XI
Прошло три дня после ночного происшествия с Мотапаном. Полицейский комиссар представил доклад, и дело разъяснилось, но, к несчастью, поздно, потому что Адриан де Куртомер уже подал в отставку и не считал возможным забрать прошение назад. Невиновность Жюльена была доказана; Мотапан уже не мог утверждать, что опаловое ожерелье украдено его соседом. Поверженный барон объявил, что полагается на решение суда, и если брата Арлетт еще не освободили, то только потому, что во Франции строго соблюдают формальности, и требуется гораздо больше времени, чтобы освободить невиновного, чем арестовать его.
Но граф и его друзья ликовали. Жак де Куртомер торжествовал, маркиза де Вервен была в восторге. Она утешала другого своего племянника, который сожалел о прерванной карьере. Маркиза даже предложила заранее выделить приданое обеим его дочерям. Жаку тетка объявила, что будет давать на удовлетворение его прихотей столько денег, сколько он пожелает. Она даже перестала уговаривать его жениться.
Почтенная дама не отказалась от своего намерения, но рассказ Жака о том, как был пойман Мотапан, а главное, разговор с графом де ля Кальпренедом заставили ее призадуматься. Граф рассказал маркизе о неожиданном признании дочери, которая не скрывала своей любви к Альберу Дутрлезу. Впервые в жизни молодая девушка выразила свою волю, и можно было опасаться, что ничто не заставит ее передумать. Она согласилась не выходить за Альбера Дутрлеза, если отец против, но решила, что откажет и всем другим женихам. Граф в отчаянии просил совета и помощи у своего старого друга — маркизы де Вервен.
Сердобольная маркиза выслушала его со вниманием и сначала пришла в такое же волнение, как и ее друг. Арлетт не хочет выходить за Жака, который, конечно, не сделает и шага, чтобы вытеснить своего друга из сердца девушки. Жак, чего доброго, останется холостяком, и род Куртомеров угаснет, потому что у Адриана только дочери.
Маркиза сперва негодовала на Дутрлеза, а потом сказала себе, что милая девушка отдала свое сердце неплохому человеку. Жак так его расхвалил, что добрая маркиза смягчилась. Она утешила графа и растолковала ему, что прошло то время, когда непослушных дочерей отдавали в монастырь. Потом попросила графа предоставить ей уладить это дело, и тот согласился. Действуя таким образом, почтенная дама преследовала свои цели.
Для начала она пригласила на обед дочь и отца Кальпренедов, обоих племянников и племянницу — жену Адриана, и еще четверых старых друзей: отставного флотского капитана, отставного гвардейца и двух немолодых приятельниц.
За обедом последовал домашний вечер, на который маркиза пригласила нескольких избранных гостей. В тот вечер квартира на улице Кастильоне была празднично освещена. В девять часов все встали из-за стола. Обед был изысканным, а главное — веселым. Жак отпускал остроты, гости не отставали. Они знали о несчастье Жюльена, но не сомневались, что он стал жертвой ошибки. Отставной следователь держался стойко, но его жена с трудом скрывала досаду.
Граф де ля Кальпренед тоже присутствовал на этом собрании и был весел, и даже дочь его казалась не очень печальной. Девушка была благодарна хозяйке вечера, что та не посадила ее возле Жака. Это внушило ей надежду, что маркиза отказалась от своего намерения. Однако она догадывалась, что маркиза де Вервен намерена поговорить с ней наедине.
Кофе пили долго. Жак и двое бывших военных вышли курить в библиотеку. Жена Адриана уехала домой к больной дочери. Муж ее остался, и маркиза поспешила усадить его за вист с двумя почтенными дамами и графом де ля Кальпренедом. Арлетт вовсе не удивилась, когда маркиза взяла ее за руку, поцеловала в лоб и сказала на ухо:
— Все заняты. Пойдем со мной, девочка, поговорим по-дружески.
Усевшись в свое большое кресло и усадив гостью возле себя, маркиза, положив очки и табакерку на столик, посмотрела на Арлетт и сказала с улыбкой:
— Милое дитя, я привела тебя сюда, чтобы исповедовать. Ты, наверно, догадалась?
— Я прочла это на вашем лице, — прошептала девушка.
— Вот как! Стало быть, ты знаешь, о чем я буду с тобой говорить?
— Кажется, догадываюсь.
— Если так, я спрошу прямо. Ты любишь его?
— Всей душой, — ответила Арлетт, нисколько не смутившись.
— Ты не скрываешь чувств, — воскликнула маркиза, — и ты права! Ненавижу лицемеров. Чистосердечие — качество, приличествующее девице знатного рода. Ты — урожденная Кальпренед, а Кальпренеды не лгут. Я это знала, поэтому всегда защищала твоего брата. Но Кальпренеды никогда не вступали в неравный брак.
— И я не сделаю этого, — откликнулась девушка, — лучше останусь незамужней. Но чувства от меня не зависят.
