Глава 23
Волной плеснуло вино в широкий бокал. Еще одно движение, и соседний тоже наполнился темно-алым до половины.
— Бокалы неправильные, — посетовал старый князь Долгорукий, поставив бутылку на стол этикеткой к гостю.
Зато вино — самое верное, под стать уважению. Редкая партия, особый урожай и самое важное — своя история, переплетенная с судьбами известных людей, что для ценителей не менее важно. То в погребах с этим вином кто-то прятался, то громил аббатство, добираясь до вина… Если нет темы для беседы, легко скоротать время, обратив внимание на часть прошлого рядом с гостем.
Сейчас тема была. Непростая настолько, что хотелось бы добавить: «к сожалению».
Уместившись на мягком кресле, завезенном в помещение неделей раньше вместе с круглым столиком, коврами, картинами, рабочими шкафами, документами, техникой и всем прочим, что способно преобразить даже гардеробную в место, достойное приема высоких гостей, князь обаятельно улыбнулся и, пригласительно кивнув, поднял свой бокал.
С другой стороны стола улыбку не приняли.
Бледный мужчина удерживал взгляд черных, как ночь, очей, чуть выше переносицы князя. Неприятное ощущение, будто сверло, приставленное к кости.
В глаза не заглянуть. Приходится контролировать себя, чтобы внимание не перешло на нарисованные черным усы и брови на голой коже, не скакнуло вверх на шапочку из темно-красного бархата, опоясанную снизу двумя рядами крупных жемчужин или на синий кафтан с узорной вышивкой. И уж точно — нельзя отводить взгляд. Признаки слабости всегда являлись приглашением вцепиться в глотку.
Из-за стола показалась рука, сотрясаемая изрядной дрожью. Она только обозначила движение к бокалу и тут же спряталась под столешницу.
— Ты специально так устроил. — Прозвучало тяжким обвинением.
Где-то там, за небесным горизонтом, выстроились вестники войны, поднимая горны над головой и с шумом вбирая воздух в легкие.
— Кое-зачем мы не уследили, — поставив бокал на столешницу, вздохнул Сергей Михайлович. — Но злого умысла в том не было. Позволишь объяснится? — Примирительным тоном завершил он.
Несмотря на отвратительный характер, Долгорукий знал, когда стоит убрать весь свой гонор и спрятать от греха старческие чудачества, представая истинным дипломатом, спокойным и доброжелательным.
Все потому, что князь Вид был еще до рождения Сергея Михайловича. И еще до его отца Михаила. И даже до рождения деда. С учетом немалых шансов, что будет он и во времена правнуков, ссориться с таким — крайне вредное занятие. А еще они заплатили ему миллиард антиквариатом, и если сейчас он уйдет, это будет просто катастрофа.
Особый человек, на личности которого замыкались неизменные третью сотню лет границы обширных владений на севере Румынии; их малоэтажная застройка, запряженные в телегах лошади на главных улицах Бая-Маре и неспешный образ жизни, как-то сосуществовавшие со всеми благами технического прогресса.
Попыток завоевать его земли, за эти три сотни лет, насчитывалось около двух десятков. Без огонька — толком, брать кроме территорий с живописной архитектурой и титула «князь», там особо нечего. Но многим было лестно и это.
Воевать против человека, которому не нужно спать, да еще в его родных лесах и горах, всякий раз оказывалось крайне бесперспективно и разорительно. А когда оказывалось, что припасы вновь сожжены, добычи с бедных сел нет, жители попрятались в чащобе, и приходило время отступать — то и очень больно.
Вопреки традициям, князь Вид отвечал на нападение не ответными пожарами и разграблением чужих городов и сел, а хорошей фантазией в пыточной, всякий раз отпуская сломанных и запуганных противников за выкуп. Достаточно отметить, что после его «гостеприимства», львиная доля теряла Дар, а их родовая ветвь пресекалась — никто не желал связывать судьбу с сумасшедшими. Страшная кара отрезвляла даже самые горячие умы, предупреждая от ошибок.
