Серьезно пострадавшего Реда Полларда уносят с трека Санта-Аниты, 19 февраля 1938 года

(Библиотека USC, отдел специальных коллекций)

7 декабря 1937 года Ред Поллард, подгоняя лошадь, заходил на дальний поворот ипподрома Танфоран. Он скакал на Экспонате, одной из лошадей конюшни Ховарда. Это были будничные спринтерские скачки. Они с Экспонатом обходили одну лошадь за другой, и соперники нерешительно расступались, пропуская жеребца, несущегося вперед. Перед выходом на финишную прямую Экспонат нагнал последнего впереди идущего скакуна, Полупериода, который мчался, прижимаясь к внутренней бровке. Поллард направил своего коня к середине скаковой дорожки. Она была свободна. Ред знал, что сил его лошади вполне хватит до финишной проволоки.

Внезапно конь, испугавшись какой-то помехи справа, понес к внутреннему ограждению. Вес Полларда резко сместился на правое стремя, и он оттолкнулся влево, стараясь избежать падения через плечо Экспоната прямо в грязь под ноги лошади. Экспонат развернулся в сторону Полупериода. Когда он накренился влево, Поллард услышал неровный стук передних копыт Полупериода. Его наездник в панике выпрямился во весь рост и натянул поводья, стремясь придержать лошадь, чтобы избежать столкновения с Экспонатом. Полупериод задрал голову и сумел отскочить от ограждения за мгновение до того, как широкий круп Экспоната врезался в него. Поллард снова удержал равновесие, выровнял лошадь и направил ее галопом к финишу, первым промчавшись под финишной проволокой.

Уже через пару секунд жокей Полупериода соскочил со своего коня и кинулся к судье. Экспоната дисквалифицировали. Судьи назначили слушание, чтобы выяснить, виновен ли Поллард в этом инциденте и нужно ли отстранить его от скачек. Поллард, похоже, ожидал, что его на несколько дней отстранят от работы. И хотя жокей был невиновен в том, что Экспонат внезапно изменил траекторию движения, судьи имели обыкновение все же наказывать жокеев в подобных случаях, чтобы предотвратить умышленное нарушение правил, так называемую «грязную игру».

Но никто не ожидал вердикта, который вынесли судьи. Возможно, они решили ужесточить наказание, чтобы сохранить имидж. А может, захотели отыграться на Полларде за то, что он обычно дерзил и пререкался с ними. Так, он обозвал деспотичного, лишенного чувства юмора судью «красномордым», и это прозвище вскоре подхватили все жокеи. Какой бы ни была мотивация, но судьи решили похоронить карьеру Полларда. Они вынесли самый суровый приговор за весь сезон. Они не только отстранили Полларда от скачек на ипподроме Танфоран, но и обратились в национальную ассоциацию конного спорта, которая обычно прислушивалась к их рекомендациям, с просьбой отстранить Полларда от скачек на любом ипподроме Калифорнии до конца 1937 года. Но и это было еще не все. Обычно судьи разрешали отстраненным жокеям принимать участие в призовых скачках, кроме тех случаев, когда они были замечены в мошенничестве, в чем Полларда не обвиняли. Но судьи ипподрома Танфоран позже собрали еще одно слушание и лишили Полларда и этой привилегии тоже.

Эта новость как громом поразила служащих конюшни Ховарда. 5 марта Сухарь должен был встретиться с Адмиралом на гандикапе Санта-Аниты, и его только начали готовить к этим соревнованиям. Первые подготовительные скачки в гандикапе Сан-Франциско были назначены на 15 декабря, когда наказание Полларда еще не закончится. Ховард был в ярости. Для него жокей давно перестал быть просто наемным работником. Ред был ему как сын. Для Чарльза Рыжий Поллард заменил погибшего малыша Фрэнки. И Чарльз, и Марсела тряслись над парнем, как беспокойные родители. Марсела называла Реда его детским прозвищем Джонни, а Чарльз, хотя Полларду было уже под тридцать, по-прежнему относился к нему, как к мальчишке. И Ховарды восприняли наказание, которое получил Поллард, как личное оскорбление.

Гнев Ховарда выходил за рамки простой привязанности. Управлять Сухарем на скачках было непростой задачей. Ни один жокей, кроме Реда, не справлялся с ней. Ховард считал, что никто другой и не смог бы ездить на его лошади. Но, что еще важнее, он знал, что Поллард – единственный жокей, который мог защитить его особенного коня от травм. «Если верхом на Сухаре едет Поллард, – объяснял он журналистам, – я знаю, что он приведет коня назад целым и невредимым, а это единственное, что меня волнует. Никто не подходит моему коню так, как этот парень», – говорил Ховард.

