Глава XXXVI
Петля затягивается

Ровно в назначенный час я был у дверей квартиры Грайса. Он ждал меня на пороге.

– Я ожидал вас здесь, чтобы просить воздержаться от каких бы то ни было комментариев во время сцены, которая сейчас должна произойти. Я буду говорить, а вы будете слушать, и вы не должны меня прерывать, что бы я ни говорил, что бы ни делал. Если, например, даже я назову вас другим именем, а не вашим собственным, то и в этом случае вы не должны удивляться этому, а главное — будьте немы как могила.

Не ожидая моего ответа, он неторопливо повел меня наверх. Комната, в которой Грайс обыкновенно меня принимал, выходила окнами на улицу, но хозяин с большими предосторожностями провел меня в маленькую каморку, находившуюся за ней и напоминавшую камеру узника. В каморке, освещавшейся только крошечным окошком под потолком, было почти темно, и меблирована она была весьма скудно: посередине стоял только стол из сосны, несколько стульев и больше ничего. Из этой комнаты двери вели в другие помещения.

Лицо Грайса, усевшегося за столом против меня, имело мрачное и торжественное выражение и как нельзя лучше подходило к окружавшей нас обстановке.

– Не обращайте внимания на антураж, — сказал он тихо, — нашему брату не приходится привередничать, особенно если мы хотим, чтобы все сказанное нами сохранилось в тайне. Смит, — произнес он несколько громче и делая мне рукой предостерегающий знак, — мне посчастливилось, награда моя! Убийца мистера Левенворта найден и через два часа уже окажется в тюрьме. Хотите знать, кто он? — поинтересовался сыщик, наклоняясь ко мне и страшно вращая глазами.

Я смотрел на него в полном недоумении. Разве произошло еще что-нибудь? Или он ошибся в своем предположении? Неужели Грайс принял все эти меры предосторожности, чтобы сообщить то, что мне давно известно?

Но он тихонько и очень многозначительно рассмеялся и сказал:

– Это была долгая и опасная охота, труд был нелегкий, тем более что в деле замешана женщина. Но все женщины, вместе взятые, не в состоянии провести старого Грайса; одним словом, убийца старика Левенворта, а также, — тут голос его обрел торжественные интонации, — а также и тот, кто убил Джен, найдены. Ах, вы не знаете, как умерла Джен? Видите ли, вот эта бумага была обнаружена в ее комнате, и хотя на ней остался только едва заметный след некоего порошка, этого оказалось достаточно, чтобы путем химического анализа установить, что это вещество было ядом. Теперь вы станете утверждать, что девушка сама приняла отраву и, таким образом, мы имеем дело с самоубийством. Да, вы правы, она приняла его сама, и, следовательно, она самоубийца. Но кто заставил ее решиться на такой поступок? Только тот, конечно, кто больше всех имел причины опасаться ее показаний на суде.

Вы хотите, чтобы я доказал вам правоту своих слов? Дело в том, что несчастная оставила письменное признание, в котором она взваливает вину на особу, по-видимому, ни в чем не повинную. Но признание это было подложное — у меня есть тому доказательства: во-первых, бумага, на которой оно было написано, не могла быть добыта Джен в том доме, где она жила; во-вторых, письмо было написано полуграмотно, а между тем Джен за последнее время выучилась писать очень хорошо у хозяйки дома, где она жила; в-третьих, содержание этого письма совсем не соответствовало тому, что говорила сама девушка при жизни.

Теперь, если мы вспомним, что это подложное письмо было, очевидно, прислано девушке особой, хорошо знакомой со всеми привычками и образом жизни семьи Левенворт, и вложено вместе с порошком в другое письмо, в котором говорилось, как Джен должна поступить с тем и другим, то к какому же заключению мы придем? Что человек, приславший яд и эту подложную записку, которая должна была навлечь подозрение на невинного, рассчитывал запутать следы, по которым мы шли, и вместе с тем отправить на тот свет особу, которая могла навредить ему своими показаниями. Мертвые, как вы знаете, не говорят.

Он помолчал, словно погруженный в раздумья.

– Но кто же это был? — спрашиваете вы меня. Это-то и есть тайна, и раскрытие ее принесет мне большие деньги и славу. Но пусть это будет тайной для других, вам же я открою все. Мне трудно удержаться, чтобы не похвастаться перед вами, Смит, мой друг. Убийца мистера Левенворта… Впрочем, газеты уже довольно обсуждали это. Разве они не называли преступницей прелестную, очаровательную молодую девушку? Да, да, газеты правы, это действительно очаровательная девушка — но которая? Вот вопрос.

Со времени смерти Джен многие уверяли, что она-то и была убийцей. Другие утверждали, что это племянница, которая не могла претендовать на наследование дядюшкиного состояния. И действительно, это было уже более вероятным предположением. В настоящее время она находится в ужасном положении; если хотите, я расскажу, какие улики имеются против нее.

Во-первых, установлено точно, что платок с ее инициалами, запачканный пороховой копотью, был найден на месте убийства, хотя она и уверяла, что не заходила в эту комнату целых двадцать четыре часа до обнаружения преступления. Во-вторых, она, видимо, испугалась, когда ей предъявили эту улику, и старалась отвлечь всеобщее внимание от себя разными отговорками и разговорами о посторонних вещах. В-третьих, она уничтожила письмо, которое, очевидно, имело какую-то связь с этим преступлением. И, в-четвертых, ключ от библиотеки был найден у нее.

