Нельзя было вообразить зрелища блистательнее этого маскарада. Среди других открытых зал и галерей была так называемая Большая зеркальная галерея, освещенная для этого случая не менее чем четырьмя тысячами свечей; их огонь, отражаясь в зеркалах, производил поразительный эффект. Длинная анфилада комнат была заполнена масками во всевозможных костюмах. Ни одна зала не пустовала. Везде раздавалась музыка и слышались разговоры, пестрели яркие цвета и сверкали бриллианты, всюду царила атмосфера праздника и происходили забавные случайности. Никогда еще я не видел ничего подобного этому великолепному балу. Я медленно пробирался вперед, одетый в домино и маску, порой останавливаясь, чтобы вслушаться в остроумную беседу, шутливую песенку или забавный монолог. Все это не мешало мне внимательно смотреть по сторонам, чтобы не прозевать моего доброго приятеля в домино с белым крестом на груди.

Я останавливался у каждой двери, как мы и условились с маркизом, но его нигде не было видно. Тут я заметил позолоченные носилки, или, вернее, китайский паланкин, украшенный со всей фантастической вычурностью Небесной империи. Его несли на золотых жердях четыре богато одетых китайца. Пятый с золотым прутом в руках шел впереди, а шестой сзади. Худощавый человек с длинной черной бородой и в высокой шапке, какие обыкновенно бывают у нарисованных дервишей, с важным видом шел возле паланкина. На его длинной пестрой одежде ярких цветов со странным золотым шитьем с примесью черного были изображены иероглифы. Вокруг пояса был намотан широкий золотой кушак с кабалистическими знаками, темно-красными и черными. Вышитые золотом красные чулки и башмаки с по-восточному загнутыми кверху острыми носами виднелись из-под подола. На смутном лице мужчины лежала печать бесстрастности и торжественности, его черные брови отличались необыкновенной густотой. Под мышкой он держал удивительного вида книгу, а в другой руке – деревянную лакированную трость; шел он, опустив голову на грудь и прикрыв глаза. Китаец, двигавшийся впереди, размахивал своей тростью, расчищая дорогу для паланкина с опущенными занавесками. В общем, эта процессия была столь оригинальной, странной и торжественной, что, естественно, приковала к себе мое внимание.

Признаться, я обрадовался, когда носильщики поставили свою ношу на пол в нескольких шагах от того места, где я стоял. Прошло несколько мгновений, и китайцы с тростями хлопнули в ладоши и исполнили бешеную пляску вокруг паланкина. Потом они стали сопровождать свой танец хлопаньем в ладоши, что-то приговаривая в такт.

Вдруг кто-то слегка коснулся моей руки, я оглянулся и увидел возле себя черное домино с белым крестом.

– Как я рад, что наконец-то нашел вас, – сказал маркиз, – и именно в эту минуту. Вам надо поговорить с колдуном. Час назад я наткнулся на него в другой зале и задал ему несколько вопросов. В жизни своей я не был так изумлен. Его ответы были несколько туманны, однако вскоре мне стало ясно, что он знает мельчайшие подробности дела, никому на свете не известного, кроме меня и двух-трех человек, которые умеют молчать. Не могу передать вам, как сильно это меня поразило. Я четко видел, что и другие люди, совещавшиеся с колдуном, были озадачены и перепуганы, даже сильнее меня. Кстати, я приехал с графом и графиней де Сент-Алир.

Он кивнул в сторону худощавого домино. Это был граф.

– Пойдемте, я представлю вас.

Можно понять, как охотно я отправился вслед за маркизом. Он представил меня графу, при этом намекнув, что это я помог ему в гостинице «Прекрасная звезда». Граф осыпал меня любезностями и закончил свою речь словами, которые мне понравились больше всего:

– Графиня тут, поблизости, через залу от нас: она осталась поболтать со своей старой приятельницей, герцогиней д’Аржансак. Я сейчас же приведу ее сюда, она непременно должна познакомиться с вами и в свою очередь поблагодарить вас за оказанную вами помощь.

– Вам непременно надо поговорить с колдуном, – обратился маркиз к графу, – вот увидите, вам будет чрезвычайно интересно. Я уже беседовал с ним и, признаюсь, не ожидал услышать многое из того, о чем он мне поведал. Не знаю, что и думать.

