Глава XI
Похищенный револьвер

– Присаживайтесь, Пайн, – произнес Вэнс тоном, не допускающим возражений. – Мы получили разрешение у профессора Диллара допросить вас и хотим услышать ответы на все наши вопросы.

– Разумеется, сэр, – ответил тот. – Я уверен, что профессор Диллар не намерен скрывать от вас никакой информации.

– Вои и чудесно. – И Вэнс лениво развалился в кресле. – Что ж, начнем… В котором часу сегодня подавали завтрак?

– Как всегда, в половине девятого, сэр.

– Присутствовали все члены семьи?

– О да, сэр.

– Кто созывает всех к столу? И во сколько?

– Это делаю я, в половине восьмого. Я стучусь в дверь…

– И ждете ответа?

– Совершенно верно, сэр, каждый раз.

– А теперь вспомните, Пайн, все ли члены семьи профессора ответили на ваш стук в то утро?

Слуга, едва склонив голову, четко произнес:

– Да, сэр.

– И никто из них не опоздал к завтраку?

– Все, как обычно, явились вовремя.

– Кто-нибудь выходил на улицу или возвращался домой в то утро еще до начала завтрака? – спросил Вэнс, подавшись вперед и стряхнув пепел за решетку камина.

Вопрос прозвучал невинно, но я успел отметить, как дрогнули веки старого дворецкого.

– Нет, сэр.

– Но даже если вы никого не видели, – настаивал Вэнс, – возможно ли, чтобы кто-то из домашних вышел на улицу и вернулся без вашего ведома?

Впервые за все время допроса Пайн замешкался, словно ему не хотелось сейчас говорить.

– Понимаете, сэр, – замялся он, – в то утро любой мог бы воспользоваться парадным входом так, что я бы об этом не узнал, потому что сам я накрывал на стол в столовой. Более того, кто угодно мог бы пройти и через дверь стрелкового клуба в подвале, так как моя дочь, как правило, закрывает дверь в кухню, когда готовит завтрак.

Вэнс, пребывая в задумчивости, затянулся сигаретным дымом, затем как бы невзначай поинтересовался:

– А у кого-нибудь в доме есть револьвер?

Дворецкий широко раскрыл глаза.

– Мне… мне это не известно, – запинаясь, ответил он.

– Вы что-нибудь слышали о Епископе, Пайн?

– Нет-нет, сэр! – Он побледнел. – Вы имеете в виду того самого человека, который рассылал свои письма по газетам?

– Я имел в виду обыкновенного епископа, – небрежно отозвался Вэнс. – Теперь скажите мне вот что: слышали ли вы что-нибудь о том человеке, которого убили этим утром в парке Риверсайд?

– Да, сэр. Мне успел поведать об этом сосед-дворник.

– Вы были знакомы с юным мистером Сприггом, не так ли?

– Я видел его пару раз у нас в доме, сэр.

– Недавно?

– На прошлой неделе, сэр. Если не ошибаюсь, в четверг.

– Кто еще приходил сюда в тот день?

Пайн нахмурился так, словно силился что-то вспомнить.

– Мистер Драккер, сэр, – наконец, промолвил он. – И, кажется, мистер Парди – они все вместе расположились у мистера Арнессона и допоздна дискутировали там.

– У мистера Арнессона, говорите? Он часто принимает гостей именно у себя в комнате?

– Нет, сэр, – покачал головой Пайн и тут же пояснил: – но в библиотеке тогда работал профессор, а в гостиной расположились мисс Диллар и миссис Драккер.

Некоторое время Вэнс молчал.

– Пожалуй, это все, – наконец, проговорил он. – Прошу вас, пришлите ко мне Бидл.

Женщина тут же явилась и молча встала перед нами. По всему было видно, что настроена она довольно агрессивно. Вэнс задавал ей те же вопросы, что и Пайну. Она отвечала односложно, и ничего нового мы от нее, собственно, не узнали. Но в самом конце разговора Вэнс поинтересовался, не выглядывала ли она, случайно, в то утро из кухонного окна еще перед началом завтрака.

– Пару раз я действительно посмотрела на улицу, – надменно ответила женщина. – Не вижу в этом ничего странного или предосудительного.

– Не заметили ли вы кого-нибудь на стрельбище или заднем дворе?

– Нет, только профессора и миссис Драккер.

