Глава X
В море

Нелле казалось, что ее тихо баюкают в большой люльке, мерно и невыразимо приятно покачивавшейся из стороны в сторону. Это ощущение длилось несколько мгновений, но вот послышались звуки быстрых рокочущих ударов. Мягкий, бодрящий ветерок сам собой нес ее вперед, а Нелла оставалась в состоянии восхитительного покоя. Уж не мать ли ее, как бывало в детстве, склонившись над ней, тихо напевала колыбельную песню? Вдруг странный свет мелькнул перед ее глазами, ресницы дрогнули, и она проснулась.

Несколько секунд она в недоумении осматривалась кругом, напрасно стараясь понять, где она. Она вся отдалась чувству сладкого покоя и освобождения, будто какая-то страшная и фатальная борьба миновала; ее не заботил исход столкновения с чуждой личностью, борьба была кончена, и сознание ее конца радовало девушку. Мало-помалу ее мозг начал реагировать на происходящее, и она увидела себя на несущейся по морю яхте. Движение люльки было не что иное, как мягкое покачивание судна, удары производил работавший винт, странный свет падал от облаков, освещенных восходящим солнцем и проносившихся над убегавшей далью берега, а баюканье матери ей чудилось в негромкой песне рулевого.

За свою жизнь Нелла успела привыкнуть к плаванию на яхтах. Во всякое время года и во всякую погоду ей не раз случалось приплывать из Гудзона в синие воды Средиземного моря. Она любила море, и ей казалось, что быть на воде совершенно в порядке вещей. Она приподняла голову, чтобы осмотреться, но тотчас же от слабости опустила ее: ей хотелось лишь уединения и покоя, она не чувствовала ни забот, ни страха, ни ответственности. Казалось, встреча с мисс Спенсер произошла чуть ли не сто лет тому назад, и воспоминание о ней было похоронено в самой глубине ее памяти.

Яхта была маленькая, и опытный глаз Неллы тотчас безошибочно определил, что она принадлежала к типу любительских судов высшей аристократии. Вытянувшись в шезлонге (в тот момент ей и в голову не приходило разбираться в том, как она сюда попала), Нелла рассматривала все доступные ее глазу детали судна. Блеском и белизной палуба не уступала ее собственной руке, а пазы пересекали ее, словно синие вены. Вся медная отделка яхты, от бугелей вокруг стройной трубы до вогнутого колпака нактоуза, сверкала, как золото. Остроконечные мачты высились, кокетливо накренив верхушки, а снасти казались сплетенными из крученого шелка.

Паруса не были подняты, яхта шла под паром, делая от семи до восьми узлов. Нелла мысленно решила, что судно имеет водоизмещение сто тонн и, должно быть, построено в Клейдсе не больше двух или трех лет тому назад. На палубе никого не было видно, кроме рулевого, одетого в синий тельник, но без всякого на нем названия или инициалов. Ни спасательные буйки, привязанные к перилам, ни прекрасно отполированный тузик, высоко поднятый по правому борту на боканцах, не выдавали названия яхты. Слабым голосом Нелла окликнула рулевого, но он не обратил на нее внимания, продолжая напевать свою монотонную песню, точно в целом мире не существовало ничего, кроме яхты, моря, солнца да его самого.

Глаза девушки обратились к очертаниям берега, от которого они уносились, и она узнала маяк и большой белый, неправильной формы купол остендского курзала, этого пышного соперника игорных залов Монте-Карло. Лучи солнца окатывали Неллу бодрящим теплом. Вода кругом отливала всеми цветами радуги, играя то серыми, то лазурными, то нежно-розовыми или чудно-зелеными искрами, магический калейдоскоп зари развертывался все шире и шире, равнодушный к превратностям судеб смертных. В отдалении, то там, то сям, мелькали паруса — коричневые паруса рыбачьих лодок, возвращавшихся домой с ночного лова. Вдруг послышался шум колес, и, неуклюже переваливаясь в волнах, точно черепаха, мимо пропыхтел пароход. То была «Ласточка» из Лондона. Нелла успела заметить некоторых пассажиров у перил, с любопытством глядевших на нее. Молоденькая девушка в каучуковом плаще помахала ей рукой, и Нелла машинально ответила на приветствие. Офицер с мостика окликнул яхту, но рулевой не дал ответа, и минуту спустя «Ласточка» превратилась лишь в слабое пятно в отдалении.