Хотя пару раз подобное обращение с благороднымиимело обратный эффект — вместо страха и почтительного ужаса, объявлялся большой поход на «садиста и убийцу». Даже монархи, из числа крупных, неофициально их поддерживали (добрым напутствием или деньгами), с великим удовольствием избавляясь за столь малую плату от излишне глупых или неудобных при дворе.
Потому что убить князя Вида, конечно, можно. Но толку от этого никакого.
Никто из Долгоруких, к счастью, не видел лично. Но родовые хроники, хранящие выкопировки с иных записей: украденных, взятых трофеями или купленных, рассказывают: яды, огонь, удушение, погребение землей, погружение в воду, отрубание головы и конечностей очень сильно портят князю Виду характер. И крайне негативно влияют на времяпровождение пленных в его пыточной.
Разумеется, если взяться за дело всерьез и методично, то наверняка можно было сжечь тело до тла, обратить мелкозернистой пылью, привалить чем-нибудь тяжелым и отправить на самое дно Марианской впадины. Выкинуть в космос, наконец. Но приз за такие хлопоты не настолько велик, чтобы ставить под угрозу уже своих виртуозов — а значит и безопасность родных земель, куда более лакомых для окружающих, чем застрявшее в прошлом веке малоэтажное княжество.
Да и за гарантированный результат, если честно, сам Долгорукий ручаться бы не стал. Хотя бы потому, что князь Вид мог запросто покинуть свои земли на время такой облавы и вернуться чуть позже, заглянув к семьям каждого врага персонально. Возраст редко добавляет обладателю добродушия, развивая здоровую злопамятность, а уж конкретно в данном запущенном случае — тем более.
Разобраться в причинах подобной живучести пытались многие. Но ответ пока был только у самого князя Вида. Судьбу же персонажа, поинтересовавшегося на тему «а почему у тебя такие длинные зубы», знают все.
Как у каждого уважающего себя рода, у Долгоруких тоже имелась своя версия.
В мире Силы много того, о чем говорить не принято. Например, никто из физиков не возьмется всерьез изучать переходы энергии «воля» — «огонь», создаваемые одаренным. Или биохимики — те старательно игнорируют Целительство, не желая обсуждать, как мышечная ткань и кости возникают на месте поражения буквально из воздуха, а гарантированного мертвеца вытягивают из небытия без приборов и операции.
Молчат и про хвостатых обитателей подвалов, мертвых физически, но полагающих себя живыми — продолжающих свое существование в канализациях, остерегаясь людей, воюя за пищу и пытаясь создать потомство. Иногда они натыкаются на котов и одерживают победу. Иногда матерые коты, придя в возмущение от такого хамства, становятся немертвыми и разрывают немертвую мышь. И только потом погибают сами — потому что уже их разума вполне достаточно, чтобы отдавать себе отчет о смертельном ранении и невозможности выжить. Благодаря этому, проблема не выбирается из подвалов на улицу.
Самая простая и разумная версия существования князя Вида в том, что князь Вид считает себя живым. Не важно, что происходило с его телом: воля не даст ему уйти за грань.
Довольно частое явление для «виртуоза», но в ограниченной форме: часто после смертельной схватки победитель, ради долга и чести, заставляет себя дожить до получения медицинской помощи. Позволяет Целителю восстановить свое тело из воздуха… Или восстанавливает сам, веря в силу Целителя? Сколько в самом Долгоруком этой самой пустоты?
Не те мысли, не тот градус напитка, чтобы о них размышлять. Главное, старый князь уж точно — жив, и тому порукой наследники. Потому что мертвый не может дать новую жизнь. Но этот мертвый, что сидит перед ним, может легко ее забрать.
— Попробуй, — промолвил после долгой паузы князь Вид.
— Нам потребуется видеозапись, — пряча облегченный вздох, Сергей Михайлович дважды звонко хлопнул в ладоши.
