Источником популярных апокалиптических предсказаний о разрушении Константинополя «народом севера» (или «народом рос») является библейская Книга пророчеств Иезекииля, где, в частности, сказано: «…так говорит Господь Бог: вот, Я – на тебя, Гог, князь Роша, Мешеха и Фувала! И поверну тебя, и поведу тебя, и выведу тебя от краев севера…» (Иез., 39: 2), а также следующее место из Откровения Иоанна Богослова: «Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей, и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань. Число их как песок морской. И вышли на широту земли, и окружили стан святых и город возлюбленный…» (Откр., 20: 7–8).

Лев Диакон. История. С. 217.

Под Македонией Лев Диакон подразумевает Македонскую фему – пограничный с Болгарией округ со столицей в Адрианополе (см.: Дринов М. С. Южные славяне и Византия в X веке. С. 102).

По правилам византийского военного искусства основная роль в сражении отводилась кавалерии, пехота использовалась в основном для ее защиты. Лев VI в своей «Тактике» считает кавалерийскую армию в 5000– 12 000 человек достаточной для ведения значительных операций. Максимум пехотного контингента он определяет в 24 000 человек.

Основой боевого построения византийской армии была фаланга тяжеловооруженной пехоты (скутатов); легкая пехота (псилы) располагалась впереди и по бокам фаланги скутатов, кавалерия – на флангах. Пехота сковывала силы противника, давая возможность коннице совершить обход, а в случае необходимости прикрывала ее отступление. Войско строилось в два-три эшелона. Обычная плотность построения конных частей составляла 5 –10 рядов, пехотной фаланги – от 4 до 8 рядов.

Вступив на престол, Цимисхий, по сообщению Льва Диакона, набрал отряд «отважных и храбрых мужей» (из детей погибших воинов), «назвал их „бессмертными" и приказал находиться при нем». «Бессмертными» они были потому, что число их было всегда неизменно: потери немедленно восполнялись.

Гибель Иоанна Куркуаса Лев Диакон посчитал Божьей карой за то, что он грабил болгарские церкви, забирая священные сосуды и богатое церковное облачение.

Этот сын и соправитель эмира Крита Абд-эль-Азиза был захвачен в плен Никифором Фокой в 961 г. и вызвался служить ромеям. Его арабское имя, по-видимому, было Аль-Ну'Ман.

У Скилицы Анемас наносит Святославу удар мечом «в середину головы».

Медимн (или сыпучий модий) – 25 литр зерна, то есть 8–10 кг. Два медимна хлеба составляли нормальный воинский рацион на 8–10 дней. «Тактика» Льва VI предписывает действующей армии запасаться продовольствием и фуражом именно на такой срок.

После имени Святослава в договоре 971 г. стоит имя Свенгельда. Некоторые исследователи считают его неправомерной вставкой на том основании, что Лев Диакон сообщает о гибели «Сфенкела» за два дня до заключения мира. Но договор – это официальный документ, тогда как сочинение Льва Диакона пестрит ошибками, к которым, по всей видимости, следует отнести и сообщение о смерти Свенгельда.

Перевод М. М. Копыленко. Некоторые детали описания внешности Святослава Львом Диаконом допускают неоднозначное толкование. Так, вместо «безбородый», допустим перевод «с редкой бородой», а «клок волос» может свисать не с одной, а с двух сторон головы. Именно таким – с редкой бородой и двумя косами – предстает Святослав на страницах «Истории» СМ. Соловьева: «Святослав приплыл на место свидания в лодке по Дунаю, причем действовал веслом наравне с другими гребцами. Он был среднего роста, имел плоский нос, глаза голубые, густые брови, мало волос на бороде и длинные, косматые усы. Все волосы на голове были у него выстрижены, кроме одного клока, висевшего по обеим сторонам, что означало его знатное происхождение» (Соловьев СМ. Сочинения. С. 159).