— Прекрасный ответ. Другими словами, ты предпочитаешь остаться несчастной на всю жизнь, чем выйти замуж против воли твоего отца. Это хорошо! Я нахожу даже, что это слишком хорошо: никто не имеет права требовать от тебя такой жертвы. Но не обманываешься ли ты относительно своего чувства к месье Дутрлезу? Чтобы проверить это, я хочу провести маленький допрос. Сперва расскажи, как ты познакомилась с этим молодым человеком? Где ты его видела?
— Везде… В обществе, куда меня вывозил папа, у месье Фуриля, у мадам Сенвилье, у вас…
— Да, кажется, он бывал у меня несколько раз. Это естественно: он очень дружен с Жаком. Но, признаюсь, я помню его довольно смутно. Мне сказали, что он очень привлекателен. Ты, наверно, разделяешь это мнение. Но я сама хочу убедиться и поэтому пригласила его.
— Как! Вы ему позволите…
— Бывать у меня? Конечно! Надеюсь, он будет и сегодня.
— Сегодня?! — переспросила Арлетт, побледнев от волнения.
— Да, — сказала маркиза, улыбаясь, — ты с ним увидишься. Я приготовила тебе сюрприз, девочка.
— Узнаю вашу доброту, маркиза, но не знаю, как отнесется мой отец…
— Я с ним не советовалась. Думаю, что имею полное право принимать у себя кого хочу. Притом он знает, что месье Дутрлез — лучший друг моего племянника. Полагаю, ты не думаешь, что я пригласила твоего обожателя, чтобы он ухаживал за тобой. Вот тогда-то твой отец имел бы право рассердиться! Но я просто хочу удостовериться, что ты выбрала достойную пару. Хочу поближе узнать этого молодого человека и когда пойму, каков он, то скажу тебе свое мнение. Как тебе моя идея?
— О! Не знаю, как выразить, насколько я тронута вашей добротой! Я совсем не ожидала найти в вас опору…
— Почему? Потому что тебе сказали, что я хочу женить на тебе Жака? Да, я была бы рада назвать тебя племянницей. Но узнала, что ты к этому не расположена. Между нами, мне показалось, что Жак расположен к этому не больше тебя, и я отказалась от надежды соединить вас. Я не из тех старых дур, которые обожают женить и выдавать замуж против воли. А поскольку прежде всего хочу, чтобы ты была счастлива, милая моя, вот что я сделала: позвала моего племянника и задала ему несколько вопросов, на которые он ответил вполне определенно. Он решил остаться холостым. Эта склонность к холостяцкой жизни почти всегда бывает вызвана несчастной любовью. Отказываются от всех женщин, потому что не смогли жениться на той единственной, которая нравилась. Может быть, дело пошло бы иначе, если бы Жак узнал тебя раньше, но сделанного не вернешь.
— Мы с месье Куртомером давно знакомы, — прошептала девушка. — Прошлым летом отец представил мне его в театре.
— Да, я знаю, но он тебя едва заметил. Тогда он только что приехал в Париж и вел бурную жизнь. Он не обратил на тебя никакого внимания, впрочем, и ты на него не смотрела. Но оставим прошлое в покое. Жак рассказал, что его близкий друг питает к тебе глубокую страсть. Я нашла в месье Дутрлезе много хорошего: во-первых, влюбившись в тебя, он доказал, что у него есть вкус. Во-вторых, он скромен. Жак с большим трудом вырвал у него признание. Ему бы это не удалось, если бы не история с ожерельем. Узнав, что твой брат обвинен в воровстве, твой обожатель вызвался спасти Жюльена, и это ему удалось. Право, я не знаю, что бы мы без него делали.
— И без месье Жака де Куртомера… и без вас, — поспешила добавить Арлетт.
— О! Я сделала все что могла, но при этом поставила моего племянника Адриана в весьма неприятное положение… Его жена будет всегда на меня сердиться. Что касается доброго Жака, он во многом способствовал успеху расследования, но лавры победы принадлежат месье Дутрлезу. Твой отец рассказал, что ты помогла месье Дутрлезу осуществить его план.
— Мне самой пришла в голову эта мысль, — прошептала девушка.
— И ты ничего лучше не придумала, как отправиться однажды прекрасным утром к молодому соседу…
— Я знала, что у него в то время был месье Жак де Куртомер…
— А ключ, который ты отдала любящему тебя молодому человеку… и любимому тобой? Ты поступила немного опрометчиво, дитя мое.
— Это был единственный способ поймать человека, который обвинил моего брата.
— Согласна! Ты скажешь, что в этом случае можно пренебречь приличиями, что месье Дутрлез — человек порядочный… что все хорошо, что хорошо кончается… Словом, ты скажешь мне все, что я сама себе говорила, и рассчитываешь, что я прощу тебя. Ты права! Я буду не строже твоего отца. И все-таки ты поступила неосторожно. Мотапан, кажется, подозревает, что ты сговорилась с защитником Жюльена, и будет разносить дурные слухи о тебе.
— Месье Дутрлез этого не допустит, — поспешно возразила Арлетт.
— И Жак тоже, — смеясь, прибавила маркиза. — Он даже объявил, что накажет его, если тот себе что-нибудь позволит. Но думаю, что дуэль с этим человеком лишь наделает шуму, и, чтобы прекратить сплетни, лучше всего было бы… ты не догадываешься?
