XIX
Бунт

Ни один крик, ни малейший шум не нарушили спокойствия пассажиров «Галлии». Это произошло потому, что глава заговора все предусмотрел и исполнил в лучшем виде. В нем чувствовался опытный заговорщик, который не впервые прибегает к насильственным мерам; еще в Индии он изучил это искусство при усмирении сипаев, так что выследить, застать врасплох и обезоружить он умел в совершенстве. Сам он лично взял на себя Оливье, а наученные им негры внезапно напали на капитана «Аллигатора» и Петтибона. И эти три человека, сильные, мужественные, были в одно мгновение скручены и брошены на пол с кляпами во ртах; сопротивление было бесполезно, пришлось покориться своей участи.

Аэроплан был так велик и весь экипаж так занят своими делами, готовясь к отбытию, что никто даже не заподозрил вспыхнувшего бунта.

Человек, возглавивший восставших, вскоре появился на корме с надменным видом победителя и револьвером за поясом. Он был черный, как и подобает негру, но всем обликом не походил на истинного негра, особенно когда перестал притворяться. Его походка, военная выправка, орлиные черты и повелительный взгляд – все это указывало на то, что он лишь принял обличье негра. В ту же минуту другой негр, не менее подозрительный с виду, худой и высокий, с красивым, немного женственным лицом, быстрыми шагами вошел в залу и по-военному отдал главарю честь.

– Капитан, – сказал он, – ваши приказания исполнены, все меры приняты, все спокойно!

– Другими словами, аэроплан наш! – перебил его первый со смехом. – Не нужно слов, Фиц!.. А Темпль? Эртон?

– Согласно вашим приказаниям, заперты в личных каютах, где занимались вечерним туалетом.

– А женщины?

– Леди Дункан и миссис Петтибон под замком в своих комнатах. Две девицы сидели вместе у мисс Рютвен – там я их и запер.

– Но ведь мисс Дункан может захотеть уйти к себе?..

– Я сам об этом думал и, прежде чем решиться на это, некоторое время колебался… Но не мог же я попросить ее уйти в свою каюту, чтобы облегчить наши действия?

– Верно… А члены экипажа?

– Наши в восторге, а другие уже успокоены обещанием двойной платы и порции водки!

– А доктор?

– О! Этот на нашей стороне. Его нечего опасаться. Он сам только и желает, что остаться в Тибете…

– Все это, конечно, прекрасно, – заметил первый, – однако… – Инстинктивно понизив голос, он продолжил: – Вы подумали о способах, которыми можно заставить нашу птичку запеть?

– Скажу вам откровенно, я против жестоких мер… Я бы попробовал прежде действовать убеждением…

– Вы меня озадачили… Говоря начистоту, разве вы верите, что существует такой аргумент, который способен убедить человека выдать секрет, если ему это не выгодно?.. Убеждение!.. Я тоже подумывал прибегнуть к нему, но мое красноречие, как и ваше, я уверен, ни к чему не приведет…

– Но не хотите же вы…

– Кто хочет достигнуть цели, приемлет все средства! – сурово перебил первый.

После некоторого молчания он спросил:

– Обед готов?

– Да, капитан!

– Ну хорошо, прикажите подавать и при первом ударе колокола откройте двери в каюты дам.

Занятые разговорами и различными тибетскими безделушками в комнате мисс Рютвен, обе девушки не заметили, как ключ снаружи тихо повернулся, – и они очутились в плену. Мюриэль имела пристрастие покупать ненужные вещи. Мисс Дункан также не была чужда этой женской слабости, ведь так приятно было привезти с собой целый ворох мелких безделушек, чтобы показать подругам в Лондоне.

– Этот молитвенный колокольчик я подарю леди Темпль, – сказала Этель. – Дорогая леди, я буду счастлива увидеть ее снова!

– А я подарю эти застежки для пояса моим сестрам. Милые сестрицы, они на меня, верно, очень сердятся, что я поехала без них!..