– В самом деле? Тогда и нам надо попытать счастье.

Втроем мы приблизились к паланкину. Молодой человек в испанском костюме, только что отошедший от колдуна в сопровождении своего приятеля, поравнявшись с нами, произнес удивленным голосом:

– Что за хитроумная мистификация! Кто это в паланкине? Такое впечатление, что он знает всех!

Граф в маске и домино величественно шел вместе с нами к паланкину колдуна. Китайцы следили за тем, чтобы вокруг них оставалось свободное пространство, и зрители столпились в нескольких шагах от места волнующих событий. Один из китайцев, тот, который шел впереди с золотым прутом, приблизился к нам и протянул руку, обращенную ладонью кверху.

– Вы хотите денег? – спросил граф.

– Золота, – последовал ответ.

Граф положил монету ему в руку, и мы с маркизом, по мере того как входили в круг, поочередно были приглашены сделать то же самое. Колдун стоял возле паланкина, одной рукой опираясь на лакированную черную трость, а другой придерживая шелковую занавеску. Его подбородок с длинной черной как смоль бородой, был опущен на грудь, а глаза устремлены в пол. Лицо его казалось совершенно безжизненным. Никогда я не видел такой неподвижности. Хотя, наверное, видел, только у мертвых. Первый вопрос графа был таким:

– Женат я или нет?

Колдун быстро раздвинул занавески, наклонился к богато одетому китайцу, который сидел в паланкине, затем задернул занавеску и ответил:

– Да.

Точно такая же процедура совершалась при каждом вопросе; китаец с черным прутом оказался не прорицателем, а посредником и отвечал, по-видимому, словами человека, стоявшего выше него в вопросах мистики и оккультных наук. Граф задал два-три вопроса. Ответы колдуна, очевидно, забавляли маркиза, но для меня не представляли интереса, поскольку я ровным счетом ничего не знал о судьбе графа и его похождениях.

– Сильно любит меня жена? – шутливо спросил он.

– Как ты того заслуживаешь.

– Кого я люблю больше всех?

– Себя.

– Гм! Едва ли это не свойственно каждому. Но оставим в стороне меня. Люблю ли я что-нибудь на свете больше моей жены?

– Ее бриллианты.

– Гм! – Граф был явно озадачен.

Я ясно видел, что маркиз смеется в душе.

– Правда ли, – начал опять граф, решительно переведя разговор на другую тему, – что в Неаполе была битва?

– Неправда, она была во Франции.

– Разве? – насмешливо заметил граф и оглянулся вокруг. – А можно ли полюбопытствовать, между какими властями она происходила и по какому поводу?

– Между графом и графиней де Сент-Алир по поводу документа, подписанного ими двадцать пятого июля тысяча восемьсот одиннадцатого года.

Маркиз сообщил мне впоследствии, что в этот день был оформлен их брачный контракт. Граф простоял в оцепенении минуту или две; казалось, даже сквозь маску можно было увидеть, как у него вспыхнуло лицо. Никто, кроме маркиза и меня, не знал, что вопросы задает сам граф де Сент-Алир. Напомню, что мы были на маскараде и маски скрывали наши лица.

Мне сдавалось, что граф недоумевает, о чем еще спросить колдуна, и, пожалуй, раскаивается, что вообще вступил в эту беседу. Если мои догадки были небезосновательны, то маркиз оказал другу услугу, слегка коснувшись его руки и шепнув:

– Поглядите-ка направо, видите, кто идет?

Я тоже взглянул туда, куда указал маркиз, и увидел высокого, сухощавого человека, приближавшегося к нам гордой поступью. Маски на нем не было. На большом бледном лице виднелся глубокий шрам. Как вы уже поняли, это был полковник Гальярд в мундире капрала императорской гвардии и с подвязанной левой рукой, пытавшийся изобразить раненого; пустая нижняя часть левого рукава была приколота к груди. Вполне настоящий пластырь, налепленный поперек брови и виска, закрывал то место, где я оставил метку тростью, со временем этот шрам будет соответствовать более почетным рубцам, полученным на войне.