— Нет…
— Лучше всего, милая Арлетт, чтобы ты вышла за месье Дутрлеза, и как можно скорее. Когда он станет твоим мужем или хотя бы когда объявят о вашей предстоящей свадьбе, эта глупая история с ключом будет уже неинтересна.
— Если бы вы объяснили это моему отцу! Он, конечно, послушается вас, и я могла бы надеяться…
— Я скажу ему, обещаю! Я бы уже сказала, но мне хотелось прежде посоветоваться с тобой. Теперь твои чувства мне известны. И я уже кое-что знаю о месье Дутрлезе. Жак рассказал, что у его друга очень большое состояние. Этим нельзя пренебрегать, особенно после того, как твой милый отец имел глупость растратить почти все свои деньги. Жак сказал также, что эти Дутрлезы происходят из очень хорошего старинного буржуазного рода. Прапрадед даже был королевским советником, а в то время за это жаловали дворянский титул, и он мог бы подумать о своих потомках. Он этого не сделал. Очень жаль! Но я хвалю молодого человека за то, что он не стал писать свою фамилию с апострофом после «Д».
— Он ненавидит ложь, — горячо воскликнула Арлетт.
— Вижу, ты любишь его, — с улыбкой заметила маркиза де Вервен. — И, признаюсь, он заслуживает любви. Я знаю от племянника, что он храбр, честен, умен и добр. Жак находит даже, что он слишком добродетелен. При этом он, кажется, любит искусство…
— Он превосходный музыкант!
— Поверю тебе, однако сегодня не стану его испытывать, потому что мои старые друзья не любят фортепиано. Но я намерена поговорить с твоим женихом. О, не пугайся: это будет недолго. Четверть часа, не более, и я скажу, достоин ли он тебя.
— Так он в самом деле придет?! — спросила девушка, покраснев при мысли о свидании.
— Ручаюсь! Влюбленные не упускают такие случаи. Мой племянник Жак сегодня утром передал ему приглашение и сказал, что молодой человек чуть не умер от радости, хотя, кажется, страшно боится твоего отца. Дело в том, что милый граф сильно предубежден против своего соседа.
— И мой брат тоже, — прошептала Арлетт.
— Я берусь их образумить, а Жак поможет мне в этом. Доставь мне удовольствие, иди посмотри, скоро ли эти отъявленные курильщики перестанут коптить мою библиотеку. И скажи, что я прошу их в гостиную. Ступай скорее, деточка, твой обожатель скоро явится. Даже странно, что он еще не приехал.
Арлетт не заставила повторять эту просьбу. Она ожидала от маркизы де Вервен выговора и нравоучений, а вместо этих мук ей пришлось выслушать дружеские советы, какие мать дает своей дочери. Мало того, маркиза де Вервен рассталась со своими прежними планами и приняла сторону Альбера. Он отличался и добротой, и умом. Арлетт не сомневалась, что любимый окончательно расположит к себе маркизу. Но она удивлялась, что Дутрлез так долго не является, и боялась, что какое-нибудь непредвиденное обстоятельство помешает ему прийти.
Она нашла курильщиков на диванах в библиотеке. Отставной гвардеец сыпал анекдотами о дворе Карла X, отставной флотский капитан рассказывал о кампаниях, в которых участвовал, а поскольку он много плавал у берегов Индии и Китая, Жак де Куртомер, также знакомый с этими местами, увлеченно поддерживал беседу. Арлетт пришла в тот момент, когда старый офицер заканчивал историю о малайских пиратах, за которыми долго гонялся и все никак не мог схватить их предводителя, ограбившего двадцать кораблей, что принадлежали нидерландской компании в Батавии.
— Этот негодяй награбил столько золота и драгоценных камней! — говорил он. — Просто невероятно! Между прочим, он захватил трехмачтовый корабль, который вез на Яву раджу. Ваш прадед, мальтийский рыцарь, собиравший восточные редкости, часто бывал у него во время пребывания того во Франции. Этот несчастный набоб двадцать лет назад был убит командой негодяя, о котором я говорил, а все его сокровища — украдены.
— Поделитесь этой историей с моей тетушкой, — сказал Жак, вставая навстречу Арлетт. — Я уверен, что этот рассказ чрезвычайно ее заинтересует, потому что она знала нашего родственника, мальтийского рыцаря.
— Господа, — весело сказала Арлетт, — маркиза жалуется на ваше отсутствие.
— Мы идем, — любезно ответил гвардеец. — Мне несравненно приятнее послушать, как вы играете Моцарта.
— В самом деле? Маркиза уверяла, что вы терпеть не можете музыку.
Старый слуга Бурбонов хотел рассыпаться в уверениях, но Жак увел от него Арлетт. Он подал ей руку и, дабы успокоить насчет этой любезности, сказал вполголоса:
— Надеюсь, тетушка сообщила вам, что сегодня вечером ждет нашего друга. Я пригласил его от ее имени, и, клянусь, он не заставил себя просить.