Кроме того, клочки письма, которое уничтожила барышня, были потом найдены, и оказалось, что письмо это написано неким господином, — назовем его X., — который упрекал в чем-то одну из племянниц мистера Левенворта. Затем дальнейшее расследование показало, что семейство Левенвортов тяготила какая-то тайна. Никто вообще — старик же Левенворт в особенности — не знал, что год назад на курорте Р. одна из племянниц обвенчалась с господином X. Одним словом, неизвестный, который жаловался в письме старику на обращение с ним одной из его племянниц, был на самом деле ее мужем. Кроме того, этот же господин под вымышленным именем заходил накануне смерти старика в дом и спрашивал мисс Элеонору.

Элеонора Левенворт, как видите, погибла безвозвратно, если только не будет доказано следующее: что платок, ключ и письмо побывали после смерти Левенворта в других руках и что, кроме нее, был еще некто, кто еще больше, чем она, жаждал смерти старика.

Смит, дорогой мой, я изучил оба эти предположения самым тщательным образом и пришел в конце концов к тому убеждению, что не Элеонора, но другая женщина, такая же очаровательная и прелестная, как она, замешана в это дело, — одним словом, что убийцей старика Левенворта является его наследница, прелестная Мэри Левенворт, которая убила также, косвенно, и Джен.

Он произнес эту тираду с таким торжествующим видом и так убедительно, что я невольно содрогнулся, хотя и знал наперед, что он скажет. Мне показалось, что движение, которое я сделал при этом, вызвало словно некий слабый отголосок, затем послышался чей-то сдавленный крик, но когда я огляделся по сторонам, то ничего не увидел, кроме тех же мрачных стен.

– Вы, конечно, поражены, — продолжал Грайс, — и я не удивляюсь этому, поскольку взоры всех были устремлены только на Элеонору. Но я единственный сумел найти истинную виновницу преступления. Вы качаете головой (я и не думал этого делать), вы не верите мне и полагаете, что я ошибаюсь. Нет, Грайс не может ошибаться, он целый месяц занимался расследованием не покладая рук. Вы так же наивны, как и сама Мэри Левенворт, которая, должно быть, сочтя, что я совершенно ничего не понимаю, даже предложила мне награду за поимку убийцы. Но вы, похоже, все еще не доверяете мне и требуете новых доказательств!

Нет ничего легче. Во-первых, в первый же день расследования я сделал два открытия, о которых ничего не говорится в протоколе следствия. Платок, найденный в библиотеке, кроме грязного пятна, имел еще один отличительный признак: он был слегка надушен.

Я прошел в будуары обеих барышень и обнаружил такие точно духи, но не в комнате Элеоноры, а у ее кузины. Это обстоятельство побудило меня осмотреть карманы платьев, в которые были одеты девушки накануне. В кармане платья Элеоноры находился платок, очевидно, забытый там, а в кармане Мэри платка не было, и я не нашел его нигде и в комнате. Из этого я, конечно, вывел заключение, что не Элеонора, а ее кузина выронила платок в комнате дяди. При этом совершенно случайно горничная рассказала, что мисс Мэри находилась в комнате Элеоноры, когда той принесли корзину с бельем, причем этот роковой платок лежал сверху.

Но, поскольку я знаю, как легко ошибиться в подобном случае, я еще раз тщательно осмотрел библиотеку и при этом сделал странное открытие. На столе лежал перочинный ножик, а на полу около стула несколько едва заметных деревянных стружек; все это производило впечатление, будто кто-то недавно сидел за столом и по рассеянности скоблил перочинным ножом его угол. Вы можете сказать, что это совершенный пустяк, но если вспомнить, что из обеих барышень одна очень нервная и подвижная, а другая более спокойная и владеющая собой, то поймете, что это чрезвычайно важная улика. Но мы еще не дошли до конца. Я слышал совершенно явственно, как Элеонора обвиняла свою кузину в этом убийстве. Никогда такая девушка, как Элеонора, не станет обвинять в подобном преступлении свою близкую родственницу, если не имеет на это веских оснований. Прежде всего, она, должно быть, знала, что кузина находится в очень затруднительном положении, выйти из которого ей может помочь только смерть дяди; во-вторых, она должна была хорошо знать характер своей кузины, чтобы быть уверенной в том, что та готова прибегнуть в подобной ситуации к такому отчаянному средству, и, кроме того, у нее должны были находиться в руках какие-нибудь вещественные доказательства.

Именно так все и оказалось в действительности. Элеонора прекрасно знала характер Мэри; ей было известно, что та очень тщеславна, любит роскошь и умеет прекрасно перевоплощаться и разыгрывать разные роли, в зависимости от обстоятельств. И замужем, как потом выяснилось, была, конечно, Мэри, а не Элеонора. Не было тайной для Элеоноры и критическое положение, в котором находилась Мэри: она прекрасно знала, что дядя укажет ее имя в своем завещании вместо имени Мэри, если только узнает, что та вышла замуж за англичанина. Относительно же ключа и письма надо заметить, что Элеонора нашла их, очевидно, в комнате своей кузины, поскольку обнаружили их в камине будуара Мэри.

Вот вкратце тот доклад, который я думаю представить в суд и на основании которого через час будет арестована Мэри Левенворт — как убийца своего дяди и благодетеля.

После этих слов воцарилось глубокое молчание. Вдруг раздался чей-то громкий крик, какой-то мужчина, неизвестно откуда взявшийся, бросился мимо меня прямо к Грайсу и упал к его ногам с криком:

– Это все ложь, постыдная ложь. Мэри Левенворт невинна, как новорожденный младенец. Я убийца мистера Левенворта… Я!.. Я!

Это был Трумен Харвелл.