Когда вечером Поллард вернулся с заседания судей, он узнал еще одну неприятную новость. По результатам опроса среди спортивных журналистов журнал «Скачки и конный спорт. Дайджест» назвал Адмирала «Лошадью года», он обошел Сухаря по набранным баллам 621 к 602. Журнал «Лошади и наездники», который опрашивал людей, связанных с конным спортом, а не спортивных журналистов, назвал «Лошадью года» Сухаря, но мнение первого журнала было решающим. Правда, был утешительный приз: журнал «Скачки и конный спорт» решил отметить Сухаря памятной наградной табличкой, которая свидетельствовала о признании его заслуг, а по анонимному голосованию его назвали «Чемпионом гандикапа» – но это было не то звание, которого так ждали в конюшне Ховарда. И Смит был прав в отношении Адмирала: команда Риддла в конце концов объявила, что их конь не будет участвовать в гандикапе Санта-Аниты. Коня отправили во Флориду, на ипподром Хайалиа, где его приветствовали с истеричной восторженностью, какой не удостаивался никто, кроме, пожалуй, президента Рузвельта. Вместо матчевых скачек с Сухарем Адмирал примет участие в гандикапе Уайденера на мягком покрытии ипподрома Хайалиа.

На следующее утро Ховард категорично выразил свое отношение к отстранению Полларда от скачек: «Не будет Полларда – не будет Сухаря».

Судьям не понравилось, что Ховард перешел к угрозам. Сначала они склонялись к тому, чтобы позволить Полларду участвовать в призовых скачках, но теперь передумали. Его полностью отстранили от скачек. Ховард нанес ответный удар. Пока национальная ассоциация конного спорта решала, отстранять ли Полларда до конца года, Ховард отказался выставлять Сухаря и Прекрасную Воительницу на гандикапе Сан-Франциско. По графику следующими скачками, в которых должен был участвовать Сухарь, был рождественский гандикап, но Ховард ясно дал понять, что он снимет коня и с этих скачек тоже, и со всех остальных, если отстранение Полларда продлят. Скандал набирал обороты, и Поллард сильно занервничал. Он не хотел, чтобы жеребец пропускал скачки по его вине. Ред подошел к Ховарду с предложением пойти на компромисс: пригласить Джорджа Вульфа скакать на Сухаре. Ховард категорически отказался: он не доверит своего питомца никому другому. Он собирался уложить руководство конного спорта на лопатки.

22 декабря председатель Комиссии конного спорта Калифорнии собрал репортеров и обнародовал решение правления: Ред Поллард отстранен от скачек, включая призовые скачки, до 1 января 1938 года. Спустя пять минут Чарльз Ховард ворвался в секретариат скачек в Санта-Аните и объявил, что Сухарь не будет участвовать в рождественских скачках.

Сухарь простаивал. Его заявили на участие в новогоднем гандикапе, который устраивали в тот день, когда у Полларда истечет срок наказания. Но до этого соревнования была целая неделя. Смиту нужно было держать лошадь в форме, а значит, усиленно тренировать. Каждый репортер, каждый клокер на западном побережье жаждал поприсутствовать на тренировках Сухаря, а Смит был решительно настроен сохранить их в секрете. Его война с прессой разгорелась с новой силой.

Враг, как выяснил Смит, становился все опытнее. Зная, что Смит иногда устраивал тренировки под луной, газетчики пытались пробираться на ипподром в несусветную рань. Когда тренер вывел Сухаря с Воительницей на тренировку перед рассветом, под покровом густого тумана, то обнаружил чуть ли не толпу репортеров и поклонников, которые уже ждали его. Из-за низкой видимости они выстроились в цепочку вдоль всего трека, и каждый секундомером засекал скорость Сухаря на своем участке. Несмотря на необычайно густой туман, они смогли разглядеть, что Сухарь развил серьезную скорость, промчавшись шесть фарлонгов за 1: 14.

Смит приступил к «плану Б»: он тренировал Сухаря днем в понедельник, когда на ипподроме не было скачек и все клокеры и репортеры уходили домой. Его противники разгадали эту хитрость, и в следующий понедельник упорно слонялись по ипподрому. Сухарь так и не показался. Репортеры один за другим сдавались и уходили. Когда наступили сумерки, последний из них уехал домой. В ту же секунду Смит вывел Сухаря на трек. Лошадь тренировалась в одиночестве. А на следующий день всем преследователям сообщили, что Смит обвел их вокруг пальца.

Ховарды наслаждались жизнью. Каждое утро ровно в семь часов они появлялись в конюшне: Ховард – с кусочками сахара, а Марсела – с Крошкой Сухариком, скотчтерьером, которого ей подарили, когда они были в доме у Бинга Кросби. В их свиту всегда входили репортеры, и Ховард обычно устраивал какое-нибудь развлечение, о котором можно было написать или которое можно было запечатлеть для прессы, вроде того случая, когда он уговорил Смита окунуть копыто Сухаря в чернила и сделать отпечаток на их рождественских открытках. Днем Ховарды обычно шли в свою ложу на трибуне ипподрома. Ховард развлекался тем, что донимал журналистов, которые критиковали Сухаря. Он собирал их в своей ложе, а потом он и все члены его семейства вставали и хором вопрошали: «Расскажите, что вы имеете против Сухаря». В один из дней Марсела привела к ним в ложу Альфреда Вандербильта. Она познакомила его со своей кузиной, роскошной женщиной по имени Мануэла Хадсон. Вандербильт был очарован. Их роман развивался стремительно, и вскоре Альфред и Мануэла обручились. Теперь Вандербильт был в долгу перед Ховардами.

