Зима в том году стояла суровая, резкий ветер дул не переставая, жутко завывая в каминных дымоходах. Старинные потускневшие портреты, висевшие на не менее древних стенах, придавали всему еще более мрачный вид.

Я была худенькой девушкой семнадцати лет с густыми белокурыми волосами и серыми глазами. В тот вечер я сидела задумавшись, а мой почтенный отец ходил взад-вперед по комнате. Все его звали Руфин из Ноуля – по названию замка, в котором мы жили. Отец любил меня, но я скорее догадывалась об этом, чем ощущала. Дело в том, что он был человеком весьма сдержанным в чувствах, да и вообще вел он себя довольно странно и жил то в одном своем имении, то в другом и всегда один. Он был уже в преклонных годах, когда женился на молоденькой девушке, моей матери, которая умерла вскоре после моего появления на свет. Может быть, оттого он и был так молчалив и суров. К тому же случилась неприятная история с моим дядей, то есть его братом, Сайласом, и это тоже подействовало на отца не лучшим образом.

Вечера наше маленькое семейство проводило всегда в безмолвном уединении. Отец, по обыкновению, молча прохаживался по комнате, и, хотя так бывало ежедневно, сердце мое ныло от тоски. Я сидела и перебирала в памяти все происшествия, случившиеся в Ноуле за последнее время.

Однажды утром мадам Реск сообщила мне, что к обеду отец ждет доктора Брайли, который останется у нас на несколько дней погостить. Доктор приехал в семь часов. Он был высоким и худым; широкий сюртук болтался на нем как на вешалке, огромный воротник сжимал горло, словно удавка, черные пряди парика падали на очки. Мне он не понравился. На другой день я пошла проверить, стоит ли у отца на столе кувшин со свежей водой. Войдя в его комнату, я увидала, что Брайли, упершись коленом в табурет, склонил голову к моему отцу, который, без сюртука, сидел глубоко в кресле. На столе лежала раскрытая большая книга. Доктор, из-за своей худобы похожий на скелет, вдруг выпрямился. Отец тоже приподнялся. Он был очень бледен и сурово указал мне на дверь.

Я поспешила выйти, но странное беспокойство охватило меня. Я вспоминала прошлое, а отец все так же продолжал ходить по комнате. Он был еще крепок и здоров и не казался мне стариком, хотя ему было уже семьдесят лет. Даже походка его сохранила упругость. Вдруг он взял со стола горевшую свечу и знаком приказал мне следовать за собой. Через переднюю, освещенную лампой, мы прошли в библиотеку, узкую длинную комнату, и тут отец остановился перед резным шкафом и пробормотал, словно обращаясь к самому себе:

– Поймет ли она?

Он нерешительно вынул из кармана связку ключей и показал мне самый маленький:

– Обрати на него внимание, крошка, запомни хорошенько этот ключ.

Я дотронулась до шкафа.

– Днем, – продолжал он, – я ношу его с собой, ночью он у меня под подушкой. Поняла?

– Да, отец.

Он устремил на меня преисполненный решимости взгляд. Возможно, он хотел сказать гораздо больше, но произнес только следующее:

– Никому не говори о том, что я тебе сообщил. За одним исключением: если в мое отсутствие доктор Брайли – помнишь того худого господина в очках, который в прошлом месяце пробыл у нас три дня? – спросит этот ключ, отдай его. Поняла?.. Когда меня не будет.

Затем он почти нежно поцеловал меня в лоб и сказал:

– Теперь пойдем обратно.

Мы молча вернулись в комнату. С улицы по-прежнему доносилось жуткое завывание ветра.