— О! — прошептала девушка с волнением. — Как выразить вам…
— Не стоит. Я очень рад, что уговорил тетушку, и ручаюсь, что Альбер ей понравится.
— Боюсь, он не понравится моему отцу.
— Может быть. Но я уже начал кампанию в его поддержку, и граф выслушал меня. Только я немного удивлен, что Альбер до сих пор не приехал. Он всегда отличался точностью, а сегодня особый случай. Сейчас уже десять часов.
— Знаю… и тревожусь. Месье Мотапан должен быть зол на вас и месье Дутрлеза…
— О да! Он будто объявил нам вендетту. Но я берусь образумить Мотапана. Не тревожьтесь, через десять минут Альбер будет здесь.
Оба старика, которых девушка привела из курительной, уселись возле маркизы. Отец Арлетт был занят игрой. Жак рассеянно слушал тетку. Он часто смотрел на часы и готов был пойти навстречу запоздавшему другу, как только тот появится. Он чувствовал, что бедному Дутрлезу будет не по себе в этой гостиной, где его никогда не принимали как своего.
Жак, решив помочь другу, украдкой смотрел на Арлетт, которая была очаровательна как никогда. Он снова подумал, что Дутрлезу очень повезло.
Флотский капитан вместе с хозяйкой дома вспоминал мальтийского рыцаря. Маркизе де Вервен было четырнадцать лет, когда умер ее дядя, и она очень хорошо запомнила внешность, манеры и причуды этого представителя ушедшего века. Она не забыла и раджу, в честь которого старый кавалер давал праздник в 1824 году. Ее представили восточному принцу, и тот сравнил ее с бенгальской розой.
— Он говорил так, как говорят в дивертисменте «Мещанин во дворянстве», — сказала маркиза весело, — и я всегда удивлялась, каким образом мой дед с ним познакомился.
— Вы забываете, маркиза, что кавалер прежде служил в Индии, — ответил флотский капитан.
— Но в двадцать четвертом году этот раджа был слишком молод.
— Это правда, он не был стар даже лет двадцать назад, когда его убили пираты. Ваш дядя знал его отца и принял его сына. Они сблизились, потому что обоих обуревала страсть к драгоценным камням, а раджа был увешан ими с головы до ног. Я помню опаловое ожерелье, которое он носил на шее и которое ваш дядя очень хотел у него купить. Вы, наверно, видели его.
— Опаловое ожерелье! — повторила маркиза де Вервен, которую взволновали слова капитана. — Да, помню… Я видела это ожерелье и даже держала его в руках. И вы говорите, что эта вещь попала в руки разбойников?..
— Да! Его захватил пират, убивший несчастного раджу.
В эту минуту камердинер маркизы тихо доложил:
— Господин Альбер Дутрлез.
Арлетт побледнела и раскрыла ноты, чтобы скрыть смущение, Жак бросился навстречу другу, а граф де ля Кальпренед подскочил на стуле. Он смотрел попеременно на Дутрлеза и маркизу де Вервен, недоумевая, почему здесь появился его сосед, и надеясь, что маркиза его выгонит. Маркиза де Вервен поспешно встала.
— Вы узнаете его, если увидите? — спросила она флотского капитана.
— Кого? Раджу? Но, маркиза, я же сказал, что пираты разрезали его на куски! Уже двадцать лет как его съели акулы.
— Вы меня не поняли, любезный друг, — я говорю об ожерелье.
— Об ожерелье? Когда ваш дядя мне его показывал, мне было тринадцать лет, а теперь мне шестьдесят девять. Я помню его не очень ясно, однако оно было такое красивое, что вряд ли найдется похожее. Я помню, что опалы были крупными, как голубиные яйца. Правда, я был тогда ребенком, но все же, думаю, узнал бы его.
— Быть может, любезный капитан, у нас будет возможность проверить вашу память. Поговорим об этом после. Я должна принять молодого человека, о котором доложил Франсуа.
Маркиза сделала навстречу Альберу три шага, как положено по этикету для любезного приема гостя, но без излишней поспешности. Жак де Куртомер уже подбегал к Дутрлезу, протягивая ему обе руки, и встал таким образом, чтобы загородить его от присутствующих.
— Не бойся, — сказал он тихо, — тетушка к тебе расположена. Пусти в ход всю свою любезность. Отец будет сердито на тебя смотреть — не обращай на это внимания. Почему ты явился так поздно?
— Из-за Мотапана — между нами произошла страшная сцена. Расскажу потом.
— Неужели этот негодяй?.. Но сейчас не время. Пойдем, я представлю тебя тетушке.
Жак взял друга за руку и подвел к маркизе.
— Не могу выразить, до какой степени меня тронуло ваше приглашение, — начал Дутрлез, — и я…
— Позвольте вас перебить, — улыбаясь, прервала его хозяйка дома. — Во-первых, я имела удовольствие принимать вас еще в то время, когда давала балы, к тому же вы самый старый и преданный друг моего племянника. Я давно уже упрекаю его за то, что он не приводит вас ко мне по средам — в этот день у меня собираются друзья… увы, моих лет! А негодный Жак часто меня бросает. Вы будете приводить его… И немножко оживите наше общество. Нам это просто необходимо!
