Я села на свое место, отец снова принялся ходить по комнате. Минут через двадцать он приблизился ко мне и уселся перед камином.

– Это еще не все. Надо, чтобы у тебя была гувернантка. Необходимо закончить твое образование и придать тебе тот лоск, о котором в свое время не позаботились. Уже полгода как уехала мисс Эртон, а ты все это время ничем не была занята.

Помолчав, он сказал:

– Доктор Брайли спросит у тебя ключ. Он спросит тебя, от чего он, и ты ему, только одному ему, скажешь.

– Но, – возразила я, – как же я найду его без вас?

Отец улыбнулся – так иногда светит солнце зимой. Он редко улыбался.

– Ты права, малютка. Но мы предусмотрительны. Я подумал об этом. Матильда, мы живем уединенно, и ты, конечно, полагаешь, что у меня нет друзей. Но это не так. У меня есть верный друг – друг, которого я не знал прежде. Скоро он меня посетит. Когда он приедет, точно не знаю. Не спрашивай его имени. Узнаешь в свое время. Мы вместе с ним кое-куда поедем, а ты, кажется, боишься остаться без меня.

– Вы обещали уехать с ним? – вскрикнула я в страхе.

– Обещал? Нет, малютка, но ему отказать нельзя. Я должен быть готов отправиться в путь по первому зову. Выбора у меня нет. Да я на это и не сержусь. Запомни хорошенько мои слова: не сержусь. – И он опять улыбнулся.

Я внимательно слушала. Со стороны можно было подумать, что у отца помутился разум. Но мне это даже не приходило в голову. Я только поняла, что путешествие необходимо, если отец к нему готовится. Только что же это за гость такой, который может увезти с собой человека, столь преданного своим книгам и своей дочери, и куда? Разумеется, это мой дядя Сайлас, родственник, которого я никогда не видела и о котором если и говорили, то украдкой. Как-то, когда мне было еще лет четырнадцать, мадам Реск чистила пятно на ковре в гостиной, а я наблюдала. Она так устала стоять наклонившись, что, наконец, подняла голову и увидела на стене портрет красивого молодого брюнета в охотничьем костюме.

– Ведь это дядя Сайлас? – спросила я.

– Да, малютка, – ответила коротко мадам Реск и принялась опять чистить ковер.

– Какой он красавец!

– Красавец-то красавец, но это было сорок лет тому назад, а с годами люди меняются.

– А почему папу так огорчает дядя Сайлас? – спросила я.

– Что такое? – послышался знакомый голос.

Я отступила, увидела отца и покраснела.

– Чего ж ты испугалась? – проговорил отец. – Ты ничего дурного не сделала. Ты хочешь знать, почему меня огорчает твой дядя? Он человек очень умный, но с большими недостатками, и от этого он несчастлив. Разум не принес ему пользы. Ошибки свои он давно искупил, а что касается несчастий, то хоть они не так ярки, как мои, но страшны… Тебе, дитя, пока вполне этого достаточно. Не думай о дяде. Когда-нибудь сама узнаешь его лучше.

Отец вызвал к себе мадам Реск, и, вероятно, другим слугам тоже были отданы соответствующие распоряжения, потому что с тех пор я ни от кого не слышала о дяде Сайласе. Но любопытство мое не прошло. Молодой человек в охотничьем платье продолжал занимать мои мысли.

Спустя две недели после странного разговора с отцом в библиотеке я сидела поздно вечером у окна и вдруг увидела на фоне обнаженных деревьев, покрытых инеем, странную фигуру в чем-то сером, которая показалась мне почти белой в лунном свете. Когда она вплотную приблизилась к окну, я позвонила, а сама выбежала в переднюю, встретила там Бранстона и сказала ему:

– Какая-то женщина. Прогоните ее, пожалуйста.

Бранстон подошел к окну и сурово спросил:

– Что вам угодно?

Ответа нельзя было разобрать.

– Ничего не слышу, – продолжал Бранстон. – Не угодно ли вам войти через парадную дверь?

Он ушел и вскоре вернулся со словами:

– Мисс Матильда, к вам приехала гувернантка.

Раздались шаги отца. Он подтвердил, что приехала гувернантка, мадам Ларужьер, которую ему очень рекомендовали, а я при первом же взгляде на свою новую наставницу испытала отвращение, недоверие и страх. Серый призрак произвел на меня чересчур сильное впечатление. На другой день я познакомилась с ней ближе. Она не была красавицей. Волосы ее показались мне чересчур черными и густыми и не гармонировали с бледным лицом, покрытым бесчисленными морщинами. Она, в свою очередь, смерила меня взглядом с ног до головы.

– Как зовут мадемуазель? – спросила она. – Матильда? Милое имя. Отлично. Я уверена, что Матильда будет усердной ученицей – не правда ли? – и я полюблю ее. Что вы знаете, моя девочка? Музыку, французский язык знаете?

Я рассказала, в каком направлении шли мои занятия до сих пор. Она несколько раз перебивала меня словами: «Я вам все это объясню получше». Мадам Ларужьер, в чем я потом убедилась, действительно любила все объяснять как можно лучше. Но объяснения ее редко были ясны, и когда я спрашивала ее о чем-нибудь, она сердилась. Она была чересчур высокого роста и напоминала мужчину. На меня она смотрела слишком пристально, со странной улыбкой, прижав к губам большой костлявый палец. Иногда она целыми часами глядела в окно, не обращая внимания на окружающее, не то что-то замышляя, не то торжествуя от чего-то, или вдруг начинала хохотать, что особенно меня пугало.