ГРОБ С ДВОЙНЫМ ДНОМ
Гений зла
Путилин ходил из угла в угол по своему кабинету, что бывало всегда, когда его одолевала какая-нибудь неотвязная мысль. Вдруг он круто остановился передо мной.
– А ведь я его все-таки должен поймать, доктор!
– Ты о ком говоришь? – спросил я моего гениального друга.
– Да о ком же еще, как не о Домбровском! – с досадой вырвалось у Путилина. – Как известно, вот уже целый год он играет со мной, как кошка с мышкой. Много на своем веку видел я отъявленных и умных плутов высокой марки, но признаюсь тебе, что подобного обер-плута еще не встречал. Гений, ей-богу, настоящий гений! Знаешь, я искренне им восхищаюсь.
– Что же, Иван Дмитриевич, тебе должна быть особенно приятна борьба с этим господином, поскольку вы – противники равные по силе.
– Ты ведь только вообрази, – продолжал Путилин, – сколько до сих пор нераскрытых преступлений этого короля воров и убийц отягощают мою совесть! В течение одиннадцати месяцев – три кражи на огромную сумму, два убийства, несколько крупных мошенничеств – подлогов. И все это совершено одним господином Домбровским! Он прямо неуловимый какой-то! Знаешь ли ты, сколько раз он меня оставлял в дураках? Я до сих пор не могу без досады вспоминать, как он провел меня в деле о похищении бриллиантов у ювелира Г. Как-то обратился ко мне этот известный ювелир с заявлением, что из его магазина начали часто исчезать драгоценные украшения: перстни, булавки, запонки с большими бриллиантами огромной ценности. «Кого же вы подозреваете, господин Г.?» – спросил я ювелира. «Не знаю, прямо не знаю, на кого и подумать. Приказчики мои – люди испытанные, кристальной честности, и, кроме того, ввиду пропаж я учредил за всеми самый бдительный надзор. Я не выходил и не выхожу из магазина, сам занимаюсь продажей драгоценностей и… тем не менее не далее как вчера у меня на глазах, из-под носа, исчез рубин редчайшей красоты. Ради бога, помогите, господин Путилин!»
Ювелир чуть не плакал. Я решил взяться за расследование этого загадочного дела об исчезновении бриллиантов. «Вот что, любезный господин Г., не хотите ли вы взять меня на несколько дней к себе приказчиком?» – спросил я его. Он страшно, бедняга, изумился. «Как?!» – сразу не сообразил он. «Очень просто: мне необходимо постоянно находиться в магазине, чтобы следить за покупателями. В роли приказчика мне это будет чрезвычайно удобно делать».
На другой день, великолепно загримированный, я стоял рядом с ювелиром за зеркальными витринами, в которых всеми цветами радуги переливались драгоценные камни. Я не спускал глаз ни с одного покупателя, следя за каждым движением. Вечером я услышал сдавленный крик отчаяния злополучного ювелира.
«Опять, опять! Новая пропажа!» – «Да быть не может! Что же теперь исчезло?» – «Булавка с черной жемчужиной!»
Я стал вспоминать, кто побывал в этот день в магазине. О, это была пестрая вереница лиц! И генералы, и офицеры-моряки, и штатские денди, и великосветские барыни, и ливрейные лакеи, явившиеся с поручениями от своих знатных господ. Стало быть, среди этих лиц и сегодня находился страшный, поразительно ловкий мошенник. Но в каком облике он явился? Признаюсь, это была совсем непростая загадка…
На другой день я получил по почте письмо. Я помню его содержание наизусть. Вот оно: «Любезный господин Путилин! Что это вам пришла за странная фантазия превратиться в приказчика этого плута Г.? Это не к лицу гениальному сыщику. Ваш Домбровский». Когда я показал это письмо ювелиру, тот схватился за голову: «Домбровский?!.. О, если вы не спасете меня от него, я погиб. Это не человек, а сущий дьявол! Он разворует у меня постепенно весь магазин!..»
Этот день прошел без кражи. Я был убежден, что гениальный мошенник, узнав меня, не рискнет больше являться в магазин и что его письмо – не более как бравада, дерзкая выходка. На следующий день, часов около пяти, к магазину подкатила роскошная коляска с ливрейным лакеем на козлах. Из коляски вышел, слегка прихрамывая и опираясь на толстую трость с золотым набалдашником, полуседой джентльмен, барин чистой воды. Лицо его дышало истым благородством и доброжелательностью. Лишь только он вошел в магазин, как ювелир с почтительной поспешностью направился навстречу знатному посетителю. «Счастлив вас видеть, ваше сиятельство…» – залепетал он. «Здравствуйте, здравствуйте, любезный господин Г., – снисходительно-приветливо бросил важный клиент. – Есть ли что-нибудь новенькое, интересное?» – «Все что угодно, ваше сиятельство». – «А, кстати, я хочу избавиться от этого перстня. Надоел он мне что-то. Сколько вы мне за него дадите?»
Ювелир взял перстень. В оправе сиял огромный бриллиант дивной воды. Г. долго его разглядывал.
«Три тысячи рублей могу вам предложить за него…» – после долгого раздумья проговорил он. «Что? – расхохотался старый барин. – За простое стекло – три тысячи рублей?» – «То есть как за стекло? – удивился ювелир. – Не за стекло, а за бриллиант». – «Да бросьте, это лондонская работа. Поддельный бриллиант. Мне подарил его мой дядюшка, князь В., как образец заграничного искусства подделывания камней».
Злополучный ювелир покраснел как рак. Его, величайшего знатока, специалиста, пробуют дурачить! «Позвольте я его еще раз хорошенько осмотрю». Он стал проделывать над бриллиантом всевозможные манипуляции, смысл и значение которых мне, профану, были совершенно непонятны.
«Ну что, убедились?» – мягко рассмеялся князь. «Убедился… что это – бриллиант самый настоящий и очень редкой воды».