Внешность Святослава разительным образом нарушала нормы приличия, принятые в Византии, согласно которым ходить наголо обритым пристало разве что шуту или фокуснику. Ромеи коротко стригли волосы только по случаю траура или судебного преследования. Усы, как правило, сбривали, зато отпускали бороды. Носить серьги, не вызывая насмешек, среди мужчин могли только дети и моряки (см.: Лев Диакон. История. С. 214).

Татищев В. Н. Собрание сочинений: В 8 т. Т. I. С. 111.

Соловьев СМ. Сочинения. С. 160.

Южнее Киева Днепр вскрывается около середины марта (см.: Веселовский К. О климате России. СПб., 1857. С. 164).

Опять неизбежная дань «всаднической» традиции в изображении Святослава и его «воев».

Татищев В. Н. Собрание сочинений: В 8 т. Т. I. С. 111.

Вообще «обычай делать чашу из черепа противника, – отмечает P.C. Липец, – был широко распространен и в исторической действительности, и в эпосе… Стремление подчеркнуть свою победу, воспользоваться посмертно свойствами врага и почитание его храбрости слились воедино в воинских обычаях и военной магии… При этом, так как ценилась голова именно храбрых воинов, т. е. обладающих наиболее нужным в воинской среде качеством, нередко и пить из такой чаши давали только „хорошим воинам"» (Липеи, P.C. Отражение этнокультурных связей Киевской Руси в сказаниях о Святославе Игоревиче (X в.) // Этническая история и фольклор. М., 1977. С. 250–252). Но сообщения Ермолинской летописи (вторая половина XV в.) и летописных сводов 1497 и 1516 гг. о назидательной надписи, будто бы начертанной Курей на пресловутой чаше («во лбе его зделаша чашю и златом оковаша и пьяху из него, написавше округ его: «чюжих ища, своя погуби»), свидетельствуют о легендарности всей истории (ср. с посланием киевлян Святославу из летописной статьи под 968 г.: «ты, княже, чюжея земли ищеши, и блюдеши, а своея ся охабив…»). Для датировки возникновения сказания о чаше небезынтересно, что еще один половецкий хан Куря упоминается в летописи под 1096 г.

«Равно другаго свещания, бывшаго при Святославе, великом князе русском, и при Свинтелде, писано при Феофиле синкеле…» Синкелл – «пресвитер или монах, живущий при патриархе, как сотрудник ему в управлении и как свидетель его непорочной жизни. Синкеллы имели в древности большое значение, получали титул – протосинкелла и в этом звании были кандидатами на патриаршество» (Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. II. С. 2068).

Подобно тому как приазовская Черная Булгария называется в арабских источниках Внутренней Булгарией, в отличие от «Внешней» – Волжской Булгарии.

Правый берег Днепра стал «русским», видимо, из-за того, что он выше левого и, следовательно, именно его, ради удобства и безопасности, русы выбирали для передвижений и стоянок.

Ключевский В. О. Сочинения: В 9 т. Т. VI. С. 97.

Там же. С. 98.

Замену «войска» «землей» наблюдаем в летописной статье под 1152 г., но уже по отношению к половцам: «И поиде Юрьи с сынми своими… також и половци Орьплюеве и Токсобичи и вся Половецкая земля, что их ни есть межи Волгою и Днепром».

См.: История крестьянства в Европе. В 2-х тт. М., 1985. Т. 1. С. 28.

Королев A.C. История междукняжеских отношений на Руси. С. 36.

Черепа славян левобережья Днепра имеют сходство с черепами из погребений салтовской культуры (см.: Алексеев В. П. Антропология Салт1вського могильника // Матер1али з антропологи Украши. Кшв, 1962. С. 88). Целый ряд здешних водных названий указывает на то, что туземным, дославянским населением этих мест были балты и сарматы (см.: Топоров В. Н., Трубачев О. Н. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М., 1962. С. 229, 230).

См.: Буров В. А. О происхождении кончанской структуры древнего Новгорода // Археологические источники об общественных отношениях эпохи средневековья: Сб. ст. М., 1988. С. 47–48.

