Глава 4
Дверь распахнулась, с двумя огромными пакетами в зал влетел Гаврош, с ходу заявил возмущенно:
– Кто-то меня оскорбил, назвав молодцом?.. Может быть, я еще и руки мою перед обедом и после туалета?.. Шеф, туда завезено оборудование, что необходимо для изготовления чипов по восьми нанометрам.
– А что в этом ненормального? – спросил я. – Сейчас на него уже начинают…
– Я просмотрел спецификации, – отрапортовал он моментально. – Примерно треть доставленного никак не участвует в изготовлении чипов…
Ивар предположил:
– Разве что какая-то особо новая технология?
Они вперили взгляды в Гавроша, тот помотал головой.
– Я посмотрел не только оборудование, – ответил он быстро, – что необходимо при таких операциях, но и все научные публикации в солидных и несолидных журналах.
Оксана смерила его уничтожающим взглядом.
– Ты?
– Я, – ответил он. – Тебе не понять, существо в юбке, когда в тексте попадаются незнакомые буковки, что и не буковки?
Я спросил нетерпеливо:
– И что там?
– В хай-теке пока нет и намека на нечто прорывное, – пояснил он. – Как шло медленное поступательное движение от ста двадцати нанометров к нынешним десяти, так пойдет и дальше без рывков и задержек.
Ивар буркнул:
– А как же новые открытия?
Вместо Гавроша ответил Данко:
– Открытия – это другое, а здесь уже инженерная задача. И в ней нет места для неожиданного прогресса в уменьшении размеров чипа. Шеф? Разве что на иные принципы вроде квантового или темноматерного. Оксана, темная материя – это не совсем ругательство.
– Понаблюдайте с недельку, – велел я. – Если ничего не прояснится, придется посылать туда…
– Наблюдателей?
– Контролеров, – ответил я.
Из кабинета связался по защищенной сети с Мещерским, предупредил о новом месте возможной угрозы. По выражению его лица понял, что у него и так какие-то трудности, а тут еще мы, он и ответил ожидаемо:
– Владимир Алексеевич, перенос производства в страны третьего мира – объективный процесс. Зарплата там впятеро меньше, чем в Штатах, расходы на инфраструктуру и удобства минимальные, к тому же не нужно тратиться на обогрев помещения в зимнее время… в общем, все логично.
– Кроме одной мелочи, – согласился я вежливо.
– Весьма существенной?
– Увы, да.
– Слушаю, – произнес он.
– Обычно такое стараются строить в людных местах, – напомнил я. – Где легко привлечь дешевую рабочую силу.
– А в нашем случае?
– Увы.
– Где-то в лесу?
– В горах, – ответил я. – Боюсь, там немало пещер, где вообще можно многое упрятать от наблюдения с воздуха.
Он тяжело вздохнул, потер ладонью лоб.
– Значит, это наши клиенты?
– Мне тоже этого не хотелось бы, – ответил я.
Он проговорил медленно:
– Придется самим или же, раз уж теперь у нас есть союзники…
– Я бы тоже предпочел спихнуть на американцев, – признался я. – Раз уж объявили себя единственными белыми среди негритянского населения планеты, то и несите бремя белого человека…
– Но с другой стороны?
– Верно, – ответил я. – Нет доказательств, что это не сами американцы что-то тестируют в условиях повышенной секретности. Даже от сената и его настырных комиссий, которым бы только тащить и не пущать.
Он медленно кивнул.
– Наблюдайте. Но если что, в вашем распоряжении будут лучшие из наших коммандос. Нет, они уже в вашем распоряжении!
После разговора я потратил пару секунд, просматривая штатовские газеты, где превозносят двух полицейских, что совершенно случайно проезжали мимо кинотеатра. Когда террористы там устроили бойню, оба тут же применили оружие и уничтожили всех четверых на месте. Не окажись их там, жертв оказалось бы на порядок больше.
Я позвонил, услышал в ответ: «Полиция слушает», – сказал бодро:
– Сержант Килинг?.. Вижу, вы успешно справились!
В ответ послышалась брань и злой голос:
– Это ты тот идиот, что не убедил начальство повыше?
– Не было времени, – пояснил я, – а вы, как ветеран иракской войны, легче на подъем. И, как я и ожидал, успели вовремя.
Он прорычал:
– Как это вовремя?.. Пятеро гражданских убито!
– Зато вы с сержантом Хопкинсом, – ответил я, – перестреляли всех четверых террористов, как только те открыли огонь.
– Но люди погибли, сволочь!
– Главное, – сказал я наставительно, – угроза устранена. А народ… в стране их триста миллионов, и почти все бездельники. Их не жалко. И вообще пятеро убитых – капля в море.
Он прорычал:
– Ублюдок, ты не американец, верно?
– Я позвоню еще, – пообещал я. – Рад, что у вас теперь больше доверия к моим словам. Спасибо за сотрудничество.
И оборвал связь, чтобы не выслушивать такую яростную брань, словно там среди пятерых убитых по меньшей мере его жена и дети, а то и вовсе любимая собака.