– Может, кого-то не знакомого вам? – Вэнс постарался сделать все, чтобы голос его не прозвучал взволнованно, будто бы тот факт, что Бидл видела на заднем дворе профессора и миссис Драккер, вовсе не заинтересовал его.

– Нет, – коротко ответила женщина.

– А в котором часу вы видели профессора и миссис Драккер?

– Наверное, в восемь.

– Они разговаривали между собой?

– Да, – кивнула женщина и тут же поправилась: – вернее, они прогуливались взад-вперед возле вала.

– А это входит в их привычки – вот так прохаживаться по двору перед завтраком?

– Миссис Драккер часто рано встает и гуляет между клумб. И я полагаю, что профессор имеет полное право прохаживаться по своему собственному двору в любое время, когда ему заблагорассудится.

– Его права в данном случае мы не ставим под сомнение, Бидл, – осторожно пояснил Вэнс. – Я просто поинтересовался, входило ли в его привычки пользоваться таким правом в столь ранние часы?

– Ну, во всяком случае в то утро он так и сделал.

Вэнс отпустил женщину и, поднимаясь со своего места, направился к окну. Он был явно озадачен, а потому несколько минут простоял молча, глядя вниз на улицу, проходившую у реки.

– Ну и ну, – пробормотал он, – впрочем, денек-то неплохой. Можно начать его с общения с природой. Птички в небе, жучки в траве – все так прекрасно в этом мире и вместе с тем ужасно.

Маркхэм полностью разделял смущение Вэнса.

– Ну, и как вы все это расцениваете? – поинтересовался он. – По-моему, все то, что поведала нам Бидл, можно попросту проигнорировать.

– Все дело в том, Маркхэм, что в данной ситуации мы не имеем права игнорировать ни единой мелочи, ни самого незначительного факта, – не поворачиваясь, отозвался Вэнс. – Правда, я признаю, что на данный момент откровения Бидл действительно бессмысленны. Мы узнали только то, что двое актеров из нашей мелодрамы поднялись достаточно рано и вышли погулять в то самое утро, когда Спригга кто-то отправил к праотцам. Рандеву перед трапезой профессора и миссис Драккер, конечно, могло оказаться вашим излюбленным совпадением. Хотя не исключено и то, что наш профессор несколько сентиментален в отношении данной дамы… Думаю, надо будет тактично спросить его об этом утреннем свидании.

Неожиданно он припал к стеклу.

– А вот и Арнессон! Похоже, он взволнован.

Через несколько секунд во входной двери звякнул ключ, и Арнессон быстрым шагом прошел по коридору. Увидев нас, он заговорил безо всяких вступлений, забыв даже о приветствии:

– Я не верю своим ушам! Спригга застрелили! – Глаза его быстро бегали. – Полагаю, вы явились сюда для того, чтобы расспросить меня о нем. Что ж, приступайте. – Он бросил набитый бумагами портфель на стол, а сам уселся на деревянном стуле. – Сегодня утром в университет уже приходил детектив и успел задать мне кучу вопросов. Он больше напоминал мне пародию на сыщика в дешевой пьеске. «Как это таинственно!..» «Убийство, страшное убийство!» «И что же вам известно о некоем Джоне Спригге?» И так далее и тому подобное…Перепугал насмерть несколько первокурсников, а молодого преподавателя по английскому просто довел до нервного срыва. Мне повезло – я как раз отлучился ненадолго из кабинета. Но у этого нахала хватило совести спросить, с кем из женщин общался Спригг. Спригг и женщины! Да у этого мальчика в голове, кроме учебы и науки, ничего и не было. Самый способный ученик выпускного курса! Не пропустил ни одного занятия за все время. И когда он не отозвался сегодня утром на перекличке, я сразу понял: случилось что-то серьезное. А в обед все уже только и делали, что обсуждали это убийство… Так, может, вы сами мне все расскажете?

– Пока не можем, мистер Арнессон, у нас нет ответов, – спокойно отозвался Вэнс, пристально наблюдая за молодым человеком. – Тем не менее у нас есть детерминанта для вашей формулы. Джонни Спригг был застрелен сегодня утром из пистолета небольшого калибра в середину парика.

Несколько секунд Арнессон молча смотрел на Вэнса, потом откинул голову и расхохотался:

– Очередная абракадабра, да? Что-то вроде Птенца малиновки… Ну, рассказывайте, что вам известно.

И Вэнс вкратце поведал ему о преступлении.

