Я был уже на дороге в двухстах шагах от «Летучего дракона». Голова шла кругом, я не успел опомниться, как оказался героем приключения. И в виде прелюдии меня, вероятно, ожидала в гостинице новая схватка с безобразным рубакой, которая на этот раз могла закончиться для меня менее удачно. Как я радовался, что у меня были при себе пистолеты! Конечно, никакой закон на свете не обязывал меня позволить убить себя без сопротивления.

Нависшие ветви старых деревьев парка с одной стороны, исполинские тополя по другую сторону дороги, лунный свет, разлитый над всем этим, придавали узенькой тропинке, которая вела к гостинице, чрезвычайно живописный вид. Пока я медленно шел к еще открытой двери «Летучего дракона», я не осознавал до конца своего положения. События так быстро следовали одно за другим и я так неожиданно стал главным действующим лицом в этой сумасбродной и преступной драме, что никак не мог опомниться и поверить, что все совершившееся было реальностью.

Я вошел в гостиницу, однако не увидел ни малейшего признака присутствия полковника. В передней я осведомился о нем. Мне ответили, что в гостиницу за последние полчаса никто не приезжал. Я заглянул в общую залу: и там никого. Пробила полночь, и я услышал, как хозяин запирает на ключ и на засов входную дверь. Я взял свечу. В это время все огни в доме были уже потушены и гостиница имела такой вид, как будто уже давно была погружена в сон. Бледные лучи месяца врывались в окно, освещая лестничную площадку. Поднимаясь по широким ступеням, я на секунду остановился, чтобы еще раз окинуть взглядом лесистое пространство до увенчанного башнями замка, который за несколько дней стал для меня столь привлекательным местом. Однако я тотчас вспомнил, что в глазах шпиона это полуночное созерцание могло выглядеть подозрительным, да и сам граф в своей ревнивой бдительности мог решить, что я подаю условный знак зажженной свечой, стоя на площадке лестницы «Летучего дракона».

Отворив дверь своей комнаты, я вздрогнул, увидев перед собой незнакомую старую женщину с таким длинным лицом, какого мне не приходилось еще встречать. На ней был очень высокий чепчик, белая оборка которого резко выделялась на ее смугло-желтой коже и лишь подчеркивала безобразие ее морщинистого лица. Она выпрямилась, насколько ей позволяла согнутая спина, и посмотрела на меня своими необыкновенно черными блестящими глазами.

– Я затопила камин, сударь, ночь холодная, – сказала старуха.

Поблагодарив ее, я ожидал, что она уйдет. Однако она стояла неподвижно, держа свою свечу дрожащими пальцами.

– Простите меня, старуху, – заговорила она вдруг, – но скажите, ради бога, что может удерживать молодого милорда, у ног которого весь Париж, в уединенном и скучном «Летучем драконе?»

Если бы я жил в эпоху волшебных сказок и ежедневно виделся с пленительной графиней де Сент-Алир, я непременно принял бы эту дряхлую старуху за олицетворение домового, за злую волшебницу, которой стоит лишь топнуть об пол ногой, чтобы злополучные жильцы этой роковой комнаты исчезли бесследно. Но те времена отошли в прошлое, а между тем черные глаза старухи были устремлены на меня с такой выразительной твердостью, которая ясно говорила о том, что ей известна моя тайна. Я смутился, меня обуял страх, мне и на ум не пришло сказать ей, что она суется не в свое дело.

– Эти старые глаза видели вас сегодня в парке Каркского замка.

– Меня? – начал я с невозмутимостью, какую только был в состоянии изобразить.

– Не стоит уверять меня в обратном, – перебила старуха, – я знаю, почему вы здесь, и говорю вам: уезжайте. Завтра же оставьте этот дом и не возвращайтесь больше никогда.

Она посмотрела на меня с невыразимым ужасом во взоре.

– На что вы намекаете?.. Я вас не понимаю, – пробормотал я, – да и что вам за дело до меня?

– Не о вас я забочусь, сударь… Мне дорога честь древнего рода, которому я служила в его цветущие дни, когда звание дворянина означало почет. Но слова мои, видно, напрасны, вы отвечаете мне одной лишь грубостью. Я сохраню свою тайну, а вы свою, вот и все. Скоро вы поймете, что я была права.