Все ждали объявления назначенной весовой нагрузки на новогодний гандикап. Причин для беспокойства было предостаточно. Настойчивое нежелание Ховарда выставлять Сухаря с назначенной нагрузкой более 59 килограммов связало гандикаперов по рукам и ногам. По правилам, принятым в конном спорте Калифорнии, ни одной лошади не назначали нагрузку менее 45 килограммов, а Сухарь был явно сильнее любой другой лошади на западном побережье – и разница исчислялась более чем в 13,6 килограмма. Но Сухарь приносил гарантированную прибыль ипподрому, он привлекал рекордное количество зрителей и игроков тотализатора, где бы ни появлялся, и если власти ипподромов хотели получить полные трибуны и привлечь таких суперзвезд, как Сухарь, они должны были подчиниться требованиям Ховарда. Но если они назначат ему 59 килограммов или меньше, то рискуют навлечь на себя гнев владельцев остальных лошадей и критику журналистов.

Всю неделю перед объявлением весовой нагрузки на новогодний гандикап Ховард неоднократно во всеуслышание заявлял о том, что не согласится на весовую нагрузку более 59 килограммов. В четверг перед скачками данные наконец огласили. Смит и Ховард застонали. Сухарю назначили 59,87 килограмма. Но в стойле Сухарь поправлялся, терял форму и томился от безделья. Ему отчаянно нужны были скачки. В тот же вечер он гарцевал в стойле, встал на дыбы и сильно ударился о дверь денника. На голове чуть выше правого глаза была видна глубокая рана. Смит наложил швы, установил защитную дверь и всячески поносил секретаря, назначавшего весовые нагрузки. Не в силах смириться с нагрузкой в 59,87 килограмма, он снимает лошадь со скачек. Следующими скачками, в которых Сухарь мог принять участие, был гандикап в Сан-Паскуале. Но секретарь снова назначает нагрузку в 59,87 килограмма. Ховард со Смитом снова снимают лошадь с соревнований. Ховард неизменно называет секретаря «враг народа номер один». Только две скачки остаются до гандикапа Санта-Аниты – Сан-Карлос, назначенный на 19 февраля, и Сан-Антонио, 26 февраля. Сухарь очень отстает в подготовке к стотысячнику.

Ложу для прессы и трибуны фанатов охватило какое-то сумасшествие. На треке постоянно дежурили до десятка фанатов, но с открытия сезона на ипподроме Санта-Анита в декабре ни один из них не видел ни одной тренировки Сухаря. Поскольку они не могли наблюдать его тренировок, то стали распускать прежние слухи о том, что конь охромел. Эти слухи быстро подхватила пресса. Журналисты жаждали проверить, так ли это. Выводя Сухаря на прогулки, Смит с удивлением смотрел, как газетчики становятся на четвереньки, чтобы увидеть, не искалечены ли у лошади ноги. Ховард со смехом наблюдал все это. Некоторым стали мерещиться призраки – они якобы видели, как Сухарь тренируется поздно ночью. «“Тайна” Сухаря, – писал Давид Александер, – похоже, не дает никому покоя, доводя многих до нервного срыва».

Понедельник 31 января начался для клокеров как обычно. Они наблюдали за лошадьми, приходившими и уходившими с треков в обычное время, по расписанию. Поскольку по понедельникам забегов не было, к полудню, когда все тренировки заканчивались, фанаты расходились по домам. Однако из-за того, что не застали ни одной тренировки Сухаря, на этот раз они остались ждать. Но постепенно их терпение истощилось, и к обеду на треке осталась всего пара человек. Горстка репортеров коротали время вместе с ними. Их надежды растаяли с приближением грозы. Они знали, что Сухарь не работает на мокрых покрытиях.

Вскоре после обеда, перед самым дождем, наблюдатели были потрясены необычайным зрелищем. На фоне свинцовых туч на треке материализовались два всадника на лошадях. Они приблизились к трибунам и осадили лошадей напротив ложи для прессы. Это был Том Смит на своем широком ярко-желтом коне, а рядом с ним – Ред Поллард на знакомом невысоком гнедом жеребце. Зрители затаили дыхание: Смит помахал им рукой!

Зрители потянулись за секундомерами. Смит, увидев, что все присутствующие на трибунах замерли, пустил лошадей один круг легким галопом, а затем, пока Поллард и его конь разоблачались, готовясь к полноценной тренировке, поднял финишную проволоку. Поллард сидел в седле неподвижно, пока Сухарь проскакал быстрые отрезки и пересек финишную проволоку после шести фарлонгов, после чего Смит отвел лошадь назад в конюшню. Репортеры припустили следом, радуясь, что смогли поймать Смита на горячем. Тот по какой-то причине изменил своей обычной угрюмой манере, смеялся в ответ и уверял, что понятия не имел, что фанаты и репортеры все еще не ушли. «Я подумал, что всех перехитрил, – сказал он. – Чертовы клокеры! Ну ничего, я их еще одурачу». На следующее утро все газеты напечатали эту новость.

