Глава XII
Ночной визит

Прогнозы Маркхэма оправдались следующим утром. Кроме «Уорлда», о сенсации написало еще несколько центральных городских газет. Оказывается, в их редакции также поступили записки, похожие на ту, что предъявил нам Куинан. Эффект был потрясающим. Весь город дрожал от страха, и хотя кое-кто пытался объяснить происходящее розыгрышем или простым совпадением, в целом общество не сомневалось в том, что в Нью-Йорке неуловимый маньяк ищет новые жертвы.

Журналисты наседали на Маркхэма и Хита, но те отвечали на все вопросы односложно, ни в коем случае не намекая на то, что дело связано с домом Дилларов. Не было сказано ни слова и об исчезнувшем револьвере. В итоге публику удалось немного успокоить. Что касается Сперлинга, то журналистами было высказано предположение о том, что юноша явился лишь несчастной жертвой обстоятельств.

В день смерти Спригга Маркхэм провел пресс-конференцию в клубе «Стивесант», где присутствовали многие детективы города. Вэнс подчеркнул, что верит в то, что разгадка кроется либо в самом доме Дилларов, либо где-то поблизости от этого особняка.

– В настоящий момент мы тесно сотрудничаем со всеми свидетелями, которые знали жертв, и в дальнейшем сконцентрируем свое внимание именно на них, – закончил он свою речь.

– Вот только никто из этих господ, которых вы только что описали, не напоминает мне кровожадного маньяка, – заметил инспектор Моран.

– А убийца и не маньяк в привычном понимании этого слова, – парировал Вэнс. – Возможно, во всем остальном он вполне нормален. Его мозг, наверное, даже идеален во всех других отношениях, кроме этого самого отклонения.

– Но может ли шутник, наделенный таким извращенным умом, действовать безо всякого мотива? – поинтересовался инспектор.

– Мотив у него как раз имеется, и на этот раз он приобрел форму какого-то сатанинского юмора.

Беседа продолжалась недолго, и в результате было решено передать письма Епископа специалистам, чтобы те определили место нахождения пишущей машинки, которой пользовался злодей. Следовало также отыскать людей, имевших привычку прогуливаться по парку в утренние часы и, следовательно, являвшихся возможными свидетелями трагедии. Стоило допросить и почтового работника, занимающегося выемкой писем, чтобы выяснить, в какой из ящиков убийца бросал свои послания городским газетам и журналам.

Моран предложил поставить охрану в районе места преступления, чтобы фиксировать все необычные происшествия в этом районе. Полиция должна была работать вместе с прокуратурой рука об руку. Главными в этой операции, по негласному соглашению, стали Маркхэм и Хит.

Морану и О’Брайену Маркхэм пояснил:

– Я уже опросил всех в домах Диллара и Драккера по поводу убийства Робина. Что касается дела Спригга, я имел беседу о нем с профессором и Арнессоном. Завтра я нанесу визит Парди и Драккерам.

На следующий день, около десяти утра, Маркхэм и Хит встретились с Вэнсом.

– Это не может так дольше продолжаться, – возмутился прокурор после короткого приветствия. – Если кто-то знает хоть что-нибудь, я выбью из него правду. Я закручу гайки до предела – и наплевать мне на последствия!

– Да, прижмите их получше, – согласился Вэнс. – Сомневаюсь, правда, что это поможет делу. Обычный допрос ключа к головоломке не даст. Впрочем, я уже позвонил Барстеду, он разрешил нам побеседовать с миссис Драккер сегодня утром. Но я предпочел бы сначала встретиться с самим доктором: мне хочется узнать немного больше о болезни мистера Драккера. Горбунами, видите, ли, как правило, от простого падения и ушиба не становятся.

Мы тотчас отправились домой к доктору, и он сразу нас принял. Вэнс тут же перешел к делу:

– У нас есть некоторые причины полагать, доктор, что миссис Драккер и ее сын, возможно, косвенным образом связаны с убийством мистера Робина, произошедшим в доме Диллара. И прежде чем мы зададим им обоим несколько вопросов, нам хотелось бы услышать от вас кое-что о той ситуации, с которой нам придется столкнуться. Ну, в рамках того, разумеется, что вам позволит профессиональная врачебная этика.

– Вы не могли бы выразиться поточнее? – равнодушно отозвался Барстед.

