Приехала не сейчас, пугает, но за три часа до начала совещания, так что успела и в форму привести, впрочем, себя тоже, и поужинать поужинали, а то на ночь есть вредно, после чего вытащила меня из дома и впихнула в автомобиль.

Я не стал уточнять, что за такое срочное совещание вечером в воскресенье. Понятно, достаточно и субботы, это демократам нужно отдыхать всю жизнь и ничего не делать, а для людей воскресенье – это уже начало понедельника.

Обязаны работать даже генералы, хотя, по расхожему мнению вечно недовольных интеллигентов, генералы только в гольф играют на генеральских дачах, выстроенных руками бедных солдат-срочников.

Едва выехали на шоссе, засветился экран на боковой панели, Данко послал вызов и ждет, я сказал коротко:

– Связь.

Появилось его лицо, покосился на Ингрид, но если я принял вызов при ней, то, значит, говорить можно, он сказал с чувством глубокого удовлетворения:

– Владимир Алексеевич, несколько нитей привели к Килу Рутерману. Это крупный торговец, смелый и амбициозный, занимался строительством в Африке, вкладывал деньги в нефть и сжиженный газ, торговал оружием, спонсировал государственный переворот в Уганде, разжег этническую войну в Чаде, однако прямых улик против него собрать так и не удалось…

– Хорошая биография, – одобрил я.

– Не скучно человек живет, – согласился он. – Не яхты себе покупает и не острова в теплых морях…

– Частные армии имеет?

– Не знаю насчет всех, – ответил он, – но две у него есть точно. Обе моторизованные, вооружены по последнему слову, в каждой по две тысячи головорезов. Не считая отдельных мобильных отрядов, что по его заданиям рыскают не только по всей Африке, но теперь осваивают и Ближний Восток.

Я задумался, кивнул.

– Даже не оружейный барон, а оружейный герцог?

Он покосился на замершую Ингрид, что старается даже не двигаться, чтобы не мешать настолько масштабному разговору.

– А то и король, – ответил он и уточнил: – В этом регионе.

Я сказал неторопливо:

– Если такой гигант поставляет оборудование куда-то в горы, то это не рядовой заказ. Явно этот Рутерман ждет, что ему от такого сотрудничества обломится очень много. Или даже многое.

– Да, шеф!

– Копайте еще, – велел я. – А я буду докладывать по инстанциям.

Я прервал связь, потому что старший я, хотя заканчивает разговор обычно тот, кто начал, но мои ребята уже усекли насчет субординации, даже Ингрид заметила, что держусь я достаточно уверенно и командую так, будто и родился во главе хотя бы дивизиона, а то и дивизии.

– Снова где-то что-то? – спросила она.

Я хмыкнул.

– Удивлена?.. Да теперь это станет обыденностью. И пойдет все чаще и чаще, а потом вообще как горох из мешка. Вся проблема будет в том, сумеем ли успевать душить все эти очаги?.. Сумасшедших, желающих уничтожить мир, и сейчас масса, но что могут сделать сегодня? Взять автомат и расстрелять людей в кафе?..

Она передернула плечами.

– Как вспомню, что чуть не опоздали тогда в Тунисе…

– Вот-вот, – согласился я. – Через полгода будет по десять таких тунисов в месяц, а через год по сто.

– А через три года?

Я сдвинул плечами.

– При нынешней системе безопасности и демократии, основанной на ценностях даже не двадцатого, а девятнадцатого века… человечество не просуществует еще три года.

– Ужас, – произнесла она трепещущим голосом. – Надеюсь, наше правительство знает, что делать в самом срочном порядке.

– Знает, – согласился я. – Работы уже ведутся. Мир ждут колоссальные изменения. Очень не хотелось бы, чтобы Штаты опоздали. Если исчезнут из-за преступной неповоротливости, потеря для человечества будет громадная, а достижение бессмертия и сингулярности придется отсрочить еще на пару десятков лет.

Она посмотрела на меня с тревогой.

– Ты снова поедешь выжигать осиное гнездо?.. Не забудь, я твой персональный телохранитель!..

– Не поеду, – заверил я.

– Точно?

– Точно, – повторил я. – Просто потому, что эту работу сумеют сделать и без меня. А я там, где, кроме меня, никто…

– Ну ты и самовлюбленный гад!

В кабинете Мещерского, кроме Бондаренко и Бронника, присутствует еще и Кремнев, а также двое неизвестных мне сотрудников демонстрируют им какие-то схемы на большом настенном дисплее.

Незнакомыми они для меня и остались, хотя вовсе не неизвестными, пары секунд хватило, чтобы узнать о них больше, чем знает сам Мещерский, как и о той операции, что высвечивается на экране, хотя тут же изображение убрали, попрощались и ушли, захватив с собой флешку, на которой для меня нет, как уже посмотрел, ничего интересного.