В центральном зале как короли расположились Ивар, Данко, Гаврош и Оксана, которую Гаврош именует примкнувшей, то ли напоминая о Шепилове, хотя откуда ему о нем знать, впрочем, нынешняя молодежь как может ничего не знать вообще, так и знать намного больше старшего поколения.
Мне можно и не заходить к ним, все равно вижу, кто что делает, и слышу, кто что говорит. Это не вуайеризм, а нормальное поведение в сверхзасекреченных организациях.
Я включил связь, сейчас мое лицо крупным планом на их центральном экране, сказал сразу всем:
– Выясняйте, кто за этим стоит. Прямых улик вам никто не даст, смотрите: кто поставщик оборудования, кто его заказал, кто оплатил, кто принял и перевез… Возможно, эти люди вообще ни о чем не догадываются, но могут привести к тем, кто принимает на месте и устанавливает в засекреченной лаборатории.
Ивар сказал осторожно:
– Шеф, те тоже, скорее всего, не знают настоящего хозяина.
– Да, – согласился я, – потому нужно собирать все данные, а потом тащить за все ниточки. Какие-то оборвутся, какие-то поведут не туда, но что-то может и выявиться… Для того у нас такой коллектив. Иначе одного Гавроша бы хватило.
Гаврош счастливо заулыбался.
– Как же здорово, это же мы почти шпионы?
– Аналитики, – уточнил я. – Сборщики сведений. А что с ними будут делать те, кому передадим, не наше дело. А теперь за работу!
Я отключил связь еще и потому, что к зданию подъехали и сейчас поднимаются по лестнице еще трое, присланные Мещерским на собеседование.
Он квалифицирует их как специалистов и вообще асов для аналитической работы в Интернете, я торопливо просмотрел их закрытые для просмотра досье, в самом деле работники отличные, спасибо Мещерскому, умеет подбирать лучших. Конечно, кто-то из них будет шпионить за нами, а то и не один, это нормальный процесс для сравнивания информации.
Шпионаж за сотрудниками неизбежное зло в секретных службах, такое практикуется даже в крупных корпорациях, так что я даже не стану пытаться как-то выделить таких в ту или другую сторону.
Всегда будут те, кто помимо сведений о работе, проделанной или еще только планируемой, будет докладывать еще и о настроениях, симпатиях, политических взглядах, планах на будущее и вообще обо всем, что заинтересует внутреннюю службу в самом ГРУ.
Впрочем, вместе с мечами и стрелами одновременно совершенствуются щиты и панцири, так что постараюсь, чтобы Мещерский получал только то, что нужно для нашей успешной работы.
Камеры, установленные у меня дома, позволяют отсюда, из рабочего кабинета, не только следить за моими мышками, могу даже проделывать некоторые простейшие манипуляции насчет корма и температурных преферендумов.
За это время разработал рискованный план замены фрагмента ДНК, не самого испорченного, но указывающего на мою сильную предрасположенность к скоропостижной смерти от рака мозга.
Вообще мозг у меня слабое место. Сильный, но слабый.
В секвенировании генома уже не так важно получить всю карту полностью, как считалось совсем недавно. Важнее прочесть правильно и понять, что в ней записано на самом деле, а не что говорят бойкие ребята, бросившиеся быстрее других, более честных и совестливых, зарабатывать на этой модной штуке.
В первую очередь нас интересует предрасположенность к болезням, а также возможная продолжительность нашей драгоценной жизни. К сожалению, даже лучшие из лучших специалистов не могут сказать не только с точностью, но даже с достаточной вероятностью, чем заболеем и сколько там на роду написано лет, так как геном – это вроде Книги Бытия, в которой записано кто ты, с кем надлежит вязаться для улучшения породы и какой свиньей жить.
Я свой прочел, хотя полдня кровь шла из носа, кровеносные сосудики лопались от перенагрузки, хотя, казалось бы, трудились не они, а вовсю пахала нервная сеть…
После прочтения осторожно попытался заменить пару затертых букв в геноме. Это не всегда получается, даже не сразу узнаешь, получилось ли, это хоть и хай-тек, но не перегоревшую микросхемку заменить на новенькую с гарантийным сроком. Там либо работает, либо перегорело, а здесь хоть и работает, но все хуже и хуже, сравнить можно разве что с фильтром, что начинает пропускать все больше дряни, и можно дожидаться, либо когда совсем откажет, либо заменить чуть раньше…
Вроде бы ничего не изменилось, хотя что может измениться вот так сразу, когда кодируешь себя на более продолжительную жизнь?
Сегодня воскресенье, я дома с утра, весь зарылся в работу, будто карась в придонный ил, на свежую голову заменил еще в двух местах испорченные участки ДНК, нацелился, разохотившись, еще и на третий, но в коридоре прозвенел оставленный там мобильник.
Я сказал громко:
– Сири, попроси подождать!.. Через пару минут подойду.
Мне совсем не требуется открывать дверь, чтобы услышать ее голос и угрожающие нотки в голосе Ингрид:
– Я подожду. Но если он и через две минуты не вытащит свою задницу из кресла перед телевизором…
Две минуты мне понадобилось, чтобы снять стерильный халат, маску и резиновые перчатки, а когда вышел из лаборатории и миновал коридор, Ингрид уже зло и требовательно уставилась на меня с большого экрана.
