XV
От Александрии до Цейлона

Аэроплан миновал уже бо́льшую часть Средиземного моря, пока путешественники сладко спали. Один только бодрствующий капитан любовался переливами красок на небе при переходе ночи в день. Он видел, как гасли звезды, как рассеивался ночной сумрак, окутывавший окрестности, и как наступало торжество света, побеждавшего тьму. Трудно описать картину восхода! Восточную часть небосвода залили первые розоватые лучи; с каждой минутой они ширились, охватывая все небо… Вот они уже коснулись темных вод моря; оно ожило, засверкало тысячей огней, точно охваченное пожаром, разгоравшимся на небе… Все предметы теряли свои неясные очертания и выступали из мрака… Природа ликовала, приветствуя это вечное чудо всеобщего возрождения…

Долго Оливье прогуливался, погруженный в свои мысли, планы, смутные надежды, испытывая гордость и удовлетворение оттого, что предприятие его осуществилось и оправдало его чаяния, как вдруг послышался звонок к завтраку.

Со всех сторон пассажиры начали стекаться в столовую: леди Дункан, немного взбодренная ночным отдыхом, но еще не примирившаяся со внезапным вторжением мисс Мюриэль; Этель, свежая и чистая, как розовый бутон, несмотря на непродолжительный сон, беспокойство и пролитые слезы; Мюриэль, принаряженная, будто воспользовалась услугами своей горничной, и миссис Петтибон, со всеми одинаково любезная и спокойная, точно этот завтрак проходил у нее дома. Лорд Темпль хорошо выспался; он казался вполне корректным, величественным и, по обыкновению, высокомерным. Лорд Эртон и Петтибон, напротив, очень дурно провели ночь. Комиссар до сих пор не мог опомниться от неприятностей, пережитых им накануне, и бросал злобные взгляды на непрошенных гостей, один вид которых оскорблял его: леди Дункан, лорд Эртон, Мюриэль… Несчастный! Он и не подозревал, что горькая чаша еще не выпита им до дна. Оставались еще Боб и Отто Мейстер, которых он мог увидеть каждую минуту… И кто знает, этим ли все кончится!..

Что касается лорда Эртона, он выглядел жалким и смущенным. Он с лихорадочным рвением старался занять место возле леди Дункан. Но увы, это ему не удавалось – все места были распределены, и он очутился, как и накануне, рядом с мисс Рютвен!

Все разговорились, обмениваясь впечатлениями. На пытливые расспросы Дероша об удобстве кают все отзывались восторженно: как чудесно все устроено, какие необыкновенные приборы, какие роскошные постели, просто верх комфорта! Таково было общее заключение.

От завтрака все пришли в еще большее восхищение. На такой высоте, и вдруг – горячий хлеб, свежие сливки, яйца, кофе, чай, жаркое… И Петтибон, и лорд Эртон на некоторое время забыли о своих думах, наслаждаясь угощением.

– Месье Дерош, – проговорила Мюриэль, – вы не откажетесь, надеюсь, сообщить нам программу этого дня, чтобы каждый знал, на что он может надеяться и чего ждать?

– К вашим услугам, мадемуазель! Через час мы пристанем к берегу Александрии.

– Мы «пристанем» – это такой оборот речи, не правда ли?

– Вовсе нет. Мы действительно там остановимся, чтобы запастись топливом. На это понадобится часа три. Там уже все приготовлено в ожидании нашего прибытия.

– Александрия! Какое счастье! Я так хочу посмотреть этот город. Можно будет сойти на берег?

– Увы, нет, мадемуазель! Я с сожалением должен констатировать, что вы пленница.

– О… А каков дальнейший маршрут?

– В полдень отбываем, к ночи – пустыня и Красное море. Пока вы будете спать, мы пролетим через Аравийский залив и Оманское море… – начал рассказывать Оливье.

– Хорошо-хорошо! – бесцеремонно перебила его Мюриэль. – Это важная часть программы, но какова другая?