– Мне рассказывали, – продолжал Вэнс, – что миссис Драккер считает себя виноватой в кифозе своего сына. Но, если я правильно понимаю, такие изменения в теле не могут произойти от физического падения.

Доктор кивнул:

– Совершенно верно. Не буду вдаваться в тонкости, скажу только, что недуг мистера Драккера является следствием туберкулеза позвоночника, встречающегося, в основном, у детей. Нередко это случается уже при рождении. Ушиб, конечно, может спровоцировать более раннее развитие болезни, так же, как и некоторые инфекции. Но было бы неверно считать, что только падение ребенка могло вызвать такую болезнь. Повторю, горб Драккера возник исключительно из-за туберкулеза позвонков. У него не наблюдается сколиоза, зато есть все признаки остита.

– Вы, разумеется, объясняли это миссис Драккер.

– И не раз. Но все безуспешно. Ее мучает чувство вины. Она считает, что ребенок пострадал из-за нее. Синдром мученицы. Миссис Драккер искренне верит в это, а потому посвятила последние сорок лет своему сыну, полностью пожертвовав собственной жизнью.

– И до какой степени распространяется ее психоневроз? – поинтересовался Вэнс.

– Трудно сказать, но этот вопрос я в любом случае не стал бы обсуждать с вами. Могу сказать одно: безусловно, она психически нездорова, и у нее искажен приоритет ценностей. Иногда дело доходило до галлюцинаций, но это я вам сообщаю строго конфиденциально! Благополучие сына стоит для нее на первом месте. Нет ничего на всем белом свете, чего она не сделала бы ради него.

– Мы ценим вашу откровенность, доктор… А не было бы логичным предположить, что ее вчерашнее состояние как раз и возникло из-за ее опасений, связанных с благополучием сына?

– Вне всяких сомнений. У нее нет ни единой мысли, ни единой эмоции, не связанной с ним. Но был ли ее нервный срыв следствием настоящего страха или вымышленного, я сказать не могу. Слишком долго она живет на границе между реальностью и фантазиями.

Повисла пауза, потом Вэнс осведомился:

– А что касается самого Драккера, можно быть уверенным в том, что он полностью отдает себе отчет в своих действиях и поступках?

– Так как он является моим пациентом, – холодно ответил Барстед, – и так как я не стал предпринимать никаких мер, чтобы изолировать его от общества, я считаю ваш вопрос бестактным.

Маркхэм подался вперед и строго заявил:

– У нас нет времени на пустую болтовню, доктор. Мы расследуем серию жестоких убийств. Мистер Драккер также имеет к ним некоторое отношение. Правда, какое именно, мы пока не выяснили, но мы обязаны сделать это.

Первым желанием доктора было возразить Маркхэму, но он вовремя взял себя в руки, и, когда заговорил, голос его звучал все так же спокойно и почти равнодушно:

– У меня вовсе нет причин, сэр, скрывать от вас какую-либо информацию. Видимо, я просто неверно истолковал вопрос этого джентльмена. – Он мельком взглянул на Вэнса. – Разумеется, при заболевании мистера Драккера следует учитывать и его удивительно развитый мозг. Все умственные процессы у него как бы обращены внутрь самого себя. Порой в подобных случаях у больных происходят небольшие отклонения в поведении, но у мистера Драккера я ничего подобного не наблюдал. Он, конечно, легко возбудим, склонен к истерикам. Но психокинез вообще свойствен людям с его заболеванием.

– А как он развлекается? Как восстанавливает свои душевные и физические силы? – поинтересовался Вэнс.

Доктор задумался на несколько секунд, а потом пояснил:

– Я бы сказал, что его интересуют детские забавы. У инвалидов такое встречается довольно часто. Это своеобразная реализация несбывшихся мечтаний и желаний, которые бывают у каждого человека в детстве. Но у Драккера оно получилось другим, и вот теперь он хватается за любую возможность, чтобы хотя бы по кусочкам вернуть себе упущенное и почувствовать себя ребенком.

– А как реагирует миссис Драккер на его желание играть в детские игры?

– Она поощряет его. Я часто видел, как она наблюдает за Адольфом из-за ограды, когда тот играет на детской площадке в парке Риверсайд. Миссис Драккер всегда великолепно справляется с ролью хозяйки дома, когда ее сын устраивает у себя праздники и чаепития для местных ребятишек…

Через несколько минут мы покинули дом Барстеда и отправились дальше. Уже сидя в машине, Хит, молчавший до сих пор, резко выпрямился и шумно выдохнул.

