Глава XVIII
Ночью
— Его ни в коем случае нельзя перевозить, — не допускающим возражений тоном заявил низенький темноволосый доктор-бельгиец, пытливо посматривая на своих слушателей поверх очков.
Постановление доктора решило их планы. Для Неллы это было настоящим торжеством, так как она еще до прихода врача объявила им то же самое. Прежде чем послать за ним, все трое долго совещались. Принц Ариберт стоял за то, чтобы все хранить в тайне. Теодор Раксоль соглашался с этим, но предлагал сейчас же перевезти больного в Англию. Раксоль думал, что он бы чувствовал себя в большей безопасности в своем отеле и лучше справился бы с возможными трудностями положения. Нелла с пренебрежением отнеслась к этой мысли. Девушка уверяла отца и Ариберта, что принц Евгений был болен гораздо опаснее, чем они полагали, и требовала, чтобы они завладели домом и держали его в своих руках вплоть до выздоровления принца.
— А как же нам быть с этой мисс Спенсер? — спросил Раксоль.
— Держать ее там, где она сейчас, держать в качестве пленницы и никого не пускать в дом. Если Жюль вернется, просто-напросто прогнать его, и все. Один из вас двоих должен постоянно следить за прежними обитателями и за мисс Спенсер, пока я ухаживаю за больным. Но прежде всего надо послать за доктором.
— За доктором! — испуганно повторил принц Ариберт. — Ведь мы, пожалуй, будем вынуждены дать ему кое-какие для нас нежелательные объяснения?
— Вовсе нет, — возразила девушка. — Зачем? В таком месте, как Остенде, доктора слишком тактичны, чтобы задавать какие-либо вопросы, они достаточно много видят и наверняка умеют сдерживать свое любопытство. И кроме того, разве вы хотите, чтобы ваш племянник умер?
Оба были несколько удивлены ее ясным взглядом на дело, и как-то само собой вышло, что они стали послушно ей повиноваться. Нелла немедленно отправила отца за доктором и дала принцу Ариберту несколько распоряжений, которые он быстро привел в исполнение.
К вечеру следующего дня все уже шло довольно гладко. Доктор приходил и уходил несколько раз, присылал лекарство и высказывался довольно оптимистично об исходе болезни. Какая-то пожилая женщина была приглашена для уборки дома и стряпни на кухне. Мисс Спенсер держали в самой отдаленной комнате на верхнем этаже в ожидании решения ее дальнейшей участи. Обитатели этой улицы, должно быть, уже совершенно привыкли к странному поведению некоторых из своих соседей, к их бесчисленным появлениям и исчезновениям, внезапным отъездам и приездам. Эту энергичную и деятельную троицу — Раксоля, Неллу и принца Ариберта — по всей вероятности, принимали за настоящих хозяев дома, по крайней мере такого предположения ничто не опровергало.
К полудню третьего дня принцу Евгению стало заметно хуже. Нелла не отходила от него ни на минуту. Отец ее провел утро в отеле, а принц Ариберт караулил. Оба вместе никогда не выходили и по ночам по очереди дежурили.
Нелла и принц Ариберт сидели в комнате больного у окна, выходившего во двор. Доктор только что ушел. Теодор Раксоль внизу читал нью-йоркскую газету. Комнатка была слишком мала, чтобы служить приютом для августейшей особы принца Евгения Познанского. Как ни странно, но и на Неллу, и на отца ее, бывших истыми демократами, высокий сан лежавшего в горячке принца производил некоторое впечатление. Такого впечатления на них никогда не производил Ариберт. Оба они чувствовали, что тут на их попечении находится совершенно другой человек, совершенно отличавшийся от всех, кого они встречали до сих пор. Сами жесты и интонации его бреда носили характер кротких, снисходительных приказаний — импонирующее сочетание вежливости и высокомерия.
Что до Неллы, то прежде всего ее внимание привлекло великолепное «Е» с короной, вышитое на рукавах его рубашки, и кольцо с печатью на его бледной, изнеженной руке. Нельзя отрицать, что подобные внешние мелочи часто внушают не меньшее уважение, чем вещи более глубокие, но не настолько заметные. Кроме того, от Раксолей не ускользнул тон принца Ариберта по отношению к своему племяннику: в тоне этом слышалась ласковая почтительность, показывавшая, что, вопреки всему, принц Ариберт продолжал смотреть на больного как на своего государя и повелителя, обращаться к которому пристало с благоговением. Сначала этот тон казался американцам фальшивым и даже напускным, но мало-помалу они заметили, что ошибались. Если Америка и утратила монархическое чувство, оно продолжало жить в Старом Свете.