– Другая?

– Да, другая часть, развлекательная. Нельзя же все время заниматься географией, не правда ли? Нужно и отдохнуть немного.

– Может быть, вы и правы, мисс Рютвен, – сказал Оливье, улыбаясь, – но…

– Значит, вы забыли про развлечения на своем аэроплане?

– Не буду отрицать – я совершенно не думал об этой стороне вопроса.

– Это удивительно! – произнесла Мюриэль с упреком и разочарованием.

– Позвольте вам напомнить, что на борту совсем не ожидалось такое многочисленное и прелестное общество.

– Что с того? Теперь у вас много гостей, и надо найти, чем их развлечь, – сказала мисс Рютвен. – Мы не можем целых шесть часов сидеть и смотреть друг на друга. Придумайте что-нибудь!

– Прежде всего, предлагаю вам полюбоваться видами, которые открываются внизу…

– О! Виды весьма приятные! Но можно устать от самых прекрасных вещей, когда получаешь их сверх меры. Один час на созерцание, а потом?

– Чтение.

– Книги! – воскликнула Мюриэль. – Слава богу, я уже вышла из пансиона! Чтение меня ужасает. Признаюсь по секрету, что отдала бы все книги в мире за один хороший вальс.

– Мисс Рютвен! – вмешалась леди Дункан. – Своей бесцеремонностью вы удивляете меня! Ведете себя как избалованный ребенок!

– Лорд Эртон, – продолжала Мюриэль, оставляя Оливье, чтобы напасть на своего соседа, – не можете ли вы что-нибудь придумать?

– Можно было бы, – отважился ответить лорд Эртон, – зарисовывать различные пейзажи, открывающиеся нашим глазам…

– Гм! Это не слишком весело. Проявите больше воображения!

– Можно декламировать стихи или что-нибудь рассказывать…

– Вот это уже лучше. Знаете что, лорд Эртон, вы споете нам какую-нибудь народную песню, а я обязуюсь станцевать народный танец, которого никто так не исполнит, как я, – могу сказать без хвастовства. Ну что же, вы согласны?

– Но я не умею петь! – растерянно промолвил несчастный человечек.

– Мы будем снисходительны.

– У меня совсем нет голоса!

– О, ужас! Как же вы говорите?

– И слуха!

– У всех есть слух.

– Мисс Рютвен, – протестовал лорд Эртон, – это все равно что предложить мне станцевать на канате…

– О, недурно придумано! Акробатические упражнения – это идея! – воскликнула Мюриэль с воодушевлением. – Лорд Эртон, вы уже показали свои умения на винте… А вы умеете во время бега удерживать на ладони в равновесии яйцо? Умеете кувыркаться? Ах, это так хорошо проделывал Боб! Стойте! Я позову его…

При этих словах молодая болтушка прикусила язычок и умолкла, покраснев до самых корней волос. Оливье Дерош посмотрел на нее осуждающе, хотя присутствующие, кажется не обратили внимания на ее слова. Опустив глаза в тарелку, девушка замолчала и просидела так до конца завтрака, к великому облегчению лорда Эртона и леди Дункан.

В это время корабль подлетал к материку, и, когда раздался крик: «Александрия!» – все поспешили выйти из-за стола.

На длинной полосе земли, которая простирается между Средиземным морем и древним озером Мареотис, показался старинный город. Утреннее солнце освещало его новые постройки и в стороне от них – знаменитые развалины: дворец вице-короля, мечеть, укрепления, арсенал. С картой в руке лорд Темпль, будучи довольно сведущим археологом, указывал своим спутникам место, где когда-то возвышались дворец, храм египетского бога Сераписа, знаменитая библиотека, музей, обширный ипподром, Помпейская галерея, обелиски Клеопатры, из которых один стоит теперь на площади Согласия, а другой – на туманном берегу Темзы.