Но год непрерывной борьбы с Томом Смитом не прошел даром для многих репортеров. В их рядах царила настоящая паранойя. Подозрительно, почему это Том Смит помахал им рукой? Не слишком ли тяжело дышал Сухарь после тренировки? Не странно ли, что Смит столь добродушно воспринял тот факт, что его тайную тренировку наблюдали корреспонденты? Кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы Смит улыбался? Может, это все-таки был не Сухарь? Но из всей репортерской братии только Джек Мак-Дональд из «Лос-Анджелес Ивнинг Херальд» рискнул публично выразить свои подозрения. Да и то лишь в заголовке: «После тренировки конь Ховарда подозрительно походил на Грога».

А в конюшне номер 38 Смит, должно быть, читал этот заголовок и улыбался.

Но смех быстро утих. Спустя несколько дней после той тренировки Сухаря в офис окружного прокурора позвонил некий информатор и заявил, что на ипподроме Санта-Аниты какой-то человек собирается покалечить Сухаря. Его зовут Джеймс Мэннинг, и он задумал проникнуть в конюшню, пробраться в стойло Сухаря и затолкать губку ему в нос, чтобы затруднить дыхание. Мэннинга наняла группа лиц с восточного побережья, которые хотели, чтобы Сухарь проиграл гандикап Санта-Аниты. Из-за огромного числа фанатов он был безусловным фаворитом скачек, а его соперники считались аутсайдерами. Если бы заговорщикам удалось вывести Сухаря из игры, они могли бы извлечь выгоду из низких ставок остальных лошадей, сорвать большой куш и исчезнуть.

Окружной прокурор серьезно воспринял полученную информацию. Мэннинга выследили и арестовали до того, как он подобрался к Сухарю. На допросе он во всем сознался, но, поскольку полиция поймала его еще до совершения преступления, предъявить ему было нечего. Его обвинили в бродяжничестве и предложили либо выдворение за пределы штата, либо отбывание наказания за решеткой. Мэннинг выбрал первое. Полиция сопроводила его до границы.

Первого февраля эта новость попала на первые полосы всех газет. Ужас охватил ипподром. Этот грязный прием, который использовали очень давно, еще во времена разгула коррупции на скачках, был смертельно опасен для лошадей. В результате стресса такая частичная странгуляция запускала системные заболевания, которые часто приводили к фатальным последствиям. И если не искать прицельно, подобные инородные тела могли оставаться в дыхательных путях по нескольку недель.

Смит выбросил историю с Мэннингом из головы и снова принялся изводить фанатов. К середине февраля репортеры вычислили, что если Ховард выходил на тренировочный трек, то вскоре там же появлялся и Сухарь. И они принялись следить за владельцем коня. Смит решил использовать этот факт в своих целях. Во время скачек он отправлял Ховарда как приманку в его личную ложу на основном треке, а в это время выводил Сухаря на тренировочный трек, расположенный неподалеку. Перед самой тренировкой Ховард на минуту выскальзывал из ложи и мчался на тренировочный трек. Он присутствовал там минуту-полторы, пока Сухарь молнией пробегал дистанцию в одну милю. Спустя несколько минут Ховард возвращался к себе в ложу. Его отлучки были столь кратковременны, что никто не мог заподозрить, что они были отнюдь не для посещения уборной.

Тренировки показали, что лошадь готова к соревнованиям в Сан-Карлосе, назначенным на 19 февраля. На сей раз секретарь смилостивился и назначил весовую нагрузку в 59 килограммов. Поллард наконец мог участвовать в скачках, и ему не терпелось приступить к работе. В день перед скачками все, казалось, складывалось хорошо.

Но удача снова повернулась к ним спиной. Всю ночь дождь поливал трек, который на следующее утро превратился в болото, и Смит в четвертый раз вынужден был вычеркнуть свою лошадь из списков участников. Прекрасная Воительница, которая гораздо лучше скакала по влажному покрытию, осталась в списке, и Поллард должен был скакать на ней. Это решение станет роковым в его жизни.

На дальнем повороте ипподрома Сан-Карлос Поллард, согнувшись, прильнул к спине Воительницы, которая шла четвертой, прижимаясь к внутреннему ограждению трека. Вокруг него на огромной скорости плотной фалангой неслись остальные лошади: Индийский Ракитник по внутренней бровке, Помпон – по внешней, а Мэндингем буквально «висел» у Воительницы на хвосте. В нескольких сантиметрах от Воительницы шел Хи Дид, знаменитый тем, что в 1936 году на Кентукки Дерби врезался в бок Гранвиля, соседа по прежней конюшне Сухаря, выбив жокея из седла. На середине дальнего поворота ипподрома Санта-Анита Хи Дид проделал это снова.

Хи Дид скакал впереди лошадей, плотной группой огибающих дальний поворот. Внезапно он сделал какое-то неуклюжее движение, словно оседал, и на мгновение потерял ускорение. Установившаяся очередность в группе была нарушена. Лошади позади него сбились в кучу. Воительнице некуда было деваться – остановиться сразу она не могла, поэтому врезалась прямо в образовавшуюся пробку. Темный крестец Хи Дид внезапно очутился прямо перед лицом Полларда. У жокея не было времени отреагировать. Воительница оказалась поблизости как раз тогда, когда Хи Дид испуганно взбрыкнул задними ногами.

