Глава 7
По дороге к ней я ловко снял с подноса пробегающего мимо официанта два бокала с шампанским, здесь уже большинство гостей держат их в руках, почти никто не пьет, бокал с вином в руке – это как хорошо повязанный галстук, признак хорошего тона на встречах и увеселениях такого рода.
Она посмотрела строго, очерчивая взглядом личное пространство, как Норвегия зону промысла семги, а я сказал дружески:
– Одинокая женщина привлекает внимание.
Она ответила с холодком:
– Я не одинокая. Просто я только что вошла.
– Я тоже. Шампанское?
Она покачала головой.
– Нет желания.
– Так не пить же, – пояснил я. – Полагается держать и светски улыбаться.
Холод в ее взгляде начал промораживать меня, я пробормотал примирительно:
– Я в восторге от вашего разреза глаз… Хотя прежний был ничуть не хуже. Просто прежний более европейский, а вам, похоже, нравится косить под восточную женщину?.. Или это связано с работой в жарких странах?
Она взглянула на меня все так же холодно и надменно.
– О чем вы говорите?..
– Про операцию у косметолога, – напомнил я, – которую вы проделали полтора года назад. Фотографии все еще кое-где застряли в инете, хотя вы всюду их изымали.
Она произнесла надменно:
– Не знаю, о чем вы.
– Это я пошутил, – сказал я. – Хотя хирург Даррел Сибли считается одним из лучших в вашем городе.
Она посмотрела с мрачной подозрительностью.
– Даже знаете, в каком?
– Конечно, – ответил я. – Хотя с Дженифер Ганнус, предыдущей клиенткой, у него получилось не совсем удачно… но виной ее завышенные требования.
Она протянула руку и наконец-то взяла второй фужер.
– Надеюсь, здесь только шампанское?
– Не я наливал, – ответил я скромно, – однако это один из тех, что разносят гостям сотнями. Вам нравится здесь?
– Да, – ответила она и сделала осторожный глоток. – Красиво.
– И люди красивые, – сказал я. – Отборные, я бы сказал. Может быть, потому что в этом зале разведчиков больше, чем официантов?
Ее губы чуть дрогнули в понимающей улыбке, дескать, понимает мои старания заинтересовать своей таинственностью и проницательностью красивую женщину, которую уже хочется взять за ягодицы, раздвинуть и вжарить.
– А сами официанты?
Я усмехнулся.
– Почти все из местной контрразведки. А вот иностранные разведчики только среди гостей. Хотя…
– Что?
– Один даже среди местной охраны.
– Кто?
Я сказал мягко:
– Зачем это вам, прекрасная незнакомка?.. Здесь столько по-настоящему интересных мужчин, что вам простая охрана?.. Вон там смуглый брюнет с двумя товарищами, это сам принц Абдулла аль Рашид, входит в двадцатку богатейших людей мира… Кстати, не женат. Или вот еще один из самых богатых…
Она перебила:
– Меня богатые не интересуют. Как я поняла, вы хотите пригласить меня в ресторан?
– Да, – ответил я поспешно. – Да, все хочу сказать, но не нахожу повода…
Она сдвинула красиво оголенными плечами.
– Зачем настоящим мужчинам повод?
– Верно, – проблеял я, – прошу вас…
Она сунула фужер с недопитым шампанским пробегающему официанту и просунула узкую ладонь в согнутую кренделем мою руку.
Ресторан в соседнем зале, там тишина, громкая музыка только в дешевых забегаловках. Мы красиво и чинно переступили порог великолепнейшего ресторана, в самом деле не для богатых, а для очень богатых, которым не нужна показная роскошь.
Здесь ею и не пахнет, просто все сделано добротно и с настоящим вкусом, от дубового пола и до лепного потолка, а о просто накрахмаленных скатертях и говорить не приходится, все экстра-класса, все безукоризненно.
Правда, на столе натуральные свечи, но что делать, трансгуманисты рулят в науке и уже начинают в политике, как Иштван Золтан, но меньше всего трансгуманизма в ресторанах и прочих местах, где обыденно пьют и едят, как ели питекантропы, кистеперые рыбы и прочие наши предки.
Официантка к нам подошла не как официантка, а как приветливая хозяйка, с улыбкой протянула мне меню, где, как я сразу заметил, только названия блюд и напитков, но нет цены, то есть все за счет эмира Мохаммеда…
Я поблагодарил кивком, передал спутнице, она рассеянно просмотрела, по ее виду мне показалось, что ничего нового не увидела, для красивых женщин рестораны и роскошные яхты не в диковинку.
– Да, – сказала она небрежно, – выберите пока, а я на минуту отлучусь в дамскую комнату.
Я кивнул, все понятно, для шампанского и прочих лакомств нужно освободить емкости, сделал заказ, ориентируясь на сведения из инета, иначе хрен бы понял, что это за такие странные блюда.