На практике десятичный принцип военной организации у древних славян был весьма условным и лишь приблизительно соответствовал точному числовому понятию десяти, сотни, тысячи, десяти тысяч («тьмы»). Тысяча

первоначально означала что-то вроде «большое сто». Др. – слав, пълкъ («множество, народ») родственны др.-греч. polis («много») и др. – нем. Volk, folk («толпа, войско»). То же значение было у тьмы – «неисчислимое (темное) множество». Сближение др.-рус. тьма с тюрк, шумен, туман (10 000, 100 000) произошло позднее.

Паровая система (двух- и трехполье) «могла получить полное и окончательное завершение лишь при наличии озимой ржи» (Кирьянов A.B. История земледелия Новгородской земли X–XV вв. (По археологическим данным) // Материалы и исследования по археологии СССР. 1959. № 65. С. 333). Наиболее ранние находки озимой ржи в восточнославянских землях датируются IX в. Паровое земледелие развивалось преимущественно на старопахотных землях. При расширении пахотных полей по-прежнему применяли подсеку и перелог.

См.: Тимощук Б. А. Восточнославянская община VI–X вв. н. э. М., 1990. С. 86.

Там же. С. 27.

В частности, об этом свидетельствует то, что в IX–XI вв. семьи, живущие в соседних поселениях, продолжали хоронить покойников на общем родовом кладбище (см.: Седов В. В. Сельские поселения центральных районов Смоленской земли (VIII–XV вв.) // Материалы и исследования по археологии СССР. 1960. № 92. С. 17).

«Отняли, государь, у нас деревеньку… а пашни, государь, в ней пять веревок» (Соловьев СМ. Сочинения. С. 318. Примеч. 376).

См.: Буров В. А. О происхождении кончанской структуры древнего Новгорода. С. 40.

У сербов вервником называют родственника. Сходный восточнославянский термин ужик, «сродник», происходит от слова ужъ, помимо прочего также означающего веревку.

Например, Ливнский конец в Смоленской земле (бассейн р. Волость, притока Днепра) в X в. состоял из одиннадцати селищ (десяти кривичских и одного принадлежавшего вятичам); в соседнем Мошнинском конце насчитывалось девять селищ (см.: Седов В. В. Сельские поселения центральных районов Смоленской земли (VIII–XV вв.). С. 144–147, 151–153). По источникам XII в. известна «Сновская тысяча» – территориально-административное образование на р. Снови, протяженностью около 100 км, где двумя столетиями раньше вполне мог разместиться десяток концов-сотен. «Тьма» стала означать «землю» (княжество) – «Киевская тьма», «Черниговская тьма» и т. д. (см.: Буров В. А. О происхождении кончанской структуры древнего Новгорода. С. 45).

Слово «староста» не имеет непосредственного отношения к возрасту. Первоначальное значение слова «старый» – «крепко стоящий, твердый, прочный» – отражало общественное достоинство человека. Во многих славянских языках (чешском, словацком, верхне-лужицком и др.) в слово «староста» вложен именно социальный смысл: «управитель», «надзиратель», «глава», «предводитель», «начальник», «общинный старейшина» (см.: Фасмер М. Этимологический словарь. Т. III. С. 747). Наличие у славян десятичного принципа военной, а позже земской организации и засвидетельствованное летописью начальство старост над отрядами земского ополчения делают вероятной этимологию слова «староста» как «старший ста», «предводитель над сотней» – вначале в качестве воинского подразделения, а затем территориально-административного округа.

Константин Багрянородный («Об управлении империей») противопоставляет «самовластных архонтов» (князей) славян их «старцам-жупанам» (родовым старейшинам).

См.: История крестьянства в Европе. С. 57.

См.: Ляпушкин И. И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII – первая половина IX в.): Историко-археологические очерки // Материалы и исследования по археологии СССР. Л., 1968. № 152.

См.: Фехнер М. В. Заключение: Деревня Северо-Западной и Северо-Восточной Руси X–XIII вв. по археологическим данным // Очерки по истории русской деревни X–XIII вв./Под ред. Б. А. Рыбакова. Труды Государственного Исторического музея. Вып. 43. М., 1967.

См.: История крестьянства в Европе. С. 325.

См.: Тимощук Б. А. Восточнославянская община VI–X вв. н. э. С. 30–66.