С каждой минутой все более заметным становилось движение в городе, в двух его гаванях, на канале, который соединял этот город с Каиром и сливался с одним из рукавов Нила. Оливье оставил своих гостей и поспешил на капитанский мостик. Нужно было совершить важный маневр. Как-то выдержит «Галлия» спуск?

Корабль совершил посадку наилучшим образом. Винты замедлили силу вращения, «Галлия» несколько минут парила над водой, а потом стала медленно опускаться с легкими колебаниями из стороны в сторону. Но вот спуск пошел быстрее. Тогда по знаку капитана были выдвинуты эластичные опоры, и на конце каждой такой «ноги» появилось шарообразное утолщение.

Описав кривую линию, «Галлия» опустилась на воду. Двигатели были остановлены. Пассажиры радостными возгласами приветствовали последний толчок аэроплана, после чего огромная машина замерла на желтых водах Нила. Тотчас от берега отделилась лодка, доставив на «Галлию» длинную медную трубу, которая тянулась с берега прямо из резервуара с топливом. Ее соединили с топливными баками корабля, приготовили насосы для перекачки.

Издали аэроплан, должно быть, походил на громадный плот. Но любопытные не появлялись. Горожане не выражали никакого желания познакомиться с этим чудом техники. Молодой капитан очень этому радовался: кто мог поручиться, что вид такой необыкновенной машины не пробудил бы ярости среди невежественной толпы, полной предрассудков?

Насосы были приведены в действие. Оливье решил сойти на берег, чтобы самому убедиться, все ли хорошо у резервуаров с топливом. Он мог бы избавить себя от этого труда, но знал, что, дабы дело шло успешно, лучше контролировать все самому. Все, даже мельчайшие части машины, было плодом его собственного труда; он никогда не позволял кому-нибудь прикасаться к тому, что могло иметь жизненно важное значение для его творения. Нельзя было допустить, чтобы с аэропланом произошло что-нибудь непредвиденное.

– Как вы думаете, – спросил он Этель и леди Дункан, – не послать ли нам отсюда телеграмму больному, чтобы предупредить его о вашем прибытии?

Предложение было принято с благодарностью. Они вместе составили телеграмму, что еще больше сблизило Этель и Оливье… Затем француз оставил «Галлию» под надзором Петтибона, а сам направился в город. Этель попросила позволения тоже посетить город, но получила решительный отказ, а потому вынуждена была уступить, сказав на прощание:

– Месье Дерош, привезите по крайней мере какой-нибудь гостинец!

Оливье пообещал исполнить ее просьбу, если позволит время. Но сначала капитан должен был убедиться, все ли в исправности: в достаточном ли количестве запасено топливо, хорошего ли оно качества и как быстро опорожняются резервуары.

Результаты осмотра оказались вполне удовлетворительны; все меры были приняты, и хлопотать было не о чем.

Пока производилась перекачка топлива, Оливье решил отправиться на базар. Его экскурсия не принесла больших результатов: он привез несколько довольно грубо выполненных местных украшений, вызвавших, однако, восторг у Мюриэль, любившей всякие безделушки.

Каждой из дам молодой человек привез какой-нибудь сувенир: Этель с милой улыбкой приняла браслет с амулетом, который, вероятно, носила прежде какая-нибудь феллахская красавица, но она не торопилась надевать его на руку, как другие. Между тем баки уже были заполнены топливом, и наступило время взлета. Тяжелая медная труба была отсоединена от аэроплана. «Галлия» стала разводить пары. Скоро все двигатели заработали, и рев чудовища возвестил, что оно готово к взлету. Было отдано последнее приказание, и винты перешли в вертикальное положение, «ноги» сложились; тяжеловесный аппарат превратился в легкую птицу и, поднявшись в воздух, возобновил полет.