Позже жокеи рассказывали, что услышали негромкий металлический звон, когда подкованные копыта стукнулись одно о другое. Этот звук – верный признак того, что лошадь рухнет. Поллард наверняка тоже его услышал. Прекрасная Воительница выбрасывает переднюю ногу вперед. Она не в состоянии остановиться и летит кувырком на скорости 64 километра в час. Ее голова и шея исчезают из поля зрения Полларда, перед глазами которого вдруг вздыбилась земля. Поллард падает, его полет повторяет траекторию падения кобылы. Он перелетает через спину лошади – и исчезает, придавленный ее телом. Лошадь с ужасающей силой обрушивается на жокея и некоторое время скользит, пока не замирает окончательно.

Идущий позади на Мэндингеме жокей Морис Питерс видит, как кобыла пропахала трек, и отчетливо понимает, что не сможет избежать столкновения. Мэндингем тоже видит лежащую лошадь и решает перепрыгнуть ее. Какое-то мгновение казалось, что ему это удастся. Но в тот момент, когда Мэндингем встает на дыбы для прыжка, Воительница выбрасывает перед собой передние ноги, которые оказываются прямо на пути движения жеребца. Конь падает на нее сверху и силой удара переворачивает кобылу. Поллард в этот момент находится под ней и никак не может откатиться в сторону. И лошадь всем своим весом падает на его грудную клетку. Мэндингем перелетает через Воительницу, ноги лошадей запутываются одна о другую, жеребец извивается в воздухе, словно рыба, и врезается в землю плечом. Питерс падает сверху.

Громкий крик раздается с трибун. Потом наступает гробовая тишина. Питерс поднимается на ноги. У него всего лишь растяжение связок голеностопа. После поднимается Мэндингем. У него ссадина на плече, нога сильно порезана о копыто Воительницы, но других повреждений нет. Воительница лежит без движения. Питерс бредет к ним и, склонившись, смотрит на Полларда.

Вся левая сторона грудной клетки жокея раздавлена.

Чарльз Ховард с ужасом видит, как Поллард падает на землю, как ноги Воительницы перелетают через него. И вот теперь эта бесформенная куча… Огромное перевернутое вверх ногами животное. Спустя мгновение они с Марселой, расталкивая толпу, бросаются вниз. Когда, скользя по грязи, они подбежали к Полларду, жокей лежал без сознания, широко раскрыв рот. Его спешно отнесли в лазарет ипподрома. Приехала карета скорой помощи, и Ховарды отправились вместе с Поллардом в больницу Святого Луки в Пасадене.

А Смит опустился на колени рядом с Прекрасной Воительницей, так и не вставшей с раскисшей дорожки. У нее серьезно покалечена спина, задние ноги парализованы. Смит как-то смог погрузить Воительницу в грузовик и отвезти в конюшню, где ее, беспомощную, оставляют в стойле. Смит распорядился сделать рентгеновский снимок – если позвоночник сломан, все кончено – и остался в конюшне со своей лошадью.

В больнице Ховардам сообщили неутешительные новости. Грудная клетка Полларда фактически расплющена. У него сильное сотрясение мозга, серьезнейшие повреждения внутренних органов, сломаны несколько ребер, ключица раздроблена на мелкие осколки, сломано плечо. Несколько часов он находился на волосок от смерти. Газеты по всей стране подхватили эту новость. Некоторые даже сообщали, что он уже умер. В Эдмонтоне отец Реда, спотыкаясь, прибежал в дом раньше всех детей и вцепился в газету. Сестра Полларда Эди увидела заголовок: «Жокей Сухаря при смерти».

Прошло три дня. Поллард все еще находился между жизнью и смертью. Смит и Ховард неотлучно сидели у его постели. Наконец состояние жокея стабилизировалось. Репортеры проскользнули в палату. Вспышки осветили бледное, небритое лицо молодого человека. Его рука покоилась на распорке. Поллард не смотрел на репортеров. Он с каменным лицом рассматривал снимок на половину газетной полосы: за миг до падения он прижимается к холке Прекрасной Воительницы.

Доктора сказали, что он сможет сесть в седло не раньше чем через год.

В привыкшем к риску мире жокеев все прекрасно понимали, что из падения Полларда какой-нибудь другой жокей извлечет выгоду. Рыжий еще не пришел в себя, а за Ховардом и Смитом уже хвостом ходили жокеи и их агенты в надежде получить контракт. Но Ховард не хотел об этом думать. Он думал только о травмах Полларда. И просто не мог заставить себя выставить коня на гандикап Санта-Аниты.

Когда Ховард со Смитом пришли в больницу, Поллард категорично высказал свою точку зрения: Сухарь должен скакать, не ожидая, пока он выздоровеет. После некоторых размышлений Ховард согласился. Им придется найти нового жокея. И снова Поллард попросил Ховарда пригласить Джорджа Вульфа. Смит считал, что это хорошая идея. Вульф, правда, уже договорился скакать на лошади по кличке Сегодня в скачке-стотысячнике и в заключительной подготовительной скачке перед этими соревнованиями, гандикапе Сан-Антонио. Но был шанс, что они смогут перекупить его контракт. Ховард отдавал предпочтение жокею с восточного побережья Сонни Вокману, но Лин и Бинг уже подписали с ним контракт, он должен был скакать на их Лигароти. Смит, который искренне считал, что все ребята с Востока ни на что не годны как жокеи, не доверял Вокману. Решение зависло в воздухе. До скачек в Сан-Антонио оставалось уже меньше недели, а Ховард, Смит и Поллард так и не пришли к общему мнению. Ховард сделал заявление: «Сухарь будет участвовать в скачке, даже если мне самому придется скакать на нем, – сказал он. – Правда, ему будет несколько тяжеловато».

