Глава XVIII
Стена в парке

Когда доктор перенес тело миссис Драккер на кровать и накрыл простыней, мы спустились вниз, на первый этаж. Барстед тут же покинул нас, пообещав сержанту представить ему отчет патологоанатома в течение часа.

– С точки зрения науки, мы говорим о естественной смерти в результате сердечного приступа, который, в свою очередь, был вызван неким шоком, – начал рассуждать Вэнс, когда мы остались одни. – Но наша с вами непосредственная задача, понимаете ли, докопаться до сути, причины этого шока. Очевидно, что все связано со смертью Драккера. Но вот что именно тут произошло…

Внезапно, повинуясь какому-то импульсу, он резко повернулся и вошел в гостиную. Миссис Мензель сидела на том же самом месте, где он ее оставил, в ожидании чего-то ужасного. Вэнс подошел к ней и осторожно начал:

– Ваша хозяйка умерла этой ночью от сердечного приступа. И это даже хорошо, что она не пережила своего сына.

Женщина забормотала что-то по-немецки, потом набожно добавила уже на английском:

– Да-да, так лучше…

– Ее кончина наступила около десяти часов вечера, – продолжал Вэнс. – Вы в это время еще не спали, миссис Мензель?

– Я всю ночь не спала, – со страхом в голосе поведала кухарка.

Вэнс внимательно посмотрел на нее:

– Вы расскажете нам о том, что слышали этой ночью?

– Кто-то приходил сюда, в наш дом!

– Да, кто-то побывал здесь, причем вошел этот человек около десяти вечера через парадную дверь. Вы это слышали?

– Нет, но как только я прилегла на кровать, то до меня донеслись голоса. Они раздавались в комнате мистера Драккера.

– Что же тут такого странного – слышать голоса разговаривающих людей в десять вечера?

– Но это был не его голос! У него – высокий, а тот был низкий и грубый! – Женщина взглянула на сыщика с неподдельным страхом. – Другой голос принадлежал миссис Драккер, но она никогда не заходила в комнату мистера Драккера по вечерам.

– Как же вы все так хорошо расслышали при закрытой двери?

– Моя комната находится как раз над спальней мистера Драккера, – пояснила кухарка. – И я была сильно взволнована, учитывая все те события, которые произошли тут недавно. Поэтому я встала с кровати и стала слушать уже с лестницы.

– Я не могу вас ни в чем обвинять, – заметил Вэнс. – И что же вы услышали?

– Поначалу мне показалось, как будто хозяйка застонала или даже всхлипнула пару раз. Потом она начала хохотать, а мужчина почему-то сильно рассердился. Но очень скоро он и сам рассмеялся. После этого мне послышалось, что бедная леди начала молиться. Во всяком случае я слышала, как она постоянно повторяла: «Боже, боже мой, о боже!» Потом мужчина снова заговорил, но теперь уже тихо и спокойно… А уже через несколько минут мне почудилось, что хозяйка начала читать какое-то стихотворение…

– Вы узнали бы это стихотворение, если бы услышали его снова? Может быть, слова были такие:

– Да-да, именно так! Похоже, что именно это она и стала напевать! – И лицо кухарки снова исказилось от ужаса. – А мистер Драккер ведь свалился со стены вчера вечером…

– Может быть, вы слышали еще что-то, миссис Мензель?

Спокойный ровный тон Вэнса сбил кухарку, и она перестала связывать страшную смерть Драккера с детскими стишками.

Она медленно покачала головой:

– Нет, потом все стихло.

– А вы слышали, как кто-то выходил из комнаты мистера Драккера?

Миссис Мензель испуганно кивнула:

– Кто-то открывал и закрывал дверь, только очень тихо, и я услышала чьи-то шаги в коридоре. Потом заскрипели ступеньки лестницы, и вскоре захлопнулась входная дверь.

– Что же вы делали после этого?

