Спустившись по винтовой лестнице в полном мраке и достигнув каменной площадки, я ощупью отыскал замочную скважину, затем бесшумно отпер дверь и вышел в лес. Здесь царствовала непроглядная ночь. Заперев за собой дверь, я медленно пробирался между кустами. Постепенно заросли кончились, и я смог свободнее двигаться вперед, но из осторожности я все-таки шел под прикрытием деревьев, росших вдоль лесной опушки.

Наконец, ярдах в пятидесяти от меня между старыми деревьями, точно привидения среди ночной мглы, показались белые колонны беседки. Все благоприятствовало моему предприятию. Я удачно обманул Сен-Клера и всех в гостинице, а ночь была так темна, что даже если бы я вызвал подозрение у жителей «Летучего дракона», то и в этом случае мне нечего было бы опасаться. Переступая через гигантские корни старых деревьев, я, наконец, достиг указанного мне места. Поставив шкатулку в углубление на подоконник, я оперся на нее локтем и устремил неподвижный взгляд на замок, темный силуэт которого почти сливался с небом. Ни одного огонька не светилось в окнах. Очевидно, мне следовало ждать, но долго ли?

Пока я стоял, опираясь на свое богатство и глядя на массивный замок во мгле, меня вдруг осенила странная мысль – быть может, читатель удивится, что она не посещала меня раньше. Вместе с этой мыслью мгла вокруг стала еще чернее, и меня охватил ледяной холод. А что, если и мне предстоит исчезнуть с лица земли, подобно тем людям, о которых мне говорили? Разве не сделал я всего, что мог, чтобы скрыть свои следы? Разве не отвел подозрения каждого, с кем встречался, от того пути, которым собирался пойти на самом деле? Мысль эта, точно холодная змея, мгновенно обвилась вокруг моего сердца и так же мгновенно исчезла.

Я находился в том сангвиническом периоде молодости, когда сознание силы, пылкость страсти и беспечное бесстрашие придают особенную прелесть подобному похождению. Разве при мне не было пары двуствольных пистолетов? Да, в моих руках была жизнь четырех человек. Что же могло случиться? Даже если граф, этот старый трус, который дрожал от страха перед горланившим Гальярдом, вздумает защищать свои права на графиню! Да и возможно ли было предполагать неудачу с такой союзницей, как умная и неустрашимая графиня? Мне даже смешно стало, что такой вздор пришел мне в голову.

Пока я рассуждал таким образом сам с собой, в окне сверкнул сигнальный огонек. Этот огонек розового цвета – цвета любви, подумал я – был символом пылких надежд и зарей упоительного счастья. Ясно, нежно и ровно горел он в окне. Шепча страстные и бессмысленные слова, я схватил свой кожаный футляр и, не сводя глаз с сигнальной свечи, быстро направился к замку. Нигде не было признаков жизни, не слышалось ни голосов, ни шагов, даже не раздавалось собачьего лая. Штора была опущена, и когда я подошел к большому окну, то увидел, что к нему ведет шесть ступеней и что решетчатые ставни, соответствующие размеру двери, уже открыты.

Пока я поднимался по ступеням, штору отодвинули, и нежный голос прошептал:

– Ричард, милый Ричард, проходи! О, проходи скорее! Как ждало мое сердце этой минуты!

Никогда графиня не казалась мне очаровательнее, чем в этот миг. Страсть моя запылала с новой силой. Я жаждал настоящей опасности в романтическом приключении, которое доставляло мне обладание подобной богиней. После первых приветствий она посадила меня на диван возле себя. Мы поговорили минуты две. Она сообщила мне, что граф уехал и в настоящую минуту должен находиться за добрую милю отсюда, сопровождая похоронную процессию к кладбищу Пер-Лашез. А вот и ее бриллианты. Она поспешно подала мне открытую шкатулку со множеством крупнейших драгоценных камней.

– А это что? – спросила она.

– Шкатулка, в которой находится около тридцати тысяч фунтов.

– Неужели тут такая куча денег?

– Именно так.

– Зачем вы взяли с собой так много, когда у нас есть это? – возразила графиня, перебирая пальцами бриллианты. – С вашей стороны было бы очень мило позволить мне взять на себя все расходы, по крайней мере в первое время. Тогда я чувствовала бы себя еще счастливее, чем теперь.

– Бесценный, великодушный ангел! – воскликнул я, совсем обезумев от восторга. – Ты забываешь, что нам, быть может, придется долгое время скрывать наше местопребывание и ни с кем не встречаться.

– Так тут и в самом деле столь громадная сумма денег? Это верно? Вы считали?

– Разумеется, я пересчитал эти деньги, когда брал их сегодня у банкира, – ответил я с легким изумлением в голосе.

– Признаться, мне страшно путешествовать с такой суммой, но эти бриллианты также подвергают нас опасности… Ладно, будь что будет. Поставьте шкатулки рядом, в минуту отъезда вы должны будете снять свой плащ и спрятать их в нем. Не дай бог извозчики заметят, что мы везем с собой драгоценности. Пожалуйста, закройте ставни на окне и опустите занавеси.

Едва я это исполнил, как кто-то постучал в дверь.

– Я знаю, кто это, – шепнула мне графиня.

Моя красавица тихо подошла к двери и шепотом разговаривала с кем-то около минуты.

– Это моя верная горничная, которая поедет с нами. Она говорит, что мы сможем отправиться в путь не раньше чем через десять минут. Сейчас она подаст кофе в соседнюю комнату.

Она отворила дверь и заглянула в нее:

– Надо сказать, чтобы она не брала с собой слишком много вещей. Она такая чудачка! Не ходите за мной, оставайтесь здесь – лучше, чтобы она вас не видела.

Графиня вышла из комнаты, сделав мне знак, чтобы я был осторожен. Я не мог не заметить внезапной перемены в этой очаровательной женщине. В последние минуты лицо ее будто омрачилось какой-то туманной мыслью, в нем проглядывала озабоченность. Отчего она вдруг побледнела? Отчего в глазах ее отразилось что-то суровое? Отчего даже голос ее будто изменился? Не случилось ли чего-нибудь неприятного? Не грозит ли нам опасность?

Мое беспокойство вскоре рассеялось само собой. Если бы действительно было что-нибудь, она непременно сообщила бы мне. Естественно, что она стала волноваться сильнее по мере приближения решительной минуты. Однако ее отсутствие затянулось.

Для человека в моем положении полное бездействие совершенно невозможно. В нетерпении я стал ходить взад-вперед по комнате. Она была невелика. В глубине ее находилась другая дверь. Я быстро отворил ее и прислушался. Везде царило безмолвие. Я находился в весьма взволнованном состоянии, каждый нерв в моем теле был напряжен в ожидании того, что будет впереди. В силу этого я сравнительно равнодушно относился к настоящему. Иначе я не могу понять, как смог наделать столько глупостей в тот вечер, хотя по природе не был лишен прозорливости и присутствия духа. К числу самых чудовищных моих нелепостей можно отнести то, что я не только не затворил дверь, которую и отворять бы не следовало, но и, взяв в руки свечу, прошел в смежную комнату. И здесь меня ждало поразительное открытие.