Дверь тут же распахнулась, впуская тележку с широченным экраном и двух слуг, бережно вкатывающих ее по драгоценному ворсу ковра прямо к столику их сиятельств — так, чтобы экран оказался по левую руку от гостя. Хозяину с поклоном положили под правую руку механическую указку, вытягивающуюся по длине. После очередного поклона, лишние покинули кабинет спинами вперед.
Внутри рода не одобрялось показное чинопочитание и отбивание лбами об пол после каждого слова, но без всего этого мог бы оскорбиться уже гость.
Сжав тоненькую указку в необъятной пятерне, Долгорукий ловко щелкнул одной из крохотных клавиш на ее поверхности, включив изображение на экране.
— Перед нами запись выступления с восьми ракурсов, — обозначив круговое движение, Сергей Михайлович показал на расчерченную три на три плоскость экрана. — Девятое изображение идет с камеры, направленной в зал, в том числе на судейский балкон. Разумеется, внутри вашего помещения и других уважаемых арбитров, камер нет. Но нам будет достаточно внешних. Синхронный хронометраж зафиксирован в правом нижнем углу.
По щелчку кнопки на указке, масштаб изображений сменился — теперь крупными были только два, остальные семь съежились до мелких прямоугольников по нижнему краю.
В комнате зашумело от приветственных аплодисментов, сцена с участниками поднималась из подземного уровня.
— Выключи звук, — через сжатые зубы произнес Вид.
— Дело не в нем, — предварительно поставив все на паузу, Сергей Михайлович все же сумел поймать взгляд черных глаз и постарался голосом и телом передать уверенность в своих словах. — Гарантирую. Смотрим?
Князь Вид с силой выдохнул и коротко кивнул.
Запись продолжилась, вновь со звуком.
— Стало быть, это момент падения щитов, — вновь щелкнула пауза.
Изображение на правом экране несколько раз показало, как парень в очках накладывает смычок на струны и достает первый звук. На левом экране отразился вид на зал сверху, тут же приблизивший полукруг старых на вид плиток, опоясывающих сцену. Плитки в одно мгновение раскалились до ярко-белого и синхронно дыхнули плотным белым дымом. Затем еще раз, в перемотке — справа движение скрипача, слева выгорание плиток.
— Двести сорок миллионов за одну плитку, — стоном от зубной боли вырвалось из князя.
А еще — сцена, выжженная электроника, экран, бронестекло судейской комнаты и издержки с этой чертовой эвакуацией! Каждому пожать руку и поблагодарить за участие во внезапной проверке.
Куда уж внезапней! В миг падения щитов старый князь впервые за долгие годы вспомнил о возрасте — сердечко зашлось так, что хоть пить бросай. Страшная перспектива.
— Долгорукие — богатый род, — со скрытой иронией хмыкнул князь Вид, слегка успокаиваясь.
Потратить такие деньги и не попытаться убить его сразу — в его логике весомое доказательство. Если, конечно, это видео не смонтировали позже. Он проверит.
— Выжгло все, синхронно. Я так не умею. Никто так не умеет. Тем более эти пацаны. — Категорично заявил Сергей Михайлович. — Стало быть… Тьфу, прицепилось. Скрипка. Артефакт.
— Забрали? — Как само собой разумеющееся, поинтересовался Вид.
Хотел было положить руки на стол, но вновь с неудовольствием отметил дрожь и сложил руки на груди.
— Нет.
— Тогда я заберу.
— Ты мне друг, — вновь поставив зацикленное видео на паузу, Сергей Михайлович отложил указку и выставил локти на стол, сцепив руки.
Вид иронично приподнял нарисованную бровь. У него друзей не было.
— Не был бы другом, я сейчас просто промолчал бы. Мол, хочешь брать — бери. — Всплеснул он руками. — Но этот скрипач — Шуйский Артем. Наследник.
— Откуда команда я слышал. Название школы слышал. Почему не слышал его фамилии? — Вновь нахмурился румын.
— Инкогнито, — провел тот рукой по благородной седине. — Плюс, не капитан команды. Им заявлен наследник из Зубовых.