– Я постояла и послушала еще некоторое время, потом вернулась в кровать. Но заснуть я, конечно, не смогла…

– Но теперь все уже позади, миссис Мензель, – успокоил ее Вэнс. – Вам уже нечего бояться. А теперь вам лучше пройти к себе в комнату. Когда вы нам понадобитесь, мы вас обязательно позовем.

Женщина нехотя удалилась.

– Ну, а теперь, – заявил Вэнс, – мы более или менее четко можем себе представить, что же тут случилось прошлой ночью. Убийца взял ключ у Драккера и зашел в дом через парадный вход. Он знал, что комната миссис Драккер находится в задней части дома, а потому надеялся, что его никто не потревожит и он спокойно довершит в спальне Драккера то, что задумал раньше, а потом так же незаметно покинет дом. Но миссис Драккер все же услышала его. Может быть, она продолжала опасаться того неизвестного, который убил двоих молодых людей, а потом подбросил ей в дом черного шахматного слона. Она боялась за своего сына, считала, что он тоже находится в опасности. Так или иначе, но она сразу же направилась в комнату Драккера. Дверь, скорее всего, оставалась приоткрытой, и женщина не только увидела непрошеного гостя, но еще и узнала его. Испугавшись и предчувствуя беду, она шагнула в комнату и осведомилась, что делает сей странный посетитель у ее сына, да еще в такое позднее время. Может быть, тот цинично заметил, что явился сюда затем, чтобы проинформировать ее о смерти сына. Вот как объясняется ее стон, а потом истеричный хохот. Но это было только вступление к пьесе. Пришелец планировал убийство, а потому у него был просчитан каждый шаг – в этом сомневаться не приходится. Он не мог позволить ей спокойно выйти из комнаты. Может быть, он наговорил ей много обидных слов – он стал сердиться, как выразилась кухарка. Он мучил, изводил несчастную женщину, может быть, в порыве ярости он высказал ей немало неприятного, на что она только односложно реагировала словами: «Боже, о боже мой!» Этот циник мог в подробностях поведать ей и о том, как он столкнул Драккера со стены. И наверняка упомянул Шалтая-Болтая. Скорее всего, так оно и было. Кто еще, если не мать убитого, выступит в роли благодарного слушателя? Но эти последние слова чувствительная женщина уже не могла постичь. В ужасе она повторяла безобидный с виду, но роковой для нее детский стишок. И вот сердце ее не выдержало. Она упала у кровати, чем освободила преступника от необходимости убивать ее. Увидев, что произошло, он спокойно выбрался из дома и так же тихо ушел.

Маркхэм все это время беспокойно ходил по комнате.

– Самое непонятное во всей этой истории, – подытожил он, – так это то, зачем сюда приходил убийца. Зачем ему понадобилось навещать комнату своей жертвы?

Вэнс задумчиво курил.

– Может быть, нам стоит расспросить об этом Арнессона. Не исключено, что он поможет нам раскрыть эту тайну.

– Что ж, очень может быть, – подхватил Хит; он сунул в рот сигару и добавил: – Здесь неподалеку есть несколько человек, которые могли бы нам кое-что разъяснить, и сделают они это в высшей степени профессионально.

Маркхэм остановился возле сержанта.

– Сначала нам нужно узнать от ваших сотрудников обо всех перемещениях интересующих нас лиц. Давайте сделаем так. Вы приведете их сюда, и мы их допросим прямо здесь. Кстати, сколько их у вас всего и где именно находились их посты наблюдения?

Сержант вытянулся в струнку, всегда готовый к действиям.

– Их трое, сэр, – отчеканил он, – не считая Гуилфойла. Эмери должен был следить за Парди, Сниткин стоял на пересечении Драйва с семьдесят пятой улицей и оттуда наблюдал за домом Дилларов. Хеннесси – тоже на семьдесят пятой, но ближе к Вест-Энд-авеню. Сейчас они все ждут дальнейших указаний. Я мигом приведу их сюда.

