XV
Утром следующего дня, едва встав с кровати, я подбежала к окну. Оно выходило на аллею, и прямо под ним я увидела две огромные сосны. Солнце осветило такое страшное запустение и бедность окружающего, что сердце мое сжалось. Милли стремительно ворвалась в мою спальню.
– Сегодня мы завтракаем одни, – сообщила она радостно, – и тем лучше, потому что каждый раз отец меня пилит. Иногда я возьму да и расплачусь, а он становится еще язвительнее и, случается, выгоняет меня за дверь.
Завтрак был подан в комнате рядом с большой необитаемой залой. Мне хотелось осмотреть старый дом, но Милли увлекла меня в какой-то большой грот – она считала его замечательным, – а потом уже мы приступили к осмотру дома. Я все больше убеждалась в том, что он страшно запущен.
Пустынные пыльные коридоры перекрещивались между собой, и в них легко было заблудиться. Наконец, мы спустились в сад. Милли весело болтала, размахивая тросточкой. Другой рукой она придерживала шляпу, потерявшую свою форму. Ее можно было бы принять за простую девчонку – из тех, которые зимой перебрасываются снежками с уличными мальчишками. Мне захотелось как-нибудь облагородить Милли и избавить ее от провинциальных замашек.
Мы обошли весь парк, который без ухода превратился в обыкновенный лес, и долго отдыхали в знаменитом гроте, поедая сливы. Забор отделял парк от селения. Вдали я заметила какую-то особу, которая стояла у калитки. Девушка была маленькая, крепкая, с черными густыми волосами, спадавшими на низкий лоб. Она упорно смотрела на нас, но не двигалась с места.
– Это дочь мельника, – пояснила Милли и указала на мельницу, которая вырисовывалась на холме против нас. – Ну что, мельница сегодня не вертится, красавица?
«Красавица» безмолвно показала свои белые зубы.
– У тебя ключ от калитки? Дай его сейчас же! – гневно вскрикнула Милли, внезапно вспылив.
– Не открою, – последовал решительный ответ.
– Дай ключ! – настаивала юная «госпожа».
– Оставьте, – сказала я, опасаясь скандала. – Ей, возможно, приказано не давать ключа.
– Вас, похоже, дурой не назовешь, – проговорила Красавица, повернувшись ко мне.
– А кто тебе приказал? – поинтересовалась я у незнакомки.
– Мой отец, – сообщила она.
– Как! – вскрикнула Милли. – Он служит у нас и нам же запрещает ходить по нашим землям!
– Служит у вас? Он мельник для мистера Сайласа, но для вас он никто, – тут же парировала Красавица.
– Матильда, давай перелезем через забор. Полезай, – скомандовала решительно настроенная кузина Милли.
– Нет, – возразила я, – лучше уйдем.
– Знай же, тебе не поздоровится, – гневно сказала Милли Красавице. – Я добьюсь своего.
Она принялась стучать в калитку ногой.
– Эта девчонка не такая дикая, как вы, – заметила упрямая привратница, не теряя спокойствия.
– Эта девчонка? Да знаешь ли ты, кто она? Это моя кузина Матильда, наследница побогаче любой королевы. Ну что, ты нас пропустишь?
– И на столечко не пущу, – ответила юная селянка и показала кончик пальца.
– Не пришлось бы тебе раскаяться, – с угрозой сказала Милли и схватила большой камень.
Я с трудом ее удержала. Милли была в отчаянии от моей трусости.
– А может, вы вброд пройдете?
Я действительно перешла ручей вброд, к великому удовольствию кузины, к которой тотчас вернулось хорошее расположение духа. Мы шли вдоль ручья и вскоре добрели до развалин старого моста. Я воскликнула:
– Какой рисунок можно было бы сделать!
– И рисуйте. Садитесь на камень. Смотрите перед собой. Начинайте, – почти скомандовала моя простодушная кузина.
– Но мы не взяли с собой ни бумаги, ни карандаша.
– А разве у меня нет ног?
Милли снова перескочила через ручеек, а я осталась в лесу одна и принялась осматриваться вокруг, любуясь открывшимся пейзажем.
«Может быть, вокруг меня парят нимфы и дриады», – мечтательно подумала я. Но тут ко мне приблизилась не лесная дриада, а настоящий черт в старом военном сюртуке. Он был массивный, с квадратными плечами и деревянной ногой.
– Эй! – крикнул он. – Что вы там делаете?
Черное лицо его лоснилось от пота, широкие ноздри трепетали.
– Я мисс Руфин из Ноуля, мой дядя – ваш господин.
– А, так это вы вчера приехали? Но, кем бы вы ни были, я никому не позволю ходить по нашим лесам, даже с разрешения мистера Сайласа. Так приказал Дикон Хоукс. И без того я днями и ночами караулю разных браконьеров, мошенников, цыган и прочих негодяев.
– Я на вас пожалуюсь, – попыталась я пригрозить страшилищу.
– Жалуйтесь. И мистер Сайлас ничего мне не скажет, – самодовольно заявил он. – Это Мэг открыла вам калитку?
Я промолчала, и он ушел, пыхтя. Вскоре вернулась Милли с карандашами. Я ей рассказала об этом маленьком происшествии.
– А, Хоукс – нехороший человек. Гораздо лучше было, когда у нас был другой сторож. Он каждый день напивался, правда, и я называла его Джин. Этот отравляет мне жизнь. Он приучает Мэг к злости. Эта самая Мэг – Красавица, вы видели ее. Я назвала ее Красавицей, а ее отца Животным. Отчего вы не рисуете? – сменила она тему разговора.
– Нет настроения.
Но Милли стала так упрашивать, что я согласилась дать ей урок рисования. Она была в восторге.
– Какая я глупая, не правда ли? – сказала она позже. – Не умею ни рисовать, ни поддерживать беседу. Просто срам.
Бедняжка стала топать ногами, расплакалась и закрыла лицо короткой юбкой. Никогда я не видела более забавного зрелища.
– Дело в том, – сказала я, обнимая ее и пытаясь утешить, – что вы жили в уединении, вас не учили, позвольте мне поделиться с вами своими знаниями.
Милли продолжала плакать.
– Послушайте, мы с Мэри сделаем вам чудеснейшее платье.
– Длиннее этого, не правда ли? – проговорила бедняжка сквозь слезы. – Ваше гораздо длиннее.
– Право, вы будете премиленькая.
Бедная девушка улыбнулась, но не поверила.
– Никогда, – ответила она твердо.
Все же кузина дала мне слово слушаться меня и, прежде всего, не ссориться с Красавицей. Когда мы опять переходили через ручей, дочь мельника презрительно улыбалась. Ей что-то говорил молодой человек, похожий на грума. Заметив нас, он надвинул козырек фуражки на самый нос.
