Водитель вышел навстречу из роскошного лимузина и заученно распахнул заднюю дверь. Держится профессионально ровно и бесстрастно, но я уловил интерес в каждом взгляде и жесте, как-никак тоже цэрэушник под прикрытием.

Хотя в законе предписано им проводить операции только за рубежом, а внутри страны этим занимается ФБР, но кто этих законов придерживается в секретных службах, что потому и секретные?

Я опустился в неприлично роскошное кресло, что сразу приняло меня в свои объятия и намекнуло, что любые мои прихоти выполнит моментально и с радостью.

Водитель за пуленепробиваемым стеклом, но это больше для того, чтобы в салоне можно было вести переговоры, что не для чужих ушей, а также вон шторка, это на случай, если спутница застесняется оказывать интимные услуги при зрителе.

По обе стороны дороги плавно скользят красиво подсвеченные на фоне темного неба добротные каменные дома, перекрестки оснащены светофорами с добавочными функциями для слепых, инвалидов и понаехавших.

А еще замечаю множество видеокамер скрытого наблюдения, что не пропускают ни один участок улицы, а входы-выходы из магазинов, кафе и даже парикмахерских снимают обычно с двух-трех сторон.

Конечно, это наблюдение Старшего Брата не вписывается в концепцию демократии в классическом понимании, потому камеры установлены скрытно, простой народ не понимает, что понятие демократии тоже склонно меняться, применяясь к обстоятельствам, иначе не выживет и сама демократия.

Сейчас наступает новая фаза демократии, когда за всеми жителями постоянно наблюдает правительство, и только оно, а потом наступит тот вид демократии, когда каждый может наблюдать за каждым в любое время, и никого это не будет шокировать.

Автомобиль остановился перед металлической решеткой ворот, очень живописной, все под старину, столбы массивные, бронетранспортером не своротить, хотя тяжелым танком вроде «Арматы» вообще-то запросто.

Сам дворец в глубине ухоженного двора блистает праздничными огнями, роскошные автомобили гостей выстроились красивыми рядами на украшенной гирляндами из лампочек просторной стоянке, где легко могла бы разместиться бронетанковая армия.

Водитель живо выскочил из машины, проворно распахнул передо мной дверь.

– Сэр, – поинтересовался он вежливо, – вас ждать?

– А какие инструкции вам дал Дуайт?

Он ответил с заминкой:

– На ваше усмотрение.

– Тогда подождите, – велел я. – Не думаю, что задержусь здесь до утра.

Он поклонился.

– Сэр…

Я повернулся к дворцу, за спиной мягко хлопнула дверца. Все эти вечеринки и увеселения ночью, мелькнула мысль, какими бы ни были респектабельными, все равно прямо и недвусмысленно намекают, что это ночь, а ночью наши предки, охотящиеся днем на мамонтов, заползают в пещеру, а там на ощупь находят самок и совокупляются, кто какую сгребет.

Ночь снимает тормоза с наших древних инстинктов, и хотя на этих раутах никто не хватает женщин и не копулирует их на этом же месте, но эта как бы возможность витает в воздухе. Ее видишь в более откровенных улыбках женщин, что древнее нас, пещерное время у них все еще в крови, и в раскованных движениях, шуточках, взглядах.

Мы, самцы, тоже ведем себя смелее и напористее, и если не вдуть какой-то прямо здесь на рауте, выбрав укромный уголок, то и пришел зря, надо наверстать хотя бы чуть позже в ее пещере или в своей. Или где-то еще под пальмой или выворотнем в берлоге…

Так что, да, коитус мне предстоит, уклоняться подозрительно, для того и приглашен, не стоит ломать серьезным и почтенным людям отработанные и доведенные до ювелирного совершенства планы и приемы.

У входа в здание дежурят высокие и строго одетые охранники, я ожидал, что остановят и спросят хто и куды, но оба посмотрели на меня и поспешно отступили в стороны.

Похоже, знают, этот из России, а это значит – правый получит в рыло, левый в морду, а русский пойдет довольный, потому что у них в крови водка, драки и медведи.

Я подумал, что у следящих камер наверняка установлены программы по распознаванию лиц, а это значит, мои параметры уже перебросили в базу этого заведения, хотя все может быть и проще: кто-то смотрит в окно и говорит охранникам, вон у каждого за ухом приемник, кого впустить, а кого в шею.

Холл залит настолько ярким светом роскошных люстр, что уже только он способен создать праздничный настрой, а дальше вообще широко распахнуты двери в богатый зал с колоннами и барельефами на стенах.

Женщины улыбаются навстречу достаточно приветливо, некоторые настолько, что уже увидел в их глазах себя голым и в постели, чуточку струхнул, подумал сперва, что эти под кайфом, потом мелькнула мысль, что в самом деле могу выглядеть весьма, все-таки когда-то качался, а организм помнит, к чему я стремился, все еще наращивает мышечный объем.

Мужчины в элегантных смокингах и при бабочках, женщины все до единой с оголенными плечами, но все равно двух одинаковых платьев не вижу, эти существа даже в таком узком диапазоне ухитряются добиваться разнообразия.