– Вы что-нибудь поняли насчет этих детских игр? – ледяным тоном произнес он. – Господи боже мой, мистер Вэнс! Во что же все это выльется?..

Когда мы позвонили в дом Драккеров, нам отворила полная немка. Стеной возвышаясь в дверном проеме, она безапелляционно заявила, что мистер Драккер очень занят и принимать никого не будет.

– А вы ему передайте, – подсказал Вэнс, – что с ним немедленно желает побеседовать окружной прокурор.

Эти слова произвели на женщину весьма странный эффект: она закрыла лицо руками, а ее громадная грудь стала тревожно вздыматься. Резко взбежав вверх по лестнице, немка исчезла в глубине дома, но очень скоро вернулась и сообщила, что мистер Драккер готов принять нас в своем кабинете.

Когда мы проходили мимо кухарки, Вэнс, впившись в нее устрашающим взглядом, произнес:

– В котором часу мистер Драккер встал вчера утром?

– Я… я н-не з-знаю, – запинаясь, проговорила перепуганная женщина. – То есть… знаю. В девять, как обычно.

Вэнс кивнул, и мы двинулись дальше.

Драккер стоял у большого стола, заваленного книгами и рукописями. Он кивнул нам, но присесть почему-то не предложил.

– Мистер Драккер, – начал Вэнс, – мы не хотим доставлять вам неудобства, однако нам стало известно, что вы некоторым образом были знакомы с мистером Джоном Сприггом, которого застрелили вчера утром. Не могли бы вы сказать нам, по какой причине его могли убить?

Драккер собрался с духом, и, хотя он старался казаться спокойным, голос его немного дрожал, когда он заговорил:

– Я действительно знал мистера Спригга. Но, что касается его смерти, я и предположить не могу…

– Под его телом обнаружили записку с формулой тензора Райманна-Кристоффеля. Вы упоминаете ее в своей книге о конечности физического пространства.

Вэнс придвинул к себе листок бумаги, словно намереваясь изучить его содержание, но Драккер, похоже, даже не заметил этого.

– Ничего не понимаю, – искренне признался он. – Можно мне взглянуть на эту запись?

Маркхэм представил ему вещественное доказательство. Внимательно изучив записку, Драккер прищурил глаза и злобно заговорил:

– А у Арнессона вы еще об этом не спрашивали? Это же он затеял спор со Сприггом по поводу тензора, еще на прошлой неделе.

– Да-да, – спокойно отозвался Вэнс. – Мистер Арнессон помнит об этой беседе, но только и он толком ничего пояснить не сумел. Вот мы и подумали, что, может быть, вы сможете нам помочь… Но, впрочем, нас к вам сюда привела не формула тензора. Мы имеем все основания полагать, что смерть Спригга связана с убийством Робина…

Драккер ухватился руками за край стола и подался вперед, глаза его гневно засверкали.

– Связана? Спригг и Робин? Неужели вы поверили в эту газетную чушь?.. Это же сплошная ложь! Ерунда! Нет у них никаких доказательств, говорю вам, нет ни единого! Неужели весь мир сошел с ума? – Он раскачивался взад-вперед и колотил по столу так, что с него все разлеталось в разные стороны.

– А вы не знакомы с Епископом, мистер Драккер?

Горбун замер и уставился на Вэнса:

– И вы тоже спятили! Нет никакого Епископа, не было никакого Робина и Спригга. Вы, взрослые умные люди, пытаетесь запугать меня – МАТЕМАТИКА – детскими стишками!.. – Он истерично захохотал.

Вэнс осторожно взял его под руку и усадил в кресло. Постепенно смех прекратился, и Драккер лишь устало отмахнулся от нас:

– Конечно, мне жаль, что Робина и Спригга убили. Но обращать внимание стоит только на детей… Вы, скорее всего, отыщете убийцу. А если нет, возможно, я сам постараюсь вам помочь. Только не позволяйте воображению уводить вас в сторону. Идите за фактами… Только за фактами…

Было видно, что он утомлен внезапным приступом, и мы тихо покинули его комнату.

– А ведь он чертовски напуган, Маркхэм, – заметил Вэнс, когда мы очутились в коридоре. – Хотелось бы мне знать, что скрывается в его извращенном гениальном уме.

