XIV
Перед битвой
Маленькая цветочница была очень взволнованна.
– Мне надо переговорить с вами, мосье Фрике, – начала она.
– К вашим услугам, к вашим услугам, мадемуазель Виржини.
– Только мне не хотелось бы, чтобы меня заметили. Фрике улыбнулся. Они стояли как раз против темного переулка Гласьер.
– Пройдемте сюда, – предложил он. – Ну, в чем же дело?
– Вопрос мой покажется вам, может быть, странным, неуместным. Во-первых, скажите мне, хорошо вам живется у вашего нового господина?
– Я доволен, очень доволен. Конечно, не могу и не должен забыть того, что местом этим обязан именно вам.
– О! Я пришла сюда совсем не для того, чтобы напоминать вам об этом.
– Почему же нет? Вы сами помогли мне тогда завести знакомство с этими господами. Помните, на бегах. Еще я так скучал тогда, так тяготился службой у этого надоедливого провинциала.
– Да, этот испанец и друзья его – мои давнишние покупатели. Они не пропускают ни одного бега, ни одной скачки, и всегда покупают у меня цветы.
– Я ведь просил вас тогда как-нибудь к слову сказать этим господам, что я уезжал перед тем из Парижа на целый год.
– Да, я помню это, но никогда не могла понять, к чему могла вам послужить эта ложь, хотя для вас, мосье Фрике, я, конечно, готова всегда сделать все-все, чего вы только от меня потребуете! С первого же раза, как вы только увидали меня, вы всегда были ко мне так добры, так внимательны. Я с первого же раза так полюбила вас, мосье Фрике.
– Я тоже дружески расположен к вам, Виржини.
– О! Я знаю, хорошо знаю, что значит это расположение, дружеское расположение. Вы жалеете бедную Этиоле и предлагаете ей свою дружбу, как милостыню, как подаяние…
– Ошибаетесь, Этиоле! Совсем… совсем не потому…
– Перестаньте. Я же сама знаю, что таких… таких, как я, не любят… Но, видите, мосье Фрике, и дружба ваша очень-очень дорога для бедной Этиоле, и она, конечно, рада сделать все, чтобы только заслужить и сохранить ее.
Виржини говорила с большим жаром, на глазах ее блестели слезы. Фрике был тронут и взволнован.
– Уже два дня ищу я вас, мосье Фрике, и все не могу встретить, – продолжала цветочница. – Вам грозит большая, очень большая опасность, и я пришла именно для того, чтобы предупредить вас о том.
– Какая? – удивился гамен.
– Точно, определенно ничего не могу вам сказать, мосье Фрике. Знаю только, что за каждым шагом вашим следит этот негодяй Флампен. С утра до ночи болтается он около вашего дома и всюду следует за вами.
– И только-то? – усмехнулся Фрике.
– О! Флампен – скверный, негодный парень. Я его хорошо знаю. Он ужасно зол на вас за то, что вы тогда вступились за меня… Ведь я бросила его с тех пор.
– Неужели он не понимает, что вы бросили его просто потому, что он вам опротивел? Вы разлюбили его – вот и все.
– Да я никогда и не любила его.
– Как не любили? Но почему же вы…
– Смешной народ эти мужчины! Отчего да почему? Да я и сама не знаю почему! Связалась, потому что не хотела отстать от своих подруг, те уже давно обзавелись дружками… Но с того памятного дня он мне окончательно опротивел, с того дня, как я сравнила его с… с другими, – потупилась Этиоле. – Говорю вам, мосье Фрике, что у этого негодяя недоброе на уме, – прибавила она.
– Очень вам благодарен за то, что вы предупредили меня, Виржини. Буду осторожнее.
– Он выдумал теперь торговать собаками. Это собачье ремесло ему и на руку, так как он может, не возбуждая ничьих подозрений, шляться дни и ночи по бульварам и людным кварталам. Вы можете его встретить на каждом шагу.
– Это, конечно, надо принять к сведению.
– Мне пора, до свидания, мосье Фрике! Да хранит вас само Провидение!
– А вы верите в Провидение, Этиоле?
– Бывают минуты.