Старуха медленно направилась к двери и вышла, затворив ее за собой, прежде чем я успел решить, что мне ответить. Добрых пять минут я стоял, точно окаменевший, на том месте, где она оставила меня. Ревность графа, подумал я, представляется этой средневековой старухе ужаснейшей вещью во всем мироздании. Однако как ни пренебрегал я опасностью, на которую смутно намекала старуха, меня, разумеется, не могло не волновать, что наша с графиней тайна была известна лицу постороннему, и вдобавок еще такому, которое приближенно к графу де Сент-Алиру.

Не следовало ли мне предупредить графиню, доверившуюся мне так великодушно, или, как она сама выразилась, так безумно, что о нашей тайне стало известно третьему лицу? А между тем не несла ли еще больше опасности попытка предостеречь? И что хотела сказать старуха словами «Я сохраню свою тайну, а вы свою»?

Тысяча мучительных вопросов возникла в моем уме. Я словно шел по стране, где на каждом шагу передо мной или выскакивал оборотень из земли, или из-за дерева появлялось чудовище. Усилием воли я отбросил все эти тягостные и страшные мысли, запер свою дверь, зажег две свечи и сел к столу. Потом разложил перед собой пергамент с чертежом и описанием, в котором я должен был найти подробные инструкции, как воспользоваться ключом.

Внимательно прочитав указания, я приступил к осмотру своей комнаты. Справа от окна панельная обшивка образовывала тупой угол. Я внимательно изучил это место, надавил на дощечку, она подалась в сторону, и под ней открылась замочная скважина. Когда я убрал палец, дощечка мгновенно скользнула на прежнее место. Первая попытка оказалась успешной – я правильно понял данные мне инструкции. Подобное исследование предстояло произвести на полу, и я вскоре был вознагражден таким же открытием. Маленький конец двойного ключа входил в эту замочную скважину, как большой ключ – в щель в стене. Я налег на ключ, два или три раза резко повернул его, и в панели открылась дверь, за которой обнаружился узкий, в виде свода, проход сквозь толстую стену; в конце прохода виднелась каменная винтовая лестница.

Я взял свечу и сделал несколько шагов. Не знаю, обладает ли воздух, долго остававшийся спертым, особыми свойствами, только на меня он произвел странное действие. К тому же от сырого запаха старых каменных стен кружилась голова. Свеча бросала бледный свет на голые стены вокруг винтовой лестницы, конца которой не было видно. Я спускался все ниже и ниже и после нескольких поворотов дошел до каменной площадки. Тут оказалась еще одна дверь, простая, старинная, дубовая, вделанная в толстую стену. Большой конец ключа подошел к замку, но не поворачивался. Я поставил свечу на ступеньку и взялся за ключ обеими руками, не без труда я, наконец, заставил его повернуться, при этом он так громко заскрипел, что я перепугался, не выдал ли своей тайны.

Несколько секунд я простоял как вкопанный, однако немного погодя ободрился и отворил дверь. В нее пахнул ночной воздух и затушил свечу. Дверь скрывалась небольшими зарослями остролистника и таким непроницаемо-густым кустарником, что он напоминал индийские джунгли. Тьма была бы совсем непроглядной, если бы местами не прорывался сквозь верхушки деревьев яркий свет месяца.

Тихо, на тот случай, если кто-нибудь отворит окно, услышав громкий скрип ржавого замка, я стал пробираться сквозь переплетенные ветви. Достигнув опушки леса, я увидел, что он простирается довольно далеко вглубь парка и примыкает к рощице, где находится описанный мною храм. Полководец не мог бы искуснее устроить безопасный проход от «Летучего дракона» к тому пункту, где проходили свидания с объектом моего незаконного поклонения.

Оглянувшись на старую гостиницу, я понял, что лестница, по которой я сошел, помещается в одной из маленьких башенок, украшавших здание. Башенка находилась в том же углу, что и моя комната. Все было так, как указано на плане. Совершенно удовлетворенный экспериментом, я отправился в обратный путь, добрался до двери, поднялся наверх и запер потайной проход. Затем я прижал к губам таинственный ключ, который побывал в ее руках, положил его под подушку и очень скоро опустил на нее затуманенную голову, однако сон долго не шел ко мне. Лишь под утро мне наконец удалось заснуть.