Когда за окном забрезжил настоящий рассвет, мистер Владислав вкатил в гостиную тележку с завтраком. Яйца всмятку на подставках, вяленая колбаса, жареные грибы и овсяная каша. Олафсдоттр берет яйцо наугад и с сомнением косится на огромную колбасу.

— Надеюсь, ты нас поймешь, — говорит бан Бриджит, — если мы доверим нарезать ее мистеру Владиславу.

— Ах, бедняжка Равн, — усмехается Олафсдоттр, — уже и нож ей в руки не дадут. Боитесь, что порежется она? Но что же, колбасками поменьше, что целиком влезают в рот, меня могли б вы отравить. А этот монстр… его разделим мы и будем есть спокойно.

Мéарана протягивает ей приспособление для вскрытия яиц, но Тень удивленно смотрит на него, пока арфистка не показывает, как им пользоваться.

— О-о-о… Так вы разбиваете яйца с о-остро-охо-о ко-онца? — произносит Равн. — Неудивительно-о, что-о между Лихо-ой и Ко-онфедерацией сто-ольхо-о разно-огласий.

В этом замечании определенно скрыта какая-то шутка, но смысл ее ускользает от «тюремщиц».

— Ну хоть яйца у вас нормальных размеров, — продолжает Равн уже на гэлактическом. — На Грумовых Штанах они были размером с виноградину, и их глотали целиком. Несушек же кормили всевозможными смесями, чтобы придавать яйцам разнообразные оттенки вкуса. Там они почитаются за деликатес.

— О, — невозмутимо произносит бан Бриджит, — так ведь и наши яйца размером с виноградину.

Равн моргает, но потом решает улыбнуться.

— А оте… Донован еще был в гостинице, — спрашивает Мéарана, — когда вы с Ошуа вернулись с падарма?

— Ну разумеется! Он же не дурак. Куда ему податься-то на той планете было?

«В терранский Закуток», — думает Мéарана, но вслух этого не говорит. Кто знает, может, в Конфедерации и нет таких мест.

— Одна деталь меня все-таки беспокоит, — произносит Изящная Бинтсейф.

— О-охо! Всехо-о лишь о-одна! Наско-ольхо-о же ты мудра!

Молодая Гончая уже привыкла пропускать ее подначки мимо ушей.

— Эпри был, а потом вдруг исчез. Это противоречит моему понимаю целостности мира. Подобных разрывов просто не может быть.

Бан Бриджит кивает.

— «Слепота внимательного», — предполагает она.

— Да, — отвечает Олафсдоттр на конфедеративном маньярине. — Мудрость древняя, корнями восходящая во времена более глубокие, нежели история Содружества. Сосредоточь свое внимание на одном — другого не увидишь. Прямо перед тобой да хоть горилла спляшет, а ты так и не заметишь. — Равн вновь переходит на галактический. — Честно говоря, возможно, никто кроме меня не заметил того разрыва во времени, но и я не увидела ничего больше.

— Йа не верь! — восклицает Мéарана. — Як так хорилия перед нос, а ее не зри? Чпуха яка!

Бан Бриджит откидывает волосы за спину.

— Поверь мне, дорогая. И такое бывает. При определенных условиях. К слову, на арене было темно, все зрители смотрели только на дуэлянтов, а ведь древние демонстрировали эффект «слепоты внимательного» и в менее напряженных условиях. Весь трюк в том, чтобы знать, как именно навести ее на других людей. «Навести тень на плетень», как тогда говорилось.

Вновь повернувшись к Равн, Гончая добавила:

— Как понимаю, мало кто из Теней обладает подобными способностями.

Впервые за все время пребывания в Зале клана Томпсонов с Равн Олафсдоттр слетела маска самоуверенности.

— Я бы даже сказала, никто. Зато умеют Имена. Это одна из способностей Названных.

Мéарана вздрагивает.

— Так, значит, на Ашбанале действительно был кто-то из Имен? Я думала, они никогда не покидают Тайный Город!

— Очень редко, — отвечает Олафсдоттр, — и с большой неохотой. Кстати, поговаривают, что кое-кто из них вообще покинул Конфедерацию.

— Стало быть, — произносит бан Бриджит, подаваясь вперед, — кто-то из них вмешался… чтобы спасти Эпри или убить Манлия. А может, ради того и другого одновременно.

— Нет, ку, — говорит молодая Гончая. — Будь это так, было бы проще обеспечить гибель Манлия в рамках правил… падарма, да? Даушу поклялся положить конец восстанию, если Метатакс погибнет.

— Делаешь успехи, дитя, — сказала ей Равн. — Падарм ничего не решал. И почему Даушу на него согласился? Мотивы верховного я более-менее понимала. Но чего добивался Даушу? Одно только на ум и приходит: определенность.

Бан Бриджит вскрывает яйцо.

— Ага, — говорит она. — Кое-кому пришлось открыто показать свое подлинное лицо.

Мéарана исполняет замысловатую мелодию. Одна ее рука выводит гянтрэй, описывающий поединок Теней, в то время как вторая играет голтрэй — тему крадущегося во мраке Имени и трагической природы самого действа. Она подпевает себе, используя одновременно небесный и земной голоса, создавая иллюзию присутствия еще двух исполнителей в разных концах комнаты. Но при этом арфистке не удается прочувствовать конфликт; рассказ о нем не откликается в ее сердце так, как повесть о «Танцоре». Исполнители ролей слишком далеки, странны и чужды. Только об отце, сидящем под стражей в номере гостиницы и ничего не подозревающем о событиях на арене, а еще полностью зависящем от своих тюремщиков, хотят петь ее струны.

А еще об Олафсдоттр. Она тоже стала понемногу проступать в музыке. Ее образ начал оживать в сознании Мéараны Быстрые Пальцы.

— Но почему вы используете слово «пергола»? — спрашивает она. — Ведь пергола — это такая конструкция из забавным образом изогнутых деревьев…

— Не знаю, юная арфистка, просто как-то так сложилось. А ту конструкцию у нас называют кьумук. Но, — Тень поворачивается к Гончей, — Имя, вставшее на крыло, многое объясняет. Взрыв на монорельсе в Риеттицентре. Затем спасение Эпри за секунду до гибели. Напрягите же внимание! Нас ждет Юц’га, тревожная и полная тайн.