Вот прошел мимо важный тип в смокинге, с бабочкой, белым цветком в нагрудном кармане, откуда у других выглядывает безукоризненно ровный накрахмаленный уголок белого платочка, а еще и с роскошным трехцветным бантом чуть ниже цветка. Ко всему прочему с обеих сторон шеи свисает до уровня живота что-то вроде белого полотенца, которое выбрасывают на ринг, признавая поражение своего бойца.

Женщина с ним, в платье солнечного цвета да еще в бисере до самого края подола, смотрится милой и приветливой, явно ее самец – некий крупный босс, а то и прямой начальник.

Я снял с подноса проходящего мимо официанта тонкостенный бокал с искрящимся шампанским, а в трех шагах раздался дружелюбный голос Дуайта:

– Дорогой Влад, рад вас видеть!

Я повернулся, Дуайт, в вечернем костюме от хорошего портного, улыбается приветливо, рядом с ним роскошная женщина, хотя здесь все роскошные, но у Дуайта особенно роскошная, вся словно из взбитых сливок, нежная, мягкая и призывно улыбающаяся.

Я поклонился, а он доверительно сказал спутнице:

– Изабель, позволь представить тебе доктора Влада из России. Он здесь по работе, потому не отпущу его ни на какие твои вечеринки!

Она тихонько засмеялась, мелодично и очень по-женски.

– Если он из России, то назло не послушается. Правда же, Влад?

Я ответил смиренно:

– Не послушался бы с огромным удовольствием, но я в самом деле по чрезвычайно важным вопросам. Так что человек подневольный.

Она спросила с недоверием:

– Вы подчинитесь какому-то там госдепу?

– Госдепу не подчинюсь, – заверил я, – но СовФеду, увы, обязан.

– Иначе расстреляют, – сказала она понимающе, – тогда да, приходится.

– В такой стране живем, – ответил я со вздохом. – Но вы не завидуйте так уж сильно, скоро и у вас так будет. Прогресс, знаете ли, остановить нельзя. Нас ведет, вас потащит.

Дуайт посмеивался, а Изабель сделала большие глаза.

– Хотите сказать, у вас власть лучше?

– А вы не знали? – изумился я. – Не переживайте, скоро наша модель общества будет целиком скопирована и в Америке.

Она надула губки, но такие женщины не могут долго даже прикидываться обиженными, тут же спросила хитреньким голоском:

– А по каким это вы чрезвычайно важным вопросам? Вы же такой молодой… Разве в России, где правит геронтократия, могут что-то поручить молодым?

– Вы правы, – ответил я. – Это я так пыжусь, стараясь в ваших глазах поднять свою значимость.

– Правда? Тогда зачем признаетесь?

– Вам да не признаться, – ответил я. – Вы женщина, с какой стороны на вас ни посмотри, не только изумительно красивая, но и умная.

– Ой, спасибо, хотя как-то…

– Быстро меня раскусите, – договорил я, – так что уж лучше сам храбро признаюсь!

Она засмеялась.

– Да, за такое отважное признание заслуживаете бонус.

Пока я делал вид, что пытаюсь понять, что за бонус меня ожидает и нельзя ли впердолить ей прямо здесь, затащив в укромный уголок, тут их должно быть много, хоть и все с видеокамерами, пишущими в 8К, в сторонке одна из женщин взглянула в нашу сторону, брови ее чуть приподнялись в изумлении.

Изабель весело хохочет и рассказывает что-то смешное, я больше слушал ее милый голос, чем слова, заметил, как та женщина что-то сказала своим спутникам и направилась к нам.

Чуть выше спутницы Дуайта, в откровенном платье, что хотя до самого полу, но скрывает меньше, чем супербикини, платиновая блондинка, как было модно в эпоху моей бабушки, в глаза бросается очень чистое и настолько артистически смоделированное лицо, словно над ним работали в компьютерной лаборатории.

Украшений почти никаких, не считая сережек, а так она сама украшение любого вечера, торжества или события.

– Изабель, – воскликнула она с некоторым изумлением.

Изабель повернулась с заученной улыбкой, но, когда увидела незнакомку, охнула, глаза расширились, обе бросились друг другу в объятия без всякой торжественности, словно вчерашние школьницы.

– Я тебя сто лет не видела!

– А я тебя двести!

– Ты как?

– Прекрасно, а ты?

Наконец Изабель спохватилась, повернулась ко мне с виноватой улыбкой на сияющем восторгом лице.

– Влад, простите, я с колледжа не виделась с Пайпер, она была моей лучшей подругой…

Пайпер вскрикнула в шутливом негодовании:

– Была?

– И осталась, – торопливо поправила себя Изабель. – Прости, Пайпи, я тебя так люблю! И мне так тебя недоставало…

Дуайт наблюдая за ними с насмешливым огоньком в глазах, наконец вмешался:

– Изабель, нам нужно еще представиться новому сенатору от Техаса. Пойдем, иначе программу не выполним.

Изабель торопливо поцеловала Пайпер в щеку, крикнула, увлекаемая за руку Дуайтом:

– Еще увидимся!