Нелла попробовала выпрямиться в своем кресле и не смогла. Сбросив покрывавший ее плед, она увидела, что привязана к сиденью широкой полотняной лентой. Вся обычная живость и бойкость девушки мигом вернулись к ней, и ее охватил гнев: итак, бедствия ее еще не кончились, быть может, они только начинались. Чувство ленивого довольства, ощущение мира и покоя растаяло как дым, и она приготовилась без трепета встретить все возможные опасности. В это самое мгновение какой-то человек лет сорока, одетый в безукоризненный костюм синего цвета и остроконечную морскую шапочку, поднялся на палубу.

— Доброе утро, — сказал он, вежливо приподнимая шапочку, — не правда ли, великолепный восход солнца?

Очевидная дерзость его тона, как хлыстом, ударила привязанную к креслу Неллу. Подобно большинству людей, проводивших легкую и веселую жизнь в тех прекрасных странах, где золото решает все проблемы и закон наложил узду на злодейство, она с трудом могла себе представить существование других стран, где золото бесполезно и закон бессилен. Двадцать четыре часа тому назад она сочла бы немыслимыми те приключения, которые ей пришлось претерпеть, она бы весело рассуждала о цивилизации XIX века, о прогрессе и полиции. Но собственный опыт доказывал ей, что натура человеческая неизменна и что за тонкой стеной безопасности, за которой живем мы, добрые граждане, темные и тайные силы преступности продолжают жить точно так же, как и в те времена, когда нельзя было проехать из Чипсайда в Челси, не подвергнувшись нападению разбойников. И это свидетельство опыта было убедительнее, чем все доводы сыскных бюро Парижа, Лондона и Петербурга.

— Доброе утро, — повторил вошедший.

Нелла смерила его враждебным, гневным взглядом.

— Так это вы! — воскликнула она. — Вы, мистер Том Джексон, если это действительно ваше имя! Отвяжите меня от стула, и тогда мы поговорим с вами!

Глаза ее горели, и кипевшее в них презрение лишь усиливало ее красоту. Мистер Том Джексон, иначе — Жюль, бывший метрдотель «Великого Вавилона», считал себя знатоком женской красоты, и внешность Неллы Раксоль просто ослепила его.

— С удовольствием, — ответил он. — Я и забыл, что прикрепил вас к стулу, чтобы предохранить от падения.

Быстрым движением он развязал ленту. Нелла вскочила на ноги, дрожа от негодования и презрения.

— Ну, — сказала она, — что все это значит?

— С вами случился обморок, — произнес он невозмутимо, — вы забыли?

Элегантным жестом он предложил ей стул. Против воли Нелла вынуждена была сознаться, что человек этот не был лишен изящества и имел вид вполне благовоспитанный. Никто бы не сказал, что он целых двадцать лет был лакеем в гостинице. Его продолговатое, подвижное лицо и легкая небрежность манер делали его похожим на аристократа, а голос его звучал спокойно, сдержанно и авторитетно.

— Это не объясняет, почему вы увезли меня на вашей яхте!

— Яхта не моя, — возразил он, — впрочем, это не важно. Что касается обстоятельств более важных, простите меня, но я вынужден вам напомнить, что несколько часов назад вы угрожали револьвером одной даме в моем доме.

— Так то был ваш дом?

— А почему бы и нет? Разве у меня не может быть дома? — улыбнулся он.

— Я требую, чтобы вы сейчас же повернули к берегу и доставили меня назад.

Нелла старалась говорить твердо.

— О, к сожалению, это невозможно. Я вышел в море вовсе не с намерением тотчас вернуться.

В последних словах его слышалось намеренное подражание ее тону.

— Если я вернусь обратно, — начала Нелла, — если мой отец когда-либо узнает об этом деле, вам не поздоровится, мистер Джексон.

— Но предположим, что ваш отец не узнает о нем. Предположим, что вы никогда не возвратитесь.

— Так вы хотите иметь на своей совести убийство?

— Ну, что до убийства, то вы сами чуть было не убили моего друга мисс Спенсер. По крайней мере она мне так сказала.

— Мисс Спенсер находится на яхте? — спросила Нелла, которой возможность присутствия женщины подавала луч надежды.

— Нет, ее тут нет. На яхте нет никого, кроме вас, меня да малочисленного и, могу прибавить, очень скромного экипажа.

— Мне больше нечего сказать. Делайте что хотите!

— Благодарю за разрешение, — ответил он. — Я пришлю вам завтрак на палубу.