См.: Рыбаков Б. А. Мир истории. С. 107.

Из них до нашего времени сохранилось более 3000.

Концепция древнерусского города как социального явления родоплеменного общества наиболее плодотворно разработана И. Я. Фрояновым. Ученый пришел к выводу, что «города на Руси… возникают, судя по всему, в определенной социальной и демографической ситуации, когда организация общества становится настолько сложной, что дальнейшая его жизнедеятельность без координирующих центров оказывается невозможной. Именно в насыщенной социальными связями среде происходит кристаллизация городов, являющихся сгустками этих связей. Такой момент наступает на позднем этапе родоплеменного строя, когда образуются крупные племенные и межплеменные объединения, называемые в летописи полянами, древлянами, северянами, кривичами, полочанами и пр. Возникновение подобных племенных союзов неизбежно предполагало появление организации центров, обеспечивающих их существование. Ими и были города» (Фроянов И. Я. Начала русской истории. С. 109).

См.: Сагайдак М. А. Давньокшвський Подьл: Проблеми топографы, стратиграфп, хронологи. Кшв, 1991. С. 82–84, 88.

В Угорском найден клад с серебряными арабскими монетами 746–747 гг., но они перемешаны с дирхемами IX и начала X в. (см.: Корзухина Г. Ф. Русские клады IX–XIII вв. М; Л., 1954. С. 83).

См.: Харламов В. О. Конструктивы! особливосп дерев'яних буд1вель Подолу X–XIII ст. // Археолопчш дослщження стародавнього Киева / Вщп. Ред. П. П. Толочко. Кшв, 1976. С. 54.

См.: Гупало К. Н. Подол в древнем Киеве. Киев, 1982. С. 20–28.

См.: Новое в археологии Киева. Киев, 1981.

См.: Рыбаков Б. А. Стольный город Чернигов и удельный город Вщиж // По следам древних культур. Древняя Русь. М., 1953. С. 81.

См.: Древняя Русь. Город, замок, село. С. 59.

Связь княжеского двора или замка с языческим святилищем прослеживается по источникам и подтверждается археологическими исследованиями (см.: Федоров Г. Б. Городище Екимауцы // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры. 1953. Вып. 50. С. 116, 117; Федоров-Давыдов Г. А. Болгарское городище-святилище X–XI вв. // Советская археология. 1960. № 4. С. 135).

Это чувство не угасало в Игоревичах/«Рюриковичах» никогда. В конце XVI в. англичанин Д. Флетчер записал характерную историю о предпоследнем представителе «рода русского» на московском престоле – Иване IV. Однажды грозный царь сделал заказ некоему английскому ювелиру и, передавая ему слиток золота, велел хорошенько следить за его весом. «Русские мои все воры», – посетовал при этом он. Золотых дел мастер в ответ улыбнулся. Царь спросил, чему он смеется. «Ваше величество изволили сказать, что русские все воры, а между тем забыли, что сам русский», – сказал ювелир. Будучи человеком проницательного ума, Иван Васильевич заметил: «Я так и думал, но ты ошибся: я не русский, предки мои германцы». Здесь следует внести ясность в терминологию: «русские» в XVI в. уже означали восточных славян, а вместо «германцы», как у Флетчера, царь конечно же сказал – «немцы». Грозный безоговорочно верил в свое «немецкое» происхождение – от Пруса, мифического брата Октавиана Августа, якобы получившего при разделе Римской империи в удел Пруссию. В сознании людей Московской Руси «немцы», то есть германское и германизированное славянское население южнобалтийского Поморья, заступили место летописной «варяжской руси» – жителей о. Рюген и ободритов/ререгов, к тому времени уже исчезнувших как народ. Историческая память в данном случае подвела Грозного; память генетическая, сохранившая в 25-м поколении «Рюриковичей» острое чувство этнической отчужденности руси от восточных славян, – нет.

Исследователи давно обратили внимание на «гостя» по имени Борич (или Бирич) в договоре 944 г. Возможно, это тот самый человек, по имени которого получил свое название Боричев взвоз. Если это так, то все «гости», представители Русской земли (помимо Борича, перечислено еще 25 имен), были жителями Киева, поскольку на Бориче купеческий именной перечень заканчивается.