Выражение искреннего изумления отразилось на лице князя. «Вы не шутите?» – «Нисколько. Неужели вы полагаете, что я не сумею отличить поддельный камень от настоящего?» – «И вы… вы согласны дать мне за него три тысячи рублей?» – «И в придачу даже вот эту ценную по работе безделушку», – проговорил Г., подавая князю булавку с головкой-камеей тонкой работы. «Ах какая прелесть!.. – в восхищении воскликнул князь. – Ну-с, месье Г., я согласен продать вам этот перстень, но только с одним условием». – «С каким, ваше сиятельство?» – «Во избежание всяческих недоразумений вы потрудитесь дать мне расписку, что купили у меня, князя В., перстень с поддельным бриллиантом за три тысячи рублей». – «О, с удовольствием! – рассмеялся ювелир. – Вы извините меня, ваше сиятельство, но вы большой шутник!»
Расписка была написана и вручена князю. Тот протянул Г. драгоценный перстень.
«Сейчас я тороплюсь по делу. Через час я заеду к вам. Вы подберите мне что-нибудь интересное». – «Слушаюсь, ваше сиятельство!»
Вскоре коляска отъехала от ювелирного магазина. Прошло минут пять. Я заинтересовался фигурой какого-то господина, очень внимательно разглядывавшего окно-витрину. Вдруг яростный вопль огласил магазин. Я обернулся. Злосчастный ювелир стоял передо мной белее полотна.
«Господин Путилин… Господин Путилин…» – бессвязно лепетал он. «Что такое? Что с вами? Что случилось?» – спросил я, недоумевая. «Фальшивый… фальшивый!» – с отчаянием восклицал бедняга Г. «Как фальшивый?! Но вы же утверждали, что это настоящий бриллиант?..»
Ювелир хватался руками за голову: «Ничего не понимаю… ничего не понимаю… Я видел бриллиант, который вдруг сразу превратился в простое стекло».
Зато я все понял. Этот князь В. был не кто иной, как Домбровский. У гениального мошенника было два кольца, похожие друг на друга как две капли воды. В последнюю минуту он всучил ювелиру перстень не с настоящим бриллиантом, а с поддельным.
Путилин опять прошелся по кабинету.
– А знаешь ли ты, что три дня назад опять случилась грандиозная кража? У графини Одинцовой похищено бриллиантов и других драгоценностей на сумму около четырехсот тысяч рублей! Недурно?
– Гм… Действительно, недурно, – ответил я. – И ты подозреваешь…
– Ну разумеется, его. Кто же, кроме Домбровского, может с таким совершенством и блеском произвести столь необычайное хищение! Кража драгоценностей произошла во время бала. Нет ни малейшего сомнения, что гениальный вор находился в числе гостей, ловко, самым незаметным образом проник в будуар графини и там похитил эту уйму драгоценностей.
– И никаких верных следов, друг?
– Пока что никаких. Общественное мнение страшно взбудоражено. В высших инстанциях на меня несколько косятся. Мне было в вежливой форме поставлено на вид, что от меня ожидали и ожидают большего, что нельзя так долго оставлять на свободе, ненайденным такого опасного злодея. Откровенно говоря, все это меня страшно волнует. Но зато я устроил ему везде, где только возможно, страшную засаду.
– Попробовали бы они сами разыскать подобного дьявола… – недовольно проворчал я, искренне любивший моего друга.
– Но клянусь, что я еще не ослаб! Я во что бы то ни стало поймаю этого господина! – слегка ударив ладонью по столу, с жаром проговорил Путилин.
Раздался стук в дверь.
– Войдите! – крикнул шеф питерской сыскной полиции.
В комнату вошел дежурный агент и с почтительным поклоном подал начальнику элегантный конверт.
– Просили передать немедленно в собственные руки вашему превосходительству.
– Кто принес, Жеребцов? – быстро спросил Путилин.
– Ливрейный выездной лакей.
– Хорошо, ступайте.
Иван Дмитриевич порывисто разорвал конверт и стал читать. Я не сводил с него глаз и вдруг заметил, как краска гнева бросилась в лицо моему другу.
– Ого! Это, кажется, уже чересчур! – вырвалось у него гневное восклицание.
– В чем дело, друг? – осторожно поинтересовался я.
– А вот, прочти сам.
С этими словами Путилин подал мне конверт с двойной золотой монограммой. Вот что содержало это письмо: «Мой гениальный друг! Вы дали клятву поймать меня. Желая прийти вам на помощь, сим извещаю вас, что сегодня, ровно в три часа дня, я выезжаю с почтовым поездом в Москву по Николаевской железной дороге. С собой я везу все драгоценности, похищенные мною у графини Одинцовой. Буду весьма польщен, если вы проводите меня. Уважающий вас Домбровский».
Письмо выпало у меня из рук. Я был поражен, как еще никогда прежде в своей жизни.
– Что это, шутка, мистификация?
– Отнюдь нет. Это правда.
– Как?!
– Я отлично знаю почерк гениального мошенника. Это один из его необычайно смелых трюков. Домбровский любит устраивать неожиданные выпады.
– А ты не предполагаешь, что это сделано с целью отвести твои глаза? В то время, когда мы будем его караулить на Николаевском вокзале, он благополучно удерет другим путем.
Путилин усмехнулся:
– Представь себе, что нет. Он действительно, если только мне не удастся его узнать, непременно уедет этим поездом и непременно по Николаевской дороге. О, ты не знаешь Домбровского! Неужели ты думаешь, что, если бы это был обыкновенный мошенник, я не изловил бы его в течение года? В том-то и дело, что он равен мне по силе, находчивости, дерзкой отваге. Он делает такие ходы, какие не выполнял ни один шахматный игрок мира.
Путилин взглянул на часы. Стрелка показывала половину второго.
– Я принимаю вызов. Браво, Домбровский! Честное слово, это красивая игра! – возбужденно проговорил мой друг. – Итак, до отхода поезда остается полтора часа… Гм… не много…
Путилин провожает мошенника
На Николаевском вокзале не царило в то время при отходе поездов того сумасшедшего движения, какое мы наблюдаем теперь. Пассажиров было куда меньше, поезда ходили значительно реже. Было двадцать минут третьего, когда я спешно подъехал к Николаевскому вокзалу. Почти тотчас же приехал и Путилин. Железнодорожное вокзальное начальство, предупрежденное, очевидно, им о приезде, встретило его.