После этого его завалили телеграммами и звонками от жокеев со всей страны. Когда Ховард шел по треку, наездники сновали вокруг него, как снежинки в снегопад. Они со Смитом проводили собеседования прямо в служебном помещении трека. Смит решил, что если он не может заполучить Вульфа, то ему нужен грубоватый конопатый наездник-ковбой по имени Ноэль «Спек» Ричардсон, близкий друг Вульфа и Полларда. Но Ховард никак не мог принять окончательное решение.

В это время Смит продолжал тренировать Сухаря. Тот факт, что он тренирует коня по понедельникам, был теперь секретом полишинеля. Когда он выводил коня на трек после падения Полларда, его приветствовали две тысячи фанатов. Смит попросил Фаррелла Джоунса, который был уже готов заняться тренировкой, надеть самую тяжелую и объемную кожаную куртку и взять самое тяжелое седло. Все это вместе, включая вес самого наездника, составило 57,6 килограмма. Смит тренировал Сухаря в парной тренировке. Пустив его вместе со спринтером Лимпио, он расставил двух других лошадей из своей конюшни, Адвоката и Шанса, на заранее определенные места на треке. Лимпио стартовал вместе с Сухарем, они состязались один на один на спринтерской дистанции. Спустя полмили Сухаря подхватил Адвокат, а выдохшийся Лимпио сошел с дистанции. Спустя очередные полмили Шанс сменил Адвоката, пробежав с Сухарем бок о бок последние 200 метров. Окончательное время потрясало воображение. Это была полномасштабная тренировка, которая согнала с Сухаря сразу 4,5 килограмма. Ховард был в восторге. Он бился с друзьями об заклад, что Сухарь установит новый рекорд ипподрома в Сан-Антонио. Смит согласился, что лошадь находится в прекрасной форме. «У меня лучшая лошадь, какую только можно себе представить, – сказал он. – И теперь задача жокея – привести ее к финишу раньше остальных».

Но кто станет тем жокеем, было пока неясно. За день до скачки Смит и Ховард послали Сонни Вокмана участвовать в скачках на жеребце по кличке Крест Ариэля. Он прекрасно провел забег, и жеребец пришел первым. В конюшне Бинглин произошла рокировка жокеев для Лигароти – возможно, Ховард уговорил сына подобрать коню другого жокея, – и Вокман внезапно освободился и уже мог участвовать в гандикапах Сан-Антонио и Санта-Аниты. Смит по-прежнему не хотел и близко подпускать его к Сухарю, но решение принимал не он. На следующее утро Ховард нанял Вокмана, но только для скачек в Сан-Антонио. Если он хорошо покажет себя на этих скачках, предполагалось, что он же будет сидеть в седле Сухаря и на скачках с призовым фондом в 100 тысяч. Смит привез Вокмана к Полларду, чтобы тот дал ему рекомендации, как лучше управлять Сухарем.

Именно на этом этапе и начались недоразумения. Поллард рассказал Вокману об особенностях Сухаря и особо настаивал на том, что хлыст использовать нельзя. И жокей неспроста говорил об этом, ведь во время скачки он давал коню два легких сигнала-толчка. Поллард беспокоился, что Вокман, не знакомый с особенностями Сухаря, переусердствует с хлыстом и это вызовет противодействие со стороны жеребца. Зная, что если давить на Сухаря слишком сильно, то он начинал упрямиться, Поллард, возможно, решил перестраховаться и настроил Вокмана не пользоваться хлыстом вовсе.

На следующий день Смит и Ховард стояли на траве внутреннего поля и давали Вокману последние наставления. Они говорили, что он сам должен выстраивать стратегию забега и только два раза слегка хлестнуть Сухаря: один раз – в начале финишной прямой, второй – в 65 метрах от финишной проволоки. Смит, вероятно, не знал, что его наставления противоречат тому, что говорил Поллард. И Вокман решил последовать рекомендациям жокея.

Трек Сан-Антонио не был идеальным местом для начала сезона после длительного простоя. Он был сухим, но плотным. Подбор участников был весьма солидным. Там были старые соперники Сухаря, Анероид и Индийский Ракитник, плюс Сегодня, которым управлял Вульф. Сухарь нес весовую нагрузку в 59 килограммов – на 5,4 килограмма больше, чем Анероид, и на 9 килограммов больше, чем остальные лошади, участвовавшие в забеге. На спине сидел чужак, не знакомый с его особенностями и причудами, у которого было всего несколько часов на подготовку – и противоречивые рекомендации по манере управления жеребцом. Подобное стечение факторов не могло закончиться ничем хорошим.