— Вы и мистер Раксоль были чрезвычайно добры ко мне, — шепотом сказал принц Ариберт, нарушая молчание.
— В чем? Как? — непринужденно спросила Нелла. — Ведь мы же и сами заинтересованы в этом деле. Оно началось в стенах нашей гостиницы, не забывайте этого, принц.
— Я не забываю, — сказал он, — я все помню. Но я не могу не чувствовать, что втянул вас в ужаснейшую путаницу. Зачем вам и мистеру Раксолю находиться здесь — вам, которые приехали отдохнуть от дел, — прятаться в странном доме, в чужой стране, подвергаться всевозможным неприятностям и риску, и только потому, что я страстно желаю избежать скандала и всякого рода толков по адресу моего племянника? Ведь вам, по существу, все равно, как низко упадет владетельный герцог Познанский в глазах всех. Что вам до того, что трон Познани станет посмешищем для всей Европы?
— Право, не знаю, принц. — Нелла задорно улыбнулась. — Но мы, американцы, имеем привычку доводить дело до конца, раз уж мы взялись за него.
— Ах, кто знает, чем оно кончится на этот раз! Все наши волнения, заботы и бессонные ночи могут ни к чему не привести. Скажу вам, что, видя Евгения лежащим здесь и думая о том, что мы не можем узнать его историю, пока он не поправится, я близок к тому, чтобы сойти с ума. В нашей власти было бы уладить дело, направить события должным образом, предотвратить несчастье, если бы мы только знали — знали то, что он один может сказать нам. Говорю вам, что я близок к тому, чтобы помешаться. А если бы еще с вами что-либо случилось, мисс Раксоль, я покончил бы с собой!
— Но почему? — спросила девушка. — Предположим даже, что со мной что-нибудь случилось, хотя это невероятно…
— Потому что я был бы виновником этого, — объяснил он, взглянув на нее. — Это дело вас не затрагивало, вы действовали только по доброте своей.
— Почему вы так уверены, что оно меня не затрагивало, принц? — как бы невзначай спросила Нелла.
В это время больной сделал движение, и девушка бросилась к нему, чтобы успокоить. От изголовья кровати она еще раз посмотрела на принца Ариберта, и взгляды их встретились. Нелла все еще была в своем дорожном костюме, поверх которого был повязан белый бельгийский передник. Большие темные круги, след усталости и бессонницы, окружали ее глаза, а щеки, как показалось принцу, ввалились и похудели, волосы густыми прядями спускались ей на уши. Не отвечая на ее вопрос, Ариберт смотрел на нее грустным и пристальным взглядом.
— Я думаю, мне следует отдохнуть, — проговорила она наконец. — Вы ведь знаете все насчет лекарства?
— Спите спокойно, — сказал он, бесшумно открывая перед ней дверь.
Он остался один с Евгением. Была его очередь дежурить. Они все еще ожидали какого-нибудь странного и внезапного визита, штурма или вылазки со стороны Жюля. Раксоль спал в гостиной нижнего этажа, заключенная наверху мисс Спенсер вела себя удивительно тихо и спокойно: она не проявляла никакого любопытства, покорно принимала от Неллы пищу и не задавала вопросов. Старая служанка уходила на ночь к себе домой, куда-то на окраины города, недалеко от гавани.
Час за часом Ариберт молчаливо сидел у постели племянника; время от времени он напряженно всматривался в его неподвижное, осунувшееся лицо, как бы стараясь разгадать тайну, скрывавшуюся за этой непроницаемой маской. Ариберта мучила мысль, что, если бы он мог хотя бы полчаса, хоть четверть часа разумно поговорить с принцем Евгением, то многое бы стало ему ясно, многое бы могло быть предотвращено, но он сознавал, что ожидать подобного разговора от Евгения совершенно невозможно, пока горячка не оставит его.