– Вы предупредили, чтобы несколько задержали посадку пассажиров в поезд? – спросил он начальника станции.
– Как же, как же! Все двери заперты. Могу поручиться, что ни один человек незаметным образом не проникнет в вагоны.
Путилин, сделав мне знак, пошел к выходу на перрон вокзала. Поезд, уже готовый к отправлению, только еще без паров, был подан к платформе. Он состоял из пяти вагонов третьего класса, двух вагонов второго и одного – первого класса, не считая двух товарных вагонов.
– Надо осмотреть на всякий случай весь состав… – задумчиво произнес знаменитый сыщик.
Мы обошли все вагоны по очереди. Вскоре в них уже не оставалось ни одного уголка, который не был бы нами осмотрен. Увы, поезд был пуст, совершенно пуст! Мы прошли по всему перрону. Всюду стояли жандармы, оберегая все входы и выходы. У каждого вагона стояли опытные агенты, мимо которых должны были проходить пассажиры.
– У дверей зала третьего класса в момент выхода публики будет стоять Х. О, он молодчина! Он не пропустит ни одного подозрительного лица… – возбужденно проговорил Путилин.
Мы вернулись в зал первого класса. Тут было не особенно много пассажиров. Мой друг зорко всматривался в лица мужчин и женщин, одетых по-дорожному, с традиционными сумками через плечо. Особенное внимание привлекал высокий рыжий господин с огромными бакенбардами, с чемоданом в руках. Это был тип англичанина-туриста.
– Пора выпускать публику для посадки в вагоны! – незаметно шепнул начальник станции.
– Выпускайте! – так же тихо ответил Путилин.
Начальник сыскной полиции встал у дверей на выход, не спуская пристального взора с проходящих мимо него пассажиров. Вот прошел один, другой, третья…
– Скажите, пожалуйста, который час? – по-английски обратился Путилин к высокому рыжему джентльмену.
Тот вскинул на него удивленный и непонимающий взгляд.
– Виноват, я не понимаю, что вы говорите! – холодно бросил он.
Пассажиров больше не оставалось. Дверь была моментально заперта на замок, и отдан был приказ выпускать «с осмотрительностью». Публика почти вся уже расселась по вагонам.
– Его нет! – на ходу бросил Путилину Х., дождавшийся выхода последнего пассажира из залы третьего класса.
– Садитесь при последнем звонке в вагон первого класса, там находится рыжий господин с большим черным чемоданом. Не спускайте с него глаз. Следуйте по пятам. Мы будем обмениваться телеграммами, – тихо проговорил Путилин.
Поезд был заполнен. Под предлогом, что кто-то из пассажиров обронил чемодан с ценными вещами, агенты, кондукторы и жандармы вновь самым тщательным образом обшарили весь поезд. Путилин, якобы муж потерявшей чемодан дамы, их сопровождал. Результат был тот же: Домбровского в поезде не было, если только рыжий… До отхода поезда оставалось около девяти минут.
Когда Иван Дмитриевич с довольной усмешкой, тщательно обследовав все вагоны, выходил из последнего, своды перрона огласились звуками стройного похоронного пения. Четыре здоровенных факельщика несли большой гроб, обитый лиловым бархатом. Он в их руках тихо и мирно покачивался. За гробом шла женщина в трауре, горько, безутешно рыдавшая. Ее истеричный плач, полный тоски и ужаса, глухо раздавался под сводами вокзала. За гробом шли певчие в кафтанах с золоченой тесьмой.
– Куда, в какой вагон вносить? – спросили начальника станции двое факельщиков в черном, несших гроб.
– Да вот прямо, в траурный. Не видите разве? – недовольно буркнул начальник станции. – Точно в первый раз…
Скорбную ношу внесли в вагон. Вновь раздалось заунывное пение. Путилин, человек в высокой степени религиозный, стоял у особого вагона с обнаженной головой, почтительно сняв шляпу. Чувствительный и добрый, как все талантливые, благородные люди, он с искренним соболезнованием обратился к даме в трауре.
– Простите, сударыня… Вы так убиваетесь… Кого вы потеряли?
И Путилин указал на гроб, вносимый в этот момент в траурный вагон. Прелестная заплаканная молодая женщина посмотрела сквозь черный креп на почтенного незнакомца.
– Мужа… Я потеряла мужа, моего дорогого мужа…
Она заломила в отчаянии руки и, поддерживаемая каким-то солидным седым господином, вошла в вагон первого класса.
– Третий звонок! – отдал приказ начальник станции.
– «Со святыми упоко-о-ой…» – грянули певчие под звуки станционного дребезжащего колокола.
Поезд медленно стал отходить от платформы.
Исчезнувший покойник
Я еще никогда не видел моего друга в таком странном состоянии духа, как тогда, когда мы возвращались в карете с вокзала. Моментами он казался темнее тучи, моментами лицо его озарялось довольной улыбкой. За все время пути он не проронил ни слова. Только когда карета свернула в какой-то переулок неподалеку от управления сыскной полиции, он обратился ко мне:
– Сегодняшний вечер и сегодняшняя ночь должны кое-что прояснить. Если ты хочешь присутствовать при всех перипетиях моей решительной схватки с этим дьяволом, то приезжай часов в семь ко мне в управление. Я ожидаю поступления важных донесений.
Сделав несколько визитов к больным, наскоро переодевшись и закусив, я ровно в семь часов входил в служебный кабинет моего друга.
– Ну что?
– Пока ничего… – сумрачно ответил Путилин.
Мы стали беседовать о некоторых случаях из криминальной хроники Парижа.
– Телеграмма! – вытянулся курьер перед начальником полиции.
Путилин нервно вскрыл ее.
– Проклятие! – вырвалось у него.