Был полдень. Несмотря на жаркое солнце, вся публика оставалась на палубе, никто не хотел пропустить зрелище, которое открывалось их взорам. Но вот Синайский полуостров остался позади; его высшая точка, Синай, исчезла, и при слепящем глаза солнце они увидели пустыню – унылую, голую, безграничную. Разморенные нестерпимым жаром, путешественники удалились в салон; даже мисс Рютвен, которой непременно хотелось увидеть место, где сомкнулись воды Красного моря, потопив фараона, – и та вынуждена была спрятаться в каюте, мучимая головной болью.

Все вокруг казалось серым. Глубокая тоска охватывала душу при виде этой выжженной солнцем земли. День тянулся ужасно медленно; государственный флаг был поднят в атмосфере всеобщей апатии; никто не притрагивался к пище. Временами раздавался окрик вахтенного.

В десять с половиной часов аэроплан попал в более умеренные широты, освежаемые морским течением, и только к ночи стало легче дышать. Все точно воскресли. Слово «Мокка», шутливо произнесенное Оливье, хотя они были еще далеко от этого города, вызвало общее оживление. Мисс Рютвен, привыкшая болтать без умолку, первая выразила желание попробовать кофе «мокка», названный так в честь вышеупомянутого города. И, точно по мановению волшебной палочки, по одному знаку капитана, который не утратил присущей ему живости, после обеда появился ароматный напиток.

Было одиннадцать часов вечера, но никто не хотел оставаться в душных каютах. Все решили подольше бодрствовать. Тогда Мюриэль, которая не оставила своей мысли о развлечениях, предложила придумать что-нибудь, чтобы убить медленно тянувшееся время.

– Каждый, – объявила она менторским тоном, – должен в меру своих способностей развлекать общество.

И, подавая всем пример, она станцевала обещанный народный танец; несчастный лорд Эртон был тоже вовлечен в этот танец под предлогом, что одна она танцевать не может. Проказница проделывала все характерные фигуры национального шотландского танца, подражая голосом звучанию волынки.

Все присутствующие были в восхищении от этого неожиданного спектакля и, воодушевленные, принялись, в свою очередь, кто петь, а кто рассказывать что-то. Веселье достигло высшей степени, когда миссис Петтибон, войдя во вкус, предложила мистеру Петтибону пропеть с ней одну негритянскую песню. К общему удивлению, Петтибон исполнил ее как настоящий артист, что возвысило его в глазах общества. Воистину, присмотревшись к человеку, всегда можно разглядеть нечто выделяющее его среди прочих!..

Так проходила ночь. В час сорок пять минут корабль пролетал над Баб-эль-Мандебским проливом. При свете луны все увидели вместо пустыни цветущие берега, покрытые пальмами и окаймленные морем. В четыре часа аэроплан оказался над Маскатом, а позже, оставив позади сушу, летел в продолжение нескольких часов над морем; солнце теперь припекало еще сильнее, ведь с каждым часом корабль приближался к экватору.

Снова все стали искать убежища от палящих лучей в своих каютах, снова начался такой же, как накануне, знойный день. Леди Дункан и мисс Этель близились к конечной цели своего путешествия. В шесть часов семнадцать минут в пределах видимости показался Коломбо на Цейлоне. Жадными взорами дамы вглядывались в даль с тревожно бьющимися сердцами. Взволнованный почти так же, как и они, Оливье в подзорную трубу старался разглядеть в этой неизвестной дали хоть что-нибудь. Вдруг он воскликнул:

– Вы видите судно?

Дрожащая леди Дункан стала смотреть в трубу, но слезы, застилавшие глаза, не позволяли ей ничего увидеть. Этель выхватила у нее подзорную трубу.

– Это «Аллигатор»! – вскрикнула она, бледнея. – Я различаю его название на борту. Ах!.. Мама, мама!.. Что это?.. В лодке!.. Смотрите, смотрите!..

– Это капитан! – вскрикнула леди Дункан. – Он машет платком!..

И, вне себя от счастья, она упала на руки дочери и Оливье Дероша.