Маска Красной Смерти
Красная Смерть давно уже опустошала страну. Никогда еще человечество не знало столь страшной смерти. Предвестницей ее всегда была кровь, алая густая кровь. Ужасная болезнь начиналась острой болью, внезапным головокружением и переходила в кровотечение изо всех пор тела. Затем приходила смерть. Красные пятна, первоначально появлявшиеся на теле и преимущественно на лице и на руках людей, делали их изгоями общества и лишали всякой помощи и сочувствия. Наступление, развитие и конец болезни занимали не более получаса.
Принц Просперо был человеком предприимчивым и находчивым. Когда население в его владениях стало умирать от чумы, он, недолго думая, пригласил в один из своих укрепленных замков около тысячи друзей, храбрых и веселых рыцарей и придворных дам, и уединился с ними. Все вместе они поселились в громадном здании оригинальной, но вместе с тем поистине грандиозной постройки. Высокая и толстая стена окружала замок. В стене были сделаны железные ворота, снабженные массивными запорами – защитой от вторжения других людей с их отчаяниями и бедствиями. Кроме того, принц с избытком запасся провизией. Благодаря такой предусмотрительности, он мог не обращать внимания на Красную Смерть. Внешний мир не заботил принца Просперо. Зачем ему было думать о чем-то неприятном? В замке были и шуты, и импровизаторы, и танцоры, и музыканты, и вино; вне его – Красная Смерть.
В конце пятого или шестого месяца заключения, когда чума свирепствовала в стране с еще большей силой, принц Просперо оповестил своих друзей о маскараде. Что за фантастическую картину представлял этот праздник! Сначала я опишу вам залы, в которых он проходил. Их было семь. Во многих дворцах залы идут прямой перспективой, так что в отворенные двери можно видеть их все – с одного конца до другого. Тут же все было совершенно иначе, чего и следовало ожидать, учитывая причудливый вкус принца. Залы располагались таким образом, что из одной невозможно было увидеть другую. Посреди каждой стены находилось высокое и узкое готическое окно, выходившее в коридор, окаймлявший залы. Стекла окон гармонировали с обоями на стенах. Одна зала, например, была голубого цвета, и стекла окон были голубые, вторая обита пурпурными обоями, и стекла тоже пурпурные. Третья была зеленая, и окна зеленые. Четвертая – оранжевая с оранжевыми окнами, пятая – белая, шестая – лиловая. Седьмая зала была вся обита черным бархатом, включая потолок. Ковры были тоже черные. Но в этой комнате цвет окон не соответствовал драпировке. Окна были кроваво-красные.
Ни в одной из этих семи зал не было ни ламп, ни канделябров. Свечи не горели в этом длинном ряду зал. Но в коридорах, окаймлявших их, напротив каждого окна возвышался громадный треножник с огромным костром, бросавшим снопы ослепительного света через цветные окна. Такое освещение создавало фантасмагорический эффект. Зале черного цвета свет, проходивший через красные стекла и падавший на черный бархат, придавал еще более мрачный вид. Лица смельчаков, входивших в нее, играли такими зловещими оттенками, что лишь немногие решались заглянуть в эту комнату.
У восточной стены комнаты возвышались громадные стенные часы из черного дерева. Маятник их мерно качался, глухо и тяжело стуча, и, когда минутная стрелка совершала круг по циферблату и часы начинали бить, из железных легких машины вырывался звук звонкий, густой и необыкновенно музыкальный, но столь странный и сильный, что музыканты всякий раз вынуждены были останавливаться и дожидаться окончания боя. В таких случаях танцы прерывались, и минутное замешательство воцарялось в обществе. Во время боя часов бледнели даже самые беззаботные и веселые рыцари. Когда замирал последний звук, общество снова оживлялось, музыканты с улыбкой переглядывались, как бы желая сказать, что впредь такого с ними не случится, а через шестьдесят минут начиналось то же волнение и то же смущение овладевало веселым обществом.