«Мы напали на ложный след. Черный чемодан не принадлежит Домбровскому. Жду ваших распоряжений». Вот что сообщалось в телеграмме.
Путилин черкнул на листе бумаги: «Следуйте дальше, вплоть до Москвы». Беседа о некоторых чудесах антропологии прервалась. Иван Дмитриевич сидел в глубокой задумчивости. Вдруг он вскочил с места и, словно в исступлении, забегал по кабинету.
– Дурак! Болван! Старый осел! Прозевал, прозевал! – вырвалось у него.
Он, казалось, готов был вырвать все свои волосы. Он, мой дорогой уравновешенный друг, был просто страшен в эти минуты. Я невольно вскочил и бросился к нему, желая хоть как-то успокоить.
– Ради бога, что с тобой? Что случилось?
– Случилось то, что мы с тобой действительно проводили Домбровского. Я даже с ним, представь, раскланялся.
– Так почему же ты его не арестовал?
Путилин не слушал меня. Быстрее молнии он написал несколько слов на бумаге.
– Телеграмму скорее отправлять! Постойте, вот вторая! Да стойте, черт вас возьми, вот третья!
Я ровно ничего не понимал. У меня, каюсь, даже мелькнула мысль, не сошел ли с ума мой гениальный друг.
– Скорее ко мне Юзефовича.
Через несколько секунд в кабинет вошел маленький юркий человечек. Путилин что-то шепнул ему на ухо.
– Через сколько времени?
– Да так, часа через два-три.
Мы снова остались с ним вдвоем. Путилин подошел ко мне и, опустив руку на плечо, проговорил:
– Я посрамлен. Гениальный мошенник сыграл со мною поразительную штуку. Он надел мне на голову дурацкий колпак. Но помни, что за это я дам ему настоящий реванш. А теперь вот что я тебе скажу: содержание тех телеграмм, которые я сейчас получу, мне уже известно.
Прошло несколько минут. Я, заинтересованный донельзя, весь обратился во внимание.
– Телеграмма! – опять вытянулся перед Путилиным курьер.
– Им подай! – приказал Путилин. – Ну, докториус, вскрывай и читай!
«Начальнику сыскной полиции, его превосходительству господину Путилину. Доношу вам, что следовавшая за покойником дама в трауре бесследно исчезла из вагона первого класса, в котором ехала. Осталось только несколько забытых ею вещей. Куда делась – неизвестно.
Начальник станции Z. и агент Х.».
Телеграмма была отправлена со станции Боровенки. Время получения – десять часов тридцать восемь минут вечера.
– Что это значит? – обратился я, удивленный, к моему гениальному другу.
Путилин от бешенства был бледен до удивительности.
– Это означает только то, что ты вскроешь очень скоро новую телеграмму.
Действительно, через полчаса, а может и чуть позже, нам подали новую телеграмму.
«Случилось необычайное происшествие. Обеспокоенный внезапным исчезновением дамы в трауре, я по прибытии поезда на следующую станцию вошел в вагон с покойником. Дверь вагона была настежь открыта. Крышка гроба валялась на полу. Гроб оказался пустым. Покойник исчез. Что делать?
Х.».
Я захлопал глазами. Признаюсь откровенно, у меня даже волосы встали дыбом на голове.
– Как покойник исчез? – пролепетал я. – Куда и как мог исчезнуть покойник?!
– Бывает… – усмехнулся Путилин, быстро набрасывая слова на бумаге.
– Телеграмма! – опять выросла перед нами фигура курьера.
– Что ж, читай уж до конца мою сегодняшнюю страшную корреспонденцию! – с досадой бросил мой друг.
«Благодарю вас за то, что вы меня проводили. От вас, мой друг, я ожидал большей находчивости. Я сдержал свое слово: вы проводили меня. Искренне любящий вас Домбровский».
– Понял ты теперь или нет? – в бешенстве взревел Путилин, комкая в руках депешу.
От всей этой абракадабры у меня стоял туман в голове.
– Ровно ничего не понимаю… – искренне проговорил я, пребывая в полной растерянности.
Секретный шкаф открылся. Перед нами стоял Юзефович.
– Ну?!
– Он здесь. Я привел его.
– Молодец! Впусти его.
Дверь отворилась, и в кабинет робко, боязливо вошел невысокий человек в барашковом пальто – бекеше.
Странный заказчик
– Вы содержатель похоронной конторы Панкратьев? – быстро спросил Путилин.
– Я-с, ваше превосходительство! – почтительно ответил тот.
– Расскажите, как было дело!
– Было-с это четыре дня тому назад, – начал гробовщик. – Час уже был поздний, мастерская не работала. Мы спешно кончали гроб. Вдруг через черный ход входит господин, отлично одетый.
«Вы хозяин?» – обратился он ко мне. «Я-с. Чем могу служить?» – «Я приехал заказать вам гроб». – «Хорошо-с. А к какому сроку вам требуется его изготовить?» – «Да как успеете… – ответил поздний посетитель. – Я хорошо заплачу». – «А вам для кого гроб требуется, господин?» – обрадованный посулом щедрой платы, спросил я. «Для меня!» – резко ответил он.
Я вздрогнул, а потом быстро сообразил: ну, конечно, шутит господин. «Шутить изволите, хе-хе-хе, ваше сиятельство!» А он-с так и вонзился в меня своими глазами: «Я, любезный, нисколько с вами не шучу! Вам нужна мерка? Так потрудитесь снять ее с меня. Не забудьте припустить длину гроба, потому что когда я умру, то, конечно, немного вытянусь».
Я-с, признаюсь, ваше превосходительство, нехорошо себя почувствовал, даже побелел весь, как потом мне рассказывали жена и подмастерье. Оторопь, жуть меня взяла. Первый раз в жизни своей приходилось мне снимать мерку для гроба с живого человека. Однако делать нечего, взял я трясущимися руками мерку и стал измерять важного господина.
Когда покончил я с этим, он и говорит: «Сейчас я вам объясню, какой я желаю гроб, а пока… нет ли у вас какого-нибудь готового гроба, чтобы я мог кое-что сообразить?..»