Ср.: «…дали сыну его Наримонту пригороды Новгородские: Ладогу, и Ореховый городок, и Корелский городок, Корелскую землю, половину

Копорьи в вотчину…» (Воскресенская летопись под 1331 г.). «Пригородами» Киева в X в. были Чернигов, Переяславль, Вышгород, Витичев и другие города Среднего Поднепровья.

Упоминания о соглашениях Киева с князьями почти целиком относятся к XII в. Князю, забывшему «урядить» свои отношения с городом, бояре напоминали: «…ты ся еси еще с людьми Киеве не укрепил». Но этот порядок не был новшеством. Один случай уговора киевлян с князем (претендентом на киевский стол Игорем Ольговичем) отмечен летописью под 1146 г. Требования горожан, много терпевших при прежнем князе Всеволоде от княжеских городских судей, тиунов, состояли в том, чтобы впредь Игорь судил киевлян княжеским судом, а тиуны назначались по согласованию с вечем. Как видим, киевские люди добивались всего лишь восстановления древнего обычая, возвращения к привычным нормам взаимоотношений городского населения с княжеской властью.

Этот обычай впервые покачнулся во время ожесточенных распрей Ярославичей. В 1073 г. «изиде Изяслав ис Кыева, Святослав же и Всеволод внидоста в Киев, месяца марта 22, и седоста на столе на Берестовом, преступивши заповедь отню». В местечке Берестово под Киевом со времен Владимира I находился княжий двор.

См.: Тимощук Б. А. Восточнославянская община VI–X вв. н. э. С. 123.

Из хроники византийского писателя Феофана известно, что в 812 г. болгарский хан Крум, заключая мирный договор с Византией, также потребовал «ведущих торговлю в каждой из стран снабжать сигиллиями [документами] и печатями, у не имеющих же печатей отнимать принадлежащее им и вносить на казенные счета».

Этими предметами пользовались для денежных операций. Арабские дирхемы резали, чтобы получить мелкую разменную монету. Например, в одном монетном кладе X в. из Рязанской земли вместе с 15 цельными дирхемами находилось до 900 кусочков, самые мелкие из которых равнялись сороковой части дирхема (см.: Ключевский В. О. Сочинения: В 9 т. Т. I. С. 224). Резаными кусками монет рассчитывались на вес.

Вследствие этого оценки исследователей крайне противоречивы. Погребенных в могилах с оружием относят к «феодализирующейся знати» (Недошивина Н. Г., Фехнер М. В. Погребальный обряд Тимеревского могильника // Советская археология. 1985. № 2. С. ИЗ), «воинам-дружинникам» (Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. С. 255) или полагают, «что меченосцы были воинами-дружинниками, нередко купцами или сборщиками дани, иногда, может быть, привилегированными ремесленниками» (Кирпичников A.M. Древнерусское оружие // Свод археологических источников Ε 1–36 (1). Μ.; Л., 1966. С. 24).

Фехнер М. В., Янина CA. Весы с арабской надписью из Тимерева // Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы. М., 1978. С. 184–192.

Кирша Данилов. Древние российские стихотворения. СПб., 1892. С. 222–223.

См.: Ширинский С. С. Археологические параллели к истории христианства на Руси и в Великой Моравии. С. 204, 205.

См.: Рутткаи А. Войско и вооружение в великоморавский период // Великая Моравия и ее историческое и культурное значение. М., 1985. С. 150.

К. А. Михайлов, ссылаясь на Льва Диакона, пишет, что в одном из сражений под Доростолом Святослав сражался «на коне, посреди пешей фаланги русов, когда его ранил Анемас из свиты императора Цимисхия» (Михайлов К. А. К вопросу о формировании всаднической субкультуры в Древней Руси // Новгород и Новгородская земля. История и археология (Материалы научной конференции. Новгород, 26–28 января 1994 г.). Вып. 8. Новгород, 1994. С. 98). На самом деле это известие принадлежит Скилице – византийскому историку XI в. У современника событий Льва Диакона нет прямого указания на то, что Святослав бился верхом.