Подойдя к лестнице, ведущей в салон, он свистнул, и на зов явился мальчик-негр, держа на подносе горячий шоколад. Нелла взяла чашку и, не говоря ни слова, без малейших колебаний выбросила ее за борт. Мистер Джексон отошел было на несколько шагов, но вдруг вернулся.

— У вас есть характер, — сказал он, — а я обожаю особ с характером. Это редкое качество.

Нелла не ответила.

— Зачем вы только вмешались в мои дела? — продолжал он.

Она опять не ответила, но этот вопрос заставил ее задуматься, зачем она, в самом деле, впуталась в эту историю. Вмешиваться в какие бы то ни было серьезные дела шло в разрез с обычным течением ее веселого, подобного бабочке, существования. Действовала ли она исключительно из желания увидеть, как восторжествует справедливость и будет наказан порок? Или из любви к приключениям? Или, может быть, из жажды быть полезной его светлости принцу Ариберту?

— Не моя вина, что вы теперь находитесь в затруднении, — продолжал Жюль, — не я завлек вас в него, вы сами в него попали. Вы с вашим отцом пошли уж слишком форсированным маршем.

— Это еще покажет время, — холодно вставила она.

— Да, покажет, — согласился Жюль. — И повторяю, я не могу не восхищаться вами — издали, пока вы не вмешиваетесь в мои личные дела. Этого вмешательства я никогда не спускал с рук никому, даже миллионеру, даже красивой женщине. — Он поклонился. — Теперь скажу вам, что я намерен делать. Я намерен проводить вас в безопасное место и продержать там, пока не закончу все свои дела, чтобы вы не могли в них вмешаться. Вы только что говорили об убийстве. Какая нелепая мысль! Только любители совершают убийства…

— А что вы скажете о Реджинальде Диммоке? — быстро перебила Нелла.

Он многозначительно помолчал, затем повторил:

— Реджинальд Диммок? Я думаю, что здесь причина в болезни сердца… Позвольте мне прислать вам еще шоколаду. Я уверен, что вы голодны.

— Я умру с голоду, но не притронусь к вашей пище.

— Прелестное создание! — прошептал Жюль, пожирая ее взглядом. — Ах, какая бы жена из вас вышла! — Он подошел к ней ближе. — Вы и я, мисс Раксоль, с вашей красотой и богатством и с моим умом — мы бы победили весь мир. Не много людей достойны вас, но я — один из них. Послушайте, выходите за меня замуж. Я — великий человек и стану еще более великим. Я вас обожаю. Выйдете за меня замуж — и я спасу вам жизнь. Все будет хорошо. Я начну сначала, прошлое канет в вечность!..

— Это что-то уж слишком внезапно, Жюль, — прервала его Нелла с презрением.

— Разве вы думали, что я таков, как все? — возразил он. — Я люблю вас!

— Допустим, — ответила она на его аргумент. — А что же станет с вашей теперешней женой?

— Моей женой?

— Да, мисс Спенсер, как она себя называет.

— Она сказала вам, что я ее муж?

— Да.

— Это неправда.

— Может быть. Но тем не менее я не собираюсь выходить за вас замуж.

Нелла, как статуя, стояла перед ним, дрожа от презрения. Он еще приблизился к ней.

— Ну, так хоть поцелуйте меня. Один только поцелуй, я не прошу о большем, один поцелуй этих уст — и вы свободны. Люди губили себя за поцелуй. И я погибну.

— Подлец! — воскликнула она.

— Подлец! Подлец, вы говорите? Ну, так я и буду подлецом, а вы поцелуете меня — не добром, так силой!

Он положил руку на плечо Неллы. Она с невольным криком отшатнулась от его горящих глаз, и в это же мгновение в нескольких шагах от них кто-то выпрыгнул из лодки. Один меткий удар в ухо свалил мистера Джексона с ног, и он без сознания упал на палубу…

Над ним с револьвером в руке стоял принц Ариберт Познанский. Для мистера Джексона это было, по всей вероятности, величайшим сюрпризом в жизни.

— Не тревожьтесь, — обратился принц Ариберт к Нелле, — мое присутствие здесь объясняется в высшей степени просто. Как только я покончу с этим молодцом, я все объясню вам.

Сначала Нелла не могла выговорить ни слова, потом, заметив револьвер в руках принца, воскликнула:

— Как? Да ведь это мой револьвер!

— Да, — сказал он, — и это я также объясню вам.

Рулевой на эту сцену не обратил ни малейшего внимания.