— Не знаю такой род.
— В зале, наверное, никто не знает, — пожал Сергей Михайлович плечами. — Как таких объявить вперед княжеской крови?
— Боишься отца? — Изобразил тот удивление.
— Нет, — изобразил старик пренебрежение. — Но так нельзя! Чтобы какой-то Зубов поперед Шуйских! Это бардак! — Возмутился он.
— Значит, скрипка, — задумался князь Вид.
— Именно. Но дело не в ней. Вернее, не совсем в ней. Падение барьеров сделало возможным следующий элемент, — вновь щелкнула указка, отматывая чуть вперед и приближая самого юного участника команды. — Самойлов Федор. Смотри за движением его инструмента.
На этот раз соседнее изображение сконцентрировалось на последнем блоке судейской трибуны — пока еще темном. Одно движение маракасов в руках мальчишки, и стекло одиннадцатого блока в тот же миг сотрясает дикий удар изнутри.
— Достаточно! — Слишком громко произнес князь Вид.
Долгорукий тут же выключил изображение.
— Как видишь, не в звуке дело, — примирительно повел он руками.
Вид хотел бы возразить, рассказывая, как в голову через уши будто заливают раскалённое олово, стирая всякий разум дикой болью, оставляя только животный инстинкт — добраться до источника страдания и уничтожить голыми руками. И мелькания холодного света, выжигающего глаза до крупных слез, за которыми ничего не видно. И холод в груди, страшный холод внутри мертвого человека, вытягивающий в сторону сцены саму душу.
Но только сумасшедший станет рассказывать о собственных слабостях. Особенно людям, которые зовут тебя своим другом.
— Кто дал в его руки это? Шуйские?
В напряженном голосе сквозила ненависть, а дрожащие руки под столом вспоминали приятную тяжесть пыточных инструментов.
— Это интересный момент расследования, — хмыкнул Долгорукий. — Мы изъяли и изучили маракасы. Мальчик оставил их на хранение, что, согласись, крайне странно, если предполагать злой умысел. Так вот, это абсолютный новодел. Ему меньше недели.
— Кто? — Добавил в голос раздражения гость.
— Да сам мальчик его и сделал. Полагаю, случайно, сам не зная, что сотворил, — с видимым удовольствием глянул на собеседника хозяин кабинета. — Он из тех Самойловых, что потерялись половину года назад, после Багиево. Оказывается, осели у Шуйских. Вещица, которую он сделал, из класса «тень мастера». В чужих руках не работает.
— Ты посмел его проверить на мне? — Сузились глаза напротив.
— Статичное фоновое выделение силы не зафиксировано, — Сухо отметил Долгорукий.
Князь Вид прикрыл глаза, разрывая противостояния взглядов. Руки расслабились и легли ладонями на колени. Слишком сильно бьют воспоминания по разуму.
— Приношу извинения.
Долгорукий обозначил наклон головы, принимая.
— Что по поводу глобального заговора, — старик обозначил жестом пальцев кавычки в последней фразе. — Предлагаю посмотреть запись из зала подготовки.
— Ты еще за конкурсантами следишь?
— Разумеется, — недоуменно посмотрел на него Сергей Михайлович и развернулся к экрану, щелкнув кнопкой на указке.
Изображение заняло полный экран.
— Ну и сарай, — презрительно выразился Вид на увиденное.
— Нас интересует диалог, — преувеличенно бодро произнес старик, прижав плечи будто после удара.
— Теперь вижу, что ты его отца не боишься. Я бы сказал, даже ни во что не ставишь.
— Из которого можно понять… Кхм… — Нервно кашлянул Долгорукий,
— У меня даже у лошади стойло лучше, — уже осуждающе покачал Вид головой.
— Что ребята вынудили Шуйского использовать эту скрипку, а не другую. — Покраснев, продолжил Сергей Михайлович, изображая деятельную заинтересованность происходящим на экране и суетливо вжал кнопку старта. Указка отчетливо хрустнула.
