в шести перед ней – какая-то рифленая насадка, вроде ручки от швабры.

– Что это? – спросил Райделл.

– Чейн-ган, – ответил Фонтейн. – Одноразовый. Не перезарядишь. Корпуса, считай, нет: эта длинная квадратная штука – и патроны, и ствол, два в одном. Никаких подвижных деталей: запал электрический. Вот тут, где должна быть гашетка, две кнопки – направил куда тебе надо и жмешь на обе одновременно. Четыре выстрела. Четыре заряда.

– А почему чейн-ган?

– Марциал говорит, что это, скорее, граната направленного действия, понимаешь? Или вроде как портативная осколочная мина. Главное, как он сказал, – не пользоваться в закрытых помещениях и палить исключительно в тех, кого не жалко разнести в бога душу мать.

– И где же «цепная» часть?

Фонтейн вытянул свободную руку и легонько стукнул указательным пальцем по толстому квадратному стволу.

– Здесь, внутри. В эту штуковину набито четыреста двухфутовых обрезков тоненькой стальной цепочки, острой как бритва.

Райделл взвесил в руках нелепый предмет, взяв его за обе рукоятки и оттопырив пальцы, чтобы случайно не нажать на кнопки.

– И эта штука…

– …сделает из тебя котлету, – закончил Фонтейн.

– Я слышала выстрел, – сказала Шеветта, убрав с глаза мокрую тряпку.

– Ничего не слышал, – сказал Райделл.

– А я слышала, – сказал Шеветта. – Всего один.

– Двадцать второй же калибр, – заметил Фонтейн, – почти и не слышно.

– Я не могу больше тут сидеть, – заявила Шеветта.

На этот раз и Райделлу послышался выстрел. Просто хлопок. Короткий, отчетливый.

– Знаете что, ребята, – сказал он, – пойду-ка я посмотрю, что к чему.

Шеветта наклонилась к нему – один глаз заплыл, темно-лиловый, распухший, почти закрылся, второй – серый, одновременно испуганный и гневный.

– Это не телевизор, понял? Знаешь, в чем разница? Это не серия чего-то там. Это жизнь. Твоя жизнь. И моя. И его, – она показала на Фонтейна, – его тоже, – она показала на мальчика в шлеме. – Почему ты не можешь просто посидеть?

Райделл покраснел, почувствовал, как у него горят уши.

– Я не могу просто сидеть и ждать, когда…

– Да знаю я, – сказала Шеветта. – Чего от тебя еще ждать-то.

Райделл протянул Фонтейну чейн-ган и встал на ноги; его бок затек, но не так страшно, как он боялся. Фонтейн вернул ему пушку.

– Засовы на входной двери как отпереть?

– Никак, – ответил Фонтейн. – Я их не запирал.

Райделл вышел из-за невысокой перегородки, скрывавшей их от застекленной двери и окон.

И сразу же кто-то, сидевший в засаде напротив, выдал очередь из какого-то автомата с таким эффектным глушителем, что был слышен лишь шум отлаженного механизма и стрекотанье пуль. Оба фонтейновских окна мгновенно обрушились – как и стекло в двери.

Райделл обнаружил, что лежит на полу; он не мог вспомнить, как там оказался. Стрельба по ту сторону улицы враз смолкла.

Райделл вспомнил, как падал в подвальном тире Ноксвиллской академии, вынимал рожок из штурмовой винтовки буллпап, доставал другой рожок и вгонял на место. Вспомнил, сколько секунд уходит на это точное количество необходимых движений.

В его ушах отдавался высокий, тонкий, прерывистый звук, и тут он понял, что это плачет Шеветта.

Он вскочил и выставил комбинатскую картонку фонтейновского адвоката сквозь дырку в двери, где только что было стекло.

Одна из двух кнопок, сказал он себе, это предохранитель. Нажал другую.

Улица заполняется огнем. Отдача была столь сильной, что Райделл чуть не сломал себе запястье; но, похоже, больше никто, решительно никто ничего там уже не перезаряжал.

Там, напротив.