55
Талантливая молодежь

Позднее Фонтейн вспоминал, что когда он проснулся, услышав за дверью какую-то возню, то подумал не о своем «смит-и-вессоне», а о русском чейн-гане, обернутом в марлю и загипсованном добрых четыре месяца назад, – с глаз долой, из сердца вон.

И удивлялся, почему, интересно, он сразу подумал об этой на редкость уродливой штуке, когда до его сознания дошло, что кто-то требовательно стучит в застекленную дверь.

– Фонтейн! – театральный шепот.

– Боже правый, – сказал Фонтейн, спустив ноги на пол.

Он протер глаза и покосился на светящиеся стрелки бездушного черного кварцевого японского будильника, вроде как подарка Клариссы, которая любила подчеркивать, что Фонтейн частенько опаздывает, особенно платить алименты, хоть и владеет таким количеством винтажных хронометров.

Он и часа не спал.

– Фонтейн! – шепот женский, да, но не Клариссы.

Он натянул штаны, ноги ощутили неприятный холодок расхлябанных ботинок, и взял свой «кит-ган».

– Я буду говорить, что действовал в целях самозащиты, – сказал он себе, убедившись, что его загадочный мальчишка спит: беспечно развалился на походной подушке и громко посапывает.

Шаркая ботинками, он подошел к двери и увидел лицо скиннеровской девчонки. Под глазом у нее был здоровенный фингал, одежда грязная, и сама она очень испугана.

– Это я, Шеветта! – Скребет по стеклу.

– Дорогая, не надо бить мои чертовы окна.

Фонтейн держал пушку за спиной, чтобы не было видно, – как обычно, когда говорил через дверь, – и тут заметил, что девчонка была не одна; за нею стояли двое белых мужчин – один здоровенный, русоволосый, похожий на копа, другой же напомнил ему профессора музыки, с которым он был знаком в Кливленде с полвека назад. Взглянув на профессора, Фонтейн почему-то ощутил озноб. Очень уж спокойный тип, даже чересчур.

– Шеветта, – сказал Фонтейн, – я сплю.

– Нам нужна помощь.

– Кому это «нам»?

– Это вот Райделл, – сказала она. – Помнишь его?

Фонтейн вспомнил, хотя и смутно: парень, с которым она свалила в Лос-Анджелес.

– Райделл – и?..

Она хотела было ответить, замешкалась, растерянно оглянулась.

– Друг, – не очень убедительно сказал верзила, названный Райделлом.

Он прижимал к себе дешевенький мешок на шнуровке, в котором, казалось, лежит большой термос, а может, и портативная рисоварка. (Фонтейн надеялся, что все это не окажется очередным эпизодом из тех, когда его лавку принимали за ломбард.)

– Впусти нас, Фонтейн. У нас неприятности.

«Сейчас вы, наверно, сами ходячие неприятности, – подумал Фонтейн, – а иначе почему у тебя такой страшный фингал?» Он начал отпирать дверь, заметив, что Шеветта вертит головой по сторонам, будто опасаясь нежелательных попутчиков. Этот похожий на копа Райделл тоже оглядывался. Профессор же пристально смотрел на него, на Фонтейна, и Фонтейн был рад, что держит в руке свой «кит-ган».

– Запирай дверь, – сказала Шеветта, войдя наконец с Райделлом и профессором.

– Зачем? – спросил Фонтейн. – Может, я захочу вам на нее указать.

– Указать на дверь мне?

– Вам. Множественное число. Указать вам на дверь. Следите за ходом мысли? Я спал.

– Фонтейн, на мосту полно людей с пушками!

– Конечно, полно, – ответил Фонтейн, трогая пальцем насечки на маленьком самовзводном бойке.

Профессор молча затворил дверь.

– Эй! – протестующе воскликнул Фонтейн.

– Отсюда есть другой выход? – спросил профессор, глядя на засовы.

– Нет, – сказал Фонтейн.

Профессор осмотрелся, поглядел на стену, возле которой спал мальчик.

– За той стеной – обрыв?

– Верно, – сказал Фонтейн, чувствуя странную обиду оттого, что этот человек с такой легкостью получил у него информацию.

– А над вами никто не живет? – Незнакомец глянул вверх, на крашеный фанерный потолок лавки.

– Честно говоря, не знаю, – признался Фонтейн. – Если кто и живет, то очень уж тихо. Никогда их не слышал.

У этого копа Райделла, кажется, были проблемы. Он кое-как дотащился до застекленной витрины и со стуком поставил на нее вещмешок.

– Эй, слушай, ты же не хочешь сломать мне витрину?

Райделл обернулся, держась рукой за бок:

– Есть пластырь, широкий?

У Фонтейна, конечно, была аптечка для оказания первой помощи, но в ней не было ничего полезного. Там была пара упаковок марлевых бинтов производства аж 1978 года и хитроумная глазная повязка, с инструкцией вроде на финском.

– У меня есть изолента, – ответил Фонтейн.

– Что это?

– Эластичная лента. Серебристая, знаешь? Хорошо липнет к коже. Подойдет?

Райделл с трудом снял черную нейлоновую куртку и неуклюже, одной рукой, начал возиться с пуговицами измятой джинсовой рубашки. Девчонка бросилась помогать, и, когда она стянула с него рубашку, Фонтейн увидел серо-желтый свежий синяк. Плохой синяк.

– У вас что, авария?

Он затолкал «смит-и-вессон» в карман штанов, не очень-то безопасный тайник, но удобный, учитывая обстоятельства. Потертое ореховое дерево рукоятки торчало наружу как раз настолько, чтобы было сподручно выхватить револьвер, если понадобится. Он достал катушку с лентой из верхней выдвижной секции старой железной картотеки. Отмотал примерно фут; лента отошла с характерным звуком.