Сухарь легким галопом шел к старту забега, а в это время в больнице Святого Луки Поллард мучился от ужасной боли. Медсестры обложили всю левую сторону его тела мешочками с песком, чтобы он не поворачивался на поврежденный бок. Левая рука висела на вытяжке, штатив был прикреплен к запястью. А правой рукой он, нервно сжимая сигарету, тянулся к регулятору радиоприемника, который медсестры взгромоздили на кипу журналов. Рыжий вертел ручку настройки, пытаясь поймать станцию, на которой шла трансляция скачек. Спортивный журналист из «Лос-Анджелес Ивнинг Херальд» Сид Зифф проскользнул в палату. Поллард приветствовал его вымученной улыбкой. «Старина Сухарь, – сказал он, – сегодня побьет мировой рекорд. – Потом посмотрел на свою руку и поморщился. – И не беда, что я здесь. Там Сонни Вокман. Сонни – отличный жокей».

Он откинулся на подушку и замолк, слушая, как радиокомментатор Клем Мак-Карти рассказывает радиослушателям о том, как упала Прекрасная Воительница. Потом нервно потушил сигарету. Поллард был возбужден и расстроен. Он здесь, в палате, а его лошадь там, на треке, скакала без него.

А на ипподроме Сухарь все больше выходил из-под контроля. Вокман никак не мог успокоить его. Жеребец снова взялся за старое, принялся вырываться и бесноваться в стартовом боксе. Он встал на дыбы, оттолкнул судью на старте и вырвался из бокса. Его снова завели внутрь, но Вокман никак не мог его утихомирить. Раздосадованный помощник судьи даже принялся размахивать перед мордой жеребца веревкой, чтобы отвлечь его. Перед самым сигналом к началу скачек Сухарь бросается вперед. Помощник ловит его и толкает назад, и в это мгновение остальные участники бросаются вперед. Сухарь стартует поздно, и на него тут же наталкивается одна из отставших лошадей. Когда он наконец восстановил равновесие, то был уже седьмым, на четыре корпуса позади Анероида и Индийского Ракитника.

Поллард резко дернулся на кровати, словно хотел вскочить. «Сухарь! – кричал он. – Давай скачи!»

Он придвинулся ближе к приемнику. Комментатор сказал, что Сухарь постепенно наверстывает упущенное, сокращая дистанцию, и Поллард немного расслабился.

Вокман чуть придержал Сухаря, входя в первый поворот и на противоположной прямой. На дальнем повороте тот начал обходить остальных соперников. Когда Сухарь вышел на финишную прямую, ему осталось догнать только Анероида и Индийского Ракитника. «А вот и Сухарь!» – крикнул Мак-Карти, и по палате Полларда разнесся рев толпы зрителей. «Давай надери им задницы, Сухарь! – закричал Поллард. – Сделай их, старый черт!»

А на трибунах Смит следил за руками Вокмана. Жокей не поднимал хлыста. Он думал, что в этом нет необходимости. Сухарь обходит остальных и бежит без понуканий. В середине финишной прямой он поравнялся с Индийским Ракитником, потом принялся за Анероида, который по-прежнему лидировал в скачке, но уже начинал уставать. Они прошли отметку в 70 ярдов. Сухарь с каждым скачком все сокращал расстояние. Смит почувствовал, как гнев захлестывает его. Он видел, что Сухарь дурачится, играет с Анероидом. А Вокман этого, казалось, не замечает. Он просто сидит в седле – и все! И хлыст неподвижно лежит на шее Сухаря.

«Анероид впереди, по-прежнему впереди!» – скандирует Мак-Карти.

Поллард поднялся на кровати, словно в седле, дергая штатив, который удерживал руку. Простыни соскальзнули с тела, мешочки с песком разлетелись в стороны, когда он склонился над радиоприемником. «Давай, Сухарь, догоняй его! – молил Поллард. – Ты уже раз утер ему нос. Сделай это еще раз!» Он скорчился на кровати, словно сидя на своем жеребце. Пот заливал лоб.

Смит в ярости. Хлыст в руке жокея по-прежнему неподвижен. Тренер видел, что Сухарь прядет ушами, словно ожидая сигнала ринуться вперед. Но сигнал так и не пришел. Анероид несся из последних сил, а Сухарь скакал рядом, особо не напрягаясь, как кошка, преследующая мышь. Он просто развлекался. И по-прежнему был на голову позади. Он бросился вперед, когда увидел финишную проволоку, но было уже слишком поздно. Анероид победил на полшеи.

Поллард поник, откинулся на подушки, обливаясь потом. «Это неправильно», – прошептал он.

Медсестра вбежала в палату, начала поднимать мешочки с песком и снова подкладывать их под бок больному. «Кто пришел вторым?» – спросила она. «Сухарь». – «А я говорила, что на нем должны были скакать вы», – заметила она. «Может быть, – согласился Поллард. – Но Вокман хорошо скакал… Это не его вина. – Спустя мгновение он снова заговорил: – А может, есть способ как-нибудь починить эту ключицу к следующей субботе? Как думаете? Вот если бы можно было! Может, попробовать? – Поллард улыбнулся. – Ну что за детский лепет!» – оборвал он себя.