Несмотря на все это, празднество получилось веселое. Принц искусно умел распределить цвета и ненавидел моду. В его вкусе было что-то смелое и дикое. Многие считали его сумасшедшим. Но царедворцы знали, что это неправда. Стоило послушать принца, чтобы удостовериться в том, что ум у него ясный и зрелый. По случаю пиршества принц лично присутствовал при украшении залов и убирал их по своему усмотрению. На стенах он велел развесить украшения, которые можно было бы назвать страшными и даже отвратительными, точно чудовищный сон наяву.
Маскарад в разгаре. Но вот раздается бой черных часов из черной залы. На минуту все останавливается, все смолкает, за исключением боя часов. Мысли застывают. Но эхо боя замирает, и веселье возобновляется, и снова гремит музыка, и снова носятся танцоры, освещенные цветными стеклами. А в восточной комнате не показывается ни одна маска, потому что приближается ночь, и свет через кровавые стекла становится краснее, мрачность похоронной обивки кажется еще ужаснее, а черные часы бьют все громче и торжественнее. Все остальные залы кишат народом, и жизнь кипит в них…
Но вот наступила полночь, и возобновился бой часов. Музыка остановилась, танцоры перестали танцевать, всеми, как и ранее, овладело беспокойство. На этот раз часы должны были пробить двенадцать раз. Много мыслей успело промелькнуть в умах пирующих. Возможно, именно поэтому несколько человек успели заметить присутствие маски, на которую до сих пор никто не обращал внимания. Маска была встречена шепотом удивления, перешедшим в ужас.
Конечно, только что-то совершенно необыкновенное могло произвести сенсацию в таком свободном обществе. Свобода пира была почти безгранична, но, судя по всему, этому новому лицу удалось нарушить даже такие свободные границы. В сердце беспечного человека есть струны, которые нельзя безнаказанно трогать. Для самых испорченных людей, играющих и жизнью, и смертью, существуют вещи, которыми они не могут поступиться. Все общество, по-видимому, почувствовало неприличие и неделикатность поведения и костюма незнакомца. Это была высокая костлявая фигура, завернутая с головы до ног в саван. Маска на лице гостя необыкновенно искусно передавала черты разлагающегося трупа. Присутствовавшие, вероятно, извинили бы глупую шутку, если бы маска не изображала Красную Смерть. Саван был запачкан кровью, красные пятна покрывали широкий лоб и щеки.
Когда принц Просперо заметил маску, тихо и торжественно проходившую среди танцующих, он вздрогнул от ужаса и отвращения, но потом вспыхнул от злости.
– Кто это? – крикнул он хриплым голосом царедворцам, окружавшим его. – Кто осмелился оскорблять нас такой святотатственной насмешкой? Схватите его и снимите маску, чтобы знать, кого мы повесим с восходом солнца!
Сцена происходила в западной комнате – голубой. Слова принца громко и ясно прозвучали во всех семи залах. Музыка смолкла. Принц стоял в голубой зале, окруженный побледневшими царедворцами. Вначале призрак медленным и торжественным шагом приблизился к принцу. Эта безумная смелость навела панический страх на все общество, никто не решался схватить незнакомца. Затем, заставляя толпу расступаться перед собой, маска из голубой залы перешла в пурпурную, потом в зеленую и проследовала далее. Никто не осмеливался задержать ее. Но тут принц Просперо бросился через все шесть залов за маской, и вновь никто не отважился последовать за ним. Принц махал обнаженным кинжалом, спеша за удалявшимся от него призраком, но призрак, дойдя до черной залы, остановился и повернулся лицом к преследователю. Раздался пронзительный крик, кинжал, сверкнув, выскользнул на черный ковер, и принц Просперо упал замертво.
Толпа бросилась в черную комнату и схватила незнакомца, стоявшего прямо и неподвижно в тени черных часов. Но ужас овладел всеми – под саваном не оказалось осязаемого тела. Все поняли, что это была Красная Смерть. И все пирующие упали, и все умерли в том самом положении, в котором Смерть застигла их.
Жизнь черных часов прекратилась вместе с жизнью последнего из пирующих. И пламя треножников потухло, и мрак, и разорение, и Красная Смерть распространили на все свою безграничную власть.