Михайлов К. А. К вопросу о формировании всаднической субкультуры в Древней Руси. С. 99.

См.: Витт В. О. Лошади пазырыкских курганов // Советская археология. Т. XVI. 1952. С. 186–187.

Тождество Алогии и Ольги прослеживается и по эпитетам: Алогия из саги – «мудрейшая из жен», летописная Ольга – «мудрейшая всех человек».

Соловьев СМ. Сочинения. С. 201.

См.: Рутткаи А. Войско и вооружение в великоморавский период. С. 145.

См.: Там же. С. 143.

См.: Ключевский В. О. Подушная подать и отмена холопства в России. Изд. 2-е. СПб., 1918. С. 316; Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. Изд. 10-е. СПб., 1917. С. 97.

См.: Дьяконов М. А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. Изд. 4-е. СПб., 1912. С. 75; Пресняков A.C. Княжое право в Древней Руси. С. 230–231.

Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. С. 97–98; Соловьев СМ. Сочинения. С. 316. Примеч. 351.

От польского летописца Галла Анонима известно, что князь Болеслав Храбрый называл своих дружинников не слугами, не рыцарями, а сынами княжескими. Подобное обращение было обусловлено, конечно, не одним только христианским добросердечием князя, а уходило корнями в давнюю традицию.

Соловьев СМ. Сочинения. С. 316. Примеч. 346.

Колесов В. В. Мир человека в слове Древней Руси. Л., 1986. С. 167–168.

См.: Ключевский В. О. Сочинения: В 9 т. Т. VI. С. 117.

Фасмер М. Этимологический словарь. Т. III. С. 172.

Отрок значит буквально – неговорящий, бессловесный. Слово образовано с помощью отрицательной приставки от- (в значении «не») и корня рок- глагола ректи – говорить, сказать (см.: Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка. Т. 1–2. М. 1910–1914. Т. I. С. 669).

Эти слова не следует понимать буквально. Они означают только то, что русы в своей стратегии и тактике не придерживались правил византийских военных трактатов.

См.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Изд. 5-е. Киев, 1907. С. 35 и след.

По случаю можно вспомнить лермонтовское: «Погиб поэт, невольник чести…»

Волосы на голове и лице, та или иная их прическа и стрижка отличали свободных и знатных людей от лично зависимых и рабов. У франков, по свидетельству Павла Диакона, тот, кто позволял остричь себе волосы и бороду, подчинялся «отцовской» власти того, кто его остриг. Даже простая передача кому-то своих остриженных волос служила символическим актом перехода из свободного состояния в рабское. Признаком знатности у русов был клок волос за ухом на бритой голове – обычай, очевидно перенятый у кочевых народов Северного Причерноморья. Борода и усы, видимо, приличествовали неродовитым свободным «мужам».

По известию Титмара Мерзебургского, в 967/968 г. Мешко, сын польского князя Болеслава Храброго, объяснял послам германского императора, что не может выполнить данного им обещания, потому что дружинники его отца «этого не допустят».

Все дружинники польского князя Болеслава Храброго, каково бы ни было их происхождение и положение, являлись на пир украшенные тяжелыми золотыми кольцами (шейными гривнами).

Исследователи средневековой ментальности отмечают присущую ей «бессознательную духовность» (Вендина Т. И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. М., 2002. С. 317). П. Сорокин писал о «монолитном и безраздельном господстве этики принципов» в период Средневековья (Сорокин П. А. Социальная и культурная динамика. СПб., 2000. С. 487).

См.: Вендина Т. И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. С. ИЗ–114.

См.: Блкрелъд Д.1. Древньорусью пам'ятки Шестовиць Кшв, 1977. С. 35.

В IX в. мадьяры заключили со своим предводителем Альмошем следующий договор: «Мы избираем тебя в вожди, и куда поведет тебя твоя судьба, туда пойдем и мы за тобою; но что будет приобретено общими нашими силами, то должно быть разделено между всеми нами, смотря по достоинству каждого».