– Что, в бассейне кайфовал?..
– Нет, – сообщил я, – на бильярде упражнялся. После бассейна. А то как буду выглядеть среди ваших генералов? Не все же играют только в карманный вариант…
– А что пил?
– Все, – согласился я. – Кроме того. А потом просто лежал и представлял тебя в одеждах баядерки.
– Ты паршивая гедонистская свинья, – сообщила она. – О рисках твоей цивилизации забыл совсем?
– Милая, – возразил я, – сейчас двадцать первый век!.. Это ты забыла про удаленный доступ. Я вижу и слышу все, что происходит в нашем Центре. И руковожу, не покидая лаборатории.
Она презрительно фыркнула.
– Да ну? И что я сейчас делаю?
– Ты сейчас вышла в холл, – сообщил я. – А до этого заходила в туалет, а там, кроме всего прочего, перекосив рожу, сладострастно царапала себе спину. Чесотку подцепила, что ли?
Она сказала зло и растерянно:
– Я в холле, верно, но насчет того, что чесала спину, врешь!.. И все придумываешь!
– Милая, – сказал я растроганно, – как же приятно видеть такую наивность!.. Забыла, что все пишется?.. Хочешь, отмотаю на тот момент, сделаю скрин и помещу в социальные сети?.. Или в коридоре Центра на Доску почета передовиков производства?
Она мгновенно вспыхнула яростью.
– Что?.. Я тебя тут же убью!
– А что такого? – спросил я невинно. – Все люди чешутся. Чего тут скрывать? Не понимаю… Ах да, забыл сказать, на этом переходном этапе от пещерных нравов к послепещерным доступ к тотальному просмотру только у меня. А охрана бдит только за входом, лестницей, коридорами… Теми местами, где все и так приосаниваются и подтягивают животы.
– Как же тебе повезло, – сказала она с тяжелым сарказмом. – Во всех туалетах камеры установил?
– Во всех, – подтвердил я. – А что такого? Не заметила, что теперь во всех фильмах главные герои время от времени заходят в туалет, писают и какают, выпучивая глазки от натуги?
Она передернула плечами.
– Омерзительно.
– Какая ты допещерная, – сказал я с сожалением. – А с виду вон какая… одни сиськи чего стоят!.. Это все делается для того, чтобы приучить народ, что в человеке нет ничего стыдного, чего нельзя показывать посторонним.
– А приличия?
– Пережиток, – отрезал я уверенно и нагло. – В каждом веке, даже в каждом отрезке времени свои пережитки, то бишь приличия. Даже на протяжении одной жизни меняются не по разу.
– Все равно ты свинья!
Я сказал успокаивающе:
– По крайней мере не стоит прятаться от проверяющих органов.
– Это ты проверяющий?
– Я консультирующий, – ответил я с достоинством. – Контролирующий. Да-да, контролирующий человечество на его трудном переходе из одной стадии в другую, потом быстро-быстро в третью, а затем уже с разгона прыжок в четвертую.
– А кто не успел, – съязвила она, – тот, как ты говоришь по-научному, опездол?
– Вот видишь, – сказал я довольно, – даже капитана контрразведки удается обучить научной терминологии!
Она сказала мечтательно:
– Как бы тебя придушить, гад?
– Пусть лучше увидят, – сказал я успокаивающе, – как ты какаешь, чем ворвутся к тебе ночью, выбив дверь, по подозрению в изготовлении в туалете биологического оружия. А заподозрить могут по утечке запахов… если забудешь смыть или очень уж мощно пукнешь.
Она сказала со злостью:
– Блин, и этот мир я защищаю? Или в самом деле чего-то недопонимаю?.. Давай собирайся. В шесть будет совещание высшего руководства.
Я спросил недовольно:
– А разве наш комитет по рискам не автономен?
– Автономен, – ответила она с неохотой, – но начальники отделов время от времени собираются на координацию своих действий.
– Собираются или их собирают? – спросил я. – Ладно, не отвечай. К шести буду. А так как шесть утра уже миновало, а до шести вечера еще семь часов…
– За тобой заехать? – предложила она. – А то у высоколобых бывают с памятью проблемы.
– Заезжай, – предложил я. – Заодно приведешь меня в форму.
– Чего-чего? – переспросила она. – А знаешь, что теперь называется сексуальным домогательством? Да еще с использованием служебного положения?
– Ладно, – сказал я, – тогда не заезжай.
Она подумала, сказала сердито:
– Как ты быстро сдаешься!.. Заеду, но сексуальное домогательство будет с моей стороны. Надеюсь, тебе стыдно будет подавать жалобу в комитет по защите животных?
– Ничуть, – заверил я. – Открытость и прозрачность общества предполагают, что в нашей жизни ничего не может быть стыдным. И чем мы высокодуховнее и законопослушнее, тем бесстыднее и безнравственнее.
Она сказала зло:
– Сейчас приеду и сразу убью! С порога.