Я указал ему на гроб, который мы уже обтягивали глазетом. Посетитель подошел к нему и полез в него.
«Дайте подушку!» – строго скомандовал он. «Агаша! Давай подушку свою!» – приказал я жене. Та-с со страхом, тихонько крестясь, подала мне подушку. Через секунду посетитель лежал, вытянувшись в гробу.
«Дайте крышку! – приказал он. – Прикройте меня ею!..»
Поверите ли, когда я стал закрывать гроб крышкой, аж зубы у меня защелкали. Что, думаю, за диво такое? Уж не хватанул ли я, грешным делом, лишнего сегодня с приятелем-гробовщиком в погребке, уж не снится ли мне страшный сон? Даже за нос свой, ваше превосходительство, себя ущипнул.
«Отлично!» – громко воскликнул важный господин, вылезая из гроба. «Про… прочная работа…» – заикнулся я. «Ну-с, теперь, любезный хозяин, я вам объясню, какой гроб вы должны мне сделать. Прежде всего, вы должны мне сделать гроб с двойным дном». – «Как-с с двойным дном?!» – попятился я. «Очень просто, именно с двойным дном. Разве вы не знаете, что такое двойное дно? На первом дне буду лежать я, а подо мной должно находиться пустое пространство, то бишь второе дно. Ширина между ними не должна быть большой… Так, примерно вершка в три-четыре. Поняли?» – «П… понял-с…» – пролепетал я. «Затем в крышке гроба, в уровень с лицом моим, вы вырежете три дырочки – отверстия: два для глаз, одно для рта. Сверху вы прикроете их кусочками обивки, кружочками из бархата. Вы примерьте-ка лучше, любезный!»
Господин вновь влез в гроб. Я-с, накрыв его крышкой, мелом начертил на ней, где должны быть дырочки для глаз и для рта.
«Затем, и это весьма важно, вы должны поставить в углах крышки такие винтики, чтобы покойник, в случае если бы он захотел, мог совершенно спокойно отомкнуть завинченную крышку. Поняли? Гроб обейте лиловым бархатом. Ну-с, сколько вы возьмете с меня за этот гроб?»
Я замялся. Сколько с него заломить при такой оказии? Барин чудной, богатый, видно.
«Не знаю, право, ваше сиятельство…» – пробормотал я. «Пятисот рублей довольно будет?» – улыбнулся он, вынимая из толстого бумажника пять радужных.
Я-с, обрадованный, спросил, куда они прикажут доставить гроб.
«Я сам за ним заеду, любезный. Если все хорошо сделаете, я прибавлю вам еще пару таких же билетов. До свидания».
Когда он ушел, мы еще долго с женой и подмастерьем обсуждали это необычайное, можно сказать, посещение и этот диковинный заказ. Жена-с моя, женщина нрава решительного, выхватила у меня деньги и прикрикнула на меня: «Ну, и чего ты рассусоливаешь? Тебе-то что? Мало ли какие затеи приходят в голову сытым господам? Пшел стругать гроб!»
– Ну, а дальше что, Панкратьев? – спросил Путилин.
– Через сутки, к вечеру, приехал этот господин, гробом остался доволен, дал, как и обещался, еще две радужных и увез гроб с собой.
– Ступайте! Вы свободны! – отрывисто бросил Путилин.
– Покорнейше благодарим, ваше превосходительство! – кланяясь чуть не до земли, радостно проговорил гробовщик, пятясь к дверям.
Когда мы остались одни, Путилин искренне проговорил:
– Помилуй бог, какой молодец! Тот день, когда я его поймаю, будет днем моего наивысшего торжества!..
Изумруд с крестом
Прошло несколько дней. Необыкновенное приключение с таинственным гробом, из которого во время движения поезда исчез покойник, стало известно петербургской, а вернее, всей русской публике и породило самые разноречивые и нелепые толки.
– Вы слышали страшную историю с гробом? Покойник убежал!
– Ну, уж это вы извините, покойники не бегают.
– Но позвольте, это же факт, что гроб оказался пустым!
– Из этого следует, что покойника выкрали.
– Но с какой целью?
– Весьма возможно, что покойник имел на себе драгоценности… Мошенники пронюхали об этом, проникли в вагон и…
– Обокрали его? Прекрасно. Но зачем же им, мошенникам, мог понадобиться сам покойник? Ведь это лишняя и страшная обуза.
Такие и в подобном роде разговоры можно было услышать повсюду. Стоустая молва, по обыкновению, все преувеличивая, перевирая и сдабривая своей досужей фантазией, создала целую чудовищную легенду о появлении какой-то страшной, таинственной шайки мистических злодеев, выкрадывающих для ритуальных целей покойников из гробов. Дело дошло до того, что во время похорон родственники, прежде чем гроб с телом их близкого опускали в могилу, требовали, чтобы предварительно, перед самым опусканием гроба, крышка его была вновь снята, дабы убедиться, что гроб не пуст!
Путилин был в подавленном состоянии духа. Раскрыть истинный смысл чудесного происшествия с гробом он в интересах дела не мог.
– Хорошенькую кутерьму поднял этот негодяй! – ворчал он. – Воображаю, как он теперь хохочет!..
Доставленный немедленно в сыскную полицию (в строжайшей тайне!), виновник всей кутерьмы – гроб с двойным дном – был тщательно исследован. В то время как мой друг обшаривал пространство, находящееся между первым дном и вторым – потайным, я услышал его сдавленно-радостный крик:
– Ага! Хоть что-нибудь, хоть что-нибудь найдено…
– В чем дело? – спросил я, удивленный.
– Смотри!
Путилин держал в руках огромный изумруд. Этот драгоценный камень был необычайной величины и красоты и принадлежал к группе редчайших изумрудов-кабошонов. Внутри его по странной прихоти природы совершенно ясно виднелся крест. Не успели мы как следует рассмотреть драгоценность, как вошел курьер и подал Путилину телеграмму: «Спешу предупредить вас, мой гениальный друг, что вчера я преблагополучно прибыл в Петербург. Всегда в вашем распоряжении и к вашим услугам. Домбровский».