– Вот и все, что нам стало известно на данный момент, – подытожил он. – А теперь, может быть, и вы, в свою очередь, что-нибудь расскажете нам?

– Боже мой, да нет же! – Арнессон, похоже, был искренне поражен всем случившимся. – Спригг… Один из моих лучших учеников. Настоящий гений! И все из-за того, что его родители среди всего множества имен выбрали именно имя Джон! Очевидно, это и предопределило его судьбу – какой-то маньяк прострелил ему голову. Скорее всего, это тот же весельчак, что стрелой прикончил Робина… – В нем просыпался философ. – Что ж, милая проблемка. Так вы действительно рассказали мне все? Мне нужно знать каждую мелочь. Может быть, в процессе расследования я открою новый математический метод. Как Кеплер, например. Помните, как он пришел к своему знаменитому исчислению бесконечно малых величин? Он пытался смастерить бочку для вина с минимальным количеством дерева и максимальным объемом содержимого. А вдруг формула, которую я выведу, откроет новые перспективы для науки? Ха! Тогда Робин и Спригг станут самыми настоящими мучениками.

Мне не понравилось отношение молодого человека к трагедии, но Вэнс, казалось, даже не замечал его хладнокровного цинизма.

– Да, я действительно кое-что опустил, – признался он и, повернувшись к Маркхэму, попросил его передать бумажку с математической формулой и тут же предъявил ее Арнессону.

Тот долго и внимательно изучал ее.

– Как я понимаю, сюда снова вмешался Епископ. Та же бумага и тот же шрифт, что и на предыдущих записках… Но откуда он взял эту формулу тензора Райманна-Кристоффеля? Любая другая еще как-то была бы понятна. Но это… Такая формула – случайность. Здесь кое-что пропущено. Боже! Я ведь только на днях разговаривал со Сприггом именно об этой формуле, и он сам записал ее.

– Пайн говорил нам, что Спригг приходил сюда вечером в четверг, – вставил Вэнс.

– Правда?.. В четверг? Ах, да! Все верно. И Парди тоже был тут. И Драккер. Мы о чем-то поспорили – вот и всплыла эта формула. А Парди еще заметил, что высшую математику можно применять в шахматах…

– А вы сами играете, кстати? – поинтересовался Вэнс.

– Когда-то играл, но потом бросил. Сама по себе игра чудесная, только вот сами шахматисты – люди ужасные.

– А вам когда-нибудь приходилось изучать гамбит Парди?

– Бедняга Парди! – Арнессон сухо улыбнулся. – Как математик, он кое-что из себя представляет. Из него мог бы получиться неплохой школьный учитель. Но деньги его испортили. Он переключился на шахматы. Я говорил ему, что его гамбит ненаучен, даже показывал, как его можно отразить. Но он ничего не хотел замечать. А потом Капабланка, Видман и Тартакоуэр разбили его теорию в пух и прах. Хотя я и предупреждал его, это его сломило. Потом он еще несколько лет посвятил другому гамбиту, но у него так ничего путного и не вышло. Сейчас он читает много соответствующей литературы, терпеливо ждет, что к нему придет вдохновение.

– Интересно… – протянул Вэнс; Арнессон передал ему спички, заметив, что тот успел набить свою трубку. – Скажите, а Парди был хорошо знаком со Сприггом?

– Нет. Пару раз они здесь встречались, но не более того. Правда, Парди хорошо знает Драккера – спрашивает его о потенциалах, скалярах, векторах. Наверное, надеется натолкнуться на нечто такое, что совершит революцию в шахматах.

– А его заинтересовала формула тензора, которую вы обсуждали в четверг?

– Не могу сказать. Это не его тема. Искривления в пространстве и времени на шахматную доску уж никак не перенести!

– А что вы думаете по поводу того, что именно эту бумажку обнаружили под телом Спригга?

– Ничего не понимаю. Если бы она была написана почерком Джона, я просто подумал бы, что она выпала у него из кармана. Но зачем печатать такие формулы на пишущих машинках? Кому это могло прийти в голову?

– Очевидно, Епископу.

Арнессон вынул трубку изо рта и усмехнулся:

– Епископ – это Икс. Мы обязаны разыскать его. Он полон причуд. К тому же у него какие-то извращенные жизненные ценности.

– Скорее всего, – апатично ответил Вэнс. – Да, чуть не забыл, в доме у Дилларов есть револьверы?