Князь Вид хотел было кольнуть очередной едкой фразой, но услышав последнее предложение, ошарашенно покачал головой. Однако озвучивать свое мнение не стал. Хотя очень хотелось. Но там не было ни одного приличного слова.
— Так как до того, одну секунду, — Долгорукий отмотал ролик чуть назад. — Вот, этот фрагмент. Их номер невольно был сломан из-за того, что Шуйский указал неверные ранги, и ребята оказались без подобающего инвентаря.
— Что он указал? — С невольным любопытством поинтересовался Вид.
— М-м, давайте послушаем, — клацнул кнопкой Сергей Михайлович.
— Что?! Новик? Воин? Без ранга?! — Расхохотался князь, как от хорошей шутки, откидываясь на спинку кресла.
— Родители, бывает, медлят с экзаменом, — нейтрально качнул плечами старик, игнорируя смех.
А бывает, что родителям просто страшно говорить ранги детей. Потому что умные люди легко сопоставят достижения с возрастом и постараются убрать будущего «мастера» в детстве.
— Мы провели расследование. Они действительно репетировали с этим металлическим кольцом.
— Как будто ты запретил бы им выступить так, как они выступили, — потерев край глаза, будто смахивая слезу, успокоился румын.
— Единственная команда с одиннадцатью баллами за первый день, — намекнул на неожиданную оценку князь и легонько подначил. — Кто-то говорил, что видел в этом мире все.
— Видел, — спокойно подтвердил князь Вид. — А ты разве удивлен оценке? Твой Игорь всех судей оббегал, команду расхваливал.
— Что? — Вытянулось лицо Долгорукого.
— Говорит, смотри внимательно, сами играть будут, — передразнил он неправдоподобно и сжал кулаки. — Посмотрел. Все посмотрели. Всем понравилось.
Его приступ видели все соседи по судейской трибуне. И ставили оценки даже не за номер, а за удовольствие, которое принесла им команда. За удовольствие от того, как бессмертного князя корежит от страха. И человек перед ним прекрасно это понимал.
Темная волна прокатилась по комнате, выводя из строя монитор, высекая на поверхности стола и паркета крошечные волны, пока не достигла Долгорукого, чтобы тут же разбиться о нерушимый монолит воли.
Да, он тоже отдал им свой голос. Потому что те, кто заставил его испытать страх, не смеют быть посредственностью. Не смеют быть, как все. Они должны быть лучшими, чтобы воспоминания обернулись уважением к сильному сопернику, для встречи с которым следует готовиться и стать еще лучше. И не вызывали стыд вместе с желанием выжечь этот день огнем из памяти мира. Если они проиграют турнир, он будет крайне разочарован.
— Но и номер был весьма неплох, — осторожно, тоном выражая радушие, Сергей Михайлович постарался стравить напряжение.
Не смотря на то, что Долгорукий смотрел танец через призму нескольких выжженных миллиардов, ему все равно нравилось больше, чем хотелось придушить. А это — очень лестная оценка!
— В общем, ты хочешь сказать, что все это случайность.
— Так оно и есть. Все слишком нелепо и спонтанно, чтобы считать нападением. И, извини, но никакого продолжения, которое могло бы зафиксировать результат или извлечь выгоду, я в этой ситуации не вижу. А так не бывает.
— Вот так, просто? Одна ошибка с оформлением, чувство вины, и творится неведомо что?
— Дети. — Качнул Долгорукий плечом и добродушно добавил. — Мои внучата, ты бы знал, как чудят.
Он этого Игоря поймает и выпорет.
— Отдашь мне эту колотушку. — Выдохнув, принял решение князь. — Я посмотрю, что с ней не так.
Вестники войны вновь отступили за горизонт следующего дня.
— Инструменты принадлежат Самойловым. Мой сын ручался за сохранность.
— Так верни им их, а они пусть потом их потеряют. — Ленивым тоном произнес тот, выуживая из внутреннего кармана подкладки сложенный вчетверо листок с гербовым узором и снимая с уже не дрожащего пальца перстень с печаткой.