– Это уж чересчур! – вырвалось у меня.
– Начинается вторая стадия сражения… – усмехнулся мой упрямый друг. – Ты свободен? – после десятиминутного раздумья спросил он меня.
– Совершенно.
– Поедем, если хочешь, вместе.
Наша карета остановилась около роскошного дворянского особняка на аристократической С-ой улице. Путилин скрылся в подъезде. Теперь, для большей полноты рассказа о похождениях моего знаменитого друга, я для вас воспроизведу ту сцену, о которой позже рассказал мне он. Путилин поднялся по дивной лестнице в бельэтаж. Дверь подъезда распахнул ливрейный швейцар, а дверь квартиры – лакей в безукоризненном фраке.
– Графиня дома? – спросил Путилин.
– Их сиятельство дома-с…
Через минуту начальник сыскной полиции был принят хозяйкой дома.
– Скажите, графиня, это ваш изумруд? – показывая ей замечательный кабошон, спросил он.
Крик радости вырвался из груди благородной дамы.
– Мой, мой! Боже, месье Путилин, стало быть, вы нашли мои драгоценности?!
– Увы, графиня, пока еще я не нашел ни драгоценностей, ни их похитителя. Но, кто знает, может быть, скоро мне это удастся. Я к вам с просьбой.
– В чем дело?
– Разрешите мне от вашего имени сделать газетные публикации приблизительно такого рода: «Графиня Одинцова сим объявляет, что тот, кто разыщет и доставит ей похищенный в числе многих ее драгоценностей крупный изумруд, в котором просматривается крест, составляющий фамильную редкость, переходящую из поколения в поколение рода Одинцовых, – получит в награду сто тысяч рублей».
– Как?! – в сильном недоумении воскликнула почтенная хозяйка дома. – Но ведь изумруд найден. Вот он, в моих руках. К чему же тогда объявление? И потом… это огромная награда… Я ровно ничего не понимаю.
– Успокойтесь, графиня… – усмехнулся Путилин. – Спешу вас успокоить, что на самом деле вам никому не придется платить ни копейки. Это объявление нужно мне для особых целей, мотивы которых я не буду сейчас вам приводить.
– О, в таком случае пожалуйста, пожалуйста…
Путилин вышел от графини и сел в карету, в которой поджидал его я.
– Гм… – несколько раз вырвалось у него в раздумье.
Карета остановилась около лавки, на вывеске которой был изображен гроб и стояла надпись: «Гробовое заведение Панкратьева».
– Сюда мы можем войти вместе! – обратился ко мне мой друг.
В мастерской гробовщика заказчиков не было. Из находящейся рядом комнаты выскочил на звонок гробовщик Панкратьев и при виде Путилина побледнел как полотно.
– Ну, любезнейший, я к тебе в гости! – тихо проговорил Путилин.
– Ваше… превосходительство… – пролепетал злосчастный гробовщик.
– Придется тебе расплачиваться, голубчик!
– Ваше превосходительство, не погубите! Видит бог, я тут ни при чем! Польстился на деньги, сделал этот проклятый гроб с двойным дном, а для какой надобности – и сам не знаю. Грех, за него теперь и отвечай…
Путилин рассмеялся:
– Ну так вот слушай теперь, Панкратьев. В наказание за этот грех я назначаю тебе такую кару: к завтрашнему дню ты должен мне изготовить новый гроб и тоже с двойным дном.
У гробовщика зашевелились волосы на голове. Он даже попятился от Путилина:
– К-как-с? Опять гроб с двойным дном?!
Признаюсь, и я был удивлен не менее гробовых дел мастера. Что за странная фантазия пришла в голову моему гениальному другу?
– Опять. И опять с двойным дном, – продолжал Путилин. – Только на этот раз второе дно должно быть несколько иное. Слушай теперь мой заказ. Покойник должен лежать не на виду, а в пространстве между первым дном и вторым. Поэтому, чтобы гроб не казался уродливо большим, а обыкновенным и – запомни это! – точь-в-точь таким же, как и тот, который ты сработал щедрому заказчику, ты сделай вот как: первое дно подыми как можно выше, тогда пространство между обоими днищами будет настолько широким, что туда можно будет вполне спокойно уместить покойника. Понял?
– Так… точно-с… – обезумев от страха, севшим голосом пролепетал гробовщик.
– Затем, первое дно почти совсем не закрепляй. Сделай так, чтобы покойник, если ему придет фантазия, мог совершенно спокойно выскочить из гроба. В этом фальшивом первом дне просверли такие же отверстия, которые ты сделал в гробовой крышке первого гроба. И запомни, Панкратьев: если хоть одна собака узнает, какой гроб ты мастеришь, я тебя упеку туда, куда Макар телят не гонял! Все делай сам, подмастерьев не допускай к работе, жене своей – ни гу-гу! За гробом я пришлю завтра сам, и, конечно, – со смехом добавил Путилин, – за него ровно ничего тебе не заплачу, ибо ты за первый гроб довольно уж содрал.
Путилин заболел
На другой день утром, просматривая газеты, я натолкнулся на объявление графини Одинцовой, которое вы уже знаете, но которого я в то время еще не знал. Я немало ему подивился.
«Как? – думал я. – Но ведь этот разыскиваемый изумруд – тот самый, который мой друг нашел вчера в потайном отделении таинственного гроба. Вот так штука! Воображаю, как обрадует Путилин несчастную потерпевшую, графиню!»