– Что?! – Арнессон хихикнул. – Так вот откуда ветер задул!.. Мне неприятно разочаровывать вас, но нет. Никаких револьверов у нас нет. И секретных ходов, и тайников. Все открыто, все у вас на глазах.

Вэнс нарочито громко вздохнул:

– Грустно… грустно… А то у меня созрела одна неплохая теория…

В холл тихо вошла Белль Диллар и теперь стояла возле арки. Скорее всего, она слышала и вопрос Вэнса, и ответ Арнессона.

– Но как же так, Сигурд, у нас в доме целых два револьвера, – объявила она. – Разве ты забыл? Это те самые старые револьверы, из которых я училась стрелять за городом.

– Я почему-то решил, что ты их давным-давно выбросила, – пожал плечами Арнессон и придвинул к ней стул. – Я же рассказывал тебе как-то, что в нашем великодушном штате оружие разрешено иметь только бандитам и ворам-взломщикам.

– А я тебе не поверила, – ответила девушка. – Я до сих пор не научилась понимать, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно.

– Значит, вы их все же оставили себе, мисс Диллар? – раздался негромкий голос Вэнса.

– Ну да, – она недоверчиво посмотрела на Хита. – Я поступила неправильно, да?

– В общем, это было незаконно. Однако, – тут Вэнс одобряюще улыбнулся, – я думаю, что сержант не будет к вам слишком строг. Так, где они находятся сейчас?

– Внизу, в клубе. В одном из ящиков, где хранятся инструменты.

– Не будете ли вы столь добры, мисс Диллар, и не покажете ли мне то самое место, куда вы их положили? Вы даже представить себе не можете, как мне не терпится посмотреть на них.

Девушка колебалась и смотрела на Арнессона. Когда тот кивнул, она повернулась и повела нас в стрелковый клуб.

– Они вон там, в ящике, что стоит в самом углу.

И Белль среди всякой всячины быстро отыскала «кольт», который тут же продемонстрировала присутствующим.

– Ой! – вдруг воскликнула девушка. – А здесь почему-то только один. Второй куда-то исчез.

– Тот, второй, был еще меньше, да? – осведомился Вэнс.

– Да… – И она удивленно уставилась на Арнессона.

Тот лишь пожал плечами:

– Да, Белль, его тут нет. Ничем не могу помочь. Может быть, кто-то из твоих юных стрелков из лука прихватил револьвер, чтобы вышибить себе мозги после того, как у него ничего не вышло со стрелами и мишенями.

– Пожалуйста, не шути так, – испуганно взмолилась девушка. – Куда же он мог подеваться?

– Вот вам и еще одна тайна! – хмыкнул Арнессон.

Заметив сильное волнение девушки, Вэнс решил сменить тему:

– Возможно, мисс Диллар, вы могли бы сделать нам одолжение и проводить нас к миссис Драккер. Нам бы хотелось поговорить с ней. Как я полагаю, раз вы здесь, значит вашу верховую прогулку пришлось отложить?

По лицу Белль пробежала тень грусти.

– О, не надо беспокоить ее именно сегодня, – попросила она. – Леди Мэй плохо себя чувствует. Я ничего не могу понять, ведь она выглядела совершенно здоровой, когда мы разговаривали сегодня утром. Но после того, как она увидела вас и мистера Маркхэма, сразу изменилась… Она чуть не потеряла сознание. Мне даже показалось, что ее что-то мучает. Я уложила ее в кровать, а она все повторяла: «Джонни Спригг, Джонни Спригг…» Я тут же позвонила ее доктору, и он пришел сюда. Он говорит, что ей сейчас нужен полный покой.

– Не волнуйтесь, – успокоил Белль Вэнс, – мы не будем торопиться. Кстати, а кто ее врач?

– Уитни Барстед. Он лечил ее всю жизнь, насколько я помню.

– Отличный специалист. – Вэнс кивнул. – В стране нет лучшего невролога. Разумеется, без его разрешения мы ничего делать не будем.

Мисс Диллар посмотрела на него с благодарностью.

Когда мы снова очутились в гостиной, Арнессон встал у камина и с усмешкой взглянул на Вэнса:

– Джонни Спригг, Джонни Спригг… Ха-ха! Леди Мэй сразу поняла, в чем тут дело. Может быть, местами она плохо соображает, но некоторые доли ее мозга еще вполне адекватно реагируют на реальные события. Совершенно непонятный механизм, этот человеческий мозг. Я, например, знаю нескольких гениальных шахматистов, которых няни вынуждены одевать и кормить с ложечки.