Она отвернулась, чтобы скрыть непрошеные слезы, и пошла по направлению к бульвару. Характер этого странного создания являлся еще загадкой для Фрике, и загадкой довольно интересной; но в настоящий момент у него было столько дела, что некогда было размышлять о достоинствах и недостатках Виржини.
Фрике поспешил войти в квартиру Викарио.
В этот вечер испанец вернулся очень поздно.
– Они там, однако, вдоволь наболтались, – сказал себе Фрике. Предчувствие подсказывало, что пора убраться от Викарио, и как можно поскорее. Должность лакея тяготила его, кроме того, теперь была ему вовсе не нужна. Оставалось только придумать уважительную причину.
Все устроилось самым простым образом. Николь написал письмо, которое Жан передал мосье Викарио.
– Слуга господина Данфрона принес вам письмо, сударь, – сказал он испанцу.
– Ах, это, верно, от де Нанжери, – заметил тот. Письмо было, действительно, за подписью Родриго де Нанжери. Он прощался в нем с Викарио, так как, по настоянию отца, отправлялся в Италию на неопределенное время. Жана он вызывал к себе, поскольку не мог пуститься в такую дальнюю дорогу без верного слуги. До Марселя с ним поедет отец, так что завернуть в Париж де Нанжери не имеет возможности.
Жан был в отчаянии; он так привык к своему новому господину, ему было так трудно с ним расстаться… Сцена прощания была очень трогательна. Викарио тоже опечалился, но не от разлуки с Жаном, а оттого, что де Нанжери ловко выскользнул из его цепких лап.
В день отъезда Жана привратник подал ему безграмотное письмо, написанное на простой серой бумаге. На конверте стояло:
«Мосье Маресьяку в городе».
– Это тому жильцу, который квартировал у нас до мосье Викарио Пильвейра, – пояснил он ему.
– Еще что за штука? – удивился Фрике и конфисковал послание.
Это была уже последняя услуга, оказанная ему обстоятельствами в дни пребывания его у господина Викарио.
Юноша и не подозревал, что услуга эта была самой важной из всех.
На следующее утро Фрике спокойно завтракал с Николем, тогда как все считали его уехавшим в департамент Оны, в замок де Нанжери.
На завтраке этом друзья наши держали последний военный совет. Надо было атаковать неприятеля.
– А ведь уметь ломать комедию бывает иногда очень и очень полезно, – рассуждал Фрике.
– Да, ты и актер-то не последний, хотя и молод! – хлопнул его по плечу Николь.
– Но все же мне никогда не сравняться с вами, мосье Николь, – покачал головою ученик. – Никогда не сумел бы я превращаться так ловко, так искусно из стряпчего в солдата, из солдата в знатного барина, из барина в простого комиссионера… Ах, кстати, заходили к вам еще Гедены и Ревершены?
– Заходили, только им объявили, что контора уже прекратила свои операции. Новость эта была им, конечно, не особенно приятна, ну да нам-то до того какое дело, требовалось только развязаться с ними. А вот тебе, дружок Фрике, могу порекомендовать прекраснейшего извозчика. Если понадобится карета, воспользуйся этим адресом. Парень сметливый.
И он подал ему карточку возницы, обозревавшего кабачок вдовы Сулайль.
– Отлично. А это что за бумажка? – спросил гамен, вытаскивая из потайного ящика бюро аккуратно сложенный лоскуток бумаги, испещренный какими-то непонятными цифрами.
– Это козыри, которые нам дал в руки Пьер Ларфульо, – улыбнулся Николь. – Это копия с шифрованной записки, которую Викарио посылал в Версаль. Я не понял иероглифов, но надо постараться разобрать эту галиматью. Главное – никогда не надо отчаиваться, дружок Фрике.
– Мы с вами люди бывалые! – расхохотался гамен. – Какие письмена могут быть нам не понятны, когда мы разгадали и не такие загадки…ен и…ер тоже чего-нибудь стоят.
– Да, сведений собрано немало, – задумчиво проговорил Николь.