Это было сказано громко, чтобы все слышали, и, вероятно, предназначалось для того, чтобы объяснить графу де ля Кальпренеду появление гостя, которого он не ждал. Граф слушал, нахмурив брови, а маркиза продолжала:
— После партии я познакомлю вас с нашими друзьями. Но вист — это святое. Не будем их отвлекать и пойдемте поболтаем, если вас не пугает разговор со старухой.
Маркиза де Вервен приняла меры, чтобы их беседе никто не помешал.
— Жак, — сказала она, — доставь мне удовольствие: приготовь трик-трак для капитана, тот хочет отыграться у месье де Буаробера.
Вернувшись к Арлетт, которая рассматривала ноты, она прибавила:
— Милое дитя, почему бы тебе не сыграть нам что-нибудь? Эти господа не любят музыку, но ты будешь играть негромко. Сыграй Шуберта.
Никто не возражал. Два старых офицера страстно любили трик-трак, а маркиза нечасто устраивала у себя эту шумную игру. Арлетт же и не надеялась, что Альбер осмелится подойти к ней на глазах у отца, и была счастлива, что маркиза де Вервен нашла ей занятие.
Арлетт начала наигрывать немецкую балладу, а почтенная дама усадила Альбера возле себя и без обиняков начала разговор:
— Знаете, месье Дутрлез, пригласив вас, я рискую поссориться с моим старым другом графом де ля Кальпренедом. О! Не извиняйтесь, а главное, не благодарите: я действовала обдуманно и если приняла вашу сторону, то потому, что уверена: вы можете сделать Арлетт счастливой. Она любит вас — вы знаете это лучше меня. Я нахожу даже, что она недостаточно это скрывает и поставила себя в неловкое положение, когда нанесла вам визит. Думаю, что единственный способ все исправить — выдать ее за вас, и я постараюсь это сделать. Только позвольте мне задать вам несколько вопросов.
— Говорите, — воскликнул Дутрлез, — и клянусь: все, о чем вы меня спросите…
— Прекрасно! Не клянитесь! Я знаю, что вы откровенны, и надеюсь, что будете искренни. Я не спрашиваю о вашем состоянии: я это знаю. Но о ваших родных и ваших связях я знаю гораздо меньше.
— Моя мать умерла при родах, а отца я лишился, когда учился в школе. Воспитал меня дядя с материнской стороны, генерал Мериньян, который умер десять лет назад. Других родственников у меня нет. Мои связи… Я бываю в свете… но настоящий друг у меня один…
— Жак де Куртомер. Вы не могли выбрать лучше! Он любит вас всем сердцем. Для нас вы еще не совсем свой, но будете своим, и ваш пример, быть может, образумит моего племянника. Кальпренед настроен против вас. Но он передумает. В каких вы отношениях с его сыном?
— В превосходных. По крайней мере я так думаю… Хотя Жак сказал, что он сердится на меня за то, что я стал невольной причиной роковой ошибки.
— Вы искупили свою вину, уличив Мотапана — этого мошенника, которого я намерена наказать. Я берусь помирить вас с Жюльеном. А теперь, любезный месье Дутрлез, поговорим о другом. Вы знаете, что у мадемуазель Кальпренед нет приданого.
— Я буду очень рад вручить ей все мое состояние, — с воодушевлением проговорил Дутрлез.
— Этого довольно, — перебила маркиза, — даже слишком. Но я вижу, что граф встает. Без сомнения, он намеревается увезти дочь. Я его задержу. Мы возобновим наш разговор после. Вы играете в вист?
— Очень плохо, — смутился Дутрлез, который вовсе не ожидал этого вопроса.
Бедный влюбленный приехал не для виста: разговор с маркизой интересовал его гораздо больше.
— Ну, сделайте это для меня! — сказала маркиза. — Вам не стоит вступать в разговор с графом, пока я с ним не поговорю. Займите его место за карточным столом. Мои приятельницы будут вам чрезвычайно благодарны, потому что, если вы откажетесь, игра прекратится и все гости разъедутся. Дайте мне поговорить с графом!
— Я к вашим услугам, маркиза.
— Ступайте и ничего не бойтесь. Вы имеете право слушать пение мадемуазель Кальпренед и даже смотреть на нее.
После этого лукавого замечания маркиза представила Дутрлеза двум приятельницам как любителя виста, жаждущего составить им партию. Они приняли молодого человека с восторгом. Адриан де Куртомер был крайне любезен: он очень хотел познакомиться с Альбером.
Граф встал из-за карточного стола, заплатив двенадцать су. Ему хотелось поскорее увезти дочь, дабы показать этим, что присутствие Дутрлеза ему не по душе. Маркиза, предвидя это, опередила графа. Она поспешила к Арлетт и шепнула:
— Не бойся ничего и спой нам «Ольхового царя» как можно медленнее… Тогда отец не сможет тебя увезти. А когда закончишь, я попрошу тебя сыграть сонату Моцарта, самую длинную… Пока ты будешь играть, я так расхвалю твоего обожателя, что, быть может, мой друг изменит свое мнение о нем.