Постучавшись, мы вошли в комнату миссис Драккер. Мертвенно бледная, она лежала на шезлонге у окна.

– А я ведь знала, что вы еще придете ко мне. Я знала, что ваши пытки еще не прекратились.

– Никто не собирался вас пытать, миссис Драккер, – тихо ответил Вэнс. – Нам просто нужна ваша помощь.

– Если бы я только могла вам помочь! Но поделать ничего уже нельзя…

– Расскажите нам, что вы видели из своего окна в день смерти мистера Робина, – осторожно начал Вэнс.

– Нет-нет! Я ничего не видела. Я даже близко к окну в тот день не подходила. Вы можете убить меня, но моими предсмертными словами будут «нет, нет и нет».

Вэнс не стал больше настаивать и сменил тему.

– Бидл сказала нам, – продолжал он, – что вы рано просыпаетесь и частенько прогуливаетесь по саду.

– Да, это так, – с облегчением призналась пожилая женщина. – Я плохо сплю по утрам, часто просыпаюсь из-за боли в спине и чувствую, что пора размять мышцы. Тогда я встаю и иду прогуляться, если, конечно, погода позволяет.

– Бидл видела вас вчера утром.

Женщина неопределенно кивнула в ответ.

– И профессор Диллар был вместе с вами.

– Да, он иногда присоединяется ко мне. Он жалеет меня и восхищается Адольфом. Он считает его гением, да так оно и есть. Если бы только не его болезнь… Но я сама виновата, я уронила его, когда он был маленьким…

– О чем же вы разговаривали с профессором?

– Об Адольфе, конечно.

– А не видели ли вы кого-нибудь еще в саду?

– Нет! Но там ведь кто-то был, да? Тот, кто не хотел, чтобы я его заметила. Да! Там кто-то прятался, и они подумали, что я их заметила… – Она закрыла лицо руками. – Но это был не Адольф, не мой мальчик. Слава богу, что он тогда спал.

– За что вы благодарите Бога? – осторожно поинтересовался Вэнс.

– А вы разве не помните? Тот человек, который застрелил Джонни Спригга из своего пистолета, тот самый, что стрелой подстрелил Птенца-Робина. Это же все ужасная игра, и поэтому мне становится страшно. А вдруг он подумает, что я какая-нибудь героиня из «Песенок Матушки Гусыни»?

– Успокойтесь, миссис Драккер…

– Как же я могу успокоиться, когда я чувствую, что над нашим домом нависло какое-то проклятие!

– Какое проклятие? Почему это пришло вам в голову? Откуда такие мысли?

– Потому что… – она задрожала всем телом, – потому что убийца приходил сюда этой ночью.

У меня по спине пробежал холодок, но Вэнс оставался невозмутим:

– А как вы догадались, что он был здесь? Вы его видели?

– Нет, но он пытался проникнуть ко мне в комнату. Я лежала на кровати, когда каминные часы пробили полночь. Затем я услышала, как заскрипел замок входной двери. Затем кто-то подошел к моей спальне, и я увидела – там у меня ночник на столике – как поворачивается ручка двери, но я ее заперла. С тех пор как умер Робин, я стала запираться каждую ночь, – пояснила она. – Итак, – продолжала женщина, – я увидела, как поворачивается ручка, и закричала. Я опасалась за жизнь Адольфа. Громким криком я, видимо, спугнула преступника: вскоре на лестнице раздались поспешные шаги, затем дверь открылась и снова захлопнулась. А уж потом наступила тишина. Я долго лежала, боясь пошевелиться. Немного погодя я все же поднялась, потому что понимала, что мне все равно придется открыть эту дверь… – Она, содрогаясь, вспоминала эту страшную ночь. – Я отперла дверь, и, когда распахнула ее, на пол с ручки упал какой-то маленький предмет. В коридоре ночью тоже горит лампочка, и я посмотрела вниз.

Женщина замолчала; казалось, от ужаса она лишилась дара речи.

– И что же лежало на полу, миссис Драккер?

Женщина с трудом поднялась и подошла к тумбочке. Порывшись в ее содержимом, она выбрала одну вещицу и поднесла ее нам на раскрытой ладони. Это была шахматная фигура, казавшаяся необычайно темной на фоне ее бледной руки. Фигурой оказался черный слон.