Он вышел через парадную дверь, но уже через пять минут вернулся вместе с тремя детективами. Я узнал их всех, потому что каждый из них в свое время помогал в расследовании дел, которыми занимался Вэнс. Первым допросили Сниткина, поскольку он должен был обладать наиболее точной информацией относительно вчерашних происшествий. И вот что мы узнали из его показаний.

В половине седьмого вечера Парди вышел из дома и направился к Дилларам.

В половине девятого Белль Диллар в вечернем наряде села в такси и уехала в направлении Вест-Энд-авеню. (Арнессон вышел из дома вместе с ней и помог ей сесть в такси, но сам сразу же после этого вернулся в дом.)

В четверть десятого профессор Диллар и Драккер вышли из дома Дилларов и направились в сторону Риверсайд-Драйв. Они пересекли его в районе 74-й улицы и пошли по тропе для верховой езды.

В половине десятого Парди вышел из дома Дилларов и тоже направился в сторону парка.

Сразу после десяти часов профессор Диллар вернулся домой один, при этом он пересек Драйв опять в том же месте, у 74-й улицы.

В двадцать минут одиннадцатого Парди вернулся домой той же дорогой, по которой шел раньше.

Белль Диллар привезли домой в лимузине в половине первого. В машине находилось еще несколько молодых людей.

Следующим допросили Хеннесси, но его показания лишь продублировали данные, полученные от Сниткина. Кроме того, он добавил, что со стороны Вест-Энд-авеню к дому никто не подходил и вообще ничего странного не происходило.

Затем Маркхэм переключил все свое внимание на Эмери. Тот доложил, что, в соответствии со словами Сантоса, которого он сменил в шесть часов, Парди провел первую половину дня в Манхэттенском шахматном клубе и вернулся домой в четыре часа.

– Потом, как уже говорили Сниткин и Хеннесси, – продолжал Эмери, – он отправился к Дилларам в половине седьмого и оставался там до половины десятого. Затем вышел из дому, добрался по Драйву до семьдесят девятой улицы, прогулялся по верхней части парка, обогнул большую клумбу, миновал скалы, поднялся к яхт-клубу…

– Он ходил по той тропе, где был застрелен Спригг? – поинтересовался Вэнс.

– Скорее всего. Там другой дороги просто нет.

– И как далеко он зашел?

– Дело в том, что он остановился как раз в том месте, где погиб Спригг. Потом он тем же путем отправился назад и свернул на игровую площадку в южной части семьдесят девятой улицы. Он медленно шел под кронами деревьев по тропе для верховой езды. И, когда проходил мимо стены под фонтанчиками с питьевой водой, встретился со стариком профессором и горбуном, которые, прислонившись к выступу стены, о чем-то мило беседовали…

– Вы хотите сказать, что он встретил профессора Диллара и Драккера именно в том самом месте, где Драккер свалился со стены? – с надеждой в голосе спросил Маркхэм и весь подался вперед.

– Да, сэр. Парди остановился, чтобы выразить им свое почтение, а я, как и полагается, пошел себе дальше. Когда я проходил мимо них, то услышал, как горбун сказал: «А что это вы сегодня вечером не играете в шахматы?» Мне показалось, что он специально поддел Парди за то, что тот остановился возле них, намекая на то, что его обществу тут не рады и, дескать, шел бы он отсюда поскорее. Ну, а я замешкался у стены, но потом мне все равно пришлось медленно брести дальше. Так я добрался до семьдесят четвертой улицы, где можно было спрятаться в деревьях…

– Так насколько хорошо вы видели Парди и Драккера, когда добрались до семьдесят четвертой улицы? – перебил рассказчика Маркхэм.

– Сэр, честно говоря, мне их оттуда вообще не было видно. Поднялся туман, а в том месте в парке фонарей нет. Но я подумал, что Парди в любом случае вскоре должен будет оказаться рядом со мной, а потому принялся поджидать его.

– В это время, наверное, было уже больше десяти.