Девушка поблагодарила ее взглядом и начала петь таким слабым и дрожащим голосом, что ее едва было слышно. Но маркизе не пришлось беседовать с отцом. Жак догадался, в чем дело, и сам решил занять графа, чтобы помешать ему уехать. Он подошел к нему и задал вопрос, на который тот не мог не ответить.
— Могу я спросить, не ошиблась ли тетушка, уверяя меня, будто вы желаете предложить мне принять участие в каком-то путешествии? Она думает, что я могу быть вам полезен в некоем деле.
— Это правда, — ответил граф. — Я бы и сам заговорил с вами об этом, если бы не был так занят.
— Я не мог явиться по той же причине, но теперь хочу воспользоваться случаем и предложить вам свою помощь.
— Она мне необходима, — сказал отец Арлетт.
— Если так, положитесь на меня. О чем идет речь?
— Очень долго объяснять. Я боюсь вам наскучить. Уже поздно, и мне хотелось бы…
— Тетушка обожает музыку, и мадемуазель Кальпренед не отделается сегодня менее чем шестью пьесами. Следовательно, у нас есть час, и почему бы не употребить его на то, чтобы обсудить дело?
Граф колебался. Ему очень хотелось заполучить в помощники Жака де Куртомера. Кроме того, он надеялся предотвратить свидание, которому, как он подозревал, способствовала маркиза. Осмотрев гостиную, Кальпренед успокоился: Арлетт пела за фортепиано под присмотром маркизы де Вервен; два старых офицера увлеченно играли в трик-трак. Далеко, очень далеко от фортепиано Дутрлез, занятый вистом, не мог встать со своего места, пока обе старухи не прекратят игру.
— Очень охотно, — сказал после недолгого молчания подозрительный отец. — Я могу вкратце изложить суть дела, только прошу вас сохранить все в тайне.
— Разумеется, само собой.
— Но, если вы захотите сообщить месье Дуртлезу о моем плане, я буду вынужден от него отказаться.
— Я не считаю себя обязанным посвящать его в это дело. Дутрлез чрезвычайно скромен и не станет расспрашивать.
— Если так, хорошо. Я не могу обратиться ни к кому, кроме вас: вы защитили честь моего семейства.
— Вы слишком добры, но, право, я сыграл очень незначительную роль в разоблачении Мотапана, а мой друг, о котором вы говорили…
— Вы не против того, чтобы уехать из Парижа? — перебил граф, не желая слышать имя Дутрлеза.
— Уехать из Парижа? — переспросил Куртомер, удивившись. — Надолго? Если навсегда, то, признаюсь…
— Лишь на несколько месяцев, и вы сможете сделать это, когда пожелаете.
— О! На таких условиях я согласен. Я буду иметь удовольствие помочь вам и какое-то время не играть в карты. Это очень выгодно, потому что на прошлой неделе я проиграл за одну ночь двухгодичный доход с моего капитала.
— Если это предприятие удастся, вы сможете спокойно проиграть несколько тысяч луидоров.
— Черт возьми! Стало быть, речь идет о разработке каких-нибудь неизвестных приисков… в Калифорнии или Австралии?
— Не так далеко.
— Тем лучше: я уже не способен на дальние путешествия.
— Вы хорошо знаете берега Бретани?
— Лучше, чем бульвары и Елисейские Поля: я полгода плавал у нашего западного побережья. Мне знакома каждая скала между Сен-Мало и Нантом.
— Сам бог надоумил меня обратиться к вам! Теперь я не сомневаюсь в успехе.
— И я, если вы так в этом уверены. Но чем я могу быть вам полезен?
— Любезный Жак, — ответил граф, становясь все ласковее, — два года назад я был в Лондоне. Там я принял участие в бедном американском матросе, которого подобрал какой-то корабль и привез в Англию. Он один спасся при кораблекрушении, был едва жив от холода и усталости — двенадцать часов его носило по волнам. Я лечил его за свой счет, дал денег. Но он так и не выздоровел, но перед смертью из благодарности открыл мне тайну, которая стоит миллионы.
— Я догадываюсь: судно везло груз золота или серебра, и выживший матрос знал, где оно затонуло? Но… Что такое, Франсуа? — спросил Жак у камердинера, который подошел и встал перед ним. — Отчего у тебя такой испуганный вид?
— Мне хотелось бы вам кое-что сказать, — прошептал камердинер, который действительно казался напуганным. — Я хотел бы поговорить с вами наедине.
— Почему ты не обратишься к тетушке?
— Ее сиятельству совсем не нужно знать то, что я хочу вам сообщить.
— Франсуа, позволь мне еще несколько минут поговорить с графом! Сделай одолжение, возьми пустые чашки с чайного стола. Когда закончишь, вернись, и я выслушаю тебя.
Старый слуга неохотно повиновался.
— На этом судне было двенадцать миллионов, — продолжил граф, как только Франсуа отошел.
— Лакомый кусочек, — смеясь, сказал Куртомер, — но судно, я полагаю, застраховано, и все принадлежит страховому обществу.
— Я это имел в виду, так же как и матрос, потому что он приехал в Лондон для переговоров с этим обществом.