Во взгляде официантки прочел уважение, при заказе я учел даже смену сезонов, когда невкусная рыба становится вкуснее, а жареная саранча с моллюсками просто умопомрачительным лакомством.
Моя красотка, вообще-то она Робин Маршалл, корреспондент газеты «Дейли Дейл», но я этого пока не знаю, явилась бодрая, с сияющей улыбкой, мужчины за другими столами провожают ее взглядами с интересом, а на меня посматривают с завистью. Мы своих питомцев любим за их тепло и ласку, породистых и непородистых, балуем и чешем, покупаем еду повкуснее, а мисочки подсовываем под самые мордочки, однако существуют же выставки, где сравниваем своих с чужими и отмечаем, чья сучка красивше.
Для женщин существуют конкурсы красоты, против которых безуспешно борются феминистки, но эту твердыню мужчины, которые в реальности создавали суфражизм, а теперь рулят феминизмом, точно не отдадут.
Я встал навстречу, когда она приблизилась, но она не села, а уставилась на меня с непонятным интересом.
– Вы что, уходите?
– Нет, – ответил я в неловкости. – Это… в наших диких странах Севера все еще принято… но успешно вытесняется потомками победивших конюхов и прачек.
Она с той же настороженностью села, а когда следом опустился на свое сиденье я, тихохонько охнула.
– Ой, я это же где-то видела… в каком-то старом кино… про древнюю Европу… Что-то про короля Артура…
– При короле Артуре нравы были, – сообщил я заговорщически, – как сейчас в Америке. Это появилось намного позже. И, вы не поверите, все еще кое-где существует.
– Ой, – сказала она с интересом, – посмотреть бы вживую! Это же все равно что побывать во временах Клеопатры!
– Смотрите на меня, – предложил я великодушно. – Я и есть живой египтянин.
Она посмотрела, наморщила нос.
– Вы скорее Антоний. Был такой…
– Святой Антоний? Я что-то читал про его искушения.
– Нет, который соблазнил Клеопатру.
– Ух ты, – сказал я изумленно, – а мне казалось, это она его соблазнила и поимела в свое полное и безраздельное удовольствие.
Официантка принесла наш заказ, я изобразил на лице приятное изумление, хотя к изыскам в еде, как настоящий трансгуманист, абсолютно равнодушен, но когда живешь среди простых и даже очень простых людей, надо мимикрировать под общий уровень.
Моя спутница вскинула брови, всматриваясь в блюда.
– О, здесь карнери и лярбрук?.. Да вы знаток!
– Да, – ответил я скромно, – для чего еще человек живет, как не поесть и поспать?.. А мужчины еще и понаслаждаться самым лучшим и древним способом?
Она взяла нож и вилку, переспросила, глядя не на блюдо, а мне в глаза:
– Правда? Подумать только, какая глубина знаний у Лавронова Владимира Алексеевича, восходящей звезды в нейрофизиологии… У которого несколько ярких работ в научных журналах с солидной репутацией, трудоголика, натурала, в извращениях вроде бы не замечен… Гм, наверняка плохо смотрели…
Я спросил с обидой:
– Почему это? Что во мне намекает?.. Или в дамской комнате плохой Вай-Фай?.. Да вы кушайте, в лярбруке много цинка, он полезен…
– Взгляд, – ответила она. – Вы меня сразу раздели, тут же одели, такое женщины замечают сразу. И что-нибудь особенное увидели?
Я принялся резать нежнейшее мясо, положил в рот первый кусок, охнул.
– Ох, здесь умеют готовить… Особенное в вас? Нет. Не считать же особенным пистолет «Астра-60», так умело спрятанный слева под грудью? Под такую спрятать можно даже мортиру с боеприпасом на двое суток.
Она ела спокойно, время от времени бросала на меня пытливые взгляды, сама ничуть не изменилась в лице и даже не повела бровью.
– Кто вы, господин Лавронов?
– Вы уже сказали, – напомнил я любезно. – Господин Лавронов. Но можно и товарищ Лавронов. Еще вина?
Она чуть кивнула.
– Да, но чуть-чуть. Еще вечер впереди. Это верно, что у вас в России «товарищ» снова вытесняет «господина»?
– На абсолютно добровольной основе, – подчеркнул я. – А не как было в прошлый дотолерантный период.
С первым блюдом мы расправились достаточно быстро, жареных кузнечиков я схрустел парочку, остальные разгреб, показывая, что я клиент привередливый и со вкусом, все подряд не жру.
– Так кто вы, товарищ Лавронов? – повторила она задумчиво. – Хотя вопрос некорректен, понимаю. Правильнее было спросить, с какой вы целью?
Я ответил любезно:
– А какая цель у всей этой толпы, прибывшей из разных концов света? Это же Мекка туризма!.. Столько чудес, столько неожиданных открытий!.. Дивное сочетание гарун-аль-рашидовской древности и последних достижений хай-тека!.. А какой стол, какой стол!.. И все на халяву!