Вдруг мой взор упал на статью с крупным жирным заголовком «К таинственной истории с гробом и исчезнувшим из него покойником». С живейшим любопытством я погрузился в чтение этой статейки. Я приведу вам ее содержание:
«Нет ничего тайного, что не сделалось бы в свое время явным. Мы очень рады, что можем первыми разгадать то таинственное приключение с гробом, о котором не перестает говорить столица, и рассчитываем, что наши читатели оценят наши старания пролить свет на это мрачное, темное дело. Оказывается, в гробе, который во время следования поезда вдруг оказался пустым, находился вовсе не мертвец, а живой «покойник». Этот живой покойник – знаменитый мошенник и убийца Д., придумавший этот дьявольски остроумный способ бегства с целью избежания захвата и ареста агентами, поджидавшими злодея на всех вокзалах. Увы, наш талантливый русский Лекок, господин Путилин, на этот раз оказался не на высоте своего исключительного дарования. Он посрамлен гениальным мошенником. Гроб, доставленный в сыскную полицию, оказался самым обыкновенным гробом, и только на крышке его обнаружены были дырки, ловко замаскированные бархатом, через которые преступник дышал. В гробу ровно ничего не найдено. В настоящее время, как редчайший уголовно-криминальный экспонат, гроб помещен в музей сыскного отделения. Мы имели случай его осмотреть. Вследствие пережитых волнений с господином Путилиным сделался нервный удар. Состояние его здоровья внушает серьезные опасения».
Когда я прочел это, то даже вскочил и долго не мог прийти в себя от изумления.
– Что это такое?! Как могли господа газетчики пронюхать об этом деле, которое держалось в безусловной тайне, строжайшем секрете? И потом, главное, откуда они взяли, что с Путилиным сделался нервный удар?
«А что, если действительно с ним сделалось вечером нехорошо? – мелькнула у меня тревожная мысль. – Ведь мы расстались с ним около четырех часов дня, после совместного визита к гробовщику».
Я немедленно велел закладывать мою гнедую лошадку и через несколько минут уже мчался к своему бедному другу.
– Что с Иваном Дмитриевичем? – быстро спросил я с порога у курьера.
– Ничего-с… – удивленно глядя на меня, ответил сторож.
Я влетел в кабинет гениального сыщика. Путилин сидел за письменным столом, просматривая какие-то бумаги. Он взглянул на меня и с улыбкой бросил:
– Я знал, что ты сейчас приедешь. Я ожидал тебя.
– Что с тобой? Ты заболел?
– Я? Наоборот, чувствую себя превосходно.
– Так что же это значит? – протянул я ему номер газеты.
Путилин усмехнулся:
– Ах, ты про эту глупую заметку? Мало ли что врут репортеры.
– Но откуда, скажи, они могли пронюхать об истории с гробом?
– А черт их знает…
Я подивился в душе тому безразличию и спокойствию, с какими мой друг отнесся к появлению в газете сенсационного разоблачения.
– Если ты свободен, приезжай, дружище, ко мне часа в три, – сказал Иван Дмитриевич.
Итальянский ученый
Тот, кто никогда не бывал в сыскных музеях, не может себе представить, какое это мрачное и вместе с тем замечательное место! Мрачное потому, что все здесь напоминает, вернее, кричит о крови, ужасах преступлений самых чудовищных; замечательное потому, что тут вы наглядно знакомитесь со всевозможными орудиями преступлений. Какая в них собрана страшная коллекция криминально-уголовных «документов»! Чего тут только нет! Начиная от простой фомки и кончая самыми замысловатыми инструментами. На некоторых из них виднеются зловещие темно-бурые, почти черные пятна старой, запекшейся крови. Ножи, револьверы, кинжалы, топоры, веревки, мертвые петли, «ошейники», пузырьки с сильнейшими ядами, шприцы, с помощью которых негодяи отравляли своих жертв, маски, фонари с потайным светом… О, всего, что здесь находилось, немыслимо перечислить!
Тут воочию вставала пред устрашенным взором вся неизмеримая по глубине и ужасу бездна человеческого падения, человеческой зверской жестокости, жажды крови. Страшное, нехорошее это было место. Посередине комнаты стоял знаменитый гроб, обитый лиловым бархатом. Путилин бросил на него быстрый взгляд и, подойдя к нему, поправил подушку.
– Вот он, виновник моих злоключений!.. – задумчиво произнес он. – Правда, он выглядит все таким же, дружище?
– Ну разумеется. Что с ним могло сделаться? – ответил я, несколько удивленный.
– Ну, а теперь мне надо с тобой поговорить…
– Великолепно. Ты только скажи мне, для чего ты заказал вчера несчастному гробовщику второй гроб с двойным дном?
Путилин рассмеялся:
– Да так, просто фантазия пришла. Наказать его захотел.
Конечно, это объяснение меня не удовлетворило. Я чувствовал, что сделано это моим другом неспроста. Но для чего? Я, однако, решил об этом у него не допытываться.
– Так в чем дело?
– А вот видишь ли, не улыбается ли тебе мысль сделаться на сегодня, а может быть, и на завтра, сторожем нашего музея?
Я от удивления не смог выговорить ни слова.
– Если да, то позволь мне облачить тебя вот в этот костюм.
С этими словами Путилин указал на форменное платье сторожа-курьера, приготовленное им, очевидно, заранее.
– Тебе это надо? – спросил я моего друга.
– Лично мне – нет. Я хочу доставить тебе возможность насладиться одним забавным водевилем, если… если только, впрочем, он состоится. Говорю тебе откровенно, я накануне генерального сражения.
Я ясно видел, что Путилин был действительно в нервно-приподнятом настроении.
– Но ты, конечно, дашь мне инструкции соответственно моей новой профессии, вернее роли? Что я должен делать?
– Ты останешься здесь. Лишь только ты услышишь первый звонок, придешь ко мне в кабинет. А там я тебе все быстро объясню.
Я начал переодеваться и вскоре превратился в заправского курьера-сторожа. Мой друг напялил мне на голову парик, прошелся рукой искусного гримера по моему лицу, а затем внимательно оглядел меня с ног до головы.
– Честное слово, доктор, ты делаешь громадные успехи!
И покинул меня. Прошло около часа. Я чувствовал себя, откровенно говоря, чрезвычайно глупо. В сотый раз осматривал я знакомые мне до мелочей страшные экспонаты музея. Послышался звонок. Я быстро вошел в кабинет моего друга, миновав ряд комнат. Я видел, с каким изумлением глядели на меня обычные сторожа сыскного управления.