— Гм! Думаю, его приняли бы дурно. Он не имел права вступать в переговоры: судно принадлежало не ему.
— Да, но все были уверены, что корабль пошел ко дну в открытом море. Он один знал, что корабль разбился о скалу очень близко от берега. Это была его тайна, и он подарил ее мне, облегчившему его страдания.
— Боюсь, что подарок не очень ценный.
— Почему? — спросил граф удивленно и почти сердито.
— О том, что судно пошло ко дну, может знать кто-нибудь еще.
— Вы ошибаетесь! Никто не знает. Я удостоверился в этом.
— Не сомневаюсь, граф, — сказал Куртомер, с трудом сохраняя серьезный вид. — Трудно допустить, чтобы кораблекрушение у берега осталось незамеченным, но это случается… Всякое бывает. История Мотапана не более удивительна, чем тайна затонувших миллионов. Позвольте лишь заметить, что этот человек не имел права передавать не принадлежавшую ему собственность даже даром.
— Вы не сообщили ничего нового. Я знаю, что только страховое общество имеет право претендовать на затонувшие сокровища, и поверьте, мне ни на секунду не приходило в голову его обмануть. Я договорился с этим страховым обществом, — продолжал Кальпренед несколько обиженно.
— Не можете ли вы рассказать, как вы с ним договорились? Трудно представить, что оно уступило вам миллионы, когда само могло их выловить…
— Я сказал директору: «Вы не знаете, где произошло кораблекрушение, и, по всей вероятности, никогда не узнаете. А у меня есть данные, которые позволят отыскать затонувшее судно. Предлагаю вам сделку, я готов рискнуть. За какую сумму вы продадите мне корабль вместе с грузом?»
— Я об этом не подумал. Сделка хорошая. Английская корпорация водолазов заключает такие сделки. И общество приняло ваше предложение?
— Не сразу. Сначала отказало, и я понял почему. Они хотели сами отыскать сокровища, надеясь обойтись без меня. Это им не удалось, потому что через полтора года они написали, что согласны пойти мне навстречу. Я вернулся в Лондон и подписал договор, по которому ко мне переходят все права.
— За значительную сумму, я полагаю?
— Корабль и груз золота мне уступили за пять тысяч фунтов стерлингов.
— Сто двадцать пять тысяч франков? Черт побери! И вы заплатили?
— Наличными. Это почти все, что оставалось от моего состояния. Но я не нахожу, что это слишком дорого.
— Конечно, приобрести двенадцать миллионов за сто двадцать пять тысяч — это выгодно. Только…
— Что?
— Извините, граф, Франсуа бродит вокруг нас со страдальческим видом. Позвольте мне сказать ему словечко.
По знаку Кальпренеда Жак позвал старого камердинера и сказал вполголоса:
— В чем дело? Меня кто-нибудь спрашивает?
— Да… то есть нет, не вас… да это одно и то же.
— Франсуа, ты говоришь загадками. Ты можешь сказать тому, кто тебя послал, что я прошу подождать несколько минут? А теперь ступай. Наши переговоры раздражают мою тетушку.
Франсуа послушался, но бросил на племянника своей хозяйки многозначительный взгляд, вероятно, означавший: «Прошу вас, не медлите, дело важное».
Жак де Куртомер продолжал, обращаясь к Кальпренеду:
— Я думаю, граф, прежде чем потратить довольно солидную сумму, вы удостоверились, что затонувший корабль находится в указанном месте.
— Да, насколько это было возможно. Я съездил в Бретань и нашел скалу, о которую разбилось судно. Но я не делал ничего, что могло бы привлечь внимание.
— Предосторожность разумная, но, боюсь, бесполезная. Вы, конечно, вернулись на этот берег?
— Нет, и хорошо сделал: я узнал, что страховое общество поручило своим агентам следить за мной. Страховое общество начало переговоры только потому, что я затаился. А после я узнал забавную подробность. Кажется, оно получило от одного из своих агентов сведения, что я истратил все свое состояние на безумные спекуляции, по всей видимости, обманутый ложными сведениями. Директора страхового общества с восторгом уступили мне за пять тысяч фунтов стерлингов клад, который нельзя отыскать. Что вы скажете об этих людях?
— Боже мой! — ответил Жак, преодолевая желание расхохотаться. — Я понимаю их и надеюсь, что они скоро пожалеют о заключенной сделке. Теперь ничто не мешает вам действовать, потому что вы — законный владелец миллионов.
— О! Совершенно законный! Мне остается только вступить во владение.
— Тут-то и начинаются затруднения, — сказал, улыбаясь, Куртомер. — Однако вернулся Франсуа… Этого старика сегодня будто тарантул укусил… Ему не сидится на месте. А! На этот раз он обратился к моему другу Дутрлезу.
Старый камердинер опять появился в гостиной, но, вместо того чтобы подойти к дивану, где сидели Жак и граф, приблизился к карточному столу и что-то сказал на ухо Альберу Дутрлезу. Для того чтобы Франсуа позволил себе такую фамильярность с гостем маркизы де Вервен, должно было произойти нечто из ряда вон выходящее.