– Посмотрите, какая красивая резьба на этом серебряном кольце, – продолжила Этель, – это будет тоже сувенир для леди Темпль. Как бы ей понравилось это путешествие! Кто бы мог подумать, не правда ли, что в этой отсталой и неизвестной стране мы обнаружим столь утонченные предметы искусства, такое вежливое обращение и даже любезность!..

– Да, прелестная страна! – воскликнула Мюриэль убежденно. – О! Этель, как жаль, что мы вынуждены уехать так скоро!.. Я не видела и тысячной доли всего, что желала бы посмотреть!.. Я уже даже начала понимать, что говорит Матанга!.. Можете смеяться, но это так!.. В самом деле, я не могу понять упрямства мистера Дероша. Прилететь издалека для того, чтобы пробыть здесь всего два дня!.. Это просто безумие! Любой разумный человек воспротивится подобному… И потом, это даже нелюбезно: когда дама оказывает честь, упрашивая о такой малости, как небольшая отсрочка, самая элементарная вежливость требует пойти ей навстречу… Разве не таково ваше мнение?.. Ну же, Этель, скажите что-нибудь!.. Почему вы безмолвствуете? Вам ничего не стоит отказаться от заветных надежд?

– Каких надежд? – спросила Этель холодно. – И почему я должна переживать из-за того, много или мало времени мы проведем в Тибете?

– Разве вам это безразлично?

– И с какой стати к тому же бороться с окончательным решением?

– Окончательное!.. Вот прекрасно!.. Ничего не может быть окончательного в решениях, принимаемых человеком! Ах!.. Если бы я была на вашем месте, я бы доказала всему миру, что решения капитана «Галлии» вовсе не так непоколебимы!..

– Что вы хотите этим сказать? – спросила Этель несколько высокомерно.

– Ах, бог мой! К чему столько таинственности?.. Я прекрасно понимаю, что стоит вам сказать лишь слово в поддержку нашего общего желания, как мистер Дерош, который только и стремится, что сделать вам приятное, сейчас же изменит свое намерение.

– Мисс Рютвен, – заметила Этель, – вы меня очень обяжете, если ограничите свои рассуждения только тем, что касается вас лично!

– Как вам угодно, моя дорогая. Вы желаете знать, в чем заключаются мои намерения? Я согласна рассказать об этом во всех подробностях, если вам интересно. Но если коротко, то скажу вам вот что: неприятель готов сдаться, недостает только последнего, решающего слова… и вот я – леди Эртон… Я не скрываю этого, я играю с открытыми картами!

– Если поступать согласно вашим словам, – продолжила Этель по-прежнему высокомерным тоном, – то есть играть с открытыми картами, нужно сначала их иметь, а я не веду никакой игры…

– О! Вы, с вашим презрением и холодностью!.. Я совсем не такая, но, надо признаться, вы одержали славную победу, и нет ни одной девицы в Лондоне, – и я одна из первых, – которая не завидовала бы вам!.. Ах, Этель, только вы способны осчастливить всех нас, скажите лишь слово… Будьте добры, скажите!..

– Никогда! – возмущенно воскликнула мисс Дункан. – Неужели вы надеетесь, что я так унижусь? Просить мистера Дероша… о чем? Показать нам рубиновые копи? Иначе говоря, позволить нам воспользоваться… или, более ясно выражаясь, отдать нам часть его богатства!..

– Дорогая моя! В каком нелицеприятном виде вы изображаете предмет!

– А вы? К чему вы вдруг разоткровенничались? И что вышло из этой вашей откровенности? Вы только пробудили у всех постыдную алчность, которая обнаружилась при одном упоминании об этих несчастных рубинах. Я краснела за своих товарищей!

– Ну… можете говорить, сколько вам угодно! Будто сами не желаете, как и другие, богатства, которое делает жизнь такой приятной! Но, действительно, чему удивляться, вы его получите, когда захотите, – стоит только сделать знак. Вот потому-то, без сомнения, вы так спокойно и относитесь к этим рубинам…

– Чертовы рубины! – возмутилась Этель. – Не говорите мне о них больше! Они внушают мне ужас!.. Они похожи на какой-то про́клятый талисман!.. Они раздавят своего владельца… Они возвели между ним и другими людьми ужасную стену из жадности, зависти и грубой лести, они сделали его чужим, врагом! Я ненавижу эти рубины! Человек теряет собственное достоинство, когда он появляется в обществе осыпанный золотом, не менее, чем тот, кто прикрыт майоратами и титулами. Скажите, как бы вы относились к лорду Эртону, если бы он не предложил вам свое богатство и титул?