Вэнс, казалось, не слышал его. Он остановился у небольшого ящичка возле арки, где хранились вырезанные из нефрита старинные китайские фигуры.

– А вот этот слон не отсюда, – мимоходом заметил он, указывая на крошечную фигурку из коллекции. – Это не оригинал. Скорее, весьма искусно выполненная копия. – Зевнув, Вэнс повернулся к Маркхэму: – По-моему, нам здесь больше нечего делать. Впрочем, можно еще побеседовать с профессором перед уходом. Арнессон, вы подождете нас здесь?

– Конечно. – И он снова набил трубку табаком.

Профессор был раздражен нашим повторным визитом.

– Мы только что узнали, – начал Маркхэм, – что вы сегодня утром, еще до завтрака, о чем-то беседовали с миссис Драккер.

Профессор весь напрягся, и на щеках у него заиграли желваки.

– Неужели окружной прокурор должен знать о том, что я поговорил в саду со своей соседкой?

– Конечно, нет, сэр. Но мы проводим расследование, которое связано непосредственно с вашим домом, а потому нам весьма важно заручиться вашей поддержкой.

– Ну хорошо, – профессор нахмурился. – Но, кроме миссис Драккер, я действительно больше никого не видел. Если, конечно, вас интересует именно это.

– Нет, профессор, мы пришли к вам не за этим, – вступил в разговор Вэнс. – Мы хотели узнать, не создалось ли у вас в ходе этой беседы впечатление, что миссис Драккер может быть известно кое-что о том, что происходило немногим ранее в парке Риверсайд?

Профессор хотел сказать что-то резкое, но тут же сдержал себя и просто ответил:

– Нет, такого впечатления у меня не сложилось.

– А может быть, вам показалось, что она несколько возбуждена или, скажем, взволнована?

– Нет! – отрезал профессор, поднявшись со стула. – Маркхэм, я ранее ясно дал вам понять, что не собираюсь говорить о том, что связано с этой несчастной женщиной, в том числе следить за ней или сплетничать… Простите, я очень занят.

Внизу мы попрощались с Арнессоном. Когда он махал нам рукой, я заметил, как светится от удовольствия его лицо: он догадался, какой прием мы получили у профессора.

На улице Вэнс предложил навестить мистера Парди, но того не оказалось дома. Слуга сообщил нам о том, что его хозяин, скорее всего, отправился в Манхэттенский шахматный клуб.

– Успеем повидать его завтра, – отмахнулся Вэнс. – То же самое относится и к миссис Драккер.

– Надеюсь, завтра нам повезет больше, – пробурчал Хит.

– Ошибаетесь, сержант, – ответил Вэнс. – Мы узнали многое. Ведь все те, кто связан с домом Дилларов, знали Спригга и могли быть в курсе его привычек. Нам стало известно, что в восемь утра профессор беседовал в саду с миссис Драккер. И еще мы выяснили, что в доме пропал револьвер тридцать второго калибра. Это не несметные сокровища, конечно, но все же кое-какая информация к размышлению…

– Боюсь даже подумать о том, – вздохнул вдруг Маркхэм, – какую шумиху поднимут газетчики вокруг второго убийства, если они каким-то образом вспомнят стишок о Джонни Спригге.

– Я не верю в телепатию, – отозвался Вэнс, – но что-то подсказывает мне, что Епископ обязательно проявит себя и на этот раз. Его новая шутка еще более изящна, чем комедия с Робином, а внимание публики нужно любому клоуну.

Когда мы подъехали к офису Маркхэма, нам тут же сообщили, что в кабинете окружного прокурора уже ждет репортер газеты «Уорлд» Куинан.

– Может быть, я был ранее не слишком учтив, – дерзко начал он, – но у меня имеется кое-что для сержанта Хита, который, как мне стало известно, занимается расследованием дела Спригга. Надеюсь на взаимное сотрудничество.

С этими словами он протянул сержанту клочок бумаги. На ней были отпечатаны стишки о Джонни Спригге, все тем же шрифтом, той же бледно-синей лентой. В углу заглавными буквами значилась подпись: ЕПИСКОП.

– А вот и конверт, сержант. – И Куинан снова полез в карман.

Время получения письма на почте было отмечено штампом в 9:00. Его отправили с той же самой станции, откуда Епископ отправлял свои послания и раньше.