Чтобы придать мыслям Милли другое направление, я попросила ее показать мне весь дом. Она охотно согласилась, но целый ряд комнат оказались запертыми, и ключи от них хранились у Гусака. Даже окна в тех комнатах никогда не открывали по приказанию хозяина. И тут только я поняла, насколько моя кузина боится отца: она трепетала возле этих запертых комнат.

Странная особенность: коридоры то тут, то там упирались в довольно высокие одностворчатые двери, из которых многие тоже были заперты и мешали нам делать осмотр. Но Милли нашла лесенку, по которой мы и взобрались на второй этаж. Он был не так грандиозен, но оттуда открывался великолепный вид на парк и земли Бертрамхолла. Виднелся также маленький внутренний четырехугольный двор – так называемый световой дворик.

Я протерла окна платком. Вид у дворика был печальный: стены замка, окружавшие его, были сплошь покрыты плесенью, а сам он зарос сорной травой, и, казалось, по нему уже многие годы не ступала нога человека. Я просто оцепенела от невольного ужаса.

– Второй этаж… Внутренний двор… – эти слова сами слетели с моих губ.

– Что вы там бормочете? – поинтересовалась Милли и посмотрела через мое плечо вниз.

– Ах, Милли, я вспомнила одну страшную историю, – неохотно проговорила я.

– Какую историю? О чем вы? – недоумевала моя простодушная кузина.

– Не в одной ли из этих комнат, а быть может, и в этой самой, покончил с собой Черк?

– Черк? Какой Черк? – продолжала расспрашивать девушка.

– Да неужели вы ничего о нем не слышали? – с недоумением взглянула я на нее. – Он покончил с собой.

– Повесился или закололся? – полюбопытствовала Милли.

– Он перерезал себе горло, и преступление, возможно, было совершено здесь, потому что, посмотрите-ка, деревянная обшивка приподнята, и до сих пор ничего не поправлено. Ваш отец хотел убедиться, нет ли потайной двери в комнате, через которую мог проникнуть убийца.

– Черт возьми, а вот и кровь! – воскликнула кузина, склонившись над каким-то темным пятном на полу, и обвела его пальцем.

Дверь приотворилась, и в ней появился старый слуга Жиль, прозванный Гусаком.

– Вы здесь зачем? – вскрикнула Милли, вздрогнув.

– А зачем вы здесь? – прошамкал старик.

– Мы хотели узнать, где комната Черка, – вмешалась в разговор я.

– Черка? – воскликнул старик. – Черка? Разве здесь была комната Черка? А ну, выходите отсюда поскорее! Хозяину не понравится, когда он узнает, что вы таскаете мисс Матильду по всему дому и болтаете глупости.

– Кузина болтает? – возмутилась я.

Гусак остался очень недоволен.

– И постарайтесь не шуметь сегодня вечером, – сказал он и поднял палец.

– Значит, у папаши сегодня припадок? Иногда он лежит как мертвый целые сутки, – пояснила Милли. – Но потом приходит в себя, потому что Амур умеет за ним ухаживать. Я ведь бываю у него только тогда, когда он меня зовет.

Вообще я редко видела дядю. Через несколько дней после моего приезда он пригласил нас на завтрак, а потом предоставил нас самим себе. В эту осень я получила только два письма от леди Ноллис, которая путешествовала и обещала меня вскоре навестить. Она жила в Ливерстоуне, в шести милях от Бертрамхолла.

Длинными зимними вечерами мы с Милли подолгу беседовали. Однажды мне довелось стать свидетельницей страданий моего дяди Сайласа. Укутанный в белый халат, он лежал в своем длинном кресле. Лицо его искажали судороги, брови хмурились, рот раскрылся, как у душевнобольного, а глаза стали почти белыми. Он странно улыбнулся, увидев меня, и сказал:

– Ах, да, да! Дитя… Дочь Августина… Я не могу… Завтра… Невралгия проклятая…

Дядя откинулся на подушки и стал похож на труп.

– Он хотел что-то вам сказать, – произнесла старая служанка, которая ухаживала за ним, – но, видимо, передумал. Уходите, мисс.

– Отчего вы не позовете врача? – спросила я.

– Бог с вами, барышня, врачи тут ничего не сделают, – последовал ответ сиделки.

– Но ведь у него может случиться паралич! – обеспокоенно проговорила я.

– Какой там паралич! Это происходит с ним уже больше двенадцати лет. И он не хочет лечиться.

Позже я рассказала об этой сцене Мэри.

– Он принимает слишком много опия, – заключила она.

Потом мне случалось говорить об этом с докторами. Они объяснили, что опий не может вызывать таких страданий, если его принимать в умеренном количестве. Но дело в том, что дядя злоупотреблял этим ядом в борьбе с невралгией.