Она пробормотала:
– Да, туристов здесь уйма, затеряться нетрудно. Да только вас характеризуют как трудоголика. За время жизни вы ни разу никуда не выезжали на летний или зимний отдых… потому что у вас никогда не было отдыха. А если бывали за кордоном, то всегда только в составе научных делегаций.
– А кризис среднего возраста? – напомнил я. – Переоценка… точнее, переосмысление ценностей?.. Уход в буддизм, йогу, рерихнутость, поиски смысла бытия… Сейчас этот кризис в тренде, если не пройти, то как бы сразу записаться в тупое быдло. А с кризисом как бы нечто тонко чувствующее, одухотворенное, возвышенное…
– А у вас уже средний? – поинтересовалась она. – По данным ВОЗ, средний отодвинут где-то за шестьдесят, а то и за семьдесят лет…
– Да хоть за сто, – парировал я. – Гении быстро развиваются и быстро мрут.
Она оглядела меня оценивающе.
– Да, некоторая небрежность и пренебрежение устоявшимся мнением просматриваются…
Но это точно от ухода в буддизм?.. И кстати, где ваш пистолет?
Я покачал головой.
– Да чего таскать такую тяжесть? Я слабый, а еще и ленивый…
– Поняла, – ответила она. – Полагаете, проще отобрать, когда здесь четверо с пистолетами?
– Четверо? – переспросил я. – А остальные, что, уже ушли?
Она оглянулась, окинула зал цепким взглядом, посмотрела мне в глаза.
– А сколько насчитали вы?
– Всего семерых, – ответил я скромно. – Но я не присматривался, мне по фигу. Просто чересчур небрежно спрятали. Может быть, нарочито?
Ее глаза странно блеснули.
– Да, конечно… А вы все это заметили, потому что профессия у вас такая. Простите, какая у вас профессия, потому что я начинаю путать ее с другой…
– Нейрофизиолог, – любезно напомнил я. – Эта профессия позволяет видеть в человеке в том числе, и всякие отклонения. Как в походке, так и… в остальном. Эти семеро каждым движением выдают, что им что-то мешает. Были бы только мужчины, тогда бы понятно, но женщинам… Гм…
– Я заметила только у них, – обронила она. – У мужчин костюмы просто безукоризненны.
– Женщины вообще песня, – согласился я. – В таких утягивающих платьях оружие прятать непросто.
Она снова очень прямо и внимательно посмотрела мне в глаза.
– А теперь скажите, нейрофизиолог, какие отклонения заметили во мне? И не брешите, что не заметили. Я до сих пор чувствую ваш взгляд на некоторых особо чувствительных местах. Не скажу, что это было неприятно, но как-то, знаете ли…
– Ой, – сказал я опасливо, – а можно я совру? С детства приучали говорить женщинам только комплименты, что тоже брехня, но безобидная… Я же слышал, женщины любят ушами…
– У меня для этого другой орган, – заверила она.
– У меня тоже, – признался я. – Как насчет того, чтобы их познакомить поближе?
Она вздохнула.
– Ну наконец-то… Как долго вы шли! Ах да, Россия все еще старомодная.
– Ужасно, – признался я. – Мы до сих пор имена друг друга спрашиваем! Хотя теперь чаще после, чем до, но все-таки это пережиток, от которого надо избавляться решительно и бесповоротно, иначе в дружных рядах трансгуманистов таким делать нечего!
– Стелла, – сказала она. – Стелла Этуаль.
– Красивое имя, – подтвердил я. – Я бы тоже такой блистающей женщине подобрал что-то особенное. Или вы сами выбирали?
– Сама, – ответила она. – Полагаю, закон о беспошлинной смене имени пройдет во втором чтении.
– А вам пришлось заплатить за такое удовольствие, – сказал я понимающе. – Правда, не из своего кармана. Шекелей восемьсот?
– Всего четыреста, – ответила она, ничуть не удивившись. – Я не единственная, кто воспользовался правом менять данное родителями имя.
– Справедливость на марше, – согласился я. – А то как-то нечестно, когда мошенники, наркобароны и даже обыкновенные воры могут менять не только имена, но и биографии, а добропорядочным гражданам того нельзя, это запрещено, тут не тронь, туда не ступи…
– Преступный мир всегда в привилегированном положении, – пояснила она.
– Плата за риск?
– И за опасности, – ответила она.
– А мы какой мир? – спросил я.
Она взглянула на меня оценивающе.
– В каком вы мире, не знаю, но я на стороне закона. Потому когда мы переступаем, то это по закону, хотя и незаконно.
– Понятно, – сказал я. – Моральный закон выше всяких там написанных всего лишь людьми… Та-ак, вы вроде бы все съели? А что не съели, то понадкусывали?
– Точно, – согласилась она и красиво поднялась, взглянула на меня сверху, но я вскочил тут же. – В ваш номер?.. Хотя лучше в мой. Я к своему уже привыкла.
– Хотя прибыли всего на три часа раньше меня, – сообщил я невинно. – Что значит женщина… Сразу обживаетесь…