«Что он ему сказал?» — заинтересовался Жак де Куртомер.
Граф прервал свои откровения и следил за тем, что происходило возле камина. Там все было по-прежнему; Арлетт закончила петь и теперь играла сонату Моцарта — к большому удовольствию маркизы де Вервен, которая кивала головой в такт; Дутрлез сидел, поглядывая то на девушку, то на Жака, который разговаривал с отцом Арлетт. Вдруг Жак увидел, что, выслушав Франсуа, он изменился в лице.
Поговорив с камердинером, Дутрлез попросил моряка на минуту заменить его, и тот, желая отыграться после трик-трака, поспешно согласился. Молодой человек, пробормотав извинения, встал и вышел из зала, ни на кого не глядя. Арлетт, которая была так рассеянна, что то и дело фальшивила, заволновалась. Женская интуиция подсказывала ей, что случилось нечто неприятное. Она вопросительно взглянула на маркизу де Вервен, но та сделала ей знак успокоиться и продолжать коверкать сонаты бессмертного автора «Дон-Жуана».
Граф молчал и заметно нервничал. Жак без труда угадывал причину его беспокойства: отец готов был встать и увезти Арлетт, и Куртомер, чтобы избежать этого, поспешил возобновить прерванный разговор.
— Нет нужды уверять вас, что я весь к вашим услугам, — сказал он, — но каким образом я могу быть вам полезен?
— Вы моряк! — горячо заметил Кальпренед.
— Это правда. И я довольно хорошо знаю свое ремесло. Но навигация тут ни при чем.
— А я уверяю, что ваше содействие просто необходимо для того, чтобы осуществить мой план. Я изложу его… вкратце, потому что уже поздно и Арлетт, вероятно, устала, — сказал граф, взглянув сперва на дочь, а потом на дверь.
— Вы разве не собираетесь учредить общество для поиска сокровищ?
— Думал, но изменил свое намерение. Я потерял много денег из-за неудачных вложений и не хочу, чтобы меня обвиняли в стремлении разорить других. А если допустить, что дело удастся, я получу очень небольшую выгоду, потому как буду вынужден делиться с тысячами акционеров.
— Вы могли бы продать им акции, если бы они согласились купить.
— То есть, говоря деловым языком, я оставил бы себе некоторое число дармовых акций, которые составляли бы часть моего капитала. Это мне не нравится. Я хочу все или ничего. Но я согласен отдать половину сокровищ другу, которого выберу сам, — вам, любезный Жак.
— Очень признателен, что вы подумали обо мне, но не могу принять столь королевский подарок, — сказал Куртомер так серьезно, как только мог. — Шесть миллионов были бы очень кстати, если бы я их заработал. К несчастью, я не могу получить их законным путем.
— Напротив, у вас есть все, чего мне недостает: вы умеете управлять кораблем и располагаете необходимым капиталом для проведения подводных работ.
— Мой капитал сейчас весьма невелик: у меня нет даже двухсот пятидесяти тысяч франков, и неизвестно, во что обойдется поиск сокровищ.
— Почти ни во что! Надо только арендовать месяца на два небольшой пароход, взять напрокат или купить водолазный колокол и нанять человек двенадцать водолазов.
— Вы думаете, это так просто? Потребуется много времени, много людей и много денег.
— Вы забываете, что корабль пошел ко дну два года назад, он еще не увяз в иле. Я полагаю, издержки не превысят пятидесяти тысяч франков. Правда, у меня их нет.
— У меня есть, и, хотя я небогат, я буду рад передать их в ваше распоряжение. Только…
— Что?
— Мне не хотелось бы делить прибыль. Нет, не возражайте, граф! Я приму вознаграждение и останусь в выигрыше.
— Вы слишком великодушны, любезный Жак, но я предлагаю вам другие условия.
— Подождите, есть дополнительный пункт.
— Согласен заранее, каков бы он ни был.
— Раз так, можете располагать мной, если позволите мне назвать свои условия после того, как дело завершится. Хочу заметить, что деньги тут ни при чем.
Говоря это, Жак смотрел на Арлетт, которая закрыла ноты и, по-видимому, собиралась встать из-за фортепиано. Граф понял, что речь шла о ней, и лицо его просияло: выдать дочь за Жака де Куртомера было его мечтой.
— Заручившись вашим согласием, — воскликнул граф, — я доверю вам свой секрет. Корабль разбился о скалу, которая находится…
— Вы скажете это завтра, если примете меня после полудня, — перебил отставной лейтенант. — Мы с вами договорились, и этого достаточно. К чему подробности? Вы можете сообщить их при новой встрече. Позвольте мне пойти к моему другу Дутрлезу — я, наверно, ему нужен, потому что Франсуа обратился сначала ко мне. Я хочу знать, что происходит в передней.
— Ступайте, мой милый, — сказал граф. — Уже поздно, и я должен проститься с вашей тетушкой. Жду вас завтра.
— Непременно буду, — ответил Жак, вставая и подходя к двери гостиной.
Дутрлеза нигде не было видно, и Куртомер подумал: «Тут наверняка замешан Мотапан».
