Когда я проснулась, в кабинете стояла кромешная тьма. Отец забыл про меня и ушел. Я оцепенела от холода и от неловкой позы и не сразу вспомнила, где нахожусь, но какой-то шум заставил меня окончательно пробудиться. Я услышала шорох платья, сдерживаемое дыхание, треск паркета под чьими-то шагами и в испуге еще глубже забилась в свой уголок. Блеснул свет. Дверь отворилась, но, вместо того чтобы увидеть призрака с факелом, я разглядела мадам Ларужьер. На ней было то же серое платье, что и днем, но она была без обуви. Плотно сжав губы, она осматривалась кругом, высоко держа свечу.

Затаив дыхание, я смотрела на нее. В слабом свете свечи она казалась мне страшной колдуньей. Боязнь, что она увидит меня, перешла в панику. Но она подошла к письменному столу отца и повернулась ко мне спиной. В руках у мадам были ключи, которые она стала подбирать к замку ящика. Наконец, она открыла ящик и вынула из него кипу бумаг. Прислушавшись, не идет ли кто-нибудь, она стала их читать. Что эта ведьма сделала бы, если бы заметила меня, невольную свидетельницу ее преступления? Она, как гиена, ринулась бы на меня.

Ларужьер все читала, и пытка эта длилась около получаса. Наконец, она вздрогнула, быстро вернула все на место, заперла ящик, потушила свечу и выскользнула из комнаты. Другая на моем месте подняла бы тревогу, но я долго не могла встать с места: холодный пот заливал мой лоб, в ушах звенело.

На другой день меня свалила лихорадка, но у меня все-таки хватило сил подняться, пойти к отцу и рассказать ему все, что я видела. Отец поверил мне не сразу. Когда же он убедился, что я говорю правду, то спросил:

– А она ничего не взяла?

– Я не видела, чтобы она что-нибудь забирала.

– Хорошо, детка, смотри же никому не говори об этом, и даже кузине Монике. Не особенно тебе повезло, однако, с мадам Ларужьер. Пора тебе от нее освободиться. Позвони.

Я позвонила, вошел лакей.

– Попроси ко мне мадам Ларужьер, – распорядился отец.

Та не заставила себя ждать.

– Послушайте, – спокойно сказал ей отец, – отдайте, пожалуйста, мне ключ, который подходит к этому столу.

Мадам побледнела, губы ее скривились, я думала, что она упадет в обморок. Но нет, она подняла голову и глухим голосом, со страшной гримасой на лице, сказала:

– Я не понимаю, почему вы меня так оскорбляете, мистер Руфин.

– Отдайте мне поддельный ключ, – стоял на своем отец.

– Кто смеет меня обвинять?!

– Я. Вчера вас видели в этой комнате. Вы открывали ящики и читали мои письма. Если вы отдадите мне поддельные ключи или отмычки, то я рассчитаю вас без скандала. А если нет – я приму другие меры. Вас обыщут и посадят в тюрьму. Дело ясное. Отпираться не имеет смысла. Я сейчас же позову людей.

Он протянул руку к сонетке, но мадам остановила его.

– Я сделаю все что вам угодно, – сказала она и залилась слезами.

Наконец, она вынула из-за корсажа требуемый ключ. Отец взял его и, убедившись, что он легко открывает замок, спросил:

– Кто его сделал? Ключ новенький. Прошу вас ответить.

Но преступница решила молчать: торг уже состоялся. Она предпочла изобразить приступ полнейшего отчаяния.

– Да, я обещал вам свободу, – сказал отец. – Можете уезжать. Даю вам ровно час. Если вы найдете себе другое место, не обращайтесь ко мне за рекомендацией. Будьте так добры, уйдите.

Мадам быстро отерла слезы и низко поклонилась. Дойдя до дверей, она обернулась и бросила на отца мрачный взгляд – она еще колебалась. Наконец, с презрительной улыбкой мадам удалилась.