Время тянулось, надвигалась полночь. Приведенный в нервное состояние напряженной атмосферой, которая всегда окружает опасно больного, принц Ариберт все больше и больше отдавался во власть неопределенных, но томительных опасений. В его уме теснились самые роковые предположения. Он думал о том, что было бы, если бы по какой-нибудь несчастной случайности Евгений умер на этой постели, — в каком свете он тогда представил бы дело Познани императору, как бы он мог оправдаться? Он уже видел себя заподозренным в убийстве, осужденным… его ведут на эшафот, его — принца крови!.. Событие, подобных которому Европа не знала уже более века! Он снова и снова вглядывался в больного, и ему чудилась смерть в каждой заострившейся черте этого измученного лица. Он едва сдерживался, чтобы не закричать…
Вдруг ему почудился какой-то особенный, гулкий звук. Он вздрогнул… но это просто часы на башне били полночь. Но вот раздался новый звук, точно кто-то скреб в дверь. Ариберт прислушался, вскочил со стула… Снова ничего! Все тихо! А его все-таки что-то влекло к двери. Прошло еще мгновение, показавшееся ему чуть ли не вечностью, он бросился к двери и отворил ее со страшно бьющимся сердцем. У порога без чувств лежала Нелла, полностью одетая. Принц Ариберт обхватил ее гибкий стан, поднял ее и положил на кресло перед камином. О Евгении в эту минуту он совсем забыл.
— Что случилось, мой ангел? — шептал он, целуя девушку, и смотрел на нее, не зная, чем и как помочь.
Наконец она вздохнула и открыла глаза.
— Где я? — спросила она с дрожью в голосе, но сейчас же узнала Ариберта и продолжала: — Ах, это вы? Не выкинула ли я какой-нибудь глупости? Уж не упала ли я в обморок?
— Что случилось? Вам нездоровится? — со страхом спросил он, стоя перед ней на коленях и держа ее руки в своих.
— Я видела Жюля около моей кровати, — прошептала она, — я уверена, что это был он. Он стоял и насмешливо улыбался. Я еще не раздевалась… Я испугалась, вскочила, но его уже не было, а я бросилась вниз, к вам.
— Вы это видели во сне, — успокоил он ее.
— Так ли?
— Вероятно, так. Я не слышал ни звука. Никто не мог войти. Но, если вы хотите, я разбужу мистера Раксоля.
— Может быть, что это мне и приснилось, — согласилась Нелла. — Но как это глупо!..
— Вы переутомились, — сказал он, все еще бессознательно держа ее за руки.
Они взглянули друг на друга, она улыбнулась.
— Вы поцеловали меня, — вдруг произнесла она; принц покраснел и встал на ноги.
— Зачем?..
— Ах, мисс Раксоль, простите меня, — смущенно пробормотал он. — Этого нельзя простить, но все-таки простите. Я не мог сдержать чувств, я не знал что делал.
— Зачем вы меня поцеловали? — повторила она.
— Потому что… Нелла! Я люблю вас. Я не имею права говорить этого…
— Почему вы не имеете права?
— Если Евгений умрет, я должен буду исполнять свой долг относительно Познани: я сделаюсь правителем страны.
— Ну и что же? — спокойно возразила она с очаровательной наивностью. — У папы сорок миллионов. Разве вы не согласились бы отречься от престола?
— Ах, зачем вы вынуждаете меня говорить такие вещи? Я не смог бы уклониться от своих обязанностей по отношению к Познани, а царствующий принц может жениться только на принцессе.
— Но принц Евгений не умрет, — сказала Нелла с уверенностью, — а если он будет жить…
— Тогда я буду свободен, я отрекусь от всех моих прав, чтобы вы стали моей, если… если…
— Если что, принц?
— Если вы согласитесь принять мою руку.
— Для этого, значит, я достаточно богата?
— Нелла!
Он склонился над ней. Вдруг послышался звон разбитого стекла. Ариберт бросился к окну и открыл его. При тусклом свете звезд он разглядел, что к задней стене дома была приставлена лестница, а в конце сада раздавались чьи-то шаги.
— Это был Жюль! — воскликнул он и, не прибавляя больше ни слова, ринулся по лестнице на верхний этаж.
Мезонин был пуст, а мисс Спенсер таинственно исчезла.