– Откуда этот новенький появился? – доносился до меня их удивленный шепот.
В кабинете перед Путилиным стоял его помощник, что-то ему объясняя. В руках начальника полиции была большая визитная карточка, которую он рассматривал, казалось, с большим вниманием. При моем появлении помощник Путилина взглянул на меня с недоумением.
– Вы разве не знаете нашего дорогого доктора, – воскликнул тот, – постоянного участника наших похождений?
Помощник расхохотался:
– Да не может быть! Вы?!
– Я.
– Ну и чудеса начинают у нас твориться!
– Скажи, пожалуйста, ты никогда не слыхал о таком господине? – спросил меня Путилин, подавая визитную карточку, которую держал в руке.
Я взял карточку и прочел: «Профессор Этторе Люизано, член Римской академии наук, заведующий кафедрой судебной медицины. Рим».
– Не знаю… – ответил я.
– Скажите, голубчик, чего домогается этот господин? – обратился к помощнику Путилин.
– Он на плохом французском языке обратился ко мне с просьбой осмотреть – научных целей ради – наш криминальный музей. Наговорив кучу любезностей в адрес нашего блестящего уголовного сыска, он заметил, что в осмотре подобных музеев ему не было отказано ни в Англии, ни в Германии, ни во Франции.
– Вы сказали ему, что разрешение на осмотр музея посторонним лицам зависит от начальника, а что начальник, то есть я, в настоящее время болен?
– Сказал. На это он ответил, что обращается с этой просьбой ко мне как к вашему заместителю.
Путилин забарабанил пальцами по столу и выдержал довольно продолжительную паузу.
– Как вы думаете, разрешить ему осмотр?
– Почему бы нет? Неловко… Нас и так дикарями за границей считают.
– Хорошо. Теперь слушайте меня внимательно, голубчик: в середине осмотра вы должны выйти из комнаты под предлогом того, что возникла необходимость дать экстренные распоряжения. Идите! Вы впустите этого чудака профессора не ранее, чем я подам вам свой обычный условный звонок.
Помощник удалился.
– Слушай же и ты, докториус: сию минуту ступай туда, и лишь только во время осмотра мой помощник удалится, ты немедленно выйди за ним следом. Понял? Профессор на секунду останется один. Следи за часами. Ровно через две минуты иди в музей.
Я следил за часовой стрелкой. Минута… вторая… Я быстро направился в «Музей преступной деятельности». Он был пуст. Я встал у дверей. Где-то послышался звонок. Почти в ту же секунду дверь антропометрического музея распахнулась, и в сопровождении идущего впереди помощника Путилина появилась фигура итальянского ученого-профессора. Это был тип настоящего ученого: высокий, сутуловатый, с длинными седыми волосами, в огромных темных очках на носу.
– О, какая прелесть у вас тут! – картавил на ломаном французском языке Этторе Люизано. – Какая блестящая коллекция! В Лондоне… А… скажите, пожалуйста, это что же? – И он указал на гроб, мрачно вырисовывающийся на фоне этой преступно-страшной обстановки.
– Это последнее орудие преступления, профессор! – любезно объяснил помощник Путилина.
– Гроб?!
– Да.
– О, какие у вас случаются необычайные преступления! – удивленно всплеснул руками итальянский ученый.
Начался подробный осмотр. Профессор, живо всем интересуясь, поражал блестящим знанием многих орудий преступлений.
– Боже мой! – удивился он. – У нас в Италии есть точь-в-точь такая же карманная гильотина!
– Простите, профессор, я вас покину на одну секунду. Мне надо сделать одно важное распоряжение относительно допроса только что доставленного преступника… – обратился помощник Путилина к профессору.
– О, пожалуйста, пожалуйста! – любезно ответил тот.
Я направился следом за помощником.
– Так что, ваше высокородие… – проговорил я, скрываясь за дверью соседней комнаты.
Прошло секунд пять, а может быть, и минута. Теперь это изгладилось из моей памяти. Вдруг страшный, нечеловеческий крик, полный животного, смертельного ужаса, прокатился по кабинету-музею. Я похолодел.
– Скорее! – шепнул мне помощник Путилина, бросаясь туда.
Мы оба рванулись обратно и, распахнув дверь, остановились на пороге пораженные. Гроб стоял, приподнявшись! Из него по пояс высовывалась фигура Путилина, который держал в правой руке револьвер. Около гроба, отшатнувшись в смертельном страхе, стоял с поднявшимися дыбом волосами ученый-профессор. Его руки были вытянуты вперед, словно он защищался от страшного привидения.
– Ну, господин Домбровский, мой гениальный друг, здравствуйте! Сегодня мы квиты с вами, не правда ли? Если в этом гробу я проводил вас, то вы встретили меня в нем же самом.
– Дьявол! – прохрипел Домбровский. – Ты победил меня!..
На Домбровского надели железные наручники. Перед этим он просил, как милости, разрешения пожать руку Путилину.
– Знаете, друг, если бы вы не были таким гениальным сыщиком, какой бы гениальный мошенник мог из вас получиться!
– Спасибо! – расхохотался Путилин. – Но я предпочитаю первое.
– Как ты все это сделал? – расспрашивал я вечером Путилина.
Триумф его был полным.
– Как?.. Видишь ли… И объявление, и статья – дело моих рук. Это я их написал и напечатал. Гроб, который ты видел, был второй гроб, между днищами которого я и спрятался. Я был убежден, что Домбровский, случайно оставивший изумруд в гробу, при таком щедром обещании явится за ним. Когда мне подали карточку профессора, я знал уже, что это Домбровский. Когда покинули кабинет-музей, негодяй быстро подошел к потайной части гроба, чтобы отыскать драгоценный кабошон. В эту секунду я, приподняв фальшивое дно, предстал перед ним. Остальное тебе известно.
Назад: В РУКАХ ПАЛАЧЕЙ
Дальше: РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО ДЕВОЧКИ