Медсестра вышла из палаты. Плечо пульсировало болью, и Поллард понял, что вывернул его во время трансляции скачек. Он дотянулся до черного шнура, прикрепленного к простыни, и позвонил в сестринскую. Когда медсестра вернулась, он принялся упрашивать ее тайком принести пива. «Только одну бутылочку, сестричка! – убеждал он. – Я честно заслужил. Я только что прошел через настоящий ад!»

Как и другие жокеи, Поллард любил иногда выпить в компании. Он пил достаточно, чтобы быть шумным и веселым на субботних пирушках, но не настолько, чтобы стать зависимым от алкоголя. Однако в тридцатые годы анальгезия еще только развивалась, а травмы Полларда, особенно лопатка, раздробленная на части, которые смещались при каждом движении, причиняли невыносимые страдания. Медицина мало чем могла помочь, к тому же жокея терзала и душевная боль. Впервые с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать, Поллард лишился пьянящего восторга скачки.

Алкоголь приносил кратковременное облегчение. Поллард начал пить чаще и больше. Он был на пути к суровому алкоголизму.

А в Санта-Аните пресса жестоко набросилась на Вокмана. Он признавал свою ошибку. Поллард публично поддерживал друга. Ховард объявил, что удовлетворен работой Вокмана и оставляет его наездником Сухаря на гандикапе Санта-Аниты.

С этим утверждением он явно поторопился. Смит был вне себя от ярости. Он не мог поверить, что Вокман не заметил, как Сухарь прядет ушами, – явный признак того, что лошадь недостаточно сконцентрирована, – и был взбешен тем, что жокей ослушался его указаний. Спустя два дня после скачек, сидя в аммуничнике, Том выплестнул свое раздражение. «Вокман обязан вести скачку так, как ему было сказано, – говорил он. – Сухарь выиграет гандикап Санта-Аниты. Он там лучший. Он в прекрасной форме, он готов. И все, что мне нужно, – это жокей, который будет выполнять мои приказы». Ховарду было не по себе, оттого что Смит недоволен Вокманом, и он всячески хвалил жокея перед репортерами. Чарльзу хотелось, чтобы Вокман остался, и он настаивал, что жокей больше не повторит подобной ошибки. Но Смит был непреклонен: Вокман должен уйти. И тот ушел, с горечью уверяя, что скакал так, как рекомендовал ему Поллард.

28 февраля Смит оседлал Сухаря и вывел его на дорожку перед толпой поклонников. Ховард и Альфред Вандербильт вышли вслед за ними. Вандербильт должен был вручать Сухарю памятную наградную табличку «Лошадь года» по версии журнала «Лошади и наездники». У них не было жокея, чтобы довершить картину, и Смит усадил на лошадь Фарелла Джоунса. После торжественного дефиле перед толпой поклонников и краткой, несколько скомканной церемонии вручения награды, во время которой Вандербильт назвал Сухаря «лучшей лошадью года в Америке», жеребец вернулся в свое стойло. Все знали, что награда от этого журнала мало что значила.

Но в Сан-Антонио все-таки произошло одно хорошее событие. Лошадь Вульфа Сегодня отвратительно выступила на скачках. Зная, что Поллард хотел похлопотать за него перед владельцем Сухаря, Вульф всячески пытался отказаться от договора с владельцем Сегодня на участие в стотысячнике на его лошади. Он даже предлагал владельцу тысячу долларов отступных. Но в скачке с призом в 100 тысяч долларов услуги такого профессионала, как Вульф, стоили гораздо больше, и владелец отказался. Однако в Сан-Антонио Сегодня проскакал настолько скверно, что тренер лошади пришел к заключению, что у его воспитанника нет никаких шансов в гандикапе Санта-Аниты, и освободил Вульфа от обязательств. Смит и Поллард единодушно решили, что Вульф идеально подходит Сухарю. Но Ховард требовал доказательств.

И Вульф их легко предоставил. На их встрече спустя всего несколько часов после вручения награды от журнала «Лошади и наездники», Мороженщик предложил Смиту и Ховарду точку зрения настоящего гения верховой езды. Он детально описал им все склонности, пристрастия и слабые стороны Сухаря. Ховард был ошеломлен: Вульф знал о его лошади больше, чем он сам. Он спросил жокея, откуда он все это узнал, и тот объяснил, что в нескольких скачках шел прямо за Сухарем, с его позиции открывался отличный ракурс, с которого можно было изучать лошадь, и он просто воспользовался представившейся возможностью. Вульф также припомнил одну крайне неприятную поездку верхом на Сухаре три года назад, когда того еще тренировал Фитцсиммонс. Он объяснил, как будет управлять конем, если ему дадут такую возможность. Ховард и Смит потеряли дар речи. Вульф рассказал им как раз то, что они сами хотели ему сказать. Конечно, Вульф получил эту работу.

Вульф оставил своих новых нанимателей в полной уверенности: если на гандикапе Санта-Аниты трек будет сухим, Сухарь победит.

Джордж остановился у букмекерской конторы и поставил на победу Сухаря. Потом поехал в больницу Святого Луки и отдал ставку Полларду. Старые друзья сидели вместе и говорили о Сухаре. Вульф был глубоко признателен Реду за то, что тот помог ему получить эту работу.

Джордж пообещал Реду, что если Сухарь выиграет, то он разделит причитающиеся ему 10 % от приза в 100 тысяч долларов.