– У нас по-прежнему царит мнение, – сказал я, едва за ними закрылась дверь, – что серьезные прорывы в хай-теке по плечу либо европейцам, либо китайцам, что в сфере конструирования уже европейцы вместе с японцами. Но мы в отличие от обывателя знаем, что санкции против Ирана ничуть не остановили его научно-технический прогресс! Там силами своих иранских ученых создали и ядерное оружие, и межконтинентальные ракеты… Уж молчу о многочисленных публикациях в международных научных журналах, а это показатель очень высокого уровня иранских ученых…

Мещерский и Бондаренко слушали внимательно, только Кремнев то и дело вставал и отходил в сторону, отвечая на частые звонки, да еще Бронник ушел через пару минут.

Бондаренко поинтересовался:

– Полагаете, иранцы…

– Нет-нет, – сказал я поспешно. – Просто напоминаю, Ближний Восток – это не только банды халифата.

Мещерский заметил мрачно:

– Лучше бы только банды. С теми хотя бы понятно.

– И просто, – добавил Бондаренко.

– Мы все соскучились по простоте, – согласился я. – Не случайно так много народа уходит в ролевые игры о средневековом мире… Но, как я понял, что-то случилось?

Мещерский взглянул на меня пытливо:

– Чувствуете, да?.. Вы очень сенситивный человек, Владимир Алексеевич. Таким везде легко и одновременно трудно.

Кремнев тяжело опустился в кресло, оно жалобно нявкнуло, а он буркнул недовольно:

– Пока совершенствуете движок насчет поиска глобальных катастроф, мы тут старыми добрыми методами нащупали нечто тревожное.

Он замолчал, что-то обдумывая, я спросил в нетерпении:

– Антон Васильевич?

Он взглянул на меня исподлобья.

– Вы все думаете о грядущем мире, как там будете жить, заодно рассматриваете угрозы, что возникнут в нем, а нас тут старое хватает за ноги.

– Так везде, – ответил я настороженно, – и во всем.

Он покосился на Мещерского, словно передавая ему мяч, тот ответил так же невесело:

– В общем, из небытия вынырнули элементы атомных бомб.

Я спросил встревоженно:

– Как… откуда?

Быстро пересмотрел последние новости в инете, особо напирая на все, хоть как-то касающееся атомных бомб, но, к своему стыду, ничего нового не обнаружил.

– Наследие Советского Союза, – ответил Мещерский. – Развал, неразбериха, хотя, как вы знаете, роспуск Советского Союза был запланирован и проводился настойчиво и неуклонно, однако не все шло абсолютно ровно и предсказуемо, да и не могло все пойти гладко, слишком грандиозную операцию осуществили. Потому и резкое обнищание населения, бандитский разгул девяностых…

Бондаренко сказал живо:

– Аркадий Валентинович!.. Доктор Лавронов свой, ему можно сказать правду. Это тоже было запланировано, иначе западные страны, то же НАТО, моментально вторглись бы в наши земли… А когда увидели, с чем придется столкнуться, побежденных придется кормить, они оставили Россию помирать от голода и разрухи, чтобы потом просто взять обезлюдевшие территории.

Я вздохнул, да, все понятно, сам догадывался, что разруха была подчеркнутой и картинной, больше вывеской для Запада и США, чтоб не лезли в такой ужас, но ее преодолели за несколько лет, а это ничтожная часть жизни даже одного поколения.

– Элементы атомных бомб, – повторил я. – В разобранном виде?

Мещерский кивнул.

– Да, все разбирали, раз уж мы отказались от противостояния со Штатами, а под их надзором уничтожали, как и большую часть нашей армии, авиации…

Он снова умолк, на этот раз досказал я сам:

– Часть атомных зарядов вы припрятали, а потом использовали для создания пояса атомных мин, помню.

Он покачал головой.

– Если бы только это.

– А что еще?

– На Украине, – пояснил он, – мгновенно смекнули, где можно поживиться. Одни нацелились на приватизацию заводов, рудников и пароходств, сразу стали олигархами, а некоторые ловкие ребята припрятали атомные заряды в разобранном виде.

Я заметил невинно:

– Как и у нас?

Он подтвердил неохотно:

– Да, но у нас было запланировано. По договору о роспуске Советского Союза все атомные заряды перевозились с Украины в Россию, а уже в России под надзором международной комиссии лишние уничтожались.

– И как шло уничтожение? – осведомился я.

Он ответил с горечью:

– Слишком даже успешно. Нам с трудом удалось спрятать пару сотен бомб.

Я сказал с сарказмом:

– Всего-то?