– Сусанна Мулен, переулок Гласьер. Клянусь вам, мосье Николь, что никогда не пришло бы мне в голову искать этих негодяев на Итальянском бульваре. И что это за Сусанна Мулен?
– Способность мышления отличает человека от животного, дружок Фрике. Раскинь немножко мозгами… Ты видел в доме мосье X., в Версале, высокую брюнетку, которую называли мадам.
– Так вы предполагаете, что это и есть Сусанна Мулен?
– Без сомнения! Твой Викарио только тогда переехал в квартиру этой Сусанны, когда узнал, что господин X. остается в Версале.
– Постойте, постойте… Ведь франт этот, обобрав бумаги раненого, не взял его денег… Значит, ему нужно было только его имя! Под этим-то именем он теперь, конечно, и живет в Версале.
– Достойный, действительно достойный ученик! – дружески потрепал его по плечу Николь. – Способностью логических выводов и заключений ты владеешь в совершенстве, дружок Фрике.
– Ах, дайте же мне договорить! – нетерпеливо топнул ногой юный следователь. – Мы имеем в руках, действительно, немало данных, но многое, еще очень многое нам не известно. Какая цель руководила этим человеком? Что понудило его присвоить себе чужое имя? Вот в чем загадка, мосье Николь.
– А я тебе скажу, что разгадывать ее – совсем не наше дело.
– Ошибаетесь! По крайней мере, мне все это очень близко к сердцу, так как в глазах господина Лефевра я остаюсь по-прежнему презренным негодяем, способным ограбить и убить человека! А я не хочу, чтобы благодетель, приютивший и воспитавший меня, был обо мне такого мнения. Да и к тому же, так как сама судьба наводит нас на след какого-то гадкого, низкого дела, мы должны как честные люди постараться раскрыть ужасную тайну, помешать даже, если это только возможно, исполнению злого умысла. Без вас один я, конечно, не мог бы ничего сделать. Вы помогли мне не только советами, но и деньгами, мосье Николь. Немало потратили вы их на это дело.
– Ах, оставим это в стороне. Да, у меня есть деньги, я пользуюсь ими, как хочу. Разве лучше прожигать деньги? Я и так прокутил большую часть своего капитала, остатками-то можно распорядиться как-нибудь иначе… Да и притом действую я совсем не бескорыстно, как ты воображаешь, дружок Фрике. А драма-то, драма, сюжет которой будет почерпнут из действительной жизни, – ты забыл об этом? Она будет поставлена на театре и выдержит по меньшей мере двести представлений! Как автор я буду пожинать лавры и… заработаю деньги. А ты еще толкуешь об убытках! Да я наживу себе новые капиталы!
– У каждого, конечно, есть свой интерес, мосье Николь. Но скажите же мне, где должен я основать теперь свою главную квартиру? В Версале, не так ли?
– В Версале, дружок Фрике. Понятно, в Версале. Надо следить за главным вожаком, а уж свита сама попадет к нам в руки.
– Эти Карлевали да Буа-Репоны – ничего не стоящая дрянь, мелкота…
– Ты чрезмерно строг к ним, мой милый Фрике.
– Но я их знаю, хорошо знаю, мосье Николь. Журналист Медерик – еще туда-сюда, да и тому цена-то не велика. Просто добрый малый, и только. Я считаю его честным человеком, но не рассчитываю на его поддержку. Он, видимо, хочет остаться в стороне, ему не нравится роль соучастника господина X.
– Ну, а женщина?
– Одна уже сослужила нам службу, мосье Николь. Это маленькая цветочница Этиоле.
– Ну, а та, в Версале?
– А-а! Подруга, любовница или жена, но во всяком случае соучастница этого мосье X. А? Надо подумать… Я и сам не знаю, как за нее взяться. Девиз мой – осторожность… А что сказали бы вы, мосье Николь, если бы мне удалось открыть настоящее имя этого господина?
– Что бы я сказал? Да сказал бы, что ты умнее меня, что ты превзошел своего наставника. И притом это было бы прекраснейшим началом для третьего акта моей драмы.
Имя это было уже у Фрике в кармане, оно стояло на конверте безграмотного послания, которое он не успел еще прочесть.