– Хочешь, наклею тебе эту штуку? Я клеил ею боксеров в Чикаго. На ринге, знаешь?

– Пожалуйста, – сказал Райделл и, сморщившись, поднял руку с ушибленной стороны.

Фонтейн оторвал отмотанный кусок ленты и осмотрел ребра Райделла.

– Эта лента – мистическая, понятно? – Он резко, со щелчком, растянул ее руками, повернув темной, клеящей стороной к Райделлу.

– Почему это? – спросил Райделл.

– Потому что у нее есть темная сторона… – Фонтейн продемонстрировал, – и светлая сторона… – он показал серебристую тусклую изнанку, – и она не дает Вселенной распасться на части.

Райделл завопил было, когда лента приклеилась, но сдержался.

– Дыши, – сказал Фонтейн. – Рожать приходилось?

– Нет, – выдавил Райделл.

– Ну, – сказал Фонтейн, готовя следующий кусок, подлиннее, – ты должен сейчас подышать точно так, как приказывают бабам, когда у них схватки. Итак: выдыхай…

Процесс пошел быстрее, и, покончив с перевязкой, Фонтейн увидел, как Райделл застегивает пуговицы сразу обеими руками.

– Добрый вечер! – внезапно сказал профессор; Фонтейн обернулся, не выпуская катушки, и увидел, что мальчик уже не спит – сидит, широко распахнув свои карие невидящие глаза, и таращится на человека в серо-зеленом пальто. – Хорошо выглядишь. Твой дом здесь?

Что-то шевельнулось в глубине глаз мальчика, посмотрело и втянулось обратно.

– Вы что, знакомы? – спросил Фонтейн.

– Мы встретились вчера вечером, – ответил профессор. – Здесь, на мосту.

– Минуточку, – сказал Фонтейн. – Так часы у него от вас?

Профессор обернулся и без выражения молча уставился на Фонтейна.

Фонтейна кольнула совесть.

– Все в порядке, – сказал он. – Я их просто берегу, чтобы не сломались.

– Понятно.

– Это чудесные часы, – сказал Фонтейн. – Откуда они у вас?

– Из Сингапура.

Фонтейн перевел взгляд с продолговатого лица человека, который, скорее всего, отнюдь не был профессором музыки, на ничего не выражающее лицо мальчишки.

– Я вижу, вы прячете пистолет в кармане, – сказал человек.

– Я просто рад вас видеть, – сказал Фонтейн, но никто не засмеялся.

– Какой калибр?

– Двадцать второй.

– Длина ствола?

– Четыре дюйма. На прицельную стрельбу не рассчитан, – сказал Фонтейн, – но для четырехдюймового ствола бьет вполне точно.

От такого допроса он сильно занервничал, хотелось почувствовать пистолет в руке, и в то же время ему было ясно, что, если он дотронется до оружия, что-то непременно случится. Непременно.

– Дайте его мне, – сказал незнакомец.

– С какой такой радости?

– Этой ночью неустановленное число вооруженных людей разыскивают мистера Райделла. Они хотели бы поймать его живым и допросить, но, несомненно, убьют его, если он попытается скрыться. Они убьют всех, кто окажется рядом с ним. Чисто аккуратности ради. Понимаете?

– А кто они?

– «Талантливая молодежь», – сказал незнакомец.

– Что?

– Они – наемные убийцы, которым платит некто, считающий, что мистер Райделл работает на конкурента, то есть на врага.

Фонтейн уставился на него:

– Зачем вам мой пистолет?

– Чтобы уложить как можно больше этих людей.

– Я не знаю, кто вы, – сказал Фонтейн.

– Верно, – сказал «профессор», – не знаете.

– Дурдом… – Фонтейн посмотрел на Шеветту. – Ты его знаешь?

– Нет, – сказала Шеветта.

– А ты, Райделл? Ты его знаешь?

Райделл перевел взгляд с Фонтейна на мужчину с танто, снова на Фонтейна.

– Нет, – сказал Райделл, – но…

– Что «но»?

– Я бы отдал ему пистолет.

– Почему?

– Не знаю, – ответил Райделл изменившимся голосом, – просто знаю, что я бы отдал.

– Дурдом!.. – повторил Фонтейн, внезапно охрипнув. – Ну и ну, Шеветта! Зачем ты сюда пришла? Привела ко мне этих людей…

– Райделл не мог идти быстро, – сказала она. – Мне очень жаль, Фонтейн. Нам нужна была помощь.

– Мать твою, – сказал Фонтейн и вытащил из штанов «смит-и-вессон»; вороненая сталь нагрелась от тепла его тела. Отщелкнул барабан и высыпал пять патронов на ладонь. Хрупкие латунные штучки с карандаш толщиной, на конце каждой – покрытый медью, безукоризненно отштампованный, полый шарик свинцового сплава. – Вот эта штука, о’кей? Все мои боеприпасы. – Он протянул револьвер незнакомцу, направив ствол в потолок и не закрыв барабан, потом отдал патроны.

– Благодарю вас, – отозвался тот. – Можно зарядить его прямо сейчас?

– Джентльмены, – сказал Фонтейн, чувствуя какую-то непонятную слабость, – можете запускать свои долбаные моторы.

– Я советую, – сказал мужчина, вставляя патроны один за другим, – запереть дверь, когда я уйду, и спрятаться подальше от окон и двери. Если эти молодчики узнают, что вы здесь, они постараются всех вас убрать. – Он защелкнул барабан и прицелился в стену.

– Механизм одинарного действия, – сказал Фонтейн. – Сносит немного влево. Приходится корректировать.

– Благодарю вас, – снова сказал незнакомец и вышел, закрыв за собой дверь.

Фонтейн посмотрел на Райделла и увидел, что глаза того предательски блестят.