– Четверть одиннадцатого, сэр, если быть точным.

– Там еще кто-нибудь ходил по дорожкам?

– Я никого не видел. Наверное, туман разогнал их всех по домам, вечерок выдался совсем не теплый. И вот как раз потому, что я не мог смешаться с гуляющими, мне и пришлось уйти так далеко вперед. Парди не дурак, и я заметил, как он пару раз подозрительно поглядывал на меня, словно почувствовал за собой хвост.

– И когда же вы снова увидели его?

Эмери нервно переступил с ноги на ногу.

– Вчера мне просто здорово не повезло, – признался он и грустно усмехнулся. – Наверное, Парди пошел назад той же дорогой, и я увидел его уже на углу семьдесят пятой, когда он подходил к своему дому.

– Но, – вступил в разговор Вэнс, – если вы простояли до четверти одиннадцатого у входа в парк на семьдесят четвертой улице, вы должны были заметить, как мимо вас прошел профессор Диллар. Он вернулся домой этим маршрутом около десяти часов.

– Да, конечно. Я ждал Парди минут двадцать, потом прошел профессор, он был один, перешел Драйв и отправился домой. Я, естественно, решил, что Парди и горбун до сих пор разговаривают, – вот почему я не стал волноваться, а упорно продолжал ждать.

– Тогда, если я все правильно понял, через пятнадцать минут после появления профессора в полном одиночестве вы увидели, как Парди идет по Драйву домой, но только в противоположном направлении.

– Все точно, сэр. И после этого, разумеется, я занял свой пост на семьдесят пятой улице.

– Вы понимаете, Эмери, – мрачно произнес Маркхэм, – что, пока вы спокойно ждали на семьдесят четвертой улице, Драккер как раз и упал со стены.

– Да, сэр. Но вы же не станете винить меня в этом, правда? Следить за человеком в туман, на открытой местности, да еще когда вокруг нет ни души – дело отнюдь не простое. Вряд ли при таких обстоятельствах я смог бы остаться незамеченным.

– Я понимаю все ваши сложности, – кивнул прокурор, – и я, конечно, не виню вас ни в чем.

Сержант отпустил детективов. Было очевидно, что их отчеты расстроили его.

– Чем дальше мы продвигаемся, тем сложнее становятся загадки, – пожаловался он.

– Не унывайте, сержант, – подбодрил его Вэнс, – не позволяйте мрачному настроению брать верх. Когда мы услышим рассказ профессора и Парди о том, что же происходило в то время, пока Эмери караулил их на семьдесят четвертой улице, возможно, какой-то свет на наши тайны и прольется.

Когда он говорил, в коридоре появилась Белль Диллар. Увидев нас, она сразу же подошла ближе.

– А где леди Мэй? – взволнованным голосом осведомилась она. – Я заходила сюда час назад, но Грета сказала, будто она куда-то вышла. А у себя ее почему-то нет.

Вэнс поднялся со своего места и предложил девушке присесть:

– Миссис Драккер умерла этой ночью от сердечного приступа. А когда вы приходили утром, миссис Мензель испугалась, что вы сами подниметесь наверх, вот и обманула вас.

Девушка сидела молча, но на глаза ее навернулись слезы.

– Наверное, она узнала о страшной судьбе Адольфа.

– Возможно. Но нам еще не до конца ясно, что же произошло этой ночью. Доктор Барстед полагает, что миссис Драккер умерла около десяти часов.

– Почти в одно время с Адольфом, – пробормотала Белль. – Как это все ужасно… Пайн рассказал мне о случившемся утром, когда я спустилась позавтракать, и я сразу отправилась к леди Мэй. Но Грета сказала, что ее нет, а я и не знала, что мне делать дальше. Все же смерть Адольфа какая-то странная. Вы так не считаете?..

– Что вы имеете в виду, мисс Диллар? – Вэнс стоял у окна, украдкой поглядывая на девушку.