– Я не такова, чтобы придавать значение подобным вещам!

– Ну хорошо, разве я не права, что презираю притягательную силу богатства, которая заставляет рассуждать, подобно ростовщику, такую девицу, как вы, – богато одаренную природой?.. Разве я не имею причин презирать эту силу? Ведь какие чувства питают к богачу? Вполне вероятно, что если даже кто-нибудь и находит его любезным, то останавливает себя на мысли: полно, это вовсе не он, а карман его так привлекателен!

– Все это напрасные терзания! – воскликнула Мюриэль. – Тем более что из сотни богачей нет ни одного, подобного Дерошу, у которого богатство соединялось бы с личными достоинствами! Вы напрасно себя мучаете! Дорогая подруга, какое это бесценное сокровище – такая неусыпная совесть, как у вас!

– Увы! – сказала Этель, вдруг вспомнив о взятых на себя обязательствах. – Не говорите о моей совести! Она такая же, как у других, и не помешает мне так же принести ее в жертву золотому тельцу… Простите меня, дорогая, за эти нелепые излияния… Менее, чем другие, я имею право превозносить себя…

– Полно! – возразила тронутая Мюриэль. – Я вас понимаю! Не всегда приятно выходить замуж по расчету, я это знаю… Но все же утверждаю, что в вашем случае жертва мне не кажется ужасной! Мистер Дерош такой любезный, такой милый!.. Каков бы он ни был, впрочем, но я опять возвращаюсь к своему вопросу: вы отказываетесь замолвить ему словечко, чтобы он продлил наше пребывание здесь?

– О, перестаньте, Мюриэль! Одна мысль об этом возмущает мою душу!.. Но я заболталась, уже пора одеваться, – сказала Этель, вставая. – Ах, дверь заперта. Что это вы придумали?

– Я? – воскликнула Мюриэль удивленно. – Но я не запирала дверь! По крайней мере я этого не помню…

– Взгляните, это снаружи кто-то повернул ключ!

– Но как же вы пойдете переодеваться?

– Я не буду переодеваться, вот и все! – ответила Этель спокойно.

– Какие глупые шутки! – воскликнула Мюриэль с досадой после нескольких попыток открыть дверь. – Ах, несносный мальчишка!

– Вы подозреваете кого-то? – спросила Этель удивленно.

– Я! Да… нет… – ответила Мюриэль, смешавшись. – Я думала, что это кто-то из этих глупых негров…

– Невозможно!.. Они бы никогда не осмелились…

– Но если, например, они много выпили бы?..

– Какова бы ни была этому причина, мы скоро узнаем!..

– Действительно, вряд ли наше отсутствие останется незамеченным… – пожала плечами Мюриэль. – Без хвастовства скажу: мы главное украшение обеда…

Мюриэль еще говорила, когда раздался звон колокола к обеду, и через несколько мгновений ключ снаружи тихо повернулся, точно давая знать, что девушки снова свободны. Они обе не тронулись с места, заметно испуганные, не зная, что думать: дружеская ли это шутка или выходка пьяного негра? Ключ повернулся, но дверь никто не открыл. Минуты через две они решились робко повернуть ручку. За дверью никого не было. Все спокойно. Никакого шума, кроме шагов направлявшихся на обед пассажиров.

Девушки наконец решились выйти и отчасти со страхом, отчасти с любопытством двинулись в столовую. На пороге они застыли. Никого из обычных сотрапезников не было в столовой. На месте Оливье Дероша сидел негр, на месте лорда Темпля – другой негр. При появлении девушек оба встали и, вежливо поклонившись, призвали садиться. Онемевшие и сбитые с толку, подруги молчали, как вдруг показались миссис Петтибон и леди Дункан – одна веселая, а другая с нахмуренными бровями.