Знание причины страха — лучший путь к его обузданию. Но истинное выздоровление наступает, когда убираешь первопричину болезни, ее источник.
Выведя несколько строк на желтоватом листке и припечатав текст снизу печатью, князь Вид протянул его старику.
— Отдашь этому Самойлову.
— Отцу? — С некоторой опаской принимая лист, поинтересовался Долгорукий.
Все таки, его сын гарантировал безопасность всех детей… Но что будет, если гость потребует жизнь мальчишки? Отдаст ли ее сын ради того, чтобы соревнования продолжались? Пообещает ли голову по завершению турнира и снятию всех клятв? Легкое головокружение поселилось в мыслях Сергея Михайловича, не давая вчитаться в коротенький текст из двух предложений на развернутом листе — специально, чтобы Долгорукие знали его содержание и сделали выводы.
— Федору.
— «Больше так не делай. Учись хорошо»!? — С изумлением прочитал текст на листе старик, запамятовав, что всего лишь хотел мельком зацепить его взглядом до того, как демонстративно сложить.
— Приложишь несколько рецептов его ремесла. Старых, хороших. — Удовлетворенно кивнул князь Вид. — Я знаю, у тебя есть. Три, нет — четыре. Будет твоя вира, что не уследил.
— А он? — Возмутился Долгорукий, на секунду позабыв, что, в общем то, пытается разделить вину со второклассником.
Но столь кошмарное разграбление! Рецепт, попавший в чужие руки, теряет уникальность! Конкуренция, снижение цен и дефицит бюджета!
— Еще маленький, чтобы с него спрашивать, — откровенно развлекался за его счет князь Вид. — Не станет повторять эти… маракасы, значит, вырастет умным и талантливым. Тогда спрошу. За хорошую плату спрошу.
— А если его заставят?
— Значит, не вырастет, — потерял всякую веселость трехсотлетний виртуоз.
Но он верил в иное.
Тот, у которого было все на земле, кроме счастья воспитать детей, относился к ним по-особенному. Это не означало безграничного милосердия или желания уберечь беспризорных, не вытягивало из казны деньги на помощь лишенным крова. Возраст подарил ему иную странность.
С его огромной жизнью было глупо брать детей из приюта. Неправильно, когда сын умирает раньше отца. Поэтому он назначал себе воспитанников из чужих семей. То, что у тех уже были родители, его мало интересовало. Но вот наблюдать за успехами гения, отмеченного в юном возрасте, доставляло истинное удовольствие и гордость.
Его нового сына звали Федор.
— Я рад, что недоразумение разрешилось, — после короткой паузы, ответил Долгорукий церемониальным наклоном головы. — Теперь мы можем вернуться к празднику.
— Много дел? — Повернувшись на кресле вполоборота к окну, глянул на него гость.
— Мероприятие такого масштаба обязывает.
— Тогда иди, — лениво повел он рукой. — Я тут посижу. Вид у тебя тут из окна красивый.
Сергей Михайлович даже растерялся — оставить его тут, среди документов? Но и мягко выгнать никак не получится — раз сам не вышел, то упрется, как… Сделать вид, что решил остаться и поработать ради гостя — так этот паразит будет скалиться ухмылкой до самого вечера…
— Я распоряжусь, чтобы принесли напитки, — доброжелательно улыбнулся Долгорукий и с невозмутимым видом покинул кабинет.
Не станет же он рыться по ящикам?! Хотя этот может… Триста лет не добавляли ни ума, ни просветления, ни таинственной мудрости. Триста лет — это немного опыта и целый океан отвратительного характера.
— Черт с ним, — хлопнул он раздраженно третьей по счету дверью. Первые две гость мог услышать.
Впереди торопливо разбегались подчиненные, прячась по темным углам. Дед опять был не в духе.
— ИГО-О-ОРЬ!!!
— «Значит, на этот раз скрипка», — пробежала ленивая мысль у князя Вида, расслабленно откинувшегося на кресле. — «Но это же неудобно».