Он посмотрел мне в глаза.

– Владимир Алексеевич, знали бы вы, сколько их было на самом деле!

– И эта пара сотен, – досказал я, – пошла потом как заряды для тех атомных мин?

– Да, – ответил он уклончиво, – в основном. Американцы следили тщательно, влезали во все дыры, так что если бы могли больше, то сделали бы.

Кремнев буркнул:

– Но и то, что сумели… уже немало.

– Еще бы, – подтвердил я. – Одним нажатием кнопки уничтожить всю Америку!.. Больше и не надо.

Он покачал головой.

– Надо. Помимо Америки есть враги посерьезнее. Настоящие.

Я заметил невинно:

– Не думаю, что все заряды пошли как начинка для мин.

– Думаете верно, – ответил он нехотя, – но можно было бы сохранить больше.

Я слушал, а мозг уже просчитывает тысячи вариантов, как делали, что делали, к чему может привести потеря контроля над даже малой частью зарядов.

Наконец-то отыскал отчеты, запрятанные в самые дальние узлы и прикрытые файерволами и паролями, быстро прочел, но там сказано и подтверждено подписями глав международных комиссий, что все атомные заряды, подлежащие утилизации, полностью утилизированы под их присмотром.

А сколько, мелькнула мысль, на самом деле уничтожили, в точности никто не знает даже в КГБ. Да, записи велись, но очень быстро куда-то исчезли. Как и вся документация по самому производству бомб.

Так вот почему никаких следов… Интернет так быстро стал всеобщим и привычным, что забываем про дикое время, когда все записи были только на бумаге. А если их еще и уничтожили до наступления эры инета, то, понятно, и оцифровать не успели. Или был приказ, не оцифровывать.

Я подумал, сказал рассудительно:

– Сама документация мало что даст. Производство атомных бомб так же дорого и затратно, как и пятьдесят лет назад. Тогда делать ядерные заряды могли позволить себе только богатые и развитые государства, так и сейчас… Это не вирус, сконструированный в подвале на коленке. Другое дело…

Мещерский проговорил медленно, не сводя с меня взгляда:

– Договаривайте, Владимир Алексеевич. Похоже, вы сразу все ухватили.

– Не знаю, – ответил я, – ухватил ли, но гораздо опаснее инструкции по сборке, как и чертежи самих зарядов.

Он сказал мрачно:

– Ухватили.

– С инструкциями, – сказал я, – и с чертежами даже неспециалист сумеет собрать в единое целое разрозненные компоненты.

Он проронил:

– А потом останется только активировать на взрыв.

– Где они сейчас?

Он прямо посмотрел на меня.

– Потому мы и собрались здесь и сейчас, Владимир Алексеевич. Наши группы постоянно мониторят насчет тех ядерных зарядов, что остались на Украине. И, как я сказал, они наконец-то вынырнули.

– Все?

Он кивнул.

– Хороший вопрос. На самом деле даже мы не знаем, сколько штук ребята из Украинского отделения КГБ припрятали. Сами они сразу же ушли в частные структуры, стали бизнесменами, так что нынешние силовые ведомства Украины к ним отношения не имеют.

– Плохо.

– Да, – согласился он. – При всех наших взаимных претензиях они на применение ядерных зарядов не пошли бы, а вот частные структуры…

– И где бомбы вынырнули?

– Знаем, где вынырнут в следующий раз, – ответил он уклончиво. – По нашим сведениям, три ядерных заряда проданы дельцам в Арабские Эмираты. Возможно, еще идут в том направлении, но есть вероятность, что уже там.

– В Эмиратах?

– Да.

– А где именно? – уточнил я. – Эмираты по размерам не уступают Португалии, население там большая часть сунниты, немножко шиитов, есть христиане и всякие там прочие… Знать бы еще, против кого хотят использовать!

Он прищурился.

– Хотите сказать, что если друг против друга, то пусть?

– Меньше будет очагов угроз миру, – ответил он.

Он некоторое время пристально смотрел на меня.

– Говорили мне, что самый бесчеловечный народ среди ученых, но у меня всегда было почтение перед наукой. Но вообще-то и атомную бомбу создали ученые, и межконтинентальные ракеты, и даже пулеметы с пушками…

– Цена прогресса, – ответил я с холодком, не люблю нападок на мою науку. – Значит, будете искать в Арабских Эмиратах?

Он помялся, кашлянул в непривычной для него неловкости, на лице проступила тень смущенности.

– Владимир Алексеевич… мы надеемся, искать будете вы.

– Что-о?

Он сказал подбадривающе:

– Вы сильный, Владимир Алексеевич. Вы справитесь!

– Я умный, – уточнил я. – Я даже не возьмусь.