А Пайпер, бросив им вдогонку веселый взгляд, ухватила меня под руку и потребовала:

– А теперь быстро признавайтесь, кто вы и что вы? Учтите, Изабель всегда была моей самой-самой лучшей подругой! Из самых-самых. Я ее люблю и никому не дам обижать!

– Что вы меня так пугаете, – сказал я плаксиво. – Ну чем бы я успел ее обидеть?

– У вас какой-то северный акцент, – сказала она обвиняюще. – Вы не канадец? Южане слова растягивают, будто сливают мед из сот в широкий такой медный тазик, сама видела, те, кто живет в центральной части, будто вату жуют, а у вас каждое слово похоже на сосульку, пролежавшую миллион лет в Антарктиде.

– Я действительно с Севера, – признался я.

– Ой, правда?

– Что делать, – сказал я грустно, – и там люди как-то живут. Но мы тихие и мирные, как белые медведи в спячке… Хотя не знаю, впадают ли они в спячку, но в спячке никого не обижаем, клянусь. Кроме тюленей.

– Точно? – переспросила она. – А то она такая хрупкая и ранимая…

– И не тюлень, – поддакнул я. – А вы? По мне, так смотритесь еще нежнее.

– Я тоже хрупкая, – согласилась она, – но подруга есть подруга! Мы в колледже в одной комнате жили.

– И платьями менялись? – спросил я. – У вас фигуры почти-почти.

– Правда?.. Как вам мое новое платье?

– Очень красивое, – ответил я дипломатично.

Она довольно улыбнулась.

– О, вы еще мои трусики не видели!

– Чего-чего? – переспросил я, не веря своим ушам. – Вы их все еще носите?

Она засмеялась.

– Нет, конечно. Это так, шутка. Сейчас не то дикое время, когда их носили. Или у вас на Севере еще носят?

– Конечно, – заверил я. – Шерстяные. Чтоб потеплее. Когда едешь на олене, встречный ветер, бывает, поддувает даже снизу.

– Ой, – сказала она испуганно. – Какая жуть! Мне уже холодно.

– Готов согреть, – предложил я галантно. – Можно коньяк, можно моими объятиями.

Она спросила в нерешительности:

– А можно то и другое?

– Для вас готов на все, – сказал я решительно. – Даже, как Данко, вырвать сердце из груди и бросить к вашим ногам.

– Фу, – сказала она брезгливо, – это же такое противное, мокрое, в крови… Что значит мужчина! Все вы такие кровожадные. Вы меня не сожрете?

– Давайте проверим, – предложил я.

Она посмотрела на меня внимательно.

– Вы давно здесь? Уже наскучило? Или никого интересного не удалось подцепить?

– Уже наскучило, – заверил я. – А после того как увидел вас, понятно, хоть сто лет здесь проторчу или всю Америку обойду, все равно ничего более прекрасного не отыщу.

Она засмеялась, довольная и счастливая.

– Какой вы старомодно галантный.

– Такой уж…

– Или это снова входит в тренд? – поинтересовалась она озабоченно. – Не пропустить бы… Признайтесь! Вполне может, это так мило… Ну пойдемте, вдуете мне, я же вижу это в ваших глазах.

– Вообще-то я собирался впердолить, – сообщил я смущенно. – Что делать, северный народ, простой и простодушный, даже малость дикий.

– Ой, как это свежо!

– Мой отель почти рядом, – сообщил я. – Поедем, Пайпер?.. Ваша фамилия не Пирабо?.. А то какие-то ассоциации…

Она расхохоталась.

– Нет, я урожденная Вестширская, а это не какие-то там, как говаривала моя прабабушка. Хотя не понимаю, какое сейчас преимущество, лучше уж помалкивать, а то нетолерантно даже вспоминать, что наша семья владеет графским титулом.

– А самим графством?

Она взглянула несколько смущенно.

– Мы не называем его графством, это неприлично, но дедушка и сейчас не покидает наше родовое имение в Вестшире. И земли там, да, много.

Я взял ее под руку.

– Убегаем?

Она сказала нерешительно:

– Я не взяла телефон Изабель…

– У меня есть координаты Дуайта, – сообщил я. – А у него узнаем, и где ваша Изабель.

– Чудесно, – ответила она. – Тогда удираем отсюда.

Едва покинули здание, я помахал рукой в сторону стоянки. Лимузин бесшумно подкатил, элегантный и сверкающий в свете ярких электрических ламп.

Водитель выскочил, проворный и почтительный.

– Ну как, – спросил я, – быстро я?

Он посмотрел на мою женщину, сказал с огромным уважением:

– На моей памяти это рекорд… Во всех отношениях.

Я сам распахнул перед Пайпер дверцу, она быстро и проворно юркнула на сиденье, ничуть не удивившись роскоши салона, это значит, у самой автомобили не хуже, сказала с мелодичным смехом:

– О, у вас и здесь шампанское?

– Где? – спросил я. – Ух ты, не заметил… Кто бы подумал, откуда оно взялось?

Она таинственно засмеялась снова.

– А когда приедем ко мне, вы удивитесь, что у меня в спальне кровать?

– Может, – предложил я, – ко мне?