Весь Ноуль радовался отъезду гувернантки. Только у отца было серьезное и печальное лицо. Он ни разу не упомянул о мадам Ларужьер. Тоска с новой силой овладела им.

– Жаль, – как-то проговорил он, – что Моника не так благоразумна, как следовало бы, а между тем твоя прямая обязанность, Матильда, восстановить его репутацию.

– Чью репутацию? – спросила я удивленно.

– Сайласа, – ответил отец. – По всем законам бытия он переживет меня и станет законным представителем нашего рода. Неужели ты не принесла бы ни малейшей жертвы, чтобы смыть пятно, которое и на твоем имени, Матильда?

Я расцвела от энтузиазма, и отец, одобрительно посмотрев на меня, продолжил:

– Риска, кажется, нет никакого. Но предположим даже, что он есть. Согласилась бы ты принести жертву?

– Без малейшего колебания.

– Ты достойна Руфинов. Испытание не за горами. Хватит ли у тебя сил?

– Если вопрос касается чести.

– Скоро произойдет большая перемена. Я уже получил письмо из Лондона. Мне придется тебя покинуть. В мое отсутствие, пожалуйста, оставайся верна долгу и не позволяй Монике говорить о твоем дяде дурно. У меня есть причины защищать его, хотя я с ним не переписываюсь, особой симпатии к нему не питаю и никогда не питал. Меня обижает, что он так безропотно и апатично, будучи невиновным, переносит клевету – самую страшную, какую только можно себе представить. Лично я сказал ему все что мог. Я открыл ему свой кошелек. Он сам избрал дорогу, на которой споткнулся. Казалось бы, какое мне до него дело? Раз он подчинился игу клеветы, он страдает больше, чем я. Но я понимаю долг иначе. Репутация и принадлежность к древней фамилии составляют наследие особого рода. Оно священно и нерушимо. Горе тому, кто его утрачивает.

Никогда еще отец не говорил со мной так долго. Потом он быстро прибавил:

– Ты, Матильда, и я подадим пример миру. Хорошо, Матильда, я доволен тобой, можешь идти.

Отец предстал передо мной в новом свете. До тех пор я даже не подозревала, что в этом слабом теле пылает такая страстная душа. Когда я с ним расставалась, следы внутренней боли еще отражались на его лице, преображая его. Глаза отца сверкали, и щеки пылали румянцем.

Едва я легла, как услышала звонок. Не знаю почему, но я встрепенулась. Лакей звал в коридоре миссис Реск. Впрочем, я вскоре опять заснула, и снова звонок разбудил меня. Энергичные шаги экономки раздались в коридоре.

– Вы не спите, мисс? – спросила она, отворяя дверь.

– Что, отец болен?

– Нет, ему только нужна маленькая черная книжечка, которую я взяла вместо вашего молитвенника и принесла сюда.

Она ушла, я снова заснула и была разбужена страшным треском, который сопровождался криком миссис Реск. Крики раздавались один за другим, все более и более пронзительные.

– Мэри, слышите? – воскликнула я. – Что это такое, боже мой!

Мне казалось, что дом сотрясается от крыши до фундамента. Я вскочила и стала кричать:

– Спасите! Спасите! Убивают!

В то же время трезвонил колокольчик и слышались отчаянные крики миссис Реск.

– Отца убивают! – воскликнула я, обезумев от ужаса.

Мэри была бледна как смерть. Я, ничего не понимая, выскочила в коридор.

– Спасите! Спасите!

– Ради бога, помогите! – кричала экономка. – Я держу его! Боже мой, невозможно сдвинуть с места.

Прибежали несколько слуг. Дверь уступила их общим усилиям.

– Что случилось, Мэри?

Мне мерещились всевозможные ужасы. В одной рубашке бросилась я на крик. Наконец, миссис Реск появилась на пороге комнаты отца. Страшная, с блуждающими глазами, она простерла ко мне руки.

– Нет, мисс, не входите сюда. Идите спать. Вам здесь не место, голубка. Вы потом узнаете, узнаете все.

Кто же, однако, приехал к моему отцу? Увы! Гостем, которого так давно ждали, другом, с которым он должен был вместе предпринять таинственное путешествие, – этим незваным гостем была смерть.