Гуревич А. Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М, 1970. С. 66.

Вендина Т. И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. С. 124–125.

В варварских обществах подобный взгляд на подарки был повсеместным. Североамериканские индейцы стремились во что бы то ни стало задарить (так сказать, «передарить») своих соперников, даже если эти дарения полностью истощали запасы племени. Зато честь и свобода соперников в этом случае подвергались такому уничижению, которое делало их неопасными. Принятие дара от могущественного конунга и последующая служба ему – постоянный мотив многих скандинавских саг (см.: Гуревич А. Я. Избранные труды. С. 231). Монтень на заре Нового времени все еще считал, что «если давать – удел властвующего и гордого, то принимать – удел подчиненного. Свидетельство тому – выраженный в оскорбительном и глумливом тоне отказ Баязида от присланных ему Тимуром подарков. А те подарки, которые были предложены от имени султана Сулеймана [Сулеймана II] султану Калькутты, породили в последнем столь великую ярость, что он не только решительно от них отказался, заявив, что ни он, ни его предшественники не имели обычая принимать чьи-либо дары, а, напротив, почитали своею обязанностью щедро их раздавать, но и бросил в подземную темницу послов, направленных к нему с упомянутой целью» {Монтень М. Опыты. Избранные произведения в 3 т. Т. 3. М., 1992. С. 218).

«Видимо, – предполагает И. Н. Данилевский, – до тех пор, пока дань получали под угрозой применения силы, князь не мог считаться ее полноправным владельцем. Он лишь делил совместную собственность между совладельцами», то есть между дружинниками {Данилевский И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков. С. 133).

Христианские книжники XII–XIII вв. подкрепляли ее также ссылкой на библейский рассказ об иудейском царе Езекии (4 Цар., 18: 20), который похвалился перед ассирийскими послами своими богатствами, – «его же вся взята быша в Вавилон».

Универсальным платежным средством у славян и русов была ткань. Гельмольд пишет: «У руян [жителей о. Рюген] нет монеты, при покупке товаров они не имеют обычая [прибегать] к металлическим деньгам, но все, что не пожелаешь купить на рынке, можно приобрести за льняное полотно». По сообщению Ибн Русте, «славянский царь» взимал дань со своих подданных платьями: «И если у кого из них есть дочь, то царь берет себе по одному из ее платьев в год, а если сын, то также берет по одному из платьев в год». Само др.-рус. слово платити восходит к слав. poltb «плат, платок» (Назаренко A.B. Древняя Русь на международных путях. С. 110).

См.: Гуревич А. Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. С. 72.

Ср. показание Тацита о германских дружинниках: «Время, свободное от войны, они проводят отчасти на охоте, а больше в праздности, еде и сне».

Леей-Брюлъ Λ. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994. С. 346.

В Новгородской земле X–XIII вв. «фонд черных земель… предстает перед нами в виде корпоративной собственности веча» {Янин Β.Λ. Новгородская феодальная вотчина. М., 1981. С. 274).

Фроянов И. Я. Начала русской истории. С. 346.

См., напр.: Ключевский В. О. Сочинения: В 9 т. Т. I. С. 165; Горский A.A. Древнерусская дружина. М., 1989. С. 25.

Фроянов И. Я. Рабство и данничество у восточных славян. С. 374.

Образец заключения такого договора о «подданстве» встречаем в летописи: Олег «посла к радимичем, рька: „Кому дань даете?" Они же реша: „Козаром". И рече им Олег: „Не дайте козаром, но мне дайте". И вдаша Ольгови по щьлягу, яко же и козаром даяху».

Кобрин В. Б., Юрганов Α.Λ. Становление деспотического самодержавия в средневековой Руси: К постановке проблемы // История СССР. 1991. № 4. С. 55.

Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси: Историко-бытовые очерки XI–XIII вв. М, 2002. С. 101.

Фроянов И. Я. Рабство и данничество у восточных славян. С. 462.

См.: Там же. С. 502.

См.: Леви-Брюлъ Λ. Сверхъестественное в первобытном мышлении. С. 346.