– Сама не знаю. Дело в том, что только вчера днем леди Мэй говорила мне про Адольфа и стену…

– Неужели? – безразличным тоном осведомился Вэнс, но я понимал, как он весь напрягся в эту минуту.

– Я собиралась на теннисный корт, – продолжала девушка, – и леди Мэй решила прогуляться со мной. Мы шли по тропе для верховой езды – она часто там бывала, подсматривала за Адольфом, когда тот играл с ребятишками. Вот и на этот раз целая группа детей обступила его, и они о чем-то весело щебетали. Детишки считали его за своего. Он принес игрушечный аэроплан и показывал им, как он летает. Леди Мэй гордилась своим сыном, ее глаза так и сверкали. А потом она мне сказала: «Они совсем не боятся его, Белль, хотя он горбун. Они называют его Шалтай-Болтай. Он как будто их старый добрый друг из сказки. Бедный мой Шалтай-Болтай! Ведь это я во всем виновата, это я уронила его, когда он был маленьким…» – Тут девушка не смогла сдержать слез, и ей пришлось промокнуть их платком.

Она помолчала и, немного успокоившись, продолжила свой рассказ:

– Ну так вот. Она прислонилась к стене, а потом вдруг вздрогнула и отошла на шаг назад. Я ее тогда еще спросила, мол, что случилось, а она и говорит: «Представь себе, Белль, только вообрази, что Адольф когда-нибудь свалился бы с такой вот стены – прямо как самый настоящий Шалтай-Болтай!» Я сама сначала перепугалась, а потом улыбнулась и сказала ей, что все это ерунда. Но она покачала головой и добавила: «Я не такая глупая, как ты считаешь. Птенца убили стрелой из лука, а потом Спригга застрелили из пистолета маленького калибра. И все это происходит у нас, в Нью-Йорке!» – Девушка в ужасе раскрыла глаза и прошептала: – И это все же случилось. Именно так, как она и предсказывала!

– Да, это случилось, – отозвался Вэнс. – Но никакой мистики здесь нет. Просто у нее было больное воображение. Тем более что две первые смерти никак не выходили у нее из головы. Неудивительно, что она сравнивала судьбу сына с той, что постигла сказочного персонажа, ведь именно такое прозвище дали ему дети. А то, что он именно так умер, – простое совпадение, поверьте мне…

Он замолчал и затянулся сигаретным дымом.

– Скажите-ка, мисс Диллар, – как бы между прочим заметил он, – а вы сами вчера никому не пересказывали вашего разговора с миссис Драккер?

Она удивленно посмотрела на него, прежде чем ответить:

– Разве только за обедом. У меня весь день эта беседа из головы не выходила, я должна была хоть с кем-то поделиться.

– И какие были комментарии?

– Дядюшка сказал, что мне не стоит проводить так много времени в обществе леди Мэй. Конечно, ситуация с ее сыном была печальной, но мне не следовало так уж сильно расстраиваться. Мистер Парди тогда полностью с ним согласился. Он очень сочувствовал леди Мэй и даже спрашивал, не может ли он сам ей как-нибудь помочь.

– А мистер Арнессон?

– Ну, Сигурд вообще близко к сердцу никогда ничего не принимает. Иногда я готова порвать его на куски за это. Он просто посмеялся, как будто я рассказала смешную историю. А потом еще так ехидно добавил: «Было бы чертовски обидно, если бы Адольф грохнулся до того, как закончит свою работу над квантовой теорией».

– А мистер Арнессон сейчас дома? – поинтересовался Вэнс. – Нужно поговорить с ним о том, какие распоряжения необходимо сделать в доме Драккеров для организации похорон.

– Он сегодня рано ушел в университет, но скоро должен вернуться. Он позаботится обо всем сам, я уверена. Мы были единственными друзьями Адольфа и леди Мэй. А я пока что помогу Грете навести порядок в доме.

Через пару минут мы оставили ее, а сами отправились к профессору Диллару, чтобы задать ему несколько вопросов.