– Хотела бы я знать, кто автор этих остроумных проделок? – осведомилась миссис Петтибон.

Но вдруг она замерла, точно пригвожденная к полу. Два негра, занимающие почетные места, Этель и Мюриэль, растерянно жавшиеся друг к дружке, отсутствие всех остальных!.. Что тут стряслось?..

Негры предложили дамам сесть.

– Извините! – сказала леди Дункан с отрицательным жестом. – Сначала я желаю узнать, что здесь произошло? Кто позволил себе запереть нас и по какому праву?

– Где наш командир? – резко спросила миссис Петтибон.

– Потрудитесь сначала сесть, сударыни, – холодно ответил негр, занимающий место Оливье, – и вы получите желаемые объяснения!

– Мы сядем не раньше, чем услышим ответ! – заявила миссис Петтибон решительно.

– Ну хорошо, – согласился негр, – скажу в двух словах, потому что не люблю холодный суп: я командир!

– Вы – командир?! – воскликнула миссис Петтибон презрительно.

– Потрудитесь сесть за стол, повторяю вам, и вы получите все необходимые разъяснения!

– Я не сяду за стол с неграми!

– Я здесь главный, говорю же вам! – возразил негр сухо. – Не заставляйте меня доказывать вам это!

– Но, наконец, – воскликнула леди Дункан, – чего вы хотите и кто вы?

– Кто я?.. Джон Фэйрли, бывший майор британской армии. Чего я хочу?.. Не быть осмеянным своими товарищами и не оставлять Тибет до тех пор, пока сам этого не захочу. Что я намерен делать? Побывать в рубиновых копях, которые француз бережет для себя. Вам ясно, миссис Петтибон?

– Нет, вы еще не сказали, где капитан!

– Он под арестом, вместе с вашим мужем и лордом Дунканом!

– Под арестом? – возмутилась миссис Петтибон; у леди Дункан и Этель вырвался крик ужаса. – Как прикажете это понимать?

– В плену, и точка!

– Ах вот как! – сказала миссис Петтибон, не изменяя тона. – Мы знаем, что может сделать убийца сипаев со своими пленниками!..

Зловещий огонь блеснул в глазах майора.

– Берегитесь! – воскликнул он. – Мое терпение небезгранично!..

– Угрожать женщинам! – произнесла американка с презрением. – Только этого вам недостает для полного совершенства!

Майор повернулся к леди Дункан.

– Вот, – сказал он со злой иронией, – мистер Фицморис Троттер, непогрешимый джентльмен, ваш старинный знакомый, который, без сомнения, будет счастлив внушить вам большее доверие, чем я…

– О, мистер Троттер, – умоляюще произнесла Этель, – мы вас считали другом, разве вы забыли об этом?.. Скажите, мой отец и наши друзья в опасности?

– Успокойтесь, мисс Дункан, – ответил Фицморис, у которого под чернотой на лице выступила краска стыда. – Эти господа действительно под арестом, как объявил майор. Но им ничто не угрожает. Скрепя сердце мы вынуждены были принять эту меру предосторожности, вполне, впрочем, безопасную, и только от них самих зависит, получат ли они обратно свою свободу.

В эту минуту дверь тихо отворилась, и показалась всклокоченная голова доктора.

– В чем дело? Что здесь происходит? – спросил он вкрадчиво, хотя все подслушал, по привычке стоя под дверью.

– Что происходит? – повторил грубо майор. – Ничего, только то, что я пробую уговорить дам прислушаться к голосу рассудка, но это, как всегда, напрасный труд!

– Возможно, вы взялись за это неумело, – заметил доктор. – Подумайте, мадам, я взываю к вашим сердцам!.. Не в ваших ли интересах содействовать согласию и восстановить мир?

– Ах, доктор! – воскликнула миссис Петтибон раздраженно. – Речь идет вовсе не о согласии! Разве вы не видите, что наших друзей и мужей где-то держат, что нам угрожает насилие?

– Не будем преувеличивать. С четверть часа вы оставались под замком в комфортабельных каютах. Упомянутые господа, я думаю, в таком же положении. Так разве это можно назвать насилием?

– Отто Мейстер, – твердо и с расстановкой проговорила американка, глядя ему прямо в глаза, – вы знаете лучше меня, что покушение на личность капитана есть уголовное преступление!

– Рассмотрим этот вопрос, сударыня! Что, по-вашему, означает статус капитана? Мистер Дерош получил патент на это звание? Нет! По каким же признакам мы можем узнать нашего начальника?

– Во всяком случае не по обману, подлогу и насилию!

– Однако все завоевания начинались с этого, – продолжал доктор по-прежнему спокойно. – Поверьте мне, сударыни, и смиритесь, самая элементарная осторожность вам это подскажет… А кроме того, поразмыслите немного. Разве это не абсурд со стороны мистера Дероша уехать, не побывав в копях?

– Это правда! – пробормотала Мюриэль.

– Он имел на это полное право! – сказала Этель твердо.

– Да, это было его правом, я согласен… Но теперь мы вступили в свои права – и решили продлить пребывание здесь. Я даже больше скажу! – воскликнул доктор, увлекаясь своим красноречием. – Наш долг, наш священный долг – повиноваться и остаться в Тибете, если начальник приказывает!..

– Вот понятие о долге, настолько же новое, насколько и остроумное!..

– Вовсе не новое!.. Тексты священного писания не то ли говорят? Не повелевают ли они нам подчиняться властям предержащим?..

– Довольно, милостивый государь! – оборвала его возмущенная американка. – А вы, майор Фэйрли, скажете ли, наконец, что намерены делать с вашими пленниками? Хватит ли у вас мужества на подлость?

– На это вы вполне можете рассчитывать, – ответил майор, бросая на нее иронический взгляд. – Я не только расскажу вам о своем плане, но и прибавлю, что намерен осуществить его со всей возможной точностью. Я уже имел честь сообщить вам, что желаю побывать на рубиновых копях. Если Дерош, как того требует здравый смысл, укажет их месторождение, он в ту же минуту будет освобожден. В благодарность за признание я сохраню ему жизнь. Если же он будет иметь глупость упорствовать… на хлеб и воду!..

– Негодяй! – вскрикнула миссис Петтибон.

– И то же для других! – прибавил майор.

– Вот что у вас означает «под арестом»! – воскликнула американка с пылающим взором. – Подлое насилие! Убийца женщин и детей, изменник и разбойник, я вас презираю!.. И вы смеете предлагать нам сесть за один стол с вами… Идемте, мадам. Если наши мужчины страдают, то и мы их поддержим!

И, взяв под руку Мюриэль, которая, казалось, колебалась, смелая маленькая женщина направилась к двери, за ними шла Этель, держа под руку свою ослабевшую мать.

– Жеманницы! – воскликнул майор, теряя терпение. – А, они тоже хотят ареста!.. Значит, получат его!.. Фицморис, заприте двери всех кают!..

– Но, капитан!..

– Без разговоров, пожалуйста. На диету всех бунтовщиц!.. Со мной шутки плохи! А теперь за стол!

С этими словами майор налил себе полный бокал вина и залпом выпил.

– Забавно! – произнес он, причмокивая. – Прекрасный кларет! Он не отказывает себе в удовольствиях, этот француз! Нужно будет, чтобы он открыл нам секрет своего погреба, и когда мы получим все разъяснения…

– Устроим такой же? – подхватил Фицморис.

– Разумеется! Да здравствует веселье! Ваше здоровье, доктор!

– За успех ваших планов! – сказал доктор заискивающе.

– Что касается моих планов, – возразил майор с грубым смехом, – они необыкновенно просты! Я не допущу, чтобы Дерош ускользнул от меня, а причитания и крики женщин разве могут заставить меня уступить? Вот это немного получше, чем то, что нам обычно давали! – заметил он, с аппетитом жуя. – Отлично, господа, отдадим же должное обеду! Когда наедимся вдоволь, нанесем визит нашим пленникам и прощупаем их